Текст книги "Русофобия"

– Даже и не думай развязывать ей руки, – с угрозой в голосе сказал он, глядя мне в глаза. После чего оставил нас одних.

Район заброшенных промышленных зданий на окраине Нью-Йорка

21.07

Дэн Грисби резко затормозил и вспугнул крупную худую собаку, которая трусила в надвигающихся сумерках к заброшенным зданиям швейного городка.

– Приехали, – детектив вышел из машины, и Майкл последовал за ним.

Примерно в трёхстах пятидесяти футах от первого здания, на пустыре, сплошь поросшем буйной дикой флорой, стоял автомобиль. Он был накрыт маскировочной сеткой. Теперь понятно, почему патрулировавшие городские окраины вертолёты ФБР его пропустили.

Толстяк Грисби стянул сетку, и Майкл увидел чёрный пикап с кузовом, покрытым алюминиевым кунгом.

– Он перевозил их внутри кунга?

– Наверное, – пожал плечами детектив, – уж вашу русскую точно возил не в кабине, её отпечатки нашли только сзади.

Агент Фэйссобер открыл дверцы кузова, запирающиеся снаружи вертикальным засовом, и посветил внутрь фонариком. Там было абсолютно пусто. Выстеленное металлом внутренне пространство кунга, заставило Майкла содрогнуться. Сколько времени она находилась здесь? Часа два-три, если ехать по пробкам. Он закрыл дверцы обратно на засов и решительно направился в сторону зданий.

– Эй, агент Фэйссобер! – Кричал ему вслед толстяк Грисби, – вы куда?

– Я думаю, он держит её где-то здесь, – ответил Майкл, не останавливаясь.

– Стойте! Мы должны подождать оперативную группу, – напомнил детектив, пытаясь его догнать.

Майкл остановился, прижавшись к стене ближайшего здания. Дэн Грисби нагнал его через минуту, тяжело дыша. Агент Фэйссобер внимательно посмотрел на него, прежде чем сказать:

– Подождите меня здесь, спецназ скоро будет. А я пока разведаю местность.

Майкл двинулся вперёд, а толстяк остался, пытаясь восстановить дыхание. Когда агент ФБР скрылся из виду, Дэн Грисби вернулся обратно к машине. Убеждая себя, что идёт вызывать подмогу. Ведь должен же кто-то показать спецназу, куда отправился агент Фэйссобер.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

21.24

Катя лежала на полу, не двигаясь. Она даже не шевелилась. Я не знала, что делать, поэтому молча сидела на лежанке, поджав под себя ноги и думая об отсутствии для нас каких-либо перспектив в будущем. Когда Русофоб вывел Катю из строя, он лишил нас последней надежды на спасение. Уверена, что Джек Трумэн именно на это и рассчитывал.

В сгустившейся тишине стали слышны далёкие раскаты грома. Мне очень хотелось пить. Трумэн приносил днём еду, но о воде он, видимо, забыл, или нарочно хотел меня помучить. Тогда я попробовала представить, что начинается ливень, струи дождя стучат по жестяной крыше, стекают на землю, образуя лужи. Я пью эту воду, зачерпывая ладонью. Не помогло, даже наоборот, пить захотелось ещё больше.

Из щели в стене осторожно выглянули щенки. Убедившись, что им ничто не угрожает, они вышли в центр помещения, настороженно принюхиваясь. Заметив на полу скрюченную Катю, щенки двинулись к ней. Обнюхивали, лизали её лицо, поскуливали. Наконец, я расслышала судорожный Катин вздох. Одновременно из щели раздалось шуршание и ответное поскуливание. Из-под стены показалась крупная, но исхудавшая собака с разбухшими, отвисшими сосками. Она была палевого цвета с широкой мордой, которую украшала своеобразная «собачья улыбка». Она тоже подошла к Кате, обнюхала её и несколько раз лизнула её лицо. Потом улеглась рядом с девушкой, касаясь её спиной. Щенки приняли это за приглашение на обед и начали сосать молоко.

Я залюбовалась на них, думая о том, как всё просто и гармонично устроено у животных. И только мы, люди, вроде бы разумные существа, усложняем жизнь и себе, и другим. Получается, что человек гораздо более жесток, чем зверь, убивающий только ради пропитания. У человека же есть множество причин для уничтожения другого живого существа. Он убивает из зависти, ненависти, ради наживы, да ещё и мучает жертву для собственного удовольствия. Я не могу понять, почему один человек может считать себя более заслуживающим жизни, чем другой? Почему кто-то берёт на себя функции Господа Бога и решает, кому жить, а кому умереть?

Мне вспомнился эпизод, в котором пришлось принимать участие, в качестве сотрудника дипломатического ведомства. Дело было в одном из курортных городов нашей страны. В один из тёплых осенних дней супружеская пара решила прогуляться в окрестном лесу со своими питомцами. Летом здесь было не протолкнуться из-за отдыхающих, а в период межсезонья супруги старались каждые выходные выбираться за город и дышать ароматами можжевелового леса. Они, расслабившись, шагали по туристической тропе, собаки бежали без поводков, занимаясь своими важными собачьими делами. Откуда им было знать, что за поворотом тропы притаился охотник, уже давно услыхавший собачий лай и зарядивший в предвкушении ружьё. Как только первая собака появилась из-за поворота, раздался выстрел, вторую хозяйка успела спасти, закрыв своим телом. Как выяснилось позднее, при расследовании инцидента, местное общество охотников поручило своим членам общественную нагрузку – отстреливать бродячих собак. Охотников это ничуть не расстроило, поскольку добычи в небольших угодьях практически не осталось, а пострелять в кого-то хотелось.

Хозяева обратились в полицию, но там им отказали в возбуждении уголовного дела из-за отсутствия состава преступления. Тогда они написали заявление в прокуратуру, и началась наша любимая российская игра в бюрократию. Наш человек побарахтался бы в бюрократической паутине и отступился. Но хозяйка собаки оказалась британской подданной, вышедшей замуж за русского. И у неё был другой менталитет. Когда она не нашла справедливости у российского законодательства, то обратилась в британское посольство. Чтобы не допустить международного скандала «из-за какой-то дохлой псины», как выразился один из чиновников нашего ведомства, было решено отправить сотрудников для урегулирования вопроса.

Изучая вопрос, я рассматривала фотографии убитого животного и не могла понять, как можно ухоженную овчарку с лоснящейся шерстью принять за бродячую собаку. А потом я увидела охотника и сразу всё встало на свои места – он хотел убить. Ему просто хотелось забрать чью-то жизнь, и он знал, что убийство собаки даже на глазах у её хозяев по российскому законодательству ему ничем не грозит. В худшем случае – придётся заплатить штраф. Вспоминая, что случилось в лесу, он улыбался. Когда я смотрела на этого человека, мне было страшно.

Меня опять резко выдернули из размышлений. Открылась дверь, и вошёл Джек Трумэн с пистолетом в правой руке. Всё последующее происходило очень быстро.

– Вставай! – Крикнул он от двери и двинулся к Кате, уже протягивая к ней левую руку, чтобы поднять девушку. Лежавшая за Катиной спиной собака, только что мирно кормившая своих щенков, вдруг одним быстрым движением вскочила, грозно рыча.

– А ну, прочь! – Русофоб замахнулся на неё пистолетом, и тогда псина бросилась на него. Он инстинктивно попытался закрыться и вытянул левую руку, в которую собака и вцепилась, повиснув на ней. Трумэн кричал, пытаясь отбиться, он несколько раз ударил зверя по голове пистолетом. Затем сообразил, что нужно делать, и, приставив оружие к собачьему боку, выстрелил два раза подряд. Собака выпустила его руку и жалобно заскулила. Сделала несколько шагов к спасительной щели, из которой выглядывали испуганные щенки. Убийца выстрелил снова, собака упала на пол, истекая кровью.

– Чёртово дерьмо! – Он сорвал с себя футболку и начал заматывать руку, вдыхая и выпуская воздух сквозь стиснутые зубы. Пистолет, чтобы не мешал, он засунул за пояс джинсов. Если бы я очень быстро вскочила и бросилась к нему, то успела бы вытащить оружие и связать Трумэна, угрожая выстрелить. Если бы я была Катей, то, конечно, успела бы сделать это и спасти наши жизни. А Лилия Берегова, всегда игнорировавшая занятия по физической подготовке, могла лишь бесплодно фантазировать на эту тему. Я пообещала себе, что, если выберусь отсюда живой, обязательно начну ходить в спортзал. И ещё на курсы самообороны.

Перевязав себе раненую руку, Трумэн другой рукой рывком поднял полубессознательную Катю на ноги и потащил к открытой двери. На меня он даже не посмотрел, только бросил через плечо:

– Иди за мной.

Он настолько не принимал меня в расчёт, что даже не посчитал нужным обернуться и проверить, выполняю ли я его приказ. Он был уверен, что достаточно запугал меня, и я сделаю всё, что он скажет. И я действительно пошла за ним и Катей, которую Русофоб практически волочил за собой. Прежде, чем выйти из комнаты, я в последний раз обернулась на умирающую собаку, посмевшую встать на защиту своих детей и пожертвовавшую за них жизнью.

Пока мы шли по пустому холлу, я слышала раскаты грома, которые стали громче и ближе к нам. Гроза явно двигалась в нашу сторону.

Трумэн привёл нас в другое, более просторное помещение, центр которого занимало габаритное металлическое сооружение, видимо, когда-то бывшее станком. Подтянув Катю поближе, он зацепил стяжку, связывающую Катины руки, на какой-то крюк, и девушка практически повисла на нём, едва касаясь ногами пола.

Русофоб вытащил из-за пояса пистолет и снова направил на меня, замершую почти у самого входа. Признаюсь, когда я увидела, что он сосредоточен на подвешивании Кати, у меня мелькнула малодушная мысль – сбежать, пока он занят. И в какой-то момент я испытала облегчение от того, что не успела убежать и не бросила подругу в беде.

– Ты, садись сюда, – он махнул пистолетом на стоявший неподалёку стул.

Я послушно подошла, села и вытянула руки перед собой, безропотно позволив связать их ещё одной кабельной стяжкой. Также он привязал мои ноги к ножкам стула, а потом развернул таким образом, чтобы мне была хорошо видна Катя. Я заметила, что ей очень больно, руки затекли, а ноги практически не держат. Я подумала, что когда Трумэн бил её ногами, то мог повредить ей внутренние органы. Значит, Катя истечёт кровью, если нас немедленно кто-нибудь не спасёт.

Где же Майкл? Почему его так долго нет? Ведь теперь мне остаётся только верить, что он ищет меня. Что он найдёт. Что спасёт. Иначе, мы с Катей очень скоро умрём.

Русофоб подошёл к девушке. Прежде чем начать расправу, он обернулся на меня, убедиться, что мне хорошо видно и что я точно смотрю. Здоровой рукой он приподнял Катину голову, чтобы встретиться с ней глазами и улыбнулся. Широко и довольно.

– Ну, что, детка, повеселимся?

Он взял лежавший на станке металлический прут и, широко размахнувшись, ударил Катю по животу.

– Неееет! – Оглушающе громко кричал кто-то каждый раз, когда стальной прут со свистом врезался в беззащитное Катино тело, оставляя на нём длинные багровые ссадины. Я думала, что это кричала она, от боли. И только когда Трумэн остановился, и крики прекратились, по саднящему горлу и сбегающим по щекам слезам я поняла, что кричала именно я.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

22.17

Гроза приближалась. Тучи покрыли небо, спрятав звёзды. Яркие всполохи молний, разрывавшие тьму, приближались к городу.

Майкл старался не пользоваться фонариком, чтобы не привлекать к себе внимания раньше времени, и пробирался вдоль зданий практически наощупь. Сильные порывы предгрозового ветра несли пыль и песок, приходилось периодически прикрывать глаза рукой. Ночь обещала быть непростой.

Майкл услышал истошный крик, даже вопль, он раздался откуда-то спереди. Агент Фэйссобер пошёл в сторону звука, ускорившись, когда крик повторился. Вскоре Майкл уже был уверен, что кричит Лили, поэтому побежал вперёд, стараясь определить, из какого здания доносится шум.

В кармане завибрировал мобильный телефон.

– Майк, – голос шефа был еле различим из-за ветра, – мы на подходе. Не лезь туда!

– Я вас не слышу! – Майкл не мог послушаться шефа, не сейчас, когда ей так больно, когда он слышал, как она кричит. Трумэн мучает её, пытает, разделывает на части. Агент Фэйссобер видел то, что оставалось от жертв Русофоба. Возможно, он уже опаздывает, слишком медленно двигается.

– Дождись нас! – Донеслось из трубки, прежде чем Майкл отключил телефон и сунул его в карман джинсов, чтобы не мешал бежать.

Начался дождь, практически нулевая видимость стала отрицательной. Вопли стихли так же резко, как и начались. Майкл помнил направление, откуда раздавался крик, но точное здание установить не удалось. Она перестала кричать или это ливень заглушил все остальные звуки? Наткнувшись на стену одного из зданий, Майкл двинулся вдоль него. Когда он, наконец, добрался до входа, то был насквозь мокрым. К счастью дверь была не заперта, иначе Майкл рисковал быть просто смытым дождём. Он включил фонарик и осветил абсолютно пустое помещение, на покрытом пылью полу не было никаких следов. Агент Фэйссобер повернулся обратно к двери, чтобы продолжить поиски нужного, и в этот момент боковым зрением он уловил какой-то источник света. Возможно, это был отблеск его фонаря в стекле. Но Майкл всё-таки выключил фонарик и подошёл к окну. Несомненно, в соседнем здании горел электрический свет.

Похоже, он нашёл её. Теперь главное, чтобы не было слишком поздно. Не дав себе времени переждать непогоду, Майкл выскочил обратно под дождь. В заднем кармане джинсов настойчиво, но безответно вибрировал телефон.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

22.28

Трумэн отбросил прут и схватился за покусанную руку. Видимо, она сильно болела. Во всяком случае, я на это надеялась. Он размотал футболку, и стало видно, что из ран всё ещё сочится кровь.

Он куда-то вышел. А я начала негромко звать Катю, но она не отвечала. Кажется, была без сознания. Её голова безвольно свесилась на грудь, а полосы на животе и руках начали наливаться багрянцем.

– Катя, пожалуйста, не умирай. Нас обязательно спасут. Ты просто продержись ещё немного. – Я шептала и шептала, как молитву, в последней надежде, что для нас всё не закончится здесь.

Вернулся Трумэн с аптечкой, поставил её на металлический стол у окна и вернулся ко мне. Когда он подошёл, я непроизвольно втянула голову в плечи. Я боялась его до ужаса, он это знал, и ему это очень нравилось. Может, поэтому он и не пытал меня? Потому что наслаждался моим страхом? Но сейчас Русофобу явно было не до игры в кошки-мышки. Он взялся здоровой рукой за спинку стула, к которому я была привязана, и потащил к окну. Затем разрезал стяжку на моих руках и начал разматывать окровавленную футболку.

– Ты, – Русофоб пристально посмотрел мне в глаза, – перевяжешь мне руку.

Я открыла коробку с медикаментами. И что мне с этим делать? Мне понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться в достижениях американской фармацевтической промышленности, потому что здесь не было ничего привычного для русского взгляда. Так, нужно искать что-то вроде перекиси водорода или хлоргексидина и ещё что-то противовоспалительное и заживляющее. Я не слишком сильна в медицине и в российских лекарствах не особо разбираюсь, обычно доверяя выбор сотрудникам аптеки.

– Пошевеливайся! – Трумэн сидел рядом, положив на стол раненую руку. Русофобу было плохо, и это было хорошо. На лбу у него выступили капельки пота, кожа была бледной, а из собачьих укусов слабо сочилась кровь. Он всё ещё представлял опасность. Но что, если подождать, пока он ослабеет. Всего-то и надо, что не оказывать ему первую помощь и дать истечь кровью. Или использовать какое-то другое лекарство, которое не остановит заражения. Трумэн будто прочёл мои мысли, потому что он достал пистолет и положил его себе на колени.

– Я жду! – Он немного повысил голос, и я решила дождаться более удобного момента.

В аптечке я нашла пузырёк с надписью: «Гидроген пероксид». Решив по созвучию, что это и есть перекись, я обильно полила жидкостью на раны. Кровь запенилась, а Трумэн зашипел. Жаль. Что это не кислота, я полила ещё, представляя, как она разъедает ему кожу. Затем протёрла его руку антисептическими салфетками и намазала мазью с антибиотиками. Больше может сделать только медсестра, поэтому я начала заматывать раны бинтом.

В этот момент какое-то движение за окном привлекло моё внимание. Я повернула голову и увидела родное лицо Майкла, прижавшееся к стеклу. Он прижал указательный палец к губам, и я быстро опустила глаза, боясь раскрыть его присутствие.

– Что там? – Русофоб приподнялся на стуле, чтобы разглядеть то, что я увидела за окном.

– Просто сильный дождь, – излишне торопливо ответила я. Но, словно подтверждая мои слова, ветер изменил направление, и дождь забарабанил в окно.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

22.54

Он нашёл Лили. Сердце Майкла забилось, казалось, с удвоенной силой. Она сидела рядом с Русофобом и перевязывала ему руку. Он ранен? Майкл заметил у него семнадцатый «Глок». Кто-то в него стрелял? В центре помещения к металлическому остову станка была прикована женщина. Даже через окно агент Фэйссобер заметил, что она находится в бессознательном состоянии. Может быть, она стреляла? Поэтому Трумэн её и приковал.

Сделав Лили знак молчать, Майкл начал обход здания в поисках входа. В кармане опять завибрировал телефон.

– Майк, ты где? – Голос Джереми Батлера заглушал шум дождя, значит, они уже здесь.

– Северо-запад фабричной зоны. Я нашёл нашу русскую.

– Отлично, мы идём, не начинай операцию без группы.

– О’кей, шеф, – Майкл засунул мокрый телефон в карман промокших джинсов и, прежде чем войти в здание бывшей швейной фабрики, с досадой подумал, что завтра придётся идти в магазин в поисках нового мобильника.

Вход нашёлся довольно скоро. Зная, что Русофоб находится в другой части здания, Майкл не стал осторожничать и включил фонарик. Да и приблизившаяся гроза помогала, освещая апокалиптический пейзаж всполохами молний. Дверь была заперта изнутри. Майкл убедился в этом, подёргав покрытую ржавчиной ручку. Несколько попыток выбить дверь ногой не увенчались успехом. Решение подсказал последовавший вслед за вспышкой молнии раскат грома. Агент Фэйссобер достал из кобуры оружие и начал считать. Один, два, три… на счёт четырнадцать засияла молния. Майкл снял пистолет с предохранителя и выстрелил одновременно с мощным ударом грома. Несколько секунд помедлив и убедившись, что выстрел не был услышан, Майкл открыл дверь.

Когда агент Фэйссобер вошёл внутрь заброшенной фабрики, он не просто промок насквозь, вода стекала с него потоком, образуя лужи. Если бы кто-то следовал за ним, то легко нашёл по этим мокрым следам. Пусть они помогут шефу и оперативной группе, которые отслеживают его по мобильнику.

Прислушавшись, Майкл осторожно двинулся вперёд. Где-то впереди раздавались голоса.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

23.08

Несколько минут мы с Русофобом молча сидели друг напротив друга. Он смотрел в окно, а я на него. Я думала о Майкле, который пришёл спасти меня и вот-вот появится здесь. О чём думал убийца, я не знаю. Казалось, он слушает стук дождя по стеклу, поскольку он прислушивался, склонив голову набок. Внезапно он поднялся, зашёл мне за спину и приставил пистолет к моему виску. Что!?

– Выходи, – сказал Джек Трумэн негромко, – или я снесу ей голову.

Ответом ему была абсолютная тишина.

– Считай до пяти, – он ткнул пистолетом мне в голову. – Громко.

– Один, – неуверенно начала я, – два…

– Считай быстрее! – он прижал оружие к моему виску.

– Три, – слова выходили с трудом, – четыре…

– На счёт «пять» я выстрелю, – предупредил Русофоб.

– Не надо, – в дверном проёме показался Майкл с поднятыми вверх руками.

– Майкл, – позвала я, в глазах защипало. «Если ты сейчас заплачешь, то не сможешь ничего увидеть, а значит, окончательно потеряешь контроль над ситуацией», – строго отчитала я себя и несколько раз моргнула, чтобы сдержать ненужные сейчас слёзы.

– Всё будет хорошо, Лили, – пообещал он, глядя на Трумэна.

Тот усмехнулся и махнул пистолетом:

– Повернись.

Майкл повернулся вокруг своей оси, продемонстрировав отсутствие оружия.

– Мобильник на стол.

Агент Фэйссобер подошёл к столу с противоположной от меня стороны и положил на него телефон.

– А сейчас ты выйдешь наружу и скажешь своим фэбээровцам, чтобы подогнали к выходу машину и пропустили меня с девчонкой, если не хочешь, чтобы я проделал дыру в её голове.

– Отпусти девушку, возьми лучше меня.

Трумэн усмехнулся. И снова ткнул пистолетом мне в висок.

– Иди, я не буду ждать вечно.

Майкл развернулся и медленно зашагал прочь. Неужели это всё? И больше он ничего не предпримет, чтобы спасти меня из рук маньяка? Неужели предоставит ему машину и просто отпустит меня с ним?

– Вперёд, – Трумэн подтолкнул меня вслед за Майклом.

Снаружи всё ещё бушевала гроза. Всполохи молний сливались с мельканием проблесковых огней полицейских машин. Десятки промокших, но вооружённых полицейских и сотрудников ФБР держали нас с Трумэном под прицелом. Но не стреляли. Наверное, боялись попасть в меня. Может, и зря, ведь так было бы проще: пожертвовать одной русской, чтобы спасти многих. Впрочем, я догадывалась, что так просто Русофоба не отпустят, наверняка, установят следящее устройство на машину. Или как они там сейчас действуют.

Ко входу подъехал чёрный внедорожник без опознавательных знаков. Из него вышел Майкл, оставив водительскую дверцу открытой. Трумэн вытолкнул меня под дождь, который мгновенно промочил мои волосы и одежду. Я чувствовала, как ледяные струи стекают по моему телу. Посмотрев вниз, я заметила, что заколки-«крабики» куда-то потерялись, и теперь каждый желающий мог беспрепятственно лицезреть мою грудь, почти не прикрытую бельём. Но почему-то мне это уже было неважно.

Агент Фэйссобер провожал меня взглядом, смотрел, как я сажусь в машину и ничего не предпринимал. Ничего! Я почувствовала, что начинаю злиться. Чёртов Майкл! Чёртово ФБР! Чёртова Америка!

– Чёртов Русофоб, за что ты так ненавидишь русских?

– Вы – враги, – усмехнулся он, кладя пистолет на колени и поворачивая ключ зажигания, – поэтому вас следует уничтожать.

Машина медленно тронулась с места.

– Мы не враги, – возразила я, надеясь его убедить. – И ты не обязан никого убивать.

Внедорожник лавировал между полицейских автомобилей, увозя меня всё дальше от Майкла.

– На войне всегда кто-то кого-то убивает. – Трумэн постоянно смотрел в зеркало заднего вида.

– Никакой войны нет! – Выкрикнула я. – Наши страны не воюют!

– Ты ничего не понимаешь.

Вдруг яркая вспышка молнии осветила всё вокруг, стало видно, что несколько машин ФБР на некотором отдалении следуют за нами. Наверняка, Майкл в одном из этих автомобилей, он не бросит меня. От этого осознания стало немного легче.

– Чего я не понимаю?! Объясни!

– Знаешь что, заткнись! – Русофоб выехал на бетонную дорогу и прибавил скорость. Я замолчала, отчаявшись достучаться до сумасшедшего.

А ведь там ещё осталась Катя. Господи, пусть хотя бы она выживет.

Мы уезжали всё дальше и дальше, миновали заросший высокой травой пустырь. Трумэн давил на педаль газа. Кажется, я отправлялась в своё последнее путешествие.

Не могу сказать, что при осознании этой мысли меня охватила паника. Может быть, я и боялась того, что меня увозит непонятно куда, нью-йоркский Русофоб, маньяк, пытавший и жестоко убивший нескольких моих соотечественников. Но этот страх был какой-то не настоящий, не мой, я боялась как-то не всерьёз. Как будто, я наблюдала за собой и своим страхом со стороны. Или будто в кинотеатре смотрела фильм про себя с собой в главной роли. И все эти события я созерцала, устроившись в мягком кресле с большим ведром сладкого попкорна и большим стаканом газировки, которую я потягивала через трубочку.

Я искоса посмотрела на Трумэна и ясно увидела, что он сумасшедший. Потому что у него было лицо настоящего безумца. Глаза безумца вглядывались в стену дождя впереди. Руки безумца нервно сдавливали руль. И всё его поджарое тело, его обнажённый торс, его перевязанная рука кричали о безумии. Он напомнил мне охотника из курортного городка, также распространяющего безумие вокруг себя, но уверенного в своей божественной исключительности.

Я подумала о том, когда Джек Трумэн сошёл с ума. Было ли безумие заложено в нём изначально или настигло его на войне, когда кровь, крики раненых и умирающих ежедневно преследовали его, стали буднями его жизни. Следовало ли пожалеть этого человека? Возможно, но он причинил мне и другим людям слишком много боли, чтобы его можно было простить и сочувствовать ему. Он виновен. Для него не должно и не может быть прощения. Он убийца, за что и понесёт наказание. И даже моя смерть этого уже не изменит.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

23.28

Майкл смотрел, как Трумэн увозит Лили. Он знал, что на машине закреплён радиомаячок, что вслед Русофобу отправятся четыре автомобиля с оперативниками, что, как только погода чуть установится, в воздушное сопровождение полетит полицейский вертолёт. И всё равно на душе было неспокойно. Она была такой чистой, такой невинной, она не заслуживала такой смерти. Никто из жертв Русофоба не заслуживал, но Лили в особенности.

Когда только началось это безумное дело, разве мог он представить, что узнает такую женщину, как она. А сейчас она в опасности, она нуждается в нём, а он снова отстаёт и проигрывает Джеку Трумэну, убийце-Русофобу.

Шеф дал команду выждать сто двадцать секунд, чтобы преследовать Джека Трумэна вне зоны видимости. Поэтому Майкл следил за временем, которое будто издевалось, всё замедляя и замедляя свой ход. Спустя годы, отпущенные две минуты истекли. Агент Фэйссобер двинулся в погоню, следя за сигналом радиомаяка. Следом за ним ехали ещё три федеральных автомобиля.

Полицейские огни остались позади. Дорогу машине Майкла освещали только противотуманные фары и яркие росчерки молний.

Не сдержавшись, агент Фэйссобер подъехал слишком близко, и Трумэн наверняка заметил свет фар. Пусть, так даже лучше, поостережётся причинить ей вред. Зная, что его преследуют федералы, Русофоб скорее оставит заложницу в живых, чтобы было, кем прикрываться.

За стеной дождя Майкл почти не видел машину Русофоба, ориентируясь на красную точку, мигавшую на панели прибора слежения. Агент Фэйссобер отчаянно старался придумать план, который позволил бы поймать Русофоба таким образом, чтобы не пострадала Лили. Но по всем расчётам выходило, что шансов у неё почти нет.

Несмотря на проливной дождь и плохую видимость, Трумэн держал хорошую скорость. Он двигался в сторону доков. Если Русофоб надеялся затеряться там, то он просчитался. Шеф сразу отправил патрулировать гавань несколько полицейских машин, предвидя такое развитие событий. На Бруклинском мосту тоже дежурили две машины. Трумэну некуда бежать. Главное, чтобы, поняв это, он не решил избавиться от заложницы.

Бруклин, район доков

23.35

Мы мчались сквозь дождь. Трумэн гнал машину слишком быстро для такой погоды. Он будто боялся куда-то опоздать. Я не знала, преследует ли нас Майкл, потому что за окном ничего не было видно. Я не знала, где мы находимся и куда направляемся. Впрочем, если Майкл не поспешит мне на помощь, то я совершенно точно знала, что меня ожидает в конце этого пути.

А что, если Майкл не поехал за мной? Может быть, ФБР и не собирается меня спасать. Может, они ждут, пока Русофоб отъедет подальше, пока окажется за чертой города, и тогда они сбросят на него бомбу с вертолёта. Ну, и на меня тоже. Так сказать, обойдутся малой кровью.

И я вдруг поняла, что теперь только от меня зависит, умру я сегодня или проживу ещё долгие годы. Я должна бороться с ним сама, чтобы выжить. Необходимо что-то предпринять, причём немедленно. Я посмотрела на Трумэна, сжавшего зубы и смотрящего прямо перед собой в попытке разглядеть дорогу за лобовым стеклом. Посмотрела на пистолет, так и лежавший у него на коленях. Кажется, я знаю, что нужно делать. Господи, помоги мне.

Я глубоко вдохнула и всем весом навалилась на Русофоба, и когда он от неожиданности убрал руки от руля, резко дёрнула его вправо. Трумэн быстро пришёл в себя, слишком быстро. Он толкнул меня назад и схватился было за пистолет, но тот, к счастью, упал и завалился под сиденье. В этот момент машина съехала с пирса. Началось падение, которое продлилось очень недолго и закончилось ударом о воду. Я пребольно ударилась локтем, а Русофоб похоже приложился головой. Он совсем не двигался, и я понадеялась, что он умер.

Машина быстро погружалась в воду. Я попыталась открыть пассажирскую дверцу, но, сколько бы ни дёргала ручку, она не поддавалась. Я не позволила себе поддаться накатывающей панике, повторяя про себя: «Спокойно, спокойно, спокойно. Ты сможешь. Ты что-нибудь придумаешь», и так по кругу как мантру. Когда-то я читала, что в подобной ситуации нужно разбить стекло и позволить воде заполнить салон, тогда дверь откроется. Я попыталась выбить боковое окно резким ударом локтя, о чём тут же пожалела и несколько секунд потратила на то, чтобы разогнать яркие звёздочки, мелькавшие перед глазами.

Автомобиль погружался всё глубже, я уже видела границу воды и воздуха. Надеюсь, здесь не слишком глубоко, и я смогу выплыть. Потому что плавала я весьма посредственно. В детстве мама отдала меня в бассейн, но я прогуливала занятия, предпочитая проводить время в библиотеке. О чём сейчас очень сожалела.

Спокойно, Лиля, думай. Так, нужно что-то твёрдое и желательно острое. Я осмотрела салон, не было ничего металлического. Разве что пистолет. Но для того, чтобы его достать, нужно было залезть под Русофоба. И я не решилась это сделать. Так, в бардачке – пусто. На заднем сиденье – пусто. Спокойно, Лиля, думай. Кажется, подголовники кресел имеют металлический стержень, можно попробовать разбить стекло им. Я начала дёргать подголовник. Он поддавался с трудом, и я встала коленями на сиденье, чтобы было удобнее.

– Что ты делаешь, сука?! – Очнувшийся Трумэн схватил меня за руку. Испугавшись, что он сейчас задушит меня, как Марси Вин, я дёрнула ещё раз, изо всех сил. Подголовник упал между сидений, а сама я, громко визжа, рухнула на Русофоба.

– Заткнись, тварь! Заткнись! – Он дотянулся до моей шеи и сжал руки.

Мне не хватало воздуха, чтобы что-то придумать. Я старалась оттолкнуть Трумэна, упираясь в него правой рукой. А левой шарила позади себя, стараясь найти что-нибудь, чем можно отбиться от маньяка. Подголовник был слишком большим для моей руки, возможно, в другой ситуации я его бы и не удержала. Но сейчас у меня не было возможности думать о неудаче, поэтому я просто схватила его и ударила Русофоба. Потом ещё и ещё. Остановилась я потому, что глаза мне забрызгало чем-то тёплым, липким, пахнущим кровью. Пришлось оттереть подолом, потому что руки тоже были измазаны этим.