Текст книги "Русофобия"

– Ваша мама должна лучше присматривать за вами, иначе вы рискуете, как и я, попасть в серьёзные неприятности. – Они снова исчезли в щели при первых же звуках моего голоса, а я поползла дальше.

Телефон представлял собой жалкое зрелище, четверть экрана занимала глубокая вмятина, вокруг которой змеились трещины. Я вставила батарею на место, закрыла крышку и попробовала запустить его. Ничего не вышло ни в первый раз, ни во второй, ни в последующие попытки, заключавшиеся в судорожных нажатиях кнопки включения. Телефону конец. Кажется, и мне тоже, поскольку у меня не осталось больше никакой связи с внешним миром, а следовательно, и надежды на спасение из вне. Теперь у Майкла не осталось шансов, узнать, где я. Теперь никто не сможет найти и спасти меня.

Значит, мне нужно придумать, как спастись самой. Не позволяя себе впасть в отчаяние, я внимательнее присмотрелась к щенкам, которые несмело выглядывали из щели. Собрав в кулак силу воли и сконцентрировавшись на цели, я поползла к ним. Малыши, как и ожидалось, юркнули в свою спасительную норку.

Щель была слишком узкой для меня, я не смогла просунуть туда даже голову. Я пошарила в ней рукой, и оказалось, что за стеной проход становится намного шире. Возможно, я даже смогла бы туда пролезть, если бы придумала, как расширить отверстие в стене.

Я огляделась, в помещении была только лежанка, сколоченная из разнокалиберных досок. Я дала себе пару минут перерыва и попробовала подняться. У меня получилось, правда, всё равно приходилось придерживаться за стену. Обрадовавшись, что чувствую себя лучше, я присела перед лежанкой и попробовала оторвать одну из досок. Ритмично дёргала обеими руками, используя свой вес для увеличения мощности рывка. Ничего не выходило, то ли сил не хватало, то ли веса. В животе тут же заурчало и засосало под ложечкой, напоминая, что со вчерашнего дня я ещё ничего не ела. Утром я обычно не завтракаю, а потом Русофоб не озаботился тем, чтобы меня покормить.

Оставив лежанку в покое, я вернулась к щели. Ощупала проём в стене – бесполезно пытаться что-то сделать, стена оказалась кирпичной, лишь снаружи, видимо, для эстетики, на неё крепилось какое-то пластиковое покрытие. Я оторвала кусок старого выгоревшего пластика, обнажив тёмно-коричневые кирпичи, и на этом мои попытки побега завершились, потому что от двери раздался ехидный смешок. Джек Трумэн снова застал меня врасплох.

Бруклин

18.12

Кэтрин похвалила себя. Она правильно поступила, что выбрала велосипед в качестве средства передвижения. Учитывая нью-йоркские пробки в конце рабочего дня, на автомобиле она добралась бы до Бруклина лишь к ночи. Дальше ей следовало быть очень осторожной, ведь здесь была уже территория противника.

Район, в котором скрывался Русофоб, угнетал своей заброшенностью. Здания бывших фабрик и мастерских выстроились в два ряда вдоль выстеленного бетонными плитами проезда. Штукатурка и краска на стенах уже давно облупились, обнажая неприглядные кирпичные и бетонные фасады. Сквозь щели в стенах и бетонных стыках дороги пробивались к солнцу представители дикорастущей флоры, помогая процессу разрушения заброшенного фабричного городка. Ветер играл оторванным куском пыльного полиэтилена, заставляя его то взлетать, то медленно планировать на землю.

За последние несколько минут Кэтрин встретилась только грязная измождённая собака с выпирающими рёбрами и отвисшими сосками. Эта, когда-то, наверное, гордая представительница породы золотистых ретриверов, трусила по направлению к обитаемой части города в поисках еды. Кэтрин дождалась, когда псина пройдёт мимо, и, перейдя на другую сторону улицы, занялась маскированием велосипеда. Ещё в квартире у «тётушки», используя шпионскую поисковую программу, она приметила кучу строительного мусора, накрытую большим куском брезента. Приподняв один край, Кэтрин спрятала туда велосипед, прикрыв сверху тяжёлой металлической штуковиной.

В процессе разработки спасательной операции Кэтрин определила несколько зданий, в которых наиболее вероятно пребывание заложницы Береговой. Таких зданий было четыре. Теперь Кэтрин Джонс оставалось обыскать каждое из них, вывести в безопасное место российскую наблюдательницу и передать её представителям федерального бюро расследований, ну, или русским спецслужбам. Смотря, что прикажет её руководство.

Кэтрин достала из рюкзачка и надела наплечную кобуру с верным «Глоком», неоднократно спасавшим ей жизнь. И, определив ближайшее к ней здание из четырёх отмеченных, короткими перебежками двинулась по направлению к нему, стараясь держаться в тени домов.

Москва, Смоленская – Сенная площадь

2.30 ночи (18.30 по нью-йоркскому времени)

Взгляд генерал-полковника метал молнии и громы, что неудивительно, ведь вместо того, чтобы сейчас спать на удобной мягкой постели рядом с новой двадцатичетырёхлетней любовницей, Добровольскому приходилось проводить экстренное совещание. А всё из-за нерадивости подчинённых, из-за того, что не на кого сейчас положиться. Вот во времена Советского Союза наши разведчики не проваливали так глупо важных операций, потому что знали, чем им это грозит. А сейчас понабрали по объявлению молокососов и молокососок, ни мозгов, ни ответственности, ни способностей к шпионской работе. Раньше ко всему подходили творчески. В том числе и в их работе попадались такие художники, что хоть сразу записывай в живые классики. А сейчас всё поизносилось и измельчало. И разведчики тоже.

– Ну? – Грозным взором обвёл команду неудачников генерал-полковник Добровольский. – Есть ещё что-то, что я должен знать?

Иванов с Ефимцевым тут же вжали плечи и опустили глаза, прямо как нашкодившие школьники, Бородина делала вид, что рассматривает что-то интересное за окном, а Певцов рисовал в рабочем блокноте какие-то загогулины. Как же они его подвели! И это спустя столько лет продуктивной слаженной работы. Пора менять команду, решил Добровольский, пока самого принудительно не выпроводили на пенсию.

– Долго мне ждать доклада? – Повторил Добровольский нарочито спокойным тоном, что у него всегда было предвестником эмоционального взрыва.

Поэтому Григорий Сергеевич поспешил отчитаться:

– Агент специального назначения Кэтрин Джонс сумела определить местонахождение заложницы и в данный момент она совершает спасательную операцию.

– Одна?

Иванов слегка побледнел и искоса посмотрел на Кристину Михайловну, в чьей юрисдикции было дать добро на подключение дополнительных агентов. Бородина не дала разрешения Иванову с Ефимцевым несколько часов назад, объяснив отказ нерентабельностью и слишком высоким риском рассекречивания ценных агентов ради спасения одной гражданской.

– Кристина Михайловна сочла нерентабельным выделение боевой группы, – Григорий Сергеевич ещё раз скосил глаза на Бородину, на лице которой не дрогну ни один мускул.

– Кристина? – Протянул с вопросительной интонацией Добровольский.

Бородина впервые посмотрела прямо на генерал-полковника впервые с начала совещания.

– Евгений Викторович, я отвечаю за продуктивность агентурной работы и сохранение секретности, если вы помните, – с вызовом добавила она. – При формировании группы спасения существовал риск рассекречивания нескольких ценных и продуктивных агентов, а взамен – спасение одной гражданской. Лилия Берегова не является особо ценным кадром для Российской Федерации. Поэтому я сочла такой риск необоснованным и готова повторить это тем, кто чересчур эмоционально относится к рядовой сотруднице дипломатического ведомства.

– Но ведь и Катя может погибнуть! – Не заметив намёка, Ефимцев перешёл на повышенный тон.

– А вас, Константин Петрович, – Бородина смотрела ему прямо в глаза, – вообще следовало отстранить от расследования сразу же, как в него вступила ваша дочь.

Ефимцев съёжился и поник. Иванов ему сочувствовал, но ничем не мог помочь. Добровольский обдумывал слова Бородиной.

– Так, – сказал он, наконец, – я согласен с Кристиной Михайловной, мы должны заботиться о благе государства, а не рядовых его граждан. Поэтому я даю агенту Джонс время до вечера на спасение заложницы. Если операция не удастся, пусть сворачивается и возвращается к своему основному заданию. Вам понятно, Григорий Сергеевич?

Иванов молча кивнул. Он отвёл Кэтрин это же время на спасение Лилии Береговой. Главное, что гроза прошла мимо, и у девочек есть какой-то шанс, пусть и небольшой. И да поможет им Господь.

– Ну, раз всё ясно, заседание окончено, – Добровольский поднялся из кресла Григория Сергеевича, которое традиционно занимал в его кабинете, – для доклада и подведения предварительных итогов операции встречаемся завтра тем же составом в восемнадцать часов. Если не возникнет чрезвычайных ситуаций.

Добровольский с Певцовым покинули помещение. Кристина Бородина в дверях остановилась и обернулась к двоим оставшимся.

– Мне очень жаль, – сказала она прежде, чем выйти за дверь.

На Ефимцева было страшно смотреть. И не мудрено – в одной мясорубке и родная дочь, и та, к которой он относился, как к дочери.

– Костя, – Иванов положил руку на плечо друга. – Катерина справится, а мы будем молиться за них.

Григорий Сергеевич почувствовал, что плечи Ефимцева вздрагивают. Он ещё никогда не видел друга плачущим, поэтому, чтобы дать Константину Петровичу время успокоиться, он вышел из кабинета и тихонько прикрыл за собой дверь.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

18.37

Увидев, как я голыми руками пытаюсь разобрать кирпичную стену, Русофоб вдоволь повеселился, посмеялся над моей тщетной попыткой убежать от него. Впрочем, пусть смеётся, это лучше, чем если бы он разозлился и избил меня. В данный момент я почти его не боялась. Может быть, просто устала паниковать? Меня гораздо больше смущал тот факт, что посторонний мужчина видит меня в разорванном на груди платье. Я кое-как сцепила концы рукой и держала так, пока он не ушёл.

Оказалось, Трумэн принёс мне поесть. Он поставил металлическую миску на пол и, всё ещё посмеиваясь надо мной, вышел, не забыв запереть дверь на ключ.

Я с опаской подползла к тарелке (в данный момент такой способ виделся мне оптимальным для передвижения по комнате). Миска была большой, металлической, заполненной наполовину каким-то непонятным густым варевом. Хотя пахло неплохо, что-то вроде овощного рагу с ароматом тушёнки. А вот и фрагменты мяса. И с чего это вдруг такая изысканная кухня для приговорённой к смерти? Может он хочет таким образом меня отравить или усыпить, чтобы я не сопротивлялась, когда он начнёт меня привязывать к какому-нибудь пыточному агрегату?

От дальней стены донеслось поскуливание, щенки тоже уловили аромат еды. Они наверняка голодные, а для меня – это отличная возможность проверить пищу. Я двинулась было к ним, но на полпути остановилась. Нет, я так не могу. Не хочу, чтобы невинные малыши умирали из-за меня. Даже если это всего лишь бродячие собаки. Я села прямо на пол, поставила миску на колени и пальцами достала из неё какой-то кусочек. Похоже на баклажан. Очень даже не плохо. Есть, используя руку вместо столовых приборов, оказалось не слишком удобно, но я приноровилась. Опустошив тарелку почти наполовину и не обнаружив в ней ни яда, ни снотворного, я сжалилась над щенками, которые к этому времени уже не стеснялись меня, заползали на колени и нетерпеливо потявкивали, намекая на христианские заповеди, в которых рекомендовалось делиться пищей с ближними. Я поставила посудину на пол, и сама легла рядом, потому что сил больше ни на что не оставалось. Я бездумно смотрела на обшарпанный потолок, слушала металлическое постукивание миски и довольное чавканье собак. Насытившись, они прониклись ко мне симпатией и приняли в свою стаю. Так мы и уснули, я – лёжа на полу, щенки – у меня под мышкой.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

18.51

Кэтрин Джонс проверила уже два здания из четырёх. Они оказались пусты, только слой пыли, осколки стёкол и строительный мусор напоминали, что когда-то здесь ходили и работали люди. Кэтрин соблюдала осторожность, передвигалась тихо, стараясь переступать осколки стекла, железки и деревяшки, разбросанные повсюду. Она внимательно смотрела по сторонам, отмечая малейшее движение, и всегда передвигалась в тени зданий и огромных ржавых агрегатов, чтобы не выдать себя раньше времени.

Солнце пекло нещадно, Кэтрин вспотела в обтягивающих шортах и футболке. Совсем как на юге, в Геленджике, куда она ездила с родителями в детстве. Девушка вдруг загадала, что если завершит эту миссию удачно и спасёт заложницу, то обязательно возьмёт отпуск. Она заслужила. А ещё лучше, попросит отставку. Хватит уже проживать чужие жизни в чужой стране. Может, она ещё замуж выйдет, детей родит, борщи варить научится. Представив себя на кухне, в фартуке, помешивающей блестящим половником в огромной кастрюле нечто булькающее, бардового оттенка, Кэтрин хмыкнула. Да уж, картинка впечатляет.

Неожиданно Кэтрин споткнулась и, не удержав равновесие, упала. Выругавшись в полголоса, попыталась оценить уровень произведённого шума – вроде бы нормально, не слишком громко. На всякий случай она замерла и прислушалась, вокруг царила необычайная для Нью-Йорка тишина. Город гудел чуть слышно где-то вдалеке.

Поднимаясь на ноги, Кэтрин зацепила что-то рукой. Это оказалась натянутая в сантиметрах пяти-шести над землёй толстая леска. Что ещё за ерунда? Кэтрин снова присела, исследуя рукой леску. Один её конец был прикреплён к рукоятке проржавевшего агрегата, а другой вёл к стене здания и на нём был закреплен активированный датчик движения. Вот чёрт!

Кэтрин поднялась на ноги за одно мгновение, но не успела совсем чуть-чуть. В висок ударила толстая сучкастая палка, и Кэтрин Джонс потеряла сознание.

– А вот и ещё одна мышка в норку, – удовлетворённо сказал Джек Трумэн и, подхватив Кэтрин за руку, потащил в здание бывшей швейной фабрики.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

19.12

Майкл сидел за столом и смотрел на пустой лист, открытый на мониторе компьютера. Если бы кто-то вошёл в кабинет и спросил его, что он собирается писать, Майкл не смог бы дать ответа, поскольку даже не помнил, как и зачем он открыл этот документ. Он думал о Лили, о том, где она сейчас и что с ней происходит. Майкл так живо представлял себе те ужасы, которые мог творить с ней Трумэн, что кулаки начинали сжиматься сами собой.

От неожиданно раздавшегося телефонного звонка Майкл вздрогнул.

– Фэйссобер, – сказал он в трубку, отгоняя кошмарные видения.

– Агент Фэйссобер, – раздался знакомый голос, – это детектив Грисби. У меня для вас есть информация. Думаю, она может оказаться важной.

Полицейский выдержал паузу, чтобы подчеркнуть значимость того, что хотел сказать. Но для Майкла сейчас важность представляло только то, что касалось русской, поэтому театральные таланты толстяка Грисби он не оценил.

– Да, я вас слушаю, – произнёс он без всякого интереса.

– Два часа назад патрульные обнаружили машину в Бруклине.

Снова пауза.

Майкл уже начинал раздражаться. Но пока ещё терпеливо молчал, давая толстяку возможность рассказать то, что собирался.

– Автомобиль стоял на пустыре, недалеко от старого швейного комплекса. Он сейчас заброшен. Властям уже давно пора что-нибудь предпринять. Продать это место кому-нибудь или сдать в аренду. А лучше вообще снести там всё подчистую, найти инвесторов и построить нью-йоркский «Диснейленд».

– Что с машиной? – Не выдержал Майкл.

– В машине нашли отпечатки русской девушки, консультанта, которая вам помогала.

– Что?! – Майкл не сразу поверил в услышанное, поэтому пришлось переспросить.

– Отпечатки, говорю, нашли, – повторил детектив уже громче, решив, что агент Фэйссобер не расслышал, – русской вашей помощницы, которую похитил Джек Трумэн, и его отпечатки там тоже есть. Это хорошо, что вы предоставили нам её данные. А так, если бы сравнить было не с чем, то мы бы и не поняли, что она была в этой машине.

– Где обнаружили автомобиль? – Майкл понял, что самостоятельно Дэн Грисби не остановится.

– В Бруклине, там… – Начал было объяснять толстяк.

– Показать сможете?

– Да, я как раз сейчас собирался туда ехать, поэтому вам и позвонил. Если хотите, я могу вас отвезти, – предложил детектив Грисби. И это были первые его слова, которые не вызывали у Майкла раздражения.

– Я жду вас в офисе ФБР.

Майкл выключил телефон и сел обратно в кресло. В волнении он даже не заметил, что расхаживал по кабинету во время разговора. Зачем Трумэн привёз Лили на пустырь? Неужели он держит её там, в укромном месте? Или привёз за город, чтобы пытать подальше от лишних глаз? Майкл представил русскую, лежащую на залитом кровью российском флаге. Нет. Нет! Майкл снова вскочил, сел и включил дисплей телефона. С момента разговора с детективом Грисби прошло четыре минуты. Скоро он будет здесь.

Агент Фэйссобер не стал больше терять время и отправился к шефу в кабинет. Нужно было подготовиться к этой поездке.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

19.15

Я проснулась от звука поворачиваемого в замке ключа, вздрогнула и попыталась подняться на ноги. Напуганные резким движением щенки заскулили и бросились к спасительной щели. У меня закружилась голова, и я села на пятую точку, уже не успевая отползти подальше.

Дверь широко открылась, и в проёме показался Русофоб, тащивший за запястье бездыханную девушку в спортивной одежде. Он втянул её в комнату и сразу вышел, даже не взглянув на меня.

Когда он ушёл, я отпустила руку, стягивавшую разорванное платье. Надо уже что-то с этим придумать.

Девушка без движения лежала у двери, и поначалу я решила, что она мертва. Зачем Трумэн притащил её сюда? Чтобы запугать? Или продемонстрировать, что ожидает и меня в скором будущем? Его планы относительно моей судьбы не составляли тайны, достаточно было вспомнить пятерых моих соотечественников.

Не знаю, сколько времени я просидела, предаваясь безрадостным мыслям, пока не заметила, что девушка дышит. Она жива. Я подобралась к ней поближе и проверила пульс. Точно, она жива! Я пристроилась к стене рядом с девушкой и принялась ждать, когда она проснётся. Тогда у меня появится напарник в борьбе за свободу.

Теперь, когда я была уверена, что это не хладный труп, а живой человек, я смогла её рассмотреть. Она была на несколько лет старше меня, может быть, тридцать два или тридцать три. Но, в отличие от меня, она за собой следила: тело явно несколько раз в неделю посещало спортзал и занималось активными тренировками, удлинённое каре делал профессиональный стилист, кожа ухоженная. Что и говорить, эта девушка была очень красивой. Это не могла скрыть даже безобразная шишка на левом виске. Зачем Русофоб притащил её сюда? Неужели она тоже русская? Тогда почему он сначала не убил меня? У меня было множество вопросов и ни одного ответа. К сожалению, Джек Трумэн не собирался посвящать меня в свои планы. Разве что объяснил бы, как именно он станет меня расчленять.

Внезапно девушка открыла глаза и мгновенно поднялась на ноги, озираясь по сторонам. Это ж сколько надо тренироваться и как надо извернуться, чтобы из лежачего положения сразу в стоячее подпрыгнуть? Её взгляд остановился на мне, и я решила проверить свою догадку. Будет хотя бы ответ на один вопрос.

– Ты тоже русская? – Спросила я её по-русски.

– Как ты меня раскрыла?

Попадание прямо в яблочко. Что ж мне везёт хотя бы в этом.

– Я просто спросила, – улыбнулась ей как можно искреннее. – А как тебя зовут?

– Катя, – ответила она.

– А меня Лиля.

– Я знаю.

Она принялась изучать помещение, как и я несколько часов назад. Простучала пластиковую обивку, ощупала стены, тщательно осмотрела щель, за которой скрывались щенки. И, похоже, пришла к тому же неутешительному выводу, что и я: нам отсюда не выбраться.

– Откуда ты меня знаешь? – Обычно мне нужно много времени, чтобы перейти с человеком на «ты». А с этой абсолютно незнакомой мне Катей всё произошло так быстро и естественно, что я сама не заметила. Может быть, из-за условий, в которых мы встретились? Ведь говорят, что в стрессовых ситуациях все чувства обостряются, и события разворачиваются гораздо быстрее.

– Я наблюдала за тобой.

– Зачем?

– Меня послали проследить, чтобы с тобой ничего не случилось. То, что ты здесь, в плену у Русофоба – самый крупный провал в моей карьере. Боюсь, если не смогу тебя вытащить, на этом она и завершится, – Катя скривилась, – так что я пришла, тебе помочь.

– Значит, ты секретный агент? – Обрадовалась я. Если верить кинематографу, шпионы неуловимы для врагов, могут проникнуть куда угодно и способны удачно разрешить самые невыполнимые миссии.

– Вообще я провалилась дважды, – Катя снова скривилась, – так что теперь я такая же пленница, как и ты.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

19.30

Майкл мерил шагами кабинет шефа, пока Джереми Батлер разговаривал по телефону. После бурного обсуждения, они решили, что вдвоём с детективом Грисби отправляться опасно, велика вероятность, что Русофоб засел в одном из зданий швейного городка. Шеф настоял на необходимости отправляться с оперативной группой. Майкл понимал обоснованность доводов шефа, разумом понимал, потому и пришёл к нему перед выездом, чтобы доложить о полученной информации и необходимости её срочно проверить. Но другая часть Майкла, та, которой он не мог дать внятного определения, требовала, чтобы он мчался выручать русскую сейчас же. И это вынужденное промедление, пока шеф согласовывал все детали, убивало Майкла, также как сейчас Джек Трумэн вполне мог пытать или даже убивать Лили.

– Сядь, Майк, у меня уже в глазах рябит от твоего мелькания, – выговаривал шеф, прикрывая рукой телефонную трубку.

Агент Фэйссобер опустился на один из стульев в основании стола. В кармане завибрировал телефон, на дисплее высветился детектив Дэн Грисби. Майкл нажал кнопку ответа.

– Агент Фэйссобер, я приехал.

– Спускаюсь, – ответил Майкл в трубку. И уже на выходе из кабинета обернулся к шефу Батлеру, тот пытался одновременно разговаривать по телефону и остановить уходящего Майкла.

– Вы знаете, куда прислать оперативную группу. – Сказал агент Фэйссобер прежде, чем уйти. Он сделал выбор, который в данной ситуации был единственно верным.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

19.33

Джек Трумэн наблюдал за двумя женщинами, попавшими к нему в плен. Скрытые видеокамеры он установил сразу же, как решил, что эта русская девка, которая вдребезги разбила его планы, должна лично расплатиться за все неудачи. Она ответит за каждого, до кого Джек теперь не сможет добраться. Джеку так хотелось сломать эту чёртову русскую, разрушить её личность и уничтожить тело. Он помнил, как в Ираке американские солдаты поступали с военнопленными, и собирался придерживаться этой тактики, приносившей хорошие результаты.

Вторая девчонка не входила в его планы. Поэтому сначала нужно было решить, как поступить с ней. Джек покосился на семнадцатый «Глок», кобуру с которым он снял со второй девки, после того как вырубил её. Хорошая боевая машинка, лёгкая, удобная, способная работать даже в воде. Какова вероятность встретить такое оружие у простой обывательницы? Правильно, нулевая. Значит, эта девица не так проста, хотя и по-глупому попалась в его нехитрую ловушку. Если она из ФБР, скоро здесь будет полно людей с такими же пистолетами, поэтому Джеку следует немедля убить обеих и рвать когти. Но… Джек долго следил за своей русской (ему нравилось думать о ней, как о своей) и второй девчонки среди фэбээровцев не видел. Поэтому он был практически уверен, что она работает на спецслужбы. Вот только на американские ли? Где её группа поддержки? Боевики в бронежилетах с надписью «спецназ»? Она одна, следовательно, действует на свой страх и риск. Поэтому, вероятнее всего, она тоже русская.

Джеку нравилась его догадка. Она не только свидетельствовала о его высоком интеллекте, но и позволяла насладиться местью сразу двоим русским девкам, вместо одной. Правда догадка требовала проверки. Жаль, что он не предусмотрел такого развития событий и установил камеры без звука. Можно было бы послушать, о чём они говорят и на каком языке.

Не важно. Джек придумает, как узнать то, что ему нужно. В конце концов, есть старые добрые пытки, которые хорошо развязывают языки даже специально подготовленным агентам российской разведки. Да и американской тоже.

Джек расстегнул рюкзачок второй девицы. Поскольку у неё были тёмные волосы, он реши называть её брюнеткой. Значит, первую для контраста можно звать блондинкой. Ясно и понятно. Сегодня Джек был очень доволен собой, у него всё получалось и в его голову приходили отличные идеи.

В рюкзаке брюнетки сверху лежал телефон. С виду обычный смартфон. Он требовал ввода пароля и отпечаток пальца, поэтому Джек решил с ним подождать. Дальше лежал моток альпинистской верёвки и несколько карабинов. По горам она собралась лазать, что ли? Дымовая граната – наверное, чтобы его выкурить. Глушитель для «Глока» – а вот это уже интересно. Думала подкрасться и пристрелить его по-тихому? Сука! Джек решил, что ему всё равно, русская он или американка. Он убьёт брюнетку первой, причём убивать будет долго и мучительно. А блондинку заставит на это смотреть, ей будет полезно увидеть, что её ждёт в конце.

Отличный план, не стоит тянуть с его выполнением. Джек вытащил пистолет из кобуры и отправился к своим пленницам.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

20.00

Катя исследовала все уголки нашей темницы и убедилась, что выход отсюда только один, он же и вход. По крайней мере, для кого-то наших размеров, исправилась я, вспомнив про щенков, которые больше так и не появлялись.

– Значит, мы выйдем отсюда через дверь, – резюмировала Катя.

– И как ты собираешься это провернуть? – Недоумевала я.

– Дождёмся, пока он откроет дверь, я его вырублю, и убежим.

– Ну, звучит, конечно, просто… – Засомневалась я, вспомнив, с какой силой он швырнул меня о стену. Но Катя не позволила мне поддаться неуверенности.

– Не забывай, что я суперагент, – это прозвучало двусмысленно – вроде как шутка, но в тоже время и нет.

А ведь и правда, то, что я неспособна в одиночку справиться с взрослым мужчиной, вовсе не значит, что и Катя на такое не способна. Да и выбора-то особого у нас нет: либо позволить Русофобу нас убить, либо бороться с ним.

Пока мы ждали, Катя решила мою проблему с платьем. Причём неожиданно легко. Вытащила у меня из волос две маленьких заколки-«крабика», которые удерживали отрастающую чёлку и о которых я успела забыть за всеми треволнениями сегодняшнего дня. «Крабики» и скрепили порванную на груди ткань.

И почему я сама до такого не додумалась?

Что мне нравилось в Кате, так это её уверенность в себе, в своих силах. Казалось, не существует того, что она не смогла бы преодолеть. Как здорово, что она пришла меня спасать. Увлечённая новой подругой, я даже забыла о Майкле. Почему он меня не ищет? Или ищет, но не может найти? Впрочем, сейчас это уже не имеет особого значения. Я была убеждена в том, что Катя вытащит отсюда нас обеих. Она была словно чудо, ангел-хранитель, посланный мне свыше. И, когда я окажусь на свободе, я приду к агенту Фэйссоберу и спрошу – почему не он пришёл спасти меня? Буду слушать его беспомощные оправдания с непроницаемым выражением лица. А потом скажу, что не смогу простить его предательства и с гордо поднятой головой, не оборачиваясь, поднимусь по трапу самолёта и улечу домой, чтобы никогда больше его не увидеть. Возможно, буду игнорировать его поздние звонки или поднимать трубку и молчать, выслушивая его сбивчивые признания. Неожиданно Катя прервала мои фантазии.

– Приготовься, – она прижалась к стене справа от двери.

Я ничего не слышала, но поверила богатому шпионскому опыту моей новой подруги. Поэтому села на лежанку, подальше от входа, чтобы не мешать Кате, но при этом сразу попасться на глаза Русофобу и отвлечь его внимание на себя. Мне было немного страшно, но я доверяла профессионализму Кати и старалась сдержать, одолевавшую меня мелкую дрожь.

Когда дверь открылась, я честно пыталась смотреть только на Джека Трумэна, но непроизвольно скашивала глаза на Катю. Наверное, этим я её и выдала, потому что она не успела ничего сделать. Он застыл в проёме двери и громко сказал, направив пистолет в мою сторону:

– Выходи и без глупостей.

Несколько секунд она колебалась, принимая решение. Думаю, она собиралась толкнуть Трумэна дверью. Но скорее всего он успел бы в меня выстрелить. Поэтому я усиленно качала головой, давая ей понять, что не стоит нападать на маньяка, когда он угрожает мне оружием. Раньше в меня никогда не целились из пистолета. И я бы не хотела, чтобы подобное когда-нибудь повторилось.

– Катя, не надо, пожалуйста, – шептала я почти беззвучно, шевелились только губы. Но она меня поняла, за что я была ей безмерно благодарна, потому что, сдавшись Русофобу, она спасла мне жизнь. По крайней мере, в тот момент я была в этом абсолютно уверена. Она осторожно вышла из-за двери, подняв руки вверх.

Дальше всё произошло очень быстро. Трумэн ударил её по колену носком тяжёлого армейского ботинка, Катя согнулась, и тогда он пнул её ногой в живот. Она упала на бок, он ударил её ещё раз и ещё. Она пыталась закрыться руками, а он всё бил и бил, не произнося при этом ни слова. Потом Русофоб остановился и также молча ушёл.

Когда закрылась дверь, я подошла к Кате и опустилась рядом ней на колени. Выглядела она очень плохо. У неё лопнула губа, медленно опухало веко и заплывал правый глаз, а со лба свисал содранный лоскут кожи, по которому струилась кровь.

– Ты как? – Несмотря на то, что меня он и пальцем не тронул, от вида методичного, абсолютно безэмоционального избиения Кати меня начало трясти.

– Нормально, – просипела она сквозь стиснутые зубы.

Мы не ожидали, что Русофоб вернётся, поэтому он застал нас врасплох. Я почему-то решила, что смогу закрыть Катю своим телом. Но Трумэн не собирался больше её бить. Он бросил мне кабельную стяжку.

– Свяжи ей руки.

Я подняла стяжку с пола и неумело начала делать петлю, чтобы продеть в неё Катины руки.

– Не так, сзади.

Я в недоумении подняла на него глаза. Что сзади?

– Ты глухая? – Он повысил голос. – Руки вяжи за спиной!

Катя неловко села и сложила руки так, чтобы мне удобнее было их связать. Я сделала петлю достаточно свободной, оставляя Кате возможность освободиться в удобный момент, но Трумэн разгадал мою хитрость.

– Крепче затягивай.

Пришлось повиноваться, поскольку он достал пистолет и направил его на меня.

– Отойди к стене.

Я отошла, а он приблизился к Кате и дёрнул за стяжку. Оставшись неудовлетворённым надёжностью пут, он затянул ещё туже.