Текст книги "Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь"

Глава 21

Конец октября затянул город нещадным холодом. Потухло солнце. Исчезло за слоями непроглядной хмурости. Осень кружила над деревьями, безжалостно срывая с них ослабевшие разноцветные листья.

Природа готовилась к долгой спячке.

Слепые туманы, самозабвенные дожди, грязные улицы. Москва дышала сыростью. Влажный воздух тяжело втягивался, вытаптывая в легких вязкую дорожку.

Человек по своей натуре всегда восприимчив к метеопроцессам. Только Аравин зациклен на собственном полнолунии. Изнутри распирало от эмоций. В грудной клетке словно ветер сорвался. Бушевал и гудел, накаляя атмосферу. То снег шел, то светило солнце.

Два дня прошло. Не видел ее. Не слышал ее. Рука дрожала на телефоне.

Стася – единственный сон в его тоталитарной Вселенной. Она не отпускала.

Еще пятьдесят восемь часов назад Аравин пытался разлюбить Сладкову. Заморозить и похоронить внутри своего безумного сердца все непрошеные чувства. Но затем… произошло обострение болезни. Сбивающий с ног рецидив.

Высокая скорость. Странные по своей силе эмоции, которые невозможно просто игнорировать. Они свергали на своем пути все остальное. Раньше считал, что обладает исключительным иммунитетом против подобного. Несокрушимо шагал против толпы. А потом в один вдох мощный удар, словно взрывная волна… и он на лопатках.

В этот момент стерлись все дороги, ведущие назад. Точка невозврата пройдена.

Реальность вырвала его из бесконечных раздумий дуновением едкого ветерка. Не переставая наматывать бинты на руки, словно в замедленной съемке наблюдал за приближением Стаси. Напряженно, с резким уколом в сердце принял ее счастливый взгляд. Грудную клетку резко сдавило. Тело налилось тяжестью. Пульс побежал быстрее.

Эта реакция никогда не перекипит. Сладкова – самое вечное в его жизни.

– Доброе утро! – громко поздоровалась Стася.

Отозвались Натаныч и несколько других спортсменов. Но взгляд девушки был прикован только к Аравину. Отодвинула в сторону тот факт, что он ей не ответил.

Скучала по возможности видеть Егора в родной для него стихии. До боли в глазах гармоничная картинка. Мир бокса – это единственное, чему Аравин принадлежал бесспорно.

Сглотнув вставший в горле ком, Стася медленно повела глазами по рельефному телу спортсмена. Каждый мускул доведен до непревзойденного совершенства упорным трудом. Она могла только догадываться, сколько мышечной боли и бесконечных усилий предшествовало этой божественной красоте мужского тела. Выступающие дельты, четкие грудные мышцы и крепкие бицепсы. Ярко выраженные кубики пресса. Стальная V-линия, уходящая за пояс черно-белых боксерских шорт. За всем этим стояли титаническая сила и несгибаемая выдержка.

Веки Стаси потяжелели, в их движениях появилась непроизвольная томность. Она будто вмиг опьянела. Потеряла голову.

– Как дела? – голос ниже обычного, дыхание прерывистое. Она смутилась от этого. Щеки порозовели. Прочистила горло. Попыталась не высекать глазами на его гранитном теле влюбленные узоры.

– Твоими молитвами, Сладкая.

Аравин в противовес ей стоял абсолютно спокойный. Взглянул на нее мельком, и дальше занимался своими бинтами. Может, это и правильно. Кто-то должен был уравновешивать их взаимоотношения. Но, наперекор трезвому мышлению, в груди у Стаси закопошилась горечь. Готовилась к подобному приему. И все равно стало неприятно. Взгляд Егора способен заморозить океаны.

Некоторое время молча наблюдала, как он отработанными движениями быстро зашнуровывал боксерскую перчатку на левой руке.

– Баба Шура передала для тебя творожную запеканку.

– Потом.

– Ясное дело, – буркнула Стася, поправляя на плече ремни спортивной сумки. – Слушай, эм-м… у Гриши сегодня выходной… ты сможешь меня потом подвезти? – спросила и затаила дыхание в ожидании ответа.

Не отдавая отчета своим действиям, взволнованно впилась зубами во внутреннюю сторону нижней губы.

– Отвезу.

– Отлично, – выдохнула с долей облегчения. Не задумываясь, протянула руки, чтобы зашнуровать Егору правую перчатку. Мышцы на его лице заиграли, когда он шумно втянул в себя воздух и сильнее стиснул челюсти.

Вопреки застывшей внутри грусти, Стася нашла в себе силы улыбнуться ему.

Взгляд Аравина потяжелел. Наполнился эмоциями.

Хорошо, что Сладкова не могла отследить направление его мыслей. Честно говоря, Егор и сам до конца не мог отсеять все, что она в нем порождала. Он задержал дыхание, когда ее красивые невинные глаза восторженно коснулись его лица. Стася плавила его. Не прикасаясь, воздействовала на все его рецепторы. Часть его любила эти ощущения. Но другая часть – ненавидела за слабость.

Ее голос сегодня другой. Она менялась вместе с тем, как менялись их отношения. Стася открывалась, подобно бутону. Медленно, но неизбежно. И так же неизбежно это вызывало колебания в системе его равновесия.

Взгляд Егора неудержимо следовал к ее улыбающимся губам, и каждый раз ему приходилось заставлять себя дышать. Если бы это было возможно, он бы смотрел на Стасю бесконечно.

Но так как Сладкова постоянно давила на газ, он должен был стать тем звеном, что контролирует скорость.

– Спасибо, – сухо поблагодарил Егор, когда девушка закончила, и отошел.

Последующие два часа Стася убеждала себя, что ей не из-за чего чувствовать себя отверженной. Они с Аравиным тренировались в разных концах зала, и она старалась не смотреть в его сторону. Задетое самолюбие подталкивало к сосредоточенной работе у груши. Ей было сложно. Рассеянные мысли расплывались в голове. Но каждый удар уверенный и сильный. От долгой напряженной работы все мышцы болезненно сопротивлялись нагрузке. Но почему-то даже эта боль не отвлекала от мыслей о Егоре.

Аравин покорял этот мир, не утруждая себя отдавать что-либо взамен. Воспринимал свой чемпионский титул как должное. Самые сильные боксеры всего света падали у его ног, будто срубленные деревья. А на лице Егора ни единый мускул не дрогнул.

Но Стасе он сказал: «…мое долбаное сердце разрывается от чертовых эмоций каждый раз, когда ты рядом…».

Она четко помнила интонацию, что Аравин вложил в эту фразу, и ее внутренности до сих пор сворачивало от этих воспоминаний.

За свою недолгую жизнь Стася вытерпела столько душевной, а порой и физической боли, что уже и не вспомнит всего. Но с Егором все по-другому стало. Что бы он ей ни говорил, воспринималось иначе. Будто они разговаривали на другом, никем более не изученном языке.

С ним земли не касалась. На сотые доли сантиметров парила над поверхностью. У сердца словно крылья вырастали, оно восторженно трепыхалось, щекоча изнутри грудную клетку и посылая покалывающие импульсы по всему телу.

Стася понимала, что имеет определенную меру воздействия на Аравина. Непостижимым разуму образом она ощущала, как их чувства сталкиваются в воздухе. Врезаются друг в друга, создавая плотную энергетическую массу вокруг них. А у чувств есть непреоборимая сила.

Тем не менее, Стася не пыталась преследовать Егора. Не стремилась к столь ущербным отношениям. Он мужчина. Оставляла за ним право выбора.

– Сладкова? – Девушка резко обернулась на голос Романа Натаныча. – На ринг!

Проследив взглядом за рукой тренера, внутренне встрепенулась. Усталость как рукой сняло. Все органы чувств сфокусировались на неторопливо вышагивающем по помосту ринга Аравине. Сердце заработало с опасными перебоями. Сейчас близость Егора немного пугала. Это он являлся истинным богом хладнокровия, а ей очень трудно сдерживать лихорадочное волнение.

Шла к рингу с видимой неохотой. Щукин вежливо попросил ее поторопиться, но Стася никак не отреагировала на этот призыв. В ее ушах будто зазвучала грустная мелодия, и она вся упивалась ею. Упрямо поджимая губы, в ожидании очередного сердечного потрясения, несла свое тело все так же бережно.

На нее стали странно поглядывать закончившие свою тренировку и направляющиеся в раздевалку спарринг-партнеры Аравина. Но ей было безразлично.

Медленно перемахнув через ограждения, Стася застыла в своем углу ринга.

Лицо горело, волосы влажными завитками касались лица. А несколько потных дорожек исследовали сведенные напряжением мышцы. Не самый привлекательный вид, чтобы предстать перед любимым мужчиной. Но это было абсолютно нормальным явлением для спортзала, если ты работаешь в полную силу.

– Начинай, – поманил Аравин рукой. Он снял перчатки и оставался только с намотанными на кисти белыми бинтами.

Машинально выставив впереди себя согнутые в локтях руки, Стася плавно приблизилась. Набрала в грудь побольше воздуха и с затаенной опаской встретилась с Егором глазами. И он поразил ее. Его взгляд, не прикрытый холодом и безразличием. Интенсивный и опаляющий ответными эмоциями. Сладкову захлестнула жаркая волна. Весь воздух из легких вышел.

На уровне инстинктов она словно физически ощутила возбуждение Егора. И ее тело отозвалось. Внутри нее рождался сильный по своей природе ответный импульс.

Приятнейшие ощущения. Сумасшедшие и слегка пугающие. Ее неосознанный выбор. Она была готова пойти за ним.

Внутри восстали едва утрясшиеся после поцелуя переживания. И они несли не просто ретроспективный[12]12
  Ретроспектива (от лат. retrospectare – взгляд назад) – взгляд в прошлое.


[Закрыть] характер. Они имели реальную подпитку.

Раньше она не думала, что любовь такая сладкая. Такая терпкая. Всепоглощающая.

Аравин стал центром ее Вселенной. Небесным Царем. Одним только взглядом он менял ее настроение. И Стасю это заключение окончательно расстроило.

Выбросила вперед левую руку, решив начинать с того, что обычно лучше всего срабатывает. Но Егор без особых усилий поймал ее перчатку в широкую ладонь и недовольно свел брови на переносице. Сладкова атаковала еще раз, делая ставку на правый джеб. Закружила вокруг Аравина. Дыхание сбилось от прилагаемых усилий, но Егор легко блокировал все попытки ее наступления.

– Слабо. Медленно. Неуверенно, – холодно констатировал он.

Тепло схлынуло с тела Стаси. Аравин будто затушил разожженный им же костер. Она скрипнула зубами и выпалила:

– Я стараюсь!

– Значит, плохо стараешься, – твердым голосом сказал Аравин.

В ответ девушка стрельнула в него сердитым взглядом.

Что-то обрывалось в груди Егора. Он не мог оторвать от Стаси взгляда. Одержимо скользил им вдоль ее тела. Надолго замирал в тех местах, которых хотел бы коснуться. Их было много.

Ее голый живот – самая сильная слабость Аравина. Он и сам не понимал, почему так сходил с ума именно от этой части ее тела. Но что-то в ней было лично для него. Эту бархатную плоскость со слабовыраженными мышцами ему нестерпимо хотелось покрыть миллионом мелких влажных поцелуев. Прикусывая местами кожу, зализывая и дуя, срывать с ее сладких губ рваные стоны.

Он, на х*й, окончательно слетел с катушек!

Аравин не мог сконцентрироваться! Ему, бл*дь, просто перекрывало дыхание. Стася сбивала все настройки. Жизненно важные приборы рядом с ней барахлили. Оставался в пределах своего личного пространства только потому, что в зале еще сновали люди.

– Нормально, – авторитетно заявил Щукин. И Егору пришлось напрягать мозги, чтобы вернуться к смыслу их разговора. – Не жди, что она ударит, как Прохоров. Кстати, он Стасю в прошлый раз похвалил.

Аравин с силой стиснул челюсти и посмотрел на Натаныча, свирепым взглядом еще раз показывая все, что он об этом думает. В это же мгновение перчатка Стаси врезалась в его нижнюю челюсть. Застигнутый врасплох боксер по инерции сделал шаг назад, но быстро вернулся на прежнюю позицию. Хмуро уставился в растерянное лицо Сладковой.

Она вздрогнула. Нерешительно повела плечами. Когда заговорила, в голосе послышались оборонительные нотки:

– Ты отвлекся. Это непозволительно. Непрофессионально. Неспортивно.

Щукин бы разразился смехом, если бы не имел точного представления, что творится внутри Егора. Нервно сцепил руки, лежащие поверх канатов, и прижался к ним губами. Настороженно взирал на ринг. Когда Сладкова с Аравиным оказывались там вместе, бокс переставал быть спортивным единоборством. Это становилось борьбой характеров. Поединком чувств.

Аравин отрешенно прикоснулся к месту удара. Безразлично отметил кровь на пальцах и, прищурившись, слизал ее с нижней губы. Прохоров, присвистывая, выразился бы конкретно и пошло. Щукин же, протяжно выдыхая, про себя заметил, что Аравин собирался сожрать девчонку. А юное дарование, по ходу, вошло в раж.

– Музыкальное сопровождение, пожалуйста! – прокричала она. – Финальную из «Рокки»!

Немногочисленные присутствующие в зале неестественно застыли. Глаза Егора недобро блеснули.

– Девочка, да ты тщеславна! – весело прокричал Прохоров в повисшей тишине. Двумя секундами позже включил на смартфоне требуемый Стасей трек.

Она благодарно ему улыбнулась.

– Трудно быть скромным, будучи таким великим, как я, – процитировала девушка.

– Стася… – предостерегающе окликнул Егор.

– Походит на настоящий стеб, малышка, – с притворным осуждением сказал Прохоров.

– Не читаешь ты, Дима, классиков! Это слова Али. И, кстати…

Успела только коротко взвизгнуть, когда Егор подхватил ее под колени и бесцеремонно закинул на плечо. Их липкая от пота кожа соприкоснулась, немыслимым образом раздражая все имеющиеся в ее теле нервные окончания. По Стасиной спине стремительной волной прокатилась дикая дрожь, и она моментально застыла, стараясь контролировать свое волнение. Девушка едва заметила, как Аравин перешагнул канаты. На глазах у оторопелого тренера и притихших товарищей он нес ее в раздевалку.

Широкий шаг. Резкий поток воздуха. Негромкий стук закрываемой двери.

У Стаси закружилась голова, а перед глазами поплыло, когда она снова коснулась ногами твердой поверхности.

– Ну, продолжай, принцесса моя некоронованная! – настойчиво потребовал Аравин, неотрывно глядя на Стасю.

А у нее в груди все задрожало. Глаза защипало от резкой смены эмоций.

– Не хочу! – мотнула головой так сильно, что коса улетела за спину. – Ты мне настроение испортил.

– Надо же, – процедил Егор сквозь плотно сжатые зубы. – Это я тебе настроение испортил? Девочка моя, не х*й есть мне мозг! Хочу. Не хочу. Это тебе не школьный драмкружок, бл*дь! Все имеет свои последствия.

– Уйди с дороги! – потребовала сердито. Лихорадочно стянула с рук перчатки, раздражая запястья резким трением. – Отойди!

– Считаешь, что все настолько просто, мелкая? – грубо спросил Аравин. Тело Стаси натянулось, словно струна. Окаменело под его тяжелым взглядом. – Чего ты, мать твою, добиваешься? Ты понимаешь, Сладкая, что сейчас, бл*дь, все по-другому?

Аравин с трудом сглотнул и выдохнул. По позвоночнику спустилась жаркая волна. Стася делала его слабым. Она делала его уязвимым. Она заставляла его желать то, чего у него никогда не будет. С каждым разом что-то неизбежно ломалось внутри него. Он не хотел трансформироваться, но уже не мог это остановить.

– Понимаю… Больше, чем ты думаешь, – порывисто зашептала Стася. – Я не хочу играть на твоих нервах. Это не моя вина, – качала она головой. – Не моя. На самом деле я даже не знаю, как так получается.

И дураку известно, что любое действие рождает противодействие. Это закон физики. Это закон природы. И виноватых здесь не могло быть. Потому что каждый из них справлялся с обрушившимися на плечи переживаниями, как мог.

Несколько секунд, пока Егор пытался заблокировать поток давящих его изнутри эмоций, они сверлили друг друга глазами. Время замедлило свой ход. Напряжение в его теле сковывало натруженные мышцы, только он все равно не ощущал физической боли.

Аравин следил глазами за тем, как потные дорожки очерчивают контуры Стасиного совершенного тела, и понимал, что больше не выдержит подобного. Хоть завтра он улетал на пять месяцев в Америку, нечего больше оттягивать необходимое решение.

– Вернешься в свой юношеский спортклуб. Я тренеру позвоню. Будешь спарринговаться с девушками.

На глазах у Стаси выступили бессильные слезы.

– Что ты за человек такой? – с обидой прошептала она. – Почему ты такой?

– Что искала, то нашла.

Сладкова обреченно вздохнула и качнула головой, отгоняя затопившую ее грусть.

– Разве ты не понимаешь, что мне трудно?.. С тобой рядом трудно…

Горечь продуцировала в ее грудной клетке ядовитые эмоции. Подкашивала самообладание. Не осталось сил что-либо говорить. Распахнув свой шкафчик, Стася одним махом смела в сумку вещи и накинула на голые плечи куртку.

– Стой на месте.

Сладковой хотелось чертыхаться, потому что сила в голосе Аравина действительно остановила ее. Она вскинула на него глаза в молчаливом раздражении.

«Дыши… Дыши…», – приказывала себе мысленно.

Куртка полетела на пол, когда Аравин без особых усилий поднял девушку на руки. На этот раз не по-варварски. Классическим способом, лицом к себе. Появилась в его движениях неизъяснимая нежность. И сердце Стаси опрометчиво застучало сильнее. Его обжигающе теплые руки – это то самое место, где она могла бы находиться вечность.

«Боже…»

Аравин внес ее в душевую. Плотно закрыл двери. Опустив на кафельный пол, потянулся к выключателю. Очертания помещения утонули в полумраке, и из груди Стаси вырвалось тяжелое дыхание. Каждой частичкой своего тела она чувствовала пристальный взгляд Аравина. Кожа девушки планомерно налилась теплом, словно ее коснулись солнечные лучи.

Стася собиралась спросить Егора, что он делает, но не успела. Он мягко впихнул ее под распылитель. Прохладная вода проворно побежала по разгоряченному телу, и Стася задрожала. Двинулась вперед, в попытке избежать насильственного купания. Но Аравин не пустил, шагнул к ней, полностью загораживая собой узкий проход.

Вода с каждой секундой становилась теплее, только Стася этого будто не замечала. Дрожала. Опустив тяжелые веки, внезапно ощутила тепло его губ на левой щеке.

Широко распахнув глаза, в полутьме старалась разглядеть выражение лица Егора. Он, не мигая, смотрел на нее. Мягкие потоки воды лениво скользили по его телу, и Стася завороженно впитывала в себя этот чувственный момент. Сможет ли она точно изобразить его кистью?

Рука Егора неспешно поднялась и потянулась к ее груди. Затаив дыхание, Стася боролась с внутренними сомнениями, но не шевелилась. Когда же его рука достигла своей настоящей цели, девушка испытала странное разочарование. Живот наполнился теми пресловутыми порхающими существами, когда Аравин, лишь слегка задевая ее грудь костяшками своих пальцев, осторожно стянул резинку с косы и аккуратно стал распускать спутанные волосы.

Плавные движения. Тягучие секунды. Смешанное учащенное дыхание.

Наконец, Егор просунул руки под ее волосы и, расправляя пальцами мокрые пряди, подставил их теплым струям. Стасина любовь под влиянием его ласки, словно губка от контакта с водой, потяжелела, увеличилась в размерах. Переполнила девушку и вырвалась наружу.

– Хочу летать, – шепнула она, закрывая глаза.

Дрожь на вдохе. Дрожь на выдохе.

– Полетели, – прижался к ее распахнутым губам.

Сумасшедшие импульсы пронеслись сверху вниз вдоль Стасиного тела. Теряя всякую связь с внешним миром, она сдавленно застонала.

Аравин остановился.

Тяжело сглотнул. А затем, скользнув руками по девичьей спине, резко прижал Стасю к себе. Воздух с шипением вышел из его легких, когда полуголое влажное тело Стаси соприкоснулось с его оголенным торсом. С его незащищенным сердцем.

Пожар в душе Аравина распространялся. Фееричные эмоции охватили каждую чертову клетку тела.

Стася плавно переместилась в его руках и заключила в свои ладони его лицо. Перехватывая талию Стаси одной рукой, вторую поднял к ее затылку. Протолкнул ей в рот язык. Горячая волна хлестнула спину Егора, когда Стася с готовностью обхватила его язык своими губами и мягко всосала внутрь.

«Отпусти ее».

«Отпусти ее».

«Отпусти ее!»

Но он не мог.

Эмоции внутри него модулировали с безумной скоростью и расцеплялись на миллионы квантов. Сердце, переполненное мечтами и желанием, интенсивно грохотало о грудную клетку. Он был готов сгореть дотла.

Губы Стаси дрожали от его хищных несдержанных ласк, но она не шла на попятную. Принимала его. Слизывала след от своего удара, заставляла кровь в жилах Аравина закипать.

Еще Сократ сказал, что пламя распаляется ветром, а желание – близостью. Чувства эволюционировали, формируя из них других людей.

Горошины ее затвердевших сосков через тонкую ткань. Сумасшедшее сердцебиение. Затрудненное дыхание. Беспорядочные полустоны-полувыдохи. Стася улетала за опасный рубеж.

Аравин должен был удержать ее, наступая на горло собственному желанию.

Отстранился. С особым трепетом заправляя пряди мокрых волос ей за уши, прислонился к ее лбу.

– Ты вообще понимаешь, что происходит? – хрипло спросил он. Она не могла ответить. Губы перестали слушаться. – Понимаешь? – с нажимом требовал ответа Аравин.

– Да, – тяжело выдохнула девушка, часто моргая тяжелыми от влаги ресницами. – Ты заболеваешь мной. И я болею. Страшно болею, Егор, – горячо призналась она. – Скажи, как приглушить эти эмоции? – неожиданно попросила она. И ему почему-то оказалось больно это слышать. – Научи…

Ей в действительности становилось страшно от силы своих чувств. Они, будто тлеющие угли, разгорались и вспыхивали с малейшим притоком кислорода.

– Не могу, – напряженно качнул головой Аравин.

– Почему?

– Потому что не получается. Как бы ни хотел. Эта болезнь… она – как некая чума. Ломает. Лихорадит. Разрывает в клочья. И нельзя это остановить. – Ее сердце разлетелось на порхающие частички. Заполнило собой тесную душевую. – Нужно только переболеть.

– Переболеть? – рассеянно переспросила она. – А если это невозможно? Если это неизлечимо? Что, если это… – понизила голос до еле слышного, тонущего в шуме воды шепота, – навсегда?

Но Егор ее услышал. Не выпуская Стасю из своих рук, запрокинул голову вверх, подставляя скованные эмоциями мускулы под теплые струи воды.

Затем легонько толкнул девушку ближе к стене. Туда, где вода их больше не достигала. Плотным паром скрывала от остального мира.

Подставляя ладони под спину Стаси, чтобы не касалась холодного кафеля, посмотрел на девушку долгим взглядом.

– Тогда умрем в один день, – этими словами замкнул невидимый круг вокруг них.

Существовали вещи, о которых говорить нельзя. Потому что слово и есть поступок. Только иногда невозможно молчать. Аравин сказал то, что и сам впервые услышал.

– Мне страшно, – призналась Стася.

– Ничего не бойся. Я всегда закрою тебя.

– От чего?

– От всего.

Вопреки собственному благополучию. Вразрез с персональными интересами.

* * *

– А-а-а… – низко завопил Прохоров в душевой. – Бл*дь, вы что, всю горячую воду спустили? – Аравин никак не отреагировал на этот вопрос. Едва уловимо морщась, стал под поток холодной воды. – Нормально! Твою мать, как же холодно! И ладно бы по делу! Но, судя, бл*дь, по тому, что я, к собственному несчастью, вижу, облегчения ты не получил.

Аравин впервые не разделся в душе донага. Мокрые шорты слабо скрывали его сексуальное напряжение.

– Иди на х**, Прохоров… Серьезно, бл*дь, не лезь под руку! Заткнись.

Аравин резким движением намыливался. Ему, в отличие от Димки, температура воды как раз подходила. Остужала.

– Так, о чем вы так долго говорили? К чему пришли?

– Отъ**ись, сказал, – процедил Егор. На самом деле он уже начинал привыкать к постоянному трепу Прохорова.

– Значит, душевного разговора не будет? Понял. – Закончив намыливаться, Димка снова стал под воду, и тут же заорал: – С*ка! Это невыносимо!

Неожиданно для самого себя Аравин, запрокидывая голову, хрипло рассмеялся. На душе в момент так легко стало.

– Не думал, что ты такая неженка, Прохоров.

– Ну да, куда мне до тебя! – сплевывая воду, ответил Димка. – Ты у нас суровый, как зверь в полнолуние. А я так. Незамысловатый и надежный, как табуретка.

– Я запомню.

* * *

Ну и где находился тот самый пресловутый баланс, когда Аравин ощущал только бескрайнюю зависимость от Сладковой? Любил ее странным и особенным способом. Хотя, что он вообще знал о подобных чувствах? Стася досталась ему без инструкции и ярлыков. Действовал с ней исключительно на базе инстинктов. Опасность маячила рядом с ними. Но, не имея силы остановиться, они шагали по зыбучему песку все дальше и дальше.

Аравину бы хотелось взять на себя все риски и уйти вместе со Стасей в далекий офшор. Вот только это было невозможно.

Прощались. На улице упрямо задерживался белый день, поэтому сохраняли формальную дистанцию. Стася, понурив голову, съежилась на качелях. Егор стоял неподалеку. Запустил руки в карманы брюк. Властным взглядом застопорился на своей девочке. Она молчала, периодически тихо вздыхая. А Егор следил за тем, как облачка пара покидают ее алые губы, как трепещут длинные ресницы, как капризный ветер играет с ее распущенными волосами.

Бл*дь, да он попросту… любовался. А ведь никогда не использовал таких выражений. Не было в лексиконе. Сейчас же откуда-то брались подобные ванильные термины.

Изломанные щиты падали. Трогало душу.

Аравин цеплялся за свое псевдоравновесие. Только Стася давно жила в каждом ударе его пульса.

«Бл*дь, как же все сложно!»

Вытащил из кармана сигареты и закурил. Пару раз глубоко затянулся, не глядя в ее сторону, и снова направил цепкий взгляд на девушку.

Выдохнул облако дыма.

– Стася? – позвал ее решительным тоном.

– Что? – удрученно отозвалась Сладкова, поднимая глаза.

– Согласишься, уже не отпущу, – твердо заверил Егор, и мурашки разбежались по коже девушки.

– Не отпускай, – быстро ответила она.

– Мать вашу… – прошипел Аравин. – Это же не борьба характеров! Это твоя жизнь, понимаешь?

– Понимаю, – невозмутимо согласилась Стася. Придавила его долгим взглядом. У него же научилась. – Я знаю, что чувствую.

Аравин исчерпал лимит своего самообладания. Он хотел ее больше всего на свете!

Жизнь, с*ка, подбрасывала новые и новые испытания. В последнее время он принимал так много решений касательно своей Сладкой Занозы, и все менял досрочно. Но сейчас, высказывая Стасе то, что давно таилось в сознании, предупреждал ее в последний раз:

– Если к тому моменту, как вернусь, все останется в силе между нами – будут отношения в полном объеме.

Сам Аравин не нуждался в подобного рода проверках.

Уже сейчас уверен в себе. Готов любить ее до седых волосков. До глубоких морщинок. До вековой слабости.

Но Стасе давал отсрочку. Хотел, чтобы приняла решение осознанно.

Она молчала. Стискивая дрожащими руками прутья качелей, переваривала его слова. Коллапсирующее сердце зажало в невидимые тиски. На одно долгое мгновение Стасе показалось, что она больше не в состоянии сделать ни единого крохотного вздоха.

Но пару секунд спустя ее тело постепенно отмерло. Маленький вдох. Кроткое сердцебиение. Еще вдох. Еще. И понеслось! Сердце заколотилось в безумном стремлении выпрыгнуть из груди.

Способность говорить возвратилась, только Сладкова все равно не хотела делать уточнений и без того емкой фразы Аравина. Они поняли друг друга. Дальнейшее углубление могло все испортить, поэтому она молчала.

– Иди в дом, Стася. Я завтра наберу.

– Нет.

– Нет?

– Попрощайся нормально, – поднялась и подошла к Егору.

– Что в твоем понимании нормальное прощание, Сладкая?

Аравин неторопливо затянулся, рассчитывая, что планомерность этого действия, как обычно, вернет его голову на место. Ему бы выколоть себе глаза, чтобы не видеть, как ее щеки заливаются ярким румянцем, а губы растягивает улыбка. Пульс молниеносно среагировал на ее естественное смущение.

«Черт, Стася…»

Егор буквально окаменел, когда девушка уперлась руками ему в грудь. Потянулась на носочках и легко поцеловала в губы. Короткий момент, но его сердце успело пропустить нужные удары.

Стася отстранилась. Развернувшись, зашагала в сторону дома. А у Аравина внутри все затрещало. Болезненными тисками пережало внутренности. Недокуренная сигарета выпала из ослабевших пальцев.

Он, бл*дь, абсолютно не готов расстаться со Стасей! Нестерпимо захотелось окликнуть ее. Но горло сдавила проклятая гордость, и Егор неподвижно застыл у края своей чертовой стойкости.

С каждым Стасиным шагом, с каждым отдалением от него… сердце Аравина распадалось на куски.

Внезапно девушка резко обернулась. Обожгла распахнутую душу Егора переливчатым смехом. Только вот отчетливо сквозила в нем невысказанная грусть.

Аравин не успел собрать себя в единое целое, как Стася уже бежала к нему. Нырнула руками под расстегнутую куртку. Крепко обняла, слепо прижимаясь губами к его шее. А потом… расплакалась.

Удушающий ком сдавил горло Аравина. Стася вывернула его наизнанку. Содрала защитную оболочку.

Ему не следовало любить ее. Но он любил.

Обнял Стасю в ответ. Провел рукой по волосам в успокаивающем движении.

– Не плачь.

– Я не плачу, – всхлипывая, отвечала девушка.

Слезы Стаси всегда странным образом воздействовали на него. Они останавливали все его мысли и действия. Но сегодня особенно тяжело от ее рыданий.

– Бл*дь, не плачь, Сладкая, – не задумываясь, растирал ее спину ладонями. Прижимался губами к волосам. А она отчаянно цеплялась за него и продолжала плакать. – Я прошу тебя, не плачь.

– Я не плачу, – судорожно вдыхая холодный воздух, пыталась задержать дыхание. Остановить поток слез. – Я не плачу. Я скучаю по тебе, – дрожь прошлась по спине Егора. – Я так сильно скучаю! – горячее дыхание Стаси сквозь мокрую футболку опалило его грудь.

– Уже?

– Прям с этой секунды.

– Я вернусь.

– Обещай, что будешь звонить и писать каждый день? – тесно прижималась подрагивающими губами к его ключице. Впитывала в себя его божественный аромат.

– Обещаю.

Приподнимая лицо Стаси руками, скрепил клятву крепким поцелуем. Дыхания не хватало, пока судорожно цеплялись губами. Потребность в близости пересиливала все разумные мысли. Губы Стаси – соленые от слез, но все такие же вкусные для него.

Не представлял, как выдержит пять месяцев без нее.

Хотелось начать этот день заново, и снова пережить все эти ощущения. И плохие. И хорошие.

Со Стасей ему было сложно. Но без нее вообще невыносимо.

Сбавляя обороты, Аравин скользнул губами к ее щеке. Остановился. Тяжело втягивая воздух в легкие и призывая всю свою хваленую выдержку к обороне. Защите Стаси от себя.

– Твой запах… хочу его на своей коже, – прямолинейно прохрипел ей на ухо.

Девушка судорожно вздохнула и обняла его до невозможности крепко. Горячее тепло ее дыхания устойчиво обдало лаской его шею.

Она бегло поцеловала его подбородок. Уголок раненой губы. Скулу. Губы.

– Я люблю тебя, – порывисто выдохнула его Сладкая Заноза. – Помни об этом.

А потом она ушла.

И внутри Аравина опять туда-сюда забродили тени. Снова заскулил ненасытный зверь. Кто-то накрутил шкалу его чувств еще выше. Между ним и Стасей словно невидимая нить протянулась.

Она была его. А он ее. Но они не являлись единым целым.