Текст книги "Русофобия"

14 августа

Нью-Йорк, Отель «Уолкотт»

9.00

Сказать, что, когда я проснулась, у меня болела голова, это вовсе не сказать ничего. Она раскалывалась при малейшем движении. Наверное, так себя чувствуют здания после землетрясения: вроде бы всё уже закончилось, а чуть вздохнёшь посильнее, развалишься на кусочки. А ещё и уснула я сидя, прислонившись спиной к кровати, поэтому страдали и все остальные части моего бренного организма.

Наверное, из-за жуткого похмелья мой страх притупился, и вчерашняя мысль поехать в аэропорт не показалась мне такой уж абсурдной. Я доковыляла до сумочки, достала чудо американской фармацевтики и проглотила сразу две таблетки. Также медленно, стараясь особо не двигать верхней половиной тела, чтобы не тревожить голову, я побрела в ванную. Пока я принимала душ, боль растворилась, и вернулась способность мыслить ясно. Теперь мне уже не так хотелось самостоятельно проводить расследование и докапываться до истины. В дверь постучали. Это агент Мейсон напоминал, что меня уже ждут. У Майкла больше не было на меня времени. О’кей. У меня в голове сложился план, как попасть в аэропорт и при этом не попасться. Вот такой вот каламбур. Улыбаясь, я вышла к агенту Мейсону.

Рузвельт хоспитал

10.22

Как я и думала, агенты сопровождения остались ждать меня внизу. Поэтому я сделала вид, что собираюсь подняться на лифте, а сама двинулась к выходу приёмного покоя, где врачи встречали машины скорой помощи. Думаю, Зоя Михайловна не обидится, если я навещу её в другой раз. Если он будет, добавила моя пессимистичная половина.

Сбежать оказалось так легко, что мне стало немного не по себе. Всё-таки агенты не ожидали от меня такой глупости. Едва я вышла на улицу, на меня набросился Нью-Йорк со всем своим шумом и броуновским движением. Несколько раз меня чуть сбивали с ног, пока я не догадалась подстроиться и лавировать вместе с потоком. Проще всего было бы поймать такси, но этот вариант по известной причине мне не подходил. Поэтому я направилась к станции метрополитена. Ещё в гостинице я посмотрела карту города, метро было всего в двух кварталах от больницы.

Станция «59-я улица – Колумбус-Серкл», ближайшая к больнице, оказалась связана прямой веткой со станцией «Хауард-Бич – Аэропорт имени Джона Кеннеди», это я узнала после изучения схемы метрополитена. Возле карты я простояла достаточно долго, чтобы поймать на себе несколько любопытных взглядов. Наверное, я была похожа на глупого туриста, следовало продумать маршрут заранее. Разобравшись в какую сторону ехать, я отправилась к автомату, продающему карточки «MetroCard». Купила две поездки, рассчитывая, что обратно я тоже вернусь на метро.

Дождалась свой экспресс, зашла в вагон и нашла свободное место. Поскольку ехать мне придётся долго, лучше сидеть, чем стоять.

Во время пути я тайком рассматривала заходивших и выходивших ньюйоркцев. Люди, как люди. Почти и не отличишь от москвичей. Все со своими сложностями и проблемами. И почему всё так непонятно устроено в нашем мире? Зачем нас надо разделять и убивать? Почему мы все не можем жить дружно, как советовал мудрый кот Леопольд?

Добравшись до Хауард-Бич, я пересела на автобус до аэропорта. Мне вдруг очень захотелось купить билет на ближайший рейс домой. Я даже изучила расписание вылетов и подошла к кассам. Но там решимость меня покинула. Я сделала вид, что могу улететь, когда захочу, и никто мне не указ. Но прекрасно знала, что лгу себе. Я всегда была послушной: с мамой, со Славиком, а теперь с моими работодателями. Я выполню приказ просто потому, что не могу ослушаться. Видимо, сила привычки.

Я отошла от касс и отправилась искать зону досмотра. Но далеко идти не понадобилось, она сама шла мне навстречу. Та женщина. Я замерла на месте не в силах поверить собственному везению. Я узнала её сразу. Как и она меня. Потому что, заметив мой взгляд, она развернулась и побежала в обратную сторону.

– Подождите! Постойте! – Кричала я, пытаясь её догнать.

Надолго меня не хватило, и я остановилась, пытаясь отдышаться. Из-за угла, за которым скрылась эта женщина выбежали трое мужчины в форме охраны и начали меня окружать, переговариваясь по рации. Вот ведь влипла. Да, сдаюсь я, сдаюсь, я даже бежать не могу, не говоря уж о сопротивлении. На меня надели наручники и повели, как арестантку. Женщина смотрела мне вслед. М-да… Не так я представляла эту встречу.

Меня оставили в белой, ярко освещённой, комнате, где из мебели стоял только белый пластиковый стол и два белых пластиковых стула с двух его сторон, на один из стульев меня и усадили. Высоко под потолком располагалось маленькое окошко. Это, наверное, чтоб нарушитель не смог выбраться. Я грустно усмехнулась, я ведь и по полу-то не особо далеко убежала, что уж говорить о моей способности залезть вверх по голой стене. Всё-таки надо было ходить на физическую подготовку. Жаль, что она не была обязательной. А своей силы воли на здоровый образ жизни у меня не хватало.

Рассматривая комнату, я заметила камеру видеонаблюдения в углу. Значит, они за мной присматривают, пресекая даже попытку к бегству. Но я и не собиралась убегать. Это всего лишь досадное недоразумение, и скоро всё разъяснится. По крайней мере эта мысль меня успокаивала.

В одиночестве я просидела довольно долго. Думаю, часа два или три. Точнее не определить. Сумочку у меня отобрали вместе с мобильным телефоном, поэтому время я посмотреть не могла. Я где-то читала или смотрела в кино, что полицейские специально оставляют преступника одного в комнате для допросов, чтоб он помучился неизвестностью, испугался и признался сразу и во всех преступлениях. Но ведь я не преступник. Что я такого совершила? Ну, подумаешь, устроила небольшой переполох в аэропорту. Так я ведь не нарочно. Я просто хотела поговорить с женщиной, которая неделю назад досматривала мой багаж. Надеюсь, они не приняли меня за террориста. Нет, глупости, не может быть такого. Или может? Внутри у меня похолодело. Сейчас в аэропортах охрана нервная. Сначала упрячут меня в тюрьму за терроризм, а уж потом разбираться будут. И как я Константину Петровичу объясню такую коллизию в моей карьере? Впрочем, какая карьера может быть после американской тюрьмы. Разве что рыбу на рынке продавать. Я окончательно расстроилась и пала духом. Всё-таки не зря они такую пытку устраивают, я вон уже столько надумала ужасов, что готова признаваться в чём угодно. А ещё даже не в тюрьме.

Наконец, дверь открылась, и в комнату вошёл Майкл, а за ним следовали сотрудники аэропорта. Я обрадовалась агенту Фэйссоберу как родному. Вскочила и бросилась обнимать. Поскольку руки были скованы за спиной, получилось только уткнуться лицом ему в грудь.

– Майкл, – жалобно захныкала я.

– Всё в порядке, Лили, успокойтесь. – Он крепко прижал меня к себе и погладил по спине, а затем отстранил. – Но вы должны мне объяснить, что произошло.

Агент Фэйссобер сделал знак охране, и с меня сняли наручники. Он усадил меня обратно на стул, а сам сел напротив. Рядом со столом остановилась женщина в строгом костюме и с папкой в руках. У стен и двери стояли охранники. Я чувствовала себя нашкодившей старшеклассницей, которую собирается отчитывать завуч на родительском собрании. Я опустила глаза и молчала, потому что чувствовала себя очень маленькой, глупой и ничтожной. Вот зачем я сюда полезла? Знала же, что сначала нужно поговорить с Майклом.

– Лили, – строго сказал агент Фэйссобер, и я подняла на него глаза, – вам могут быть предъявлены очень серьёзные обвинения, поэтому в ваших же интересах всё мне сейчас рассказать.

– Я хотела поговорить с той женщиной, – буркнула я.

– Какой женщиной?

– Помните, я говорила, что у всех жертв были русские книги.

Майкл кивнул.

– Так вот, – продолжила я, – с каждым из них разговаривала одна женщина, которая проверяла багаж.

– В этом состоит её работа, – возразил он.

– Но она держала эти книги в руках, каждый раз, – я уже сама слышала, что мои аргументы довольно жалкие. И всё это было напрасно. Поэтому не сразу поверила, когда он сказал:

– Мы это проверим.

– Спасибо, – я старалась сдержать слёзы благодарности.

– Вы могли бы сразу со мной посоветоваться, вместо того, чтобы убегать от моих парней, а потом поднимать на уши аэропорт. Я не ожидал от вас, Лилиа.

Он отчитывал меня, и мне было очень стыдно. Давно я не чувствовала себя так препаршиво.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

15.16

Голуби купались в пыли на первом этаже. Джек сидел на спальном мешке и с аппетитом поедал гамбургер. Он свесил ноги между прутьями перил, которые опоясывали открытую галерею, проходившую по внутреннему периметру второго этажа, и начал бросать голубям куски булки, стараясь попасть в птиц. Голуби взлетали, поднимая пыль, но тут же возвращались, чтобы побороться за еду. Раздался звонок мобильного телефона. Мельком взглянув на экран, Джек Трумэн нажал кнопку «ответить».

– У нас проблемы, – раздался в трубке испуганный женский голос, – седьмое августа четырнадцать часов.

– В чём именно проблема?

– Она работает на ФБР. – В голосе отчётливо слышалась паника. – Она вышла на меня! Что мне теперь делать?!

– Успокойся и выбрось этот телефон, – Джек, напротив, был собран и методичен. – Мне больше не звони. Веди себя естественно, у них ничего на тебя нет. Если сама не проколешься, всё будет в порядке.

– А потом?

– Я сам тебя найду. Делай, что я сказал, и всё будет хорошо. Ты поняла, Рози?

– Да, Джек. Будь осторожен.

Он положил трубку обратно в карман и, бросив голубям остатки гамбургера, пошёл в свою каморку. Там он вытащил половицы, лёг на пол и начал шарить рукой под полом. Очевидно, то, что искал Трумэн, располагалось очень глубоко, и ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы достать это. Наконец, он вытащил полиэтиленовый пакет, сложенный в несколько слоёв и замотанный липкой лентой. Джек разрезал скотч, развернул полиэтилен, и в руках у него оказалась пачка фотографий. Трумэн бросил фото на спальный мешок, уложил на место половицы и только после этого вернулся к просмотру снимков.

Так, седьмое августа. Кто же ты? Покажись. – Джек листал фотографии, те, на которых были запечатлены женщины, он переворачивал обратной стороной, на которой были проставлены дата и время. Это придумала Рози, так было проще опознать нужного человека, ведь имён этих русских они не знали. Когда у противника нет личности, его легче уничтожить. А дай врагу имя, и он станет человеком. Убить человека гораздо сложнее. Это Джек Трумэн знал очень хорошо.

Наконец, на одном из фото он остановился. С фотографии на него глядела стройная молодая женщина с красивыми глазами и русыми волосами, которые крупными волнами спускались ниже плеч.

– Это ведь ты, малышка? – Обрадовался Джек. – Зачем ты солгала, что полька? Теперь придётся тебя наказать.

Он перевернул снимок, с обратной стороны было написано «седьмое августа четырнадцать часов»

Аэропорт имени Джона Кеннеди

17.03

Нас с Майклом перевели в более удобное помещение, по крайней мере, здесь была настоящая мебель. Я тут же схватила бутылку воды, опустилась на обитый оранжевым дерматином диван и с наслаждением принялась пить. Я и забыла, что вода может быть такой вкусной.

Агент Фэйссобер молча наблюдал за мной. Я никак не могла понять, чего в его взгляде больше – осуждения или сочувствия.

– С ней можно поговорить? – Наконец, спросила я, не выдержав этого долгого молчания.

– У нас против неё ничего нет, – возразил Майкл.

– Но ведь я не предлагаю арестовать её, просто задать несколько вопросов. – Я старалась передать ему свою убеждённость. – Возможно, она единственная ниточка к убийце. И она также может ускользнуть.

В этот момент в комнату вошла сотрудница аэропорта, она вручила Майклу папку и снова удалилась.

– О’кей, мы изучим её дело и установим за ней наблюдение. А вы обещаете больше не делать ни одного шага, заранее не предупредив меня. Мы договорились? – Американец строго смотрел на меня, ожидая положительного ответа.

Не понимаю, всё равно вы её проверите, так зачем весь этот пафос? Само собой, я никуда одна больше не двинусь, после такого-то испытания. Я чувствовала раздражение, словно он не понимал очевидных истин.

– Конечно, мы договорились, – возможно, я ответила слишком резко, но хотелось уже скорее перейти к делу.

Агент Фэйссобер сел за стол, положил перед собой папку и жестом предложил мне присоединиться. Я не заставила себя уговаривать, подхватила стул и села рядом с Майклом.

Розалинда Голдер, тридцать девять лет, проживает по адресу: Нью-Йорк, Рэндэл авеню, 2090.

– Она проходила службу в Ираке в то же время, что и Джек Трумэн, и в том же подразделении! – Я чувствовала, что нахожусь на верном пути. И мне хотелось хоть немного уязвить американца, который не поверил мне и проглядел важные факты. – Или вы и это назовёте совпадением?

– Я сообщу об этом руководству и запрошу ордер на обыск и допрос подозреваемой. – Майкл был ещё более сдержан и холоден, чем обычно.

Обиделся, сделала я вывод. Так ему и надо, прислушался бы ко мне, может, и убийцу уже поймали. Я, конечно, преувеличиваю свои способности к дедукции, но командный метод работы (уже давно доказано) даёт более высокие показатели. Даже поговорка про это есть. Наверное, американцам просто не знакома русская народная мудрость.

В дверь робко постучали и приоткрыли.

– Войдите, – крикнул Майкл.

В образовавшийся проём просунулась короткостриженая голова с мелкими чёрными кудряшками и оттопыренными ушами, в которых висели большие золотые кольца, явно не позволяющие склонить голову к плечу. На смуглом лице выделялись большие миндалевидные глаза цвета жареного арахиса. Она пробиралась в комнату будто частями: сначала голова, затем уши, шея, плечи, а потом всё остальное. Я решила, что эта женщина – латиноамериканка.

– Мне сказали, что вы хотели меня видеть. Я Розалинда Голдер, – пояснила она, продолжая стоять у приоткрытой двери.

– Проходите, – агент Фэйссобер подвинул ей стул, и она села, причём её тело опускалось также поочерёдно.

Я смотрела на эту женщину, которая возможно способствовала жестокой смерти четырёх невинных человек, и не чувствовала ни ненависти, ни страха, вообще ничего. Будто и не было её передо мной.

Майкл сел за стол, напротив неё, и начал допрос.

– Мисс Голдер…

– Миссис, – поправила она.

– Миссис Голдер, вы знакомы с Джеком Трумэном?

– Мы служили в одном подразделении. В Ираке.

– Вы встречались с ним после Ирака?

– Нет, – чуть помедлив, солгала она.

– Розалинда, вы помните меня? – Спросила я по-русски.

– Нет, – быстро ответила она также по-русски и тут же спохватилась.

– А я помню, что вы неплохо говорите на моём языке, – улыбнулась я ей.

– Я бы хотела увидеть своего адвоката, – обратилась она к Майклу.

– Это не допрос, миссис Голдер, это всего лишь беседа. – Пояснил он.

– Тогда я пойду работать, – она была слишком уверена в себе, потому что абсолютно точно знала, что у нас на неё ничего нет.

Зря я сразу выложила свои козыри. Думаю, Майкл меня не похвалит за такой прокол.

– Вы можете оказать помощь в расследовании, – попросил агент Фэйссобер.

– Вызовите меня повесткой, – ухмыльнулась она, уже подходя к двери. И меня снова поразила её способность двигаться как-то по-змеиному что ли, передвигая части тела поочерёдно. Это было красиво, грациозно и жутковато.

– Что вы ей сказали? – Набросился на меня Майкл, как только за латиноамериканкой закрылась дверь.

– Спросила, помнит ли она меня. И она ответила «нет», по-русски.

– Я слышал, что она ответила. Но зачем вы влезли в допрос, вы же знаете, что у нас ещё нет ордера? И вместо того, чтобы сотрудничать с нами, она пойдёт прятать улики.

Майкл рвал и метал, и я его понимала, ведь я опять умудрилась напортачить на ровном месте. Вот не даётся мне роль следователя. Может, потому что для меня это только роль? Опасная игра, которая рано или поздно подойдёт к концу, и я вернусь домой, к своей обыденной жизни. Если только меня не поймает маньяк, чтобы долго пытать с особой жестокостью где-нибудь на полянке в Центральном парке.

Тем не менее, я расстроилась, чувствовала себя глупой дилетанткой, мне снова было стыдно перед агентом Фэйссобером и даже образ разделывающего меня на филе Русофоба не отвлекал от нерадостных мыслей о собственном ничтожестве.

Отель «Уолкотт»

23.02

Константин Петрович каким-то недоступным моему пониманию образом уже всё знал. Так он никогда раньше на меня не орал. Я даже забыла засечь время, чтобы выяснить насколько его хватит.

Узнала о себе много нового, о своей глупости, безответственности, упрямстве и многих других отрицательных качествах. Я подвела родину. И самое главное, я подвела Ефимцева. Поставила под угрозу расследование и жизни невинных людей. И тут меня прорвало.

– Константин Петрович, – закричала я в трубку, перебивая поток критики, – я же не специально вас подвела! Это вы приказали мне лететь в Америку! Вы знали, что я не подготовлена к такому! Но всё равно отправили! А теперь орёте на меня! А я всего лишь пытаюсь помочь, как могу.

Я выдохлась и замолчала, ожидая, что будет дальше. Я так устала, морально вымоталась за последние дни, что даже не боялась Ефимцева. Даже если он решит меня уволить, найду другую работу. Где за мной не будет охотиться маньяк.

Константин Петрович тоже помолчал несколько секунд, а потом продолжил, но уже спокойным голосом.

– Лиля, извини, я не должен был на тебя кричать.

Ух ты! Это Ефимцев сейчас извиняется?!

– И отправлять тебя сюда всё же не следовало. Не знаю, с чего я, старый дурак, решил, что ты справишься. Надо было не вестись на требования американцев и послать кого-нибудь со спецподготовкой. – Он тяжело вздохнул. – Если хочешь, я отзову тебя в Москву. И никаких штрафных санкций не будет, обещаю. По крайней мере, постараюсь тебя отмазать.

Я на мгновение задумалась. Вернуться домой, оставить весь этот ужас, маньяка, опасность, Майкла, за спиной. Обо всём забыть. Заманчивая, конечно, перспектива.

– Спасибо, Константин Петрович, но я остаюсь. Вы не ошиблись, когда выбрали меня, потому что я справлюсь с заданием. По крайней мере, постараюсь, – я улыбнулась, когда поняла, что отвечаю Ефимцеву его же словами.

– Вот такой настрой мне больше нравится, – но по голосу было слышно, что Петрович не так доволен, как хочет показать. Я бы на его месте тоже скептически относилась к моим заявлениям.

«По крайней мере я очень постараюсь больше ничего не испортить», – добавила я уже для себя.

Когда я положила трубку и перед сном привычно уже смотрела на ночной город, я вдруг поняла, что действительно больше не боюсь. То ли устала бояться, то ли привыкла и приспособилась. Но мне начало казаться, что я смогу, что справлюсь. По крайней мере, я очень постараюсь.

Чувствуя себя почти крутой героиней боевика и воодушевлённая собственными метаморфозами, я отправилась спать.