Текст книги "Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь"

– Ну, етить-колотить, вся семья непутевая!

Девушка слегка поморщилась под изучающим взглядом Александры Михайловны. Как трудно давалась ложь. Ей было стыдно обманывать бабу Шуру. Ведь уже вторую неделю она ходила в секцию бокса.

Об этом знал только Гриша, который возил ее в спортивную школу. Рассказала, так как секции гимнастики и бокса находились в разных корпусах. Парень посмеивался над ней и беззлобно шутил каждый раз, когда она едва волочила ноги после тренировки. Только в спортзале Стася осознала, насколько хилая. Тренер сказал, что ей нужно здорово поработать, чтобы развить хотя бы среднюю физическую выносливость, необходимую на ринге. Нет, она не стремилась в большой спорт. Занятия боксом помогали ей лучше представить, чем живет Аравин. И каким бы странным это ни казалось, так она чувствовала себя ближе к нему.

Аравин как всегда равнодушно отреагировал на новость. Гимнастика, так гимнастика. Нормальное занятие для девчонки. Только поведение Стаси показалось ему сейчас неестественным. Она явно стушевалась под взглядом бабы Шуры.

Александра Михайловна этого не заметила. Она как раз поднялась к плите. Стояла спиной к столу и накладывала в овальное блюдо налистники со сладким творогом.

Либо девчонке не нравилась гимнастика… Либо она туда не ходила…

От последней догадки сердце невольно дрогнуло.

«Тогда куда она ходит?»

Егор уперся в нее взглядом.

И чем дольше он смотрел на Стасю, тем больше она выдавала себя. Отводила взгляд в сторону. Старательно поправляла скатерть около себя. Смахивала несуществующие пылинки с золотистой водолазки.

Но долго Стася не выдержала его обличительного взгляда. Возмущенно вскинула ладони вверх и спросила одними губами: «Что?».

– Ты врешь, – уверенно и тихо сказал он, выжигая этими словами воздух вокруг них.

Девчонка покраснела, еще больше подтверждая его догадку. Но ответить не успела. Баба Шура вернулась к столу.

– А кто Стасю возит на гимнастику? – на последнем слове акцент и едкая усмешка. Но больше всего Стасю разозлило то, что вопрос задан Александре Михайловне, как будто ее здесь нет.

Она послала Аравину убийственный взгляд. На который он, естественно, и бровью не повел.

– Дак Гришка, кто еще? – простодушно ответила баба Шура.

Остаток застолья прошел в еще более напряжённой обстановке. Говорила преимущественно баба Шура. А Егор все сверлил Стасю взглядом. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда трапеза закончилась.

– Ты говорила, у тебя ко мне серьезный разговор, – напомнил Аравин бабушке, поднимаясь.

Чтобы хоть чем-то себя занять, Стася начала собирать грязную посуду со стола.

– Да. Я в начале мая на койку ложусь. Нужно прокапаться. Нинка съездит к дочке в Киев, и лягу. Она обещала за Стасей присмотреть. – Аравина говорила размеренно и гладко. Поэтому ее слова не вызывали у Стаси никакого опасения. Обычная процедура для гипертоника ее возраста. В том году баба Шура тоже проходила лечение. Правда, амбулаторно. Ездила две недели на капельницы и уколы. В этот раз сказала, что хочет полежать. Никто не возражал. Для Стаси было главным, чтобы баба Шура себя хорошо чувствовала.

– Мне бы хотелось, – продолжила Александра Михайловна, – чтобы ты наведывался к нам домой, пока меня не будет. У Нины возраст, ей помощь может понадобиться.

– А не проще взять какую-то няньку на время?

– Чужих людей в доме не будет! – безапелляционно заявила баба Шура. – Прислуги у нас хватает. – Затем добавила мягче: – Егор, я прошу.

От этой непривычной мягкости ему стало не по себе. Слышалась в ее голосе какая-то непривычная мольба. Неужто все серьёзнее, чем бабушка хочет показать? Неприятно стало на душе. Зябко.

– Хорошо.

Глава 6

За окном второй час лил настойчивый дождь. Капли стремительно и шумно опускались на алюминиевые оконные отливы. С силой били в стекла панорамных окон, как будто стремились прорваться внутрь. Подчас срывался заунывный ветер, добавляя помпезности ненастью за окном.

Аравин неподвижно лежал на широкой кровати, не замечая ничего вокруг. И Рита рядом с ним притихла, довольная, что не прогнал домой. Пускай и думает о своем, совершенно игнорируя девушку. Уперся взглядом в невидимую точку на идеально ровной поверхности глянцевого потолка и молчал.

Девушка тихонько поерзала на постели, устраиваясь удобнее. Старалась долго не сверлить Егора взглядом. Вряд ли бы ему это понравилось.

Красные стринги и обнаженная пышная грудь девушки сейчас не волновали Аравина так сильно, как двадцать минут назад. Но Рита не решалась потянуться за отброшенным в спешке одеялом, словно боялась привлечь к себе его внимание. Егор же успел после душа натянуть спортивные штаны и в теплом укрытии попросту не нуждался.

Потерпев пару минут, Рита все-таки натянула на себя шерстяное покрывало. Мужчина даже глазом не моргнул. Лежал все так же неподвижно.

Вот бы залезть в его голову и узнать, о чем думает. Аравин постоянно о чем-то размышлял. Или делал вид, что размышлял, когда молчал вот так вот, уставившись в одну точку.

Фоном негромко играла музыка. Еще больше оттеняя бушующую непогоду за окном. Ничего романтичного. Извечный любимый Аравиным «Сплин». Большую часть песен Рита знала дословно. Везде была эта музыка – в спальне, на кухне, в машине Аравина. Всей душой ненавидела эти песни. Каждой частичкой своего сердца. Была в них какая-то безнадежность. Сладко приправленная горькая обречённость.

Печальная усмешка скользнула по ее лицу. В тон дождю хотелось плакать. Так же сокрушительно и безвозмездно. Но не могла себе позволить этого. Не здесь. Не при мужчине. Сглотнула застрявший ершистый ком в горле. Перевела дыхание. Плотно сомкнула глаза, полностью отстраняясь от внешнего мира.

Рита хотела полноценных отношений. Легко разговаривать на самые разные темы. Спокойно просыпаться в одной постели. Созваниваться во время долгой разлуки. Ходить с ним в ресторан, встречаться с друзьями и ездить отдыхать на море.

Но слишком хорошо она изучила Аравина за два с половиной года.

Редкие походы в ресторан носили исключительно потребительский характер. Вкусно поели и домой. Никаких тебе задушевных разговоров, милых шуток и теплых слов.

Отдыхали по отдельности. Никогда не совпадал ее отпуск с его графиком. То у него бой, то подготовка к бою. Добровольный пленник постоянного режима. И все же это он не желал идти навстречу. Никогда не подстраивался. Ему просто это не было нужно.

Разговаривать с Аравиным все равно, что решетом воду мерять. Так же бесполезно.

Часто прокручивала в голове момент их знакомства. Был день их рождения – одиннадцатое ноября. Ей двадцать пять. Ему двадцать два. Шумный клуб. Малознакомая компания. Сразу его заметила. Дыхание перехватило, как понравился. Невозможно было устоять. Аравин источал вокруг себя уверенность и силу. Совсем молодой еще, а стальной стержень уже присутствовал. Голову потеряла. Сама пригласила его танцевать. Он отказал. Взамен дерзко предложил перейти сразу к заключительному раунду. Через сорок минут они впервые срывали друг с друга одежду. Вот так вот легкомысленно быстро начались их отношения.

«С тех пор и вьется эта канитель – легко встречаются, без боли расстаются[4]4
  Асадов Э. А.


[Закрыть]…» – процитировала Рита в уме классика и горько улыбнулась сама себе.

Он всегда был откровенен. Говорил, что думает, не особо стесняясь в выражениях.

В сексуальном плане несдержанный, напористый. Каждый раз сходила с ума от этой грубой безудержной силы. Наверное, его мало заботило сексуальное удовлетворение Риты. Но вопреки этому она ни разу не осталась обиженной. Кайфовала вместе с ним! Прогибалась, подстраивалась, ни в чем не отказывала. В этом плане они идеально подходили друг другу.

Но, к сожалению, Рите этого было мало.

Возможно, было бы лучше, если бы они никогда не встретились. Не было бы этой безысходной зависимости от него. Знала, что безразличен к ней. Никогда он не скрывал этого. Точнее, его поведение красноречиво свидетельствовало.

Пустые фразы, скупые ухмылки, ироничные замечания… Как же она устала от всего этого! Но уже не могла без Аравина.

Любила ли? Скорее да, чем нет. Слишком много между ними было стен и перегородок. Слишком разные. Как ром и молоко. Несовместимы вместе.

Совершенно не понимала его.

Казалось, ему никто не нужен. Иногда даже становилось страшно от такого безразличия. Что им руководит? Чем живет? В конце концов, откуда он черпает силу, с которой идет по жизни? Любому человеку нужны тылы. Люди, которые одним своим присутствием возрождают к жизни после очередного разочарования. Дают желание двигаться дальше. Не было у него никого и ничего. Ничего, кроме бокса.

Страшнее всего – воспоминания, когда умерла его сестра. Надо же, Рита только тогда и узнала, что она вообще была.

Аравин был похож на зомби. Часами пил и молчал. На ее слова не реагировал.

Кричала, молила, плакала. А он смотрел словно сквозь нее. Будто и не было ее. Даже не прогонял, потому что безразлично было: что есть, что нет.

До сих пор мурашки по коже, когда видит его за тем журнальным столиком в гостиной. Глубокие воспоминания – жуткая вещь.

И эта безумная музыка, бесконечно звучавшая в его квартире:

Вот она, гильза от пули навылет, Карта, которую нечем покрыть. Мы остаемся одни в этом мире. Бог устал нас любить, Бог устал нас любить. Бог просто устал нас любить, Бог просто устал[5]5
  Сплин «Бог устал нас любить»


[Закрыть].

Устала. Ушла. Через время сам позвонил. Сказал приезжать. Не попросил. Потребовал. Едва увидела его, чуть не расплакалась вновь. Сжал крепко. Швырнул на кровать. Долгий выматывающий акт. Ни грамма ласки к ней. И все равно приняла его.

– Рита, ты замуж хочешь? – спросил Аравин, неожиданно врываясь в ее мысли. Он не повернулся к девушке. Смотрел все так же прямо перед собой.

Рита буквально задохнулась, услышав этот вопрос. Улыбка неровно легла на лицо.

– Шутишь? – подскочила она на кровати.

– Нет, серьезно.

– Ты предлагаешь, что ли?

Он повернул голову. Посмотрел внимательно.

– Я – нет, – коротко и ясно. – Может, я тебе жить мешаю? Нашла бы себе кого-нибудь…

Как же, бл*дь! Запереживал! Аравину всегда было безразлично, мешает он кому-то или нет!

С шумным вдохом Рита снова откинулась на подушку. Прикрыла глаза рукой и выдохнула:

– Аравин, ты совсем, что ли? Захочу – найду. С тобой или без тебя, – обиженно соврала она.

– Хорошо, если так. Главное, не ври мне. Не люблю этого. Ты же знаешь, – говорил размеренно, с четкими остановками, и в глазах – бескомпромиссная холодность. Внутри все задрожало от этого сочетания. Машинально кивнула. Впрочем, была уверена, что не солжет ему никогда. Не сможет просто. Аравин душу выест чайной ложкой, когда поймет, что она врет ему. Себе дороже выйдет эта ложь.

«Вот о чем он думает? Какая свадьба? К чему этот вопрос?» – терзалась Рита, когда Егор снова отвернулся.

А думал Аравин о совершенно противоположных вещах. Заговорив с Ритой, хотел переключиться. Не получалось.

Из головы не выходила встреча с бабушкой. А точнее, с ее подопечной. Не хотел думать о ней. Рассчитывал, что общество Риты отвлечет от ненужных размышлений.

Стася… Как ее там правильно? Сладкова Анастасия Романовна. Надо же, какое сочетание! Анастасия Романовна звучит почти по-царски. А фамилия какая! Смешная. Ассоциируется с воздушной сладкой ватой. Мед, мармелад, зефир, пастила и щербет… Он не любил сладкое. Он рыбу любил.

Бл*дь, какой дурдом! Что за бардак у него голове?

Почему она врет? Куда ездит? С кем встречается?

А может, она с Гришкой того? Черт, это вполне возможно. Неприятная тяжесть заполнила грудь. Да так, что дышать становилось трудно.

Нет, ему вообще фиолетово!

Просто неожиданно все это.

А вдруг все еще хуже…

В голове пронеся новый поток дурных мыслей – алкоголь, наркотики, секс, секта…

Да ему глубоко параллельно, чем она занимается! Дура, если так бездарно загубит свою жизнь! У нее есть все необходимое в современном столичном обществе. А может быть еще больше. Глупая дура!

Нет, ему плевать! Пускай проматывает свою жизнь! Ему вообще по*ер!

Егор прикрыл глаза. Представил ее в замызганном темном помещении. Бутылки, иголки, обнажённые тела, кровь… Много крови… Пи*дец, она еще такая зеленая! Голову всунет в какую-то дрянь, сама не поймет, когда успела.

Нет, ему начхать!

Тяжело вздохнул. Задумался…

Или все-таки не все равно? За*бись!

Как же все сложно! Бл*дь, как все сложно!

Ему должно быть параллельно. Это ее жизнь! Она ему – чужая. Что б ее… У него есть дела поважнее, чем разгадка тайн маленькой врунишки. А он-то думал, что она врать не умеет. Точнее, она и не умеет. Но врет! А это уже меняет дело.

* * *

– Настя, ну что ты молчишь? – нетерпеливо спросил Артем, забирая из рук Сладковой книжку в мягком переплете.

– Молчу, потому что, когда я заставляю себя предаться занудному изучению глупости Луизы Миллер, то стараюсь не отрываться. Чревато тем, что на этом я сегодня и закончу.

Стася без тени сожаления проводила взглядом отброшенную Артемом на письменный стол книгу.

Соколовский выглядел весьма привлекательно сегодня в кобальтово-синем джемпере и серых брюках. Густые волосы были привычно взъерошены в каком-то творческом беспорядке. Серые глаза блестели задором.

– Как Прага? – поинтересовалась она, с улыбкой глядя на друга.

– Хм… нормально. А я уж думал, ты сегодня не уделишь мне внимания. Ничего, что меня не было неделю? «Привет, Соколовский. Садись на стул и подожди пару минут», – передразнил он отстраненный голос Стаси. – Так-то ты за мной скучала?

Девушка смущенно засмеялась.

– Как будто я к преподу на пересдачу пришел.

Она снова рассмеялась над его сравнением. На этот раз уже мягче и свободнее.

– Как дела, Артём? – с подчёркнутым вниманием спросила она и легонько похлопала по кровати рядом с собой, приглашая сесть.

Соколовского уговаривать не пришлось. В ее комнате он был третий раз. Стасе нравилось сидеть с Артемом бок о бок и разговаривать. Они росли, их дружба крепла. Они понимали друг друга. Им было легко. Раньше только с Алисой она могла так поговорить. С бабой Шурой не всякую тему обсудишь.

– Ну, наконец-то, хоть немного тепла в твоем голосе.

– Ты же знаешь, бывает, я ухожу в себя. – Беспечно болтала ногами и улыбалась. – А тут еще эта книга. До вторника нужно закончить. Литература – сродни испытанию. Взрывает мозг, заставляя думать о вымышленных людях и их судьбах. Как будто в реальной жизни мало плохого…

– Ну, Насть… Местами согласен, а местами категорически нет. Чем ты вообще занималась на каникулах? – заглянул в зеленые глаза Стаси.

Она неопределённо повела плечами. Выпятив нижнюю губу, задумалась.

– В принципе, ничем. Наслаждалась бездельем. Парочку фильмов посмотрела, интересные ссылки я тебе на сайте «ВКонтакте» кинула… Бродила по округе… На речке уже красотень! Травка пробивается, вода шумит…

– Сходим потом, – кивнул Соколовский. – Рисовала что-то новое? – спросил между делом.

– Нет, – поспешно ответила Стася. – Нет, ничего не рисовала, – снова повторила. Потому что не собиралась показывать Артему свои последние рисунки. Впервые не хотела этого делать. Чувствовала, что не стоит делиться таким. – А пойдем прямо сейчас к речке? Пока не стемнело, а? – воодушевленно предложила Стася, хватая парня за руку и поднимаясь с кровати.

Чуть позже, оставшись одна, Стася осторожно открыла вишневую папку формата А3 и, легонько сдвинув чистые первые листы, достала портрет.

Она все-таки нарисовала его!

Плотный лист бумаги задрожал в ее руках. Испытывала непонятное смущение, будто совершила что-то непозволительное. Словно не имела права рисовать его. Сама не знала, почему рисунок вызывал подобные мысли. Ведь в ее папке было много портретов. Хорошо знакомых людей и случайных встречных. Рисовала всех, кого хотела. А тут почему-то неловко было от мысли, что кто-нибудь увидит этот портрет.

Без всякого тщеславия готова была сказать, что работа получилась весьма неплохая. Сходство потрясало. Грифельный рисунок отражал все аспекты его лица. Каждый штрих точно попадал в образ. Поворот лица, положение бровей, взгляд, твердая линия подбородка, напряженные скулы и плотно сжатые губы – попадание на все сто процентов. Сама не ожидала, что получится так хорошо.

– Вот бы Алиса могла это увидеть, – прошептала сама себе.

Егор Аравин, запечатленный умелой рукой, сурово смотрел на улыбающуюся ему Стаську.

– Злись сколько угодно! – задиристо сказала Стася.

Короткий девчачий смешок рассек тишину комнаты.

Глава 7

Восемьдесят первая минута ожидания…

Егор не отодвинул сиденье в салоне автомобиля дальше. Не попытался вытянуть ноги и размять затекшие мышцы. Просто потому что не собирался расслабляться. Сидел ровно, ощущая, как напряжение сковывает тело цепкими кольцами. Собранный, раздраженный, уставший, растерянный, разочарованный, обеспокоенный, злой – весь спектр эмоций в перебродившем вареве собственной души. Не лучшее сочетание. Понимал, что ничего хорошего его не ждет. Рефлексировал, копался в себе, с головой погружался в грязную жижу воспоминаний.

Ненадолго вспыхнул свет в салоне автомобиля. Порывшись в дальнем углу бардачка, выудил припрятанную пачку сигарет.

Неясно ухмыльнулся возвратившейся темноте. Срывая пленку с пачки, не испытывал сомнений. Бокс не позволял ему курить. Никому не нужны одышка и снижение выносливости на ринге. Здоровые легкие – это пятьдесят процентов результата. Но сейчас горький яд ему необходим.

Прихватив зажигалку, вышел из салона. Сделал несколько шагов и невольно поежился от холода, который проникал сквозь тонкую черную рубашку. Зря куртку из машины не взял, но возвращаться не хотелось. Стал в тени раскидистого, пока еще не убравшегося в листву дуба и закурил. Медленно втянул в себя едкий дым, чувствуя, как никотин заполнил легкие.

Воспоминания нахлынули тяжкой лавиной. Беспощадно придавили яркими вспышками из прошлого.

В Алисе всегда был бунтарский дух. Она спорила с гувернантками и учителями в гимназии, прогуливала школу. Рано стала ходить на дискотеки. У матери на первом плане была карьера, гастроли, участие в мюзиклах.

«Дом – это быт. А я творческая натура», – вспомнил он слова матери. Въелось в память на всю жизнь. Теперь вдвойне сторонился людей подобных профессий.

Отец не был настолько безразличным, как мать. Иногда он водил их с сестрой к речке или готовил для них ужин. Иногда… Безбожно мало времени на детей. Заканчивались сьемки одного проекта и начинались новые. В промежутках – спектакли, выставки, благотворительные мероприятия. Бл*дь, смешно до боли! Для посторонних людей их родители были идеальными. Талантливыми, успешными и самодостаточными.

Алиса доставляла родителям хлопоты, к которым они не были готовы. Поэтому в пятнадцать лет ее отправили учиться в школу закрытого типа. Думали, что таким образом усмирят ее мятежность и своеволие. Но не тут-то было. Алиса постоянно сбегала оттуда. Тусовалась с непонятными компаниями, ночевала у малознакомых людей. Поначалу она возвращалась домой после коротких загулов. Егору было тогда тринадцать, и он хорошо понимал, что происходит с его сестрой. Отчетливо помнил чувство тревоги, которое испытывал, глядя на Алису, неестественно и неискренне хохочущую в алкогольном дурмане. Но ни разу не попросил прекратить. Думал, с возрастом успокоится. Остепенится. Не понимал тогда, что она загубит свою жизнь.

Горечь подступила к горлу, но лицо осталось спокойным. Нет, он не смирился. Не было пока в его душе столько силы, чтобы смириться с потерей самого родного человека. Бесспорно, согласен, что история не терпит сослагательных наклонений. Но легче от этого не становилось. Боль притихла, но не ушла. И сейчас от одной мысли, что эта малолетка влезет в подобное дерьмо, было тошно. Не мог допустить такого.

Баба Шура всегда нахваливала девчонку. Откровенно говоря, он точно не знал, насколько они близки. Заметила бы Александра Михайловна, случись что-то чертовски плохое? Не знал он. А уж имея представление о детстве Сладковой…

Тяжелые двери трехэтажного здания в очередной раз открылись, и на улицу, наконец, вынырнула Стася. Долгое ожидание накрутило нервы, словно нити. Обугленные и все еще тлеющие от тягостных и неприятных размышлений.

Пристальным взглядом рассматривал приближающуюся девушку. Боялся упустить любые мало-мальски значимые детали.

С виду ничего примечательного.

Широкий легкий шаг. Что называется, на подъеме. Одна рука придерживала красную спортивную сумку на плече, свободная болталась в такт ее ходьбе. Из-под короткой кожаной куртки выбился растянутый вязаный свитер белого цвета, слегка прикрывая бедра, затянутые в узкие потрепанные джинсы. Длинные волосы то и дело взлетали ввысь от быстрого передвижения.

Стася подошла совсем близко и остановилась. Задумчивое выражение лица сменилось растерянностью. Неуверенно огляделась в поисках Гришкиной машины. Тут тоже не обошлось без участия Егора. На этой неделе он несколько раз созванивался с бабой Шурой и узнал, в какие дни Стася посещает спортивную школу. Потом связался с Гришкой и уточнил, где именно находится корпус. Через полчаса уже говорил с Яковенко на стоянке.

– Гриша, ты мне одно скажи: куда она ходит? – цепкий взгляд Аравина впился в собеседника.

– Егор Саныч… – Гриша явно растерялся, но старался виду не подать. – В спортклуб, куда еще.

Легкий шорох ветра приглушал разговор от посторонних ушей. Но это сейчас не важно. Не нравилась Егору реакция Гришки.

– В клуб, значит… – придавил он Яковенко ледяным взглядом. – А если не девальвировать ситуацию? Ты меня сколько знаешь? Я зря беспокоить не буду.

Гришка упрямо отвечает столь же холодным выражением серых глаз.

– Егор Саныч… – интонацией как бы говорит «не начинай».

Аравин на мгновение увел взгляд. Огляделся. Привычно оценивал ситуацию. Затем пружинистый шаг в сторону и крепкий захват затылка Яковенко. В прямом смысле слова, столкнулись лбами. Глаза в глаза.

– Какой я тебе Егор Саныч? – прошипел раздражено. – Забыл, как вместе с тарзанки прыгали? Или как бензин у Борисыча коммуниздили? – острый взгляд впился в глаза друга детства. – Я тебя прямо спросил. Что ты слился-то? Или, может, нравится эта малолетняя обуза? Может, мутяк у вас?

Гриша напряженно застыл, но не попытался ослабить захват Егора. Они действительно знали друг друга с детства. Дядя Гриши, Иван Борисович, в то время водителем у Аравиных работал. И Гришка, росший без отца, иногда забегал к нему. Так и познакомился с Егором. Долго дружили. Пока Алиса не пропала, и Аравин не перестал посещать отцовский дом.

– Она хорошая девчонка, – прямо ответил парень. – Ничего нет. Хорошо общаемся, не более. Куда ходит, сказал.

– А чего напрягся тогда? Вопросы не нравятся?

– Мое дело маленькое: отвез, привез. Я из машины редко выхожу. Если что не так – спроси ее сам!

Егор в последний раз проморозил товарища взглядом и резко отпустил.

Развернулся и зашагал в сторону своей машины.

– Ты свободен сегодня. Я сам заберу девчонку, – скомандовал, не оборачиваясь.

Увидев Аравина, Стаська не знала, чему удивляться больше. Тому, что он курит, или тому, что он вообще здесь находится. Совершенно неожиданная встреча для большого города. Безотчетное волнение лихорадочно проснулось и, щекоча изнутри грудную клетку, взвилось тонкими струйками вверх. Приятное и неловкое чувство одновременно.

В горле странно запершило, будто при простуде. Робко прокашлялась и настороженно посмотрела на Егора.

– Привет… – ждала, что он объяснит свое появление. Но Аравин продолжал неспешно курить и сверлить ее взглядом.

Неуверенно переступила с ноги на ногу и мимолетно прижала руки к внезапно потеплевшим щекам. Тело приятно ныло после выматывающей тренировки. Хотелось поскорее попасть домой и принять горячую ванну. Раньше не понимала, что бокс настолько тяжелый спорт. С непривычки болело все – ребра, пресс, мышцы плеч, спина и ноги. Думала, что с каждой тренировкой будет легче. Но тренер попался дотошный и каждую тренировку добавлял задания, не давая телу привыкнуть к нагрузке.

Работали на лапах: развивали координацию и реакцию. Много времени уделяли разминке и растяжке. Ну и традиционная груша. А Стаська уже рвалась на ринг. Тренер тормозил ее, заявляя, что нечего ей там пока делать.

– Как дела? – спросила, не задумываясь. Начинала нервничать, потому что не понимала, что ему нужно.

– Твоими стараниями, – его голос, глухой и низкий после долгого молчания, показался Стасе каким-то далеким и отстраненным.

– Прости? – не поняла его слов. И тут же мысленно одернула себя. В который раз почувствовала себя глупой и несмышленой рядом с ним. Лучше бы вообще молчала. Не раз баба Шура говорила: «Что на уме, то на языке».

– Сегодня обниматься не будем? – выбросил сигарету, мало заботясь о том, куда она приземлилась, и улыбнулся одними губами.

Неопределенно пожала плечами, не зная, как реагировать на этот сарказм.

– Где ты была? – неожиданный вопрос в лоб, и выражение лица предельно серьезное.

– На тренировке, – скосила взгляд в сторону и сделала вид, что поправляет сумку на плече.

– Это мы уже проходили, – обманчиво терпеливо начал Аравин. – Ты говоришь неправду. И мы оба это знаем.

Коварный румянец моментально вспыхнул на ее щеках. Понимала, что сама же себя выдает, но ничего не могла поделать. Не могла противостоять. Этот пристальный взгляд проникал в душу. Инстинктивно хотелось заслониться. Спрятаться. Не дать считать себя, как распахнутую книгу.

– Не знаю, что ответить на такое заявление, – откровенно сказала она и, поддаваясь порыву, слабовольно скрестила руки поперек груди.

Мимолетный взгляд отследил и это действие.

– Если не умеешь врать, лучше говорить правду, – милостиво дал совет Аравин.

После этих слов повисла неловкая тишина. Стася молчала, собираясь с мыслями и раздумывая, как лучше выйти из сложившейся ситуации. Первой реакцией было желание крикнуть, что это не его дело. Но что-то остановило.

– Мне не хотелось бы… не хотелось бы… – она замешкалась, подбирая слова. Как назло, ничего не получалось: голос дрожал, мысли путались. – Не хотелось бы… я…

– А ну дыхни, – резко потребовал он, в один шаг сокращая расстояние между ними.

– Что??? – совсем растерялась Стася. Расфокусированный взгляд неожиданно уперся в твердую линию его рта.

– Черт возьми, просто выдохни! – склонился к ней ниже и еще ближе.

Машинально послушалась, ощущая, как собственное дыхание ударилось о его подбородок.

– А мятная жвачка зачем?

Стася захлопала глазами, в очередной раз не зная, что отвечать.

– Это что, преступление? – прорвалось первое возмущение.

Аравин внимательно следил за ее реакцией. Намеренно долго задержал взгляд на крупных зеленых глазах. Зрачки нормальные, поведение адекватное для подобной ситуации. Но что-то же было не так! Зачем-то она соврала.

Неподалеку заорала чужая сигнализация, и девчонка повернула голову в сторону этого звука.

– Стася, – обратился он к ней по имени, требуя всецелого внимания, – я имею довольно хорошее представление, что такое гимнастика. В восемнадцать лет не начинают…

Их взгляды снова скрестились. Его настойчиво-глубокий и ее нерешительно-колеблющий. Отчетливо видел момент, когда она сдалась. Взмахнула ресницами, прикрывая глаза, и тут же снова распахнула. Заглянула в душу как-то по-особенному доверчиво.

– Хорошо. Я тебе все расскажу. Только обещай, что не будешь кричать, – попросила она.

Смена ее поведения нисколько не удивила Егора, и он с готовностью кивнул, тем самым выражая свое согласие.

– Я действительно была на тренировке. Но я никогда не ходила на художественную гимнастику, – вынужденная пауза для того, чтобы перевести дыхание, и, наконец, разгадка: – Я занимаюсь в секции по боксу.

Кажется, что тишина вокруг них стала осязаемой. Даже игривый ветер притих. Затаился, давая возможность Егору осмыслить сказанное.

Он не верил. Он не хотел верить в это. Он не мог поверить! Внимательно всматривался в ее лицо, видел в ее глазах надежду на поддержку и все равно не верил. В голове не укладывалось просто. Почему? Зачем? Хрупкая девчонка в громоздких боксерских перчатках. Никогда этого не понимал.

Возмущенное недоумение оттеснило все на задний план. Даже вспыхнувшее чувство облегчения.

– Пи*дец! И что это за вы*бон? – выдохнул ровно, лишь глаза обжигающе полыхнули недовольством.

Стася густо покраснела. Нет, эти слова не новы для нее. От отца-то и не такое слышала. Да и сама периодически ругалась как сапожник. Хотя старалась бороться с этим. Не нравилось. Грязные слова никого не красят. Но сейчас румянец вызван не смущением, а обидой. Не ожидала от Аравина такой реакции.

– Я спрашиваю, какого *** ты туда поперла? – настойчиво и громко спросил он. – Ты девчонка! Девчонка должна оставаться девчонкой. Нормальные девушки кулаками не машут! Такие девицы никому не нравятся.

Стаська сделалась буквально пунцовой. Но не знала, что ему отвечать. Стыдно так было, что хотелось просто провалиться сквозь землю и никогда не возвращаться. Обида, унижение, разочарование в один момент захлестнули всю ее сущность. Едва живая стояла перед ним.

Мир ее наивных фантазий грубо разрушили. Никогда он не поймет ее. Никогда они не будут ближе! Не стоило и пытаться. Только дурой себя выставила.

– Это что за пи*дец вообще?

– Ты обещал не кричать, – срывающимся голосом буркнула Стася, не скрывая обиду. Готова была расплакаться. Голос дрожал от волнения.

– Я и не кричу, – так же резко ответил Аравин. – Я громко выражаюсь.

Стася отвернулась, чувствуя, что сейчас заплачет. Сквозь пелену уставилась на горящие огни вечернего города. Пыталась справиться с собой. Но ком в горле не отпускал. Давил безжалостно и болезненно.

– Ты ничего не понимаешь, – не удержавшись, сказала она, уже не обращая внимания на дрожь в голосе. Плевать! На все плевать уже! – Такой же, как все! Безразличный! Зацикленный на своем… – хотела сказать «горе», побоялась, так и оставила фразу оборванной и продолжила: – Не стремишься увидеть, что вокруг тебя есть еще что-то. Или кто-то!

Аравин зло выдохнул на этот сопливый монолог. Ненавидел подобные разговоры. Ненавидел чрезмерную эмоциональность в людях.

Схватив ее за руку, чуть выше локтя, развернул к себе. Уперся взглядом прямо в испуганные глазищи девчонки. Увидел застывшие слезы. Но виду не подал.

– Если хочешь что-то сказать, имей смелость говорить в лицо.

Влажная зелень остро светила упреком и обидой.

– Нет, я не такой, как все. Потому что я не позволю себе врать! Хочешь – плачь. Истеки слезами. Изрыдайся! Но это была твоя последняя тренировка, – твердо и жестко сказал Егор.

Словно дождавшись разрешения, горячие ручьи заструились по ее щекам. Сердце в его груди протестующе сжалось и заныло. Но Аравин мастерски запихнул эти переживания поглубже, не давая слабину перед вздумавшим встать на дыбы сердцем. Сознательно давно этого не приходилось делать, но сноровка осталась. Встретил ее отчаянно-несчастный взгляд холодно и безразлично.