Текст книги "Помощь детям, пострадавшим от насилия. Интегративный подход"

Обычно в семейной терапии отправной точкой является ребенок – особенно в случаях фактического или предполагаемого сексуализированного насилия. Сначала внимание терапевта сосредоточено на том, чтобы оценить общее функционирование ребенка и выявить его потребности в связи со случившимся. Однако ребенка нельзя лечить обособленно, поэтому параллельная задача терапевта – понять, как функционирует его семья.

Деблингер с коллегами заметили, что, когда родители включаются в процесс лечения и всячески поддерживают своих детей, их проблемное поведение (перепады настроения, депрессия) получается остановить гораздо быстрее, и это служит подтверждением важности работы с родителями (Deblinger et al., 1996). Однако внутрисемейное насилие обычно происходит в семьях с определенным уровнем дисфункции, что может существенно затруднять лечение, поскольку, по моему опыту, у таких семей наблюдается огромное количество стрессоров.

В самом начале изучения случаев сексуализированного насилия по отношению к детям у специалистов существовали разногласия по поводу необходимости проведения семейной терапии в случаях внутрисемейного насилия (см. описание этих противоречий: Friedrich, 1990). Вероятно, причиной этого были опасения, что на всех членов семьи будет возложена равная ответственность или вина за произошедшее насилие. Но я считаю, что семейная терапия может решить проблемы, возникшие после насилия, и при этом возложить всю ответственность за него непосредственно на того, кто это преступление совершил.

В любом случае обсуждение этого вопроса продолжается с 1970-х и до сих пор, и в настоящее время существует несколько моделей семейной терапии для лечения последствий сексуализированного насилия над детьми, в том числе инцеста (Johnson, 2002; Maddock, Larson, 1995; Roesler, Grosz, 1993; Trepper, Barrett, 1986). Также было установлено, что несколько эмпирически обоснованных методов лечения родителей и детей показали эффективность в семьях с высокими показателями риска (Guerney, 2003; Hembree-Kigin, McNeil, 1995). Кроме того, модели КПТ и ТО-КПТ, как отмечалось в главе 5, основаны на прямой семейной работе (Deblinger, Heflin, 1996; Cohen et al., 2000). Наконец, из-за многочисленных факторов стресса и уязвимости семей с высоким показателем риска крайне важно сосредоточиться на устойчивости, то есть на выявлении и укреплении сильных сторон семьи (Kaplan, Girard, 1994; Walsh, 1998).

Большинство практикующих терапевтов выделяют следующие цели в работе с семьями пострадавших детей:

1. Оценить функционирование семьи с точки зрения сильных и слабых сторон и выявить факторы высокого риска.

2. Оценить реакции членов семьи на кризис ребенка, вызванный раскрытием информации о насилии.

3. Помочь членам семьи разобраться в их мыслях и чувствах по поводу насилия.

4. Помочь родителям научиться адекватно реагировать на семейный кризис.

5. Провести работу, ориентированную на травму[14]14
  Это означает, что терапевт помогает родителям преодолеть отрицание во всех его проявлениях, обработать реакции на насилие над ребенком и разработать стратегии преодоления, а также обучает их, как помочь ребенку. Вместе с родителями терапевт разрабатывает стратегии, минимизирующие риск того, что насилие повторится в будущем.


[Закрыть].

6. Пересмотреть роли и обязанности членов семьи.

7. Предоставить услуги по воссоединению, когда это необходимо.

Эти цели достигаются путем проведения традиционной индивидуальной, семейной и групповой психотерапии. При этом семейная терапия может повысить вероятность полноценного участия членов семьи, однако возможность ее применения зависит от возраста и стадии развития ребенка, а также уровня сопротивления и, наоборот, готовности к участию и мотивации родителей. Я опишу семейную игровую терапию на примере семьи Дэниелс ниже.

Иногда крокодилы – это просто крокодилы…

Афроамериканскую семью Дэниелс направили ко мне из-за предполагаемого изнасилования 14-летней Шейлы ее знакомым.

Поскольку первичной реакцией матери были гнев и неверие, она и Шейла договорились с опекой, что девочка переедет к своему биологическому отцу в Европу – по крайней мере до тех пор, пока не закончит среднюю школу. Шейла ездила к нему каждое лето, у нее были друзья в местной школе, и она описывала свои отношения с отцом как более спокойные, нежели с матерью. Отец Шейлы с готовностью согласился, чтобы дочь жила с ним, его нынешней женой и 7-месячными сыновьями-близнецами.

Перед отъездом Шейлы, во время первоначального расследования, социальный работник отметила, что у девочки сложные и конфликтные отношения с ее матерью Эстель и что сама Шейла немного замкнута и печальна. Кроме того, социальный работник заметила, что Эстель казалась очень напряженной и вымотанной и жаловалась на то, что ее единственный сын, Джексон, сводит ее с ума. Всего у миссис Дэниелс было четверо детей: 14-летняя Шейла, 12-летняя Мишель, 6-летний Джексон и 4-летняя Хлоя.

Первые сессии с матерью

Я провела первую сессию уже после отъезда Шейлы, и мне быстро стало понятно, что социальный работник оказалась права – Эстель находилась в сильном стрессе, воспитывая четверых детей в одиночку. Она ясно дала понять, что проблема была не в Шейле. Эстель заявила: «Просто поверьте мне – что бы ни случилось с Шейлой, все не так страшно, как она рассказывает. Я разговариваю с ней каждую неделю, и у нее все отлично. Мне нужна помощь с остальными детьми, особенно с Джексоном!» Эстель добавила, что Шейла вернется летом и что, возможно, мне удастся с ней встретиться и убедиться, что с ней «все в порядке».

Затем Эстель рассказала мне, что недавно развелась с мужчиной, в браке с которым родилась ее младшая дочь, Хлоя. Этот брак она назвала «сложным». Когда я попросила ее описать его чуть подробнее, она ответила, что пришла сюда не для того, чтобы говорить о себе, – она хотела, чтобы кто-то «разобрался» с ее сыном Джексоном.

Несмотря на ее нежелание говорить, я записала всю информацию, которую мне удалось получить, включая намеки на проблемы в отношениях с мужчинами, физическое насилие в детстве и возможное домашнее насилие в ее отношениях с двумя мужчинами.

Эстель перечисляла свои дела: работа, школа, требования четверых детей, и я поражалась тому, как она все успевает. О детях Эстель говорила с любовью, но с небольшим упреком, в частности, когда жаловалась, что усердно ради них работает, а они этого не ценят. Эстель была энергичной женщиной с четко выстроенными границами и просила конкретной помощи в воспитании сына. Я восхищалась ее сильным желанием вырастить «порядочных, честных и образованных детей».

Я рассказала ей о процессе оценки, и она обрадовалась, поняв, что я переключилась с нее на Джексона. Тем не менее я попросила ее встретиться со мной еще раз, потому что чувствовала, что мне нужно больше информации, прежде чем я встречусь с ее сыном. Она хмыкнула, но согласилась на это, чтобы помочь мне получить «общую картину».

Кроме того, я сказала, что, возможно, иногда буду приглашать ее и остальных детей участвовать в семейных сеансах. «О боже, – сказала она, – вот цирк-то будет!» Мне было интересно понять, что она имела в виду, и я сделала мысленную пометку: вернуться к этому комментарию после того, как встречусь с Джексоном.

Во время нашей второй встречи я попросила Эстель рассказать, на что конкретно она жалуется в отношении Джексона. Она сказала, что «сыта по горло» его постоянными дерзостями и несоблюдением даже самых элементарных домашних правил. Ее расстраивали его агрессивность, гиперактивность и протестное поведение. Она говорила, что с девочками ей справляться гораздо легче, и даже Шейла, которую она описала как «проблемную», казалось, вызывала у нее значительно меньше негативных эмоций, чем сын. Я спросила, когда у Джексона начались проблемы с поведением, и тогда Эстель открылась, рассказав о недавней истории с отцом Хлои, Майклом.

Казалось, что во время рассказа Эстель высвободила много эмоций, которые раньше сдерживала (и в конце сеанса даже сама призналась, что удивлена своей «бесконечной болтовней»). Она сказала, что не понимает и ужасается, как «позволила себе отдаться во власть» отца Хлои. Они поженились после короткого служебного романа, но когда медовый месяц закончился, Эстель заметила внезапную перемену в своем муже. «Я никогда не видела, чтобы кто-то так резко менялся, – призналась она. – Мне казалось, будто я вышла замуж за одного мужчину, а вернулась домой с другим». Она рассказала, что Майкл стал капризным, раздражительным и нетерпимым по отношению к ней и детям. «Его раздражало все, что они делали. При этом он мог быть милым и веселым, но уже через секунду набрасывался на них, кричал им в лицо и отправлял по своим комнатам». Она выразила свою вину и стыд, сказав: «Ладно, что я позволила ему обращаться со мной как с собакой. Но я не могу поверить, что допустила такое отношение к моим детям… Об этом я буду сожалеть до самой смерти».

Отвечая на мой первоначальный вопрос, Эстель отметила, что проблемы с Джексоном начались вскоре после перемены в поведении Майкла. «Казалось, будто Джексон пытался походить на своего отца, – сказала она. (Она имела в виду Майкла, хотя родной отец Джексона, как позже выяснилось, тоже был агрессивным человеком.) – Иногда он упирал руки в боки, выпячивал грудь и провоцировал меня, чтобы я попыталась заставить его сделать что-то, чего он не хотел». Она добавила: «Пару раз он даже сказал: “Ты не можешь меня заставить. Ты просто глупая девчонка”». Эстель также рассказала, что в какой-то момент Джексон стал очень грубо вести себя с сестрами: он часто гонялся за ними по дому и кричал на них.

В конце этой встречи я изложила ей свои мысли: «Похоже, вы и ваша семья через многое прошли. Я рада слышать, что раньше ваши отношения с Джексоном были лучше, чем сейчас. До того как вы с Майклом поженились, у Джексона было меньше проблем с поведением. Кажется, Джексон научился у Майкла не самому лучшему… Я, конечно, пока не могу ничего утверждать, но спасибо вам большое за то, что рассказали мне. Мне важно знать это, чтобы я смогла помочь вам и вашей семье».

Мы назначили встречу с Джексоном.

Совместные сеансы брата и сестер

Эстель так описала Джексона, что я морально подготовилась к нашей встрече (и даже взяла несколько игрушек из кабинета игровой терапии). Однако я была приятно удивлена: Джексон оказался смышленым, милым и застенчивым шестилетним ребенком – никаких следов провокационного поведения я не заметила.

После нескольких сеансов, во время которых он свободно исследовал кабинет и спокойно общался со мной, я попросила его сестер Хлою и Мишель присоединиться к нам на сеансах семейной терапии. Мать обычно приносила в приемную свои задания по учебе и говорила, что рада появлению свободного часа, в который она может их выполнить. Обе девочки принесли игрушки и с легкостью развлекали себя сами. Казалось, что им не терпится увидеть кабинет игровой терапии, который их брат так красочно описывал, слегка преувеличивая. («Нет тут пяти миллионов игрушек!» – воскликнула старшая сестра Мишель, войдя в кабинет.)

Первые сеансы совместной терапии с тремя детьми выявили две закономерности. Во-первых, обе сестры часто игнорировали Джексона, и, хотя он часто и сам отвлекался и играл один, казалось, что он сильно расстраивался, когда девочки не пускали его в свою игру. И во-вторых, было видно, что все дети так или иначе выражают страх, беспокойство и ощущение потери.

В игре дети показывали, как сильно они скучали по старшей сестре и как много у них страхов перед «плохими», «злыми» и «подлыми» мужчинами. Хотя я задала им несколько общих вопросов о Майкле и поделилась всем, что знала об их семейной ситуации, они мало что рассказали сами – казалось, что им неловко его обсуждать. Мишель заметила, что ей «не нравится о нем думать» и она «рада, что он ушел». Другие дети никак не выразили свое мнение, но в комнате всегда воцарялась тишина, когда кто-нибудь упоминал Майкла.

Дети расставляли фигурки на песке, а затем разыгрывали сценарии. В одном из них животные прятались за домами и сидели, в любой момент готовые напасть; в другом – пока члены семьи спали в своих кроватях, под домом рылись тайные туннели, по которым «плохие существа» заползали внутрь дома.

Мишель была инициатором большинства игр, когда дети играли втроем, а Хлоя показалась мне на удивление зрелой и самодостаточной для своего возраста. Поведение Джексона во время терапии было абсолютно нормальным для его возраста. Ему нравилось самому выбирать, с чем играть, и он часто переходил от одной игрушки к другой. Когда я пыталась подталкивать детей к тому, чтобы они играли втроем, Мишель и Хлоя неизменно начинали играть вместе и не пускали Джексона в свою игру. В ответ Джексон всячески отвлекал и провоцировал их: вмешивался в их игру, делал им грубые замечания, расстраивался и в целом вел себя шумно. Казалось, что поведение Джексона было напрямую связано с ощущением исключенности, которую он воспринимал как отвержение и которая, в свою очередь, вызывала у него чувство беспомощности и гнева. Мне оставалось только гадать, как присутствие матери меняло поведение Джексона, а также почему девочки его бойкотировали – не потому ли, что он был мальчиком и это был своеобразный протест против его пола и их негативного опыта общения с мужчинами?

Совместная терапия со всеми детьми оказалась очень информативной и позволила обозначить потенциально проблемные зоны. Мне также удалось больше узнать о том, как дети жили с непредсказуемым, жестоким человеком, и увидеть, что теперь дети постоянно испытывали тревогу и не чувствовали себя в безопасности. Я помню, как Хлоя однажды сказала: «Он может найти нас, если захочет», имея в виду их переезд в новый дом после расставания Эстель с Майклом. Очевидно, Хлоя не чувствовала себя в безопасности, и я посоветовала ей рассказать об этом страхе своей матери. В результате семья составила некий «план безопасности» в отношении Майкла.

Я провела три совместных сеанса с братом и сестрами, а затем попросила миссис Дэниелс присоединиться к нам на следующем сеансе семейной игровой терапии (я отметила, как она при этом закатила глаза).

Семейная игровая терапия

В семейной игровой терапии используется целый ряд игровых и других экспрессивных терапевтических техник и подходов для того, чтобы привлечь всех членов семьи к полноценному участию в процессе. Это делается для того, чтобы терапевт смог выявить и устранить существующие проблемы или лежащие в основе паттерны семейной дисфункции.

При этом к семейной игровой терапии зачастую относятся с большой долей скептицизма – например, один очень уважаемый коллега как-то раз спросил меня: «Я вижу игру, но где же здесь терапия?» Однако несмотря на то, что область семейной игровой терапии вынуждена постоянно бороться с такого рода скептицизмом, я считаю ее весьма эффективной терапевтической техникой. За последние десятилетия она сильно продвинулась, укрепила свой авторитет и завоевывает все большее доверие среди специалистов.

Семейная кукольная терапия

Эту технику разработали Ирвин и Маллой в качестве дополнительного инструмента во время бесед с семьями. Сегодня многие специалисты широко применяют эту технику в своей работе, прибегая к ней и на этапе оценки, и на протяжении всего лечения (Irwin, Malloy, 1975).

Этот тип терапии основан на рассказывании историй и метафорическом языке. Использование кукол добавляет творческий, динамичный элемент, который помогает семьям раскрыться. Кроме того, вживаясь в роли персонажей и наделяя куклы голосами, особыми чертами характера и поведением, члены семьи используют проекцию, позволяя терапевту определить области их интересов, выделить основные проблемы, конфликты и предположить их возможные решения.

На сеансах семейной кукольной терапии терапевту важно предоставить широкий выбор кукол – как по количеству, так и по типам. Обычно я даю пациентам выбор из 20–30 кукол и прошу каждого выбрать те, которые ему нравятся или кажутся интересными. А затем даю простые указания: «Я бы хотела, чтобы вы сочинили историю, у которой будет начало и конец. Есть всего два правила. Во-первых, вы должны вместе сочинить историю (а не просто пересказать историю, которую кто-то читал, слышал или видел в кино). Во-вторых, вам нужно будет не просто ее рассказать, а разыграть. Я дам вам около 20 минут. Скажите, когда будете готовы».

В течение отведенных на работу 20 минут терапевт может уйти из кабинета или остаться в качестве тихого наблюдателя. Есть и другой вариант – выйти из кабинета и наблюдать за семьей через одностороннее зеркало. Можно также записать на видео развитие истории и саму историю, которую пациенты потом разыграют.

Во время создания истории интересно наблюдать за тем, как ведут себя члены семьи: можно увидеть уровень поддержки и сотрудничества, тип общения, модели взаимодействия, индивидуальное участие и то, насколько семья его принимает, а также способность сосредоточиться и выполнить задачу. Также полезно отметить любые отличия между тем, как выглядела история, когда она только создавалась, и тем, как она была разыграна в результате.

Большинству семей для выполнения этого задания достаточно 20–30 минут. Однако большим семьям может потребоваться больше времени – я даже слышала о случаях, когда семье не хватало одного сеанса на выполнение такого задания. Терапевт может обсудить с семьей, что им далось сложнее всего, а что, наоборот, было легче. Иногда некоторые семьи так увлекаются этим заданием и получают такое удовольствие, что можно отложить разыгрывание истории в пользу простого обсуждения, чтобы еще сильнее сплотить семью.

За время моей практики я провела сотни семейных кукольных сеансов и могу утверждать, что обычно семьи оказываются вполне способны вместе сочинить историю. Однако у меня было два или три случая, когда семьи не справились с этой задачей, потому что испытывали стресс в повседневной жизни, из-за чего не смогли работать сообща (в одном случае была мать, которых решила отказаться от родительских прав; в другом – пара, которых решила развестись, но еще не сообщила об этом детям).

Когда я начала сеанс кукольной терапии с семьей Дэниелс, Джексона и его сестер очень заинтересовала видеокамера, и они по очереди в нее смотрели. Затем каждый из членов семьи выбрал кукол, а потом они вместе разделили их на две группы: на те, которых они будут использовать, и на те, которых не будут. Я была впечатлена их организаторскими способностями. Пока я давала указания, они внимательно меня слушали и даже задали несколько уточняющих вопросов. Как только я вышла из комнаты, Мишель взяла на себя роль лидера, позволив заметно уставшей Эстель откинуться на спинку стула и расслабиться.

Мать со слабой улыбкой наблюдала, как ее дети сочиняли историю. Мишель и Хлоя вместе придумывали сюжет, пока Джексон выбирал себе куклу. Он выбрал крокодила и согласился с требованием старшей сестры, которая сказала: «Ты живешь не с нами – ты живешь в пруду. Иди туда». Джексон нашел большую синюю подушку и удобно на ней устроился – отдельно, но тем не менее рядом с семьей. «Это мой пруд», – гордо сказал он.

Пока я наблюдала за тем, как семья сочиняет историю, я заметила, что Мишель и Хлоя очень близки и у них отлично выходит работать вместе. Притом что Хлое еще не исполнилось пяти лет, она была чрезвычайно зрелой и целеустремленной для своего возраста. Мишель привлекала сестру к сотрудничеству через убеждение и юмор, и это резко контрастировало с тем, как она относилась к брату, – равнодушно и даже с легким раздражением. Мать казалась немного отстраненной, но реагировала на периодические вопросы детей.

Через 25 минут Мишель попросила Джексона пойти ко мне и сказать, что они готовы рассказать свою кукольную историю. Я села и стала слушать: в роли рассказчика выступала Мишель, и она же и разыгрывала историю вместе с остальными членами семьи.

«Одна девочка заходит за другой, чтобы вместе пойти в школу. Они здороваются друг с другом, вторая девочка целует маму на прощание, и девочки уходят. По дороге они замечают пруд, и одна из подружек предлагает другой к нему подойти. Они подходят, но из пруда выпрыгивает крокодил и начинает клацать челюстями. Он кусает первую девочку, и обе подружки вместе убегают домой.

Дома их встречает мама, которая занимается уборкой. Девочки тут же начинают жаловаться на крокодила в пруду, который их напугал. Мама спрашивает, не пострадали ли они, и обе девочки отвечают “нет”. В этот момент врывается крокодил и говорит: “Нет, пострадали. Я же тебя укусил”.

Затем мать спрашивает, где они нашли этого крокодила и почему были не в школе. Девочки отвечают, что сначала пошли в школу, но “она была закрыта”, поэтому они решили прогуляться к пруду.

Потом они снова смотрят на страшного крокодила, и мать повторяет, что они всегда должны идти прямиком в школу и не гулять одни. Затем крокодил просит девочек вернуться к пруду и поиграть с ним и обещает их больше не кусать.

Мама наказывает крокодила, а девочек отправляет спать.

Конец».

Сеансы семейной терапии сложны тем, что терапевту приходится быстро принимать решения: как действовать дальше, на что обратить особое внимание и куда повести семью. Сначала я решила попросить Эстель поговорить с крокодилом. «Миссис Мама, – сказала я, – я бы хотела, чтобы вы съездили к пруду и поговорили с крокодилом о том, что он укусил девочку».

«Хорошо, – сказала она дружелюбным голосом, – хотя я устала после длинного рабочего дня, я съезжу на пруд. А вы, девочки, сделайте все дела по дому, прежде чем я вернусь». Мать перенесла свою куклу к синей подушке, где сидели Джексон и его крокодил. Там она задала следующие вопросы: «Почему ты так злишься и всем причиняешь боль? Ты не хочешь, чтобы кто-либо тебя касался?»

Я была удивлена тем, какие вопросы она задавала, но вспомнила, что однажды она призналась мне, что ей трудно проявлять любовь к Джексону из-за его агрессивности. Джексону было нечего ответить матери, так что он быстро убрал крокодила под подушку.

Я предложила матери попробовать еще раз – на этот раз просто сказать крокодилу, что она не хочет, чтобы он кусал или пугал ее дочек, но что они могут играть вместе. Эстель снова повернулась к Джексону (и его крокодилу) и сказала: «Я не понимаю, почему ты пытаешься напугать и ранить этих бедных девочек». Джексон снова ничего не ответил, поэтому я решила взять куклу и включиться в историю. Я схватила куклу-рыбку и поднесла ее к пруду, а затем сказала: «Привет, миссис Мама. Меня зовут Гюнтер, и я живу тут, в этом пруду, с мистером Крокодилом. Мне хочется рассказать вам о том, что я узнала о мистере Крокодиле, прожив с ним столько лет». Джексон очень внимательно слушал, что говорила моя кукла-рыбка. «Иногда крокодилы – это просто крокодилы… У них большая пасть и большие зубы, и поэтому люди их боятся и держатся подальше. Крокодилы не умеют себя вести, потому что большинство людей их боится и бросает в них камни. В основном люди их не понимают, потому что крокодилы выглядят страшнее, чем они есть на самом деле».

Затем мать сказала очень четко: «Я знаю, что они выглядят устрашающими, но иногда они и сами не знают, насколько страшными могут быть». Через свою рыбку я сказала: «Вы правы. Они выглядят устрашающими из-за своих больших зубов и всего такого. Но иногда они изо всех сил пытаются быть дружелюбными, однако у них ничего не выходит, потому что их никто не научил, как вести себя дружелюбно по отношению к другим».

Тогда Эстель сказала: «Наверное, тяжело все время быть одному». Джексон голосом крокодила сказал: «Да, я просто хочу поиграть… Я хочу, чтобы они пришли со мной поиграть». Услышав это, Эстель рукой своей куклы погладила куклу-крокодила по голове и сказала: «Хорошо, тогда давай договоримся так… Я разрешу девочкам прийти к тебе поиграть, если ты не будешь кусать и пугать их». Голос Джексона стал громче, когда он сказал: «Ура, ура!» Эстель голосом своей куклы сказала куклам девочек: «Вы можете пойти к пруду и поиграть с этим одиноким крокодилом, но обязательно расскажите мне, если он снова попытается напугать или укусить вас».

Конечно, я бы предпочла, чтобы мать сказала, что крокодил их больше не напугает и не укусит. Поэтому я взяла свою куклу и шепнула кукле-крокодилу: «Раз так, тебе стоит быстро решить, во что ты хочешь поиграть, но постарайся не укусить и не напугать девочек, а то они больше не захотят к тебе приходить. Это твой шанс, мистер Крокодил. Нам с тобой всегда весело играть, и я знаю, что ты можешь поиграть и с ними, не причиняя им вреда».

Куклы-девочки подошли к пруду и закричали крокодилу: «Крокодил, мистер Крокодил, вы где? Мы вернулись, чтобы с вами поиграть. Мама нам разрешила». Джексон вынырнул из пруда и сказал: «Привет, я знаю, во что мы можем поиграть». «Во что?» – спросили девочки. «В прятки» – сказал Джексон с удовольствием. – Я спрячусь, а вы попробуйте меня найти». Затем девочки и Джексон несколько раз сыграли в прятки.

Время нашей сессии подошло к концу, но поскольку дети так хорошо играли друг с другом, я на несколько минут ее продлила. Вдруг их мама сказала: «Вот это уже больше похоже на правду. Видите, ребята, как вы спокойно можете играть вместе?» Рыбка Гюнтер подплыла к ребятам и попрощалась: «Ребята, мне нужно идти – пора обедать. Всем пока!» Все помахали на прощание моей кукле-рыбке.

История, которую разыграла семья, подтвердила несколько моих первоначальных гипотез: манера общения детей с матерью усиливала проблемное поведение Джексона – он часто чувствовал себя отвергнутым, обижался и становился агрессивным, а затем срывался на сестрах. А они, в свою очередь, жаловались на него матери, которая становилась все более нетерпимой к его агрессии. Джексон чаще всего становился объектом негативного внимания, но при этом все равно жаждал общения и заботы. В то же время Джексону, казалось, нравилась его роль агрессора, если судить по тому, как он в истории настаивал на том, что крокодил не просто испугал девочек, но и укусил одну из них.

Я дала Эстель копию видеозаписи разыгрывания истории, и на следующей сессии она рассказала, что дети все вместе посмотрели ее около пяти раз за неделю. «Даже я дважды ее посмотрела, что говорит о многом… Меня поражает, какой усталой я на ней выгляжу». Я спросила Эстель, что еще она может сказать про сеанс кукольной терапии, и мне показалось, что она и сама много об этом думала. Она повторила, что заметила свой усталый вид, затем отметила, каким грустным был Джексон, когда сестры не хотели с ним играть, и как по-дурацки выглядел крокодил. «Трудно злиться на такого крокодила или бояться его. Кажется, будто он только хочет казаться крутым». Я спросила, зачем крокодилу пытаться выглядеть крутым, и она сказала: «Ну, я думаю, это помогает ему чувствовать себя в большей безопасности».

Потом я рассказала Эстель о своих мыслях насчет этой истории, сначала отметив положительные моменты. Я подчеркнула, что все хорошо поработали над созданием истории и что Эстель, несмотря на свою усталость, все равно откликалась на вопросы детей и участвовала в процессе. Также я упомянула, что девочки вместе отправились в маленькое путешествие и вернулись к матери, чтобы рассказать о подстерегавшей их опасности. Кроме того, я похвалила мать за то, что она пошла поговорить с крокодилом и даже сумела с ним договориться. И хотя первые вопросы крокодилу были скорее риторическими, Эстель удалось перестроиться и задать вопросы, которые в результате привели к диалогу.

Эстель внимательно меня выслушала, а потом описала, как прошла неделя после сеанса с куклами. Она сказала, что все время думала об этой истории, особенно о том новом, что она поняла про сына. «Я думаю, что втайне боялась, что он станет таким же, как его отец. И каждый раз, пытаясь в нем что-то изменить, я пыталась изменить его отца. До Джексона мне иногда удавалось достучаться… А вот его отец никогда меня не слушал».

Я объяснила Эстель, как важно, чтобы она установила четкие границы в отношении агрессивного поведения Джексона, но подчеркнула, что при этом не менее важно ему сопереживать и помнить, что Джексон – единственный мальчик в семье матери-одиночки, где все остальные дети – девочки. Биологический отец Джексона, равно как и его отчим, был жестоким и агрессивным, поэтому Джексон получил неправильное представление о поведении мужчины. Эстель же, в свою очередь, была сверхчувствительна к признакам агрессии, которые в нем видела, часто предвосхищая их или ожидая негативного поведения сына, а иногда и наказывая его заранее.

Эстель поделилась со мной размышлениями о том, что Джексон обладал «мальчишеской энергией», которая в корне отличалась от «девчачьей». На мою просьбу рассказать поподробнее она ответила, что ее девочки проводили время, тихо играя в куклы, в то время как Джексон всегда был в движении и, казалось, никогда не останавливался. «Девочки любили забираться в кровать и обниматься со мной, – добавила она задумчиво, – а его невозможно удержать и обнять». Еще Эстель заметила, что их кукольная история происходила на открытом воздухе, а не в помещении. Казалось, она с ностальгией вспоминала о том, как некоторое время назад они всей семьей регулярно устраивали пикники по выходным.

На следующей сессии она сообщила, что у нее хорошие новости, и рассказала, как весело они погуляли все вместе в выходные. «Было забавно наблюдать за тем, как Джексон бегал… Он казался счастливым, когда я просто считала, сколько кругов он пробежал, или засекала, сколько времени ему требуется на то, чтобы пробежать вокруг озера». Казалось, она сама увидела, как Джексон был счастлив, когда ему уделяли внимание. А еще она рассказала, что они взяли с собой фрисби и Джексон учил обеих сестер кидать и ловить тарелку.

Комментарии к проведению семейной игровой терапии

Как видно на этом примере, семейная игровая терапия (кукольная терапия) понравилась всем членам семьи и помогла им начать общаться друг с другом по-новому. Этот вид терапии почти всегда дает возможность участникам взаимодействовать друг с другом без давления и конфликтов. Но самое главное ее преимущество заключается в том, что она позволяет детям и взрослым (чаще всего именно взрослым) рассмотреть свою ситуацию с разных точек зрения и через игру увидеть свои реакции. Зачастую у взрослых в процессе терапии происходят инсайты, благодаря чему дальнейшее взаимодействие внутри семьи существенно улучшается.

В описанном примере многое прояснилось благодаря содержанию разыгранной истории и процессу ее создания. Семейная кукольная терапия, а также совместные сеансы брата с сестрами и индивидуальные психотерапевтические сеансы с матерью выявили ряд проблем, из-за которых и возник первоначальный запрос, с которым пришла ко мне Эстель, – проблемное поведение в семье. Когда Эстель направили на терапию, она находилась в сильном стрессе, кроме того, в прошлом пережила насилие в интимных отношениях. Многое она делала бессознательно – в частности, изначально рассматривала Джексона как потенциального агрессора из-за его пола. Матери было легче управлять своими более спокойными и покладистыми дочерьми, и ее поведение совершенно непреднамеренно привело к тому, что все трое стали игнорировать Джексона. Мальчик быстро заметил отвержение со стороны семьи и почувствовал себя одиноким, что в результате вылилось в агрессию. Однако, как только Эстель разглядела в нем ребенка с нежным сердцем, ей удалось изменить свое поведение, встать на его сторону и защитить его – и Джексон сразу почувствовал, что его понимают и принимают. В конечном итоге мать сумела увидеть в нем маленького энергичного мальчика, а не ребенка, которому было предначертано вести себя так же, как его агрессивные отец и отчим.