Текст книги "Генрих VIII. Жизнь королевского двора"

26
«Восьмое чудо света»

Приближалось время встречи Генриха с Франциском I, подготовкой которой по просьбе обоих монархов занимался Уолси. Кардинал при содействии адмирала сэра Уильяма Фицуильяма, графа Вустера, лорда-камергера, и епископа Дарема, лорда – хранителя личной печати, вникал во все подробности, связанные с перевозкой через Английский канал (Ла-Манш) пяти тысяч человек. Кале, последнее английское владение во Франции, был местом размещения запасов и главным центром всей операции. Английскому послу в Париже Томасу Болейну поручили вести дипломатические переговоры.

По взаимной договоренности встреча должна была состояться в шести милях от Кале, в так называемой Золотой долине (Val d’Or), располагавшейся между удерживаемым англичанами городом Гин, где собирался остановиться Генрих, и французским Ардром, куда намеревался приехать Франциск. Однако замок Гина посчитали слишком небольшим, не позволяющим продемонстрировать королевское великолепие, а потому было решено выстроить в месте встречи временный дворец, соединенный с замком потайной галереей. Шесть тысяч рабочих и мастеров мигом взялись за работу, чтобы дворец и все необходимые службы появились к назначенному времени.

Возведенный менее чем за три месяца, этот «дворец иллюзий» стал одним из утраченных сокровищ времен Генриха VIII. Некий итальянский наблюдатель заметил, что даже Леонардо да Винчи не смог бы устроить все лучше¹. Дворец, в плане представлявший собой квадрат со стороной в 328 футов, имел гейтхаус и зубчатые деревянные стены на основании из камня и кирпича. Кровлю сделали из холстины, раскрашенной под кирпичную или каменную кладку. Самым впечатляющим помещением был обеденный зал с потолком из зеленого шелка, усыпанного золотыми розами, и полом, покрытым узорчатой тафтой. В здании имелись половины короля и королевы, апартаменты для Уолси и Марии Тюдор, которая должна была выступать в роли вдовствующей королевы Франции; все комнаты были снабжены позолоченными карнизами, дорогими гобеленами, занавесами из парчи (серебристой, зеленой и белой) и турецкими коврами. В них стояли троны и парадные кровати, а также ломившиеся от посуды буфеты. Ромбовидные стекла в окнах изготовил Галион Хоне; дымоходы сложили из камня. Не забыли и об изысканной часовне, «окрашенной в синий с золотом»², со стенами, завешенными золотой парчой и зеленым бархатом; на алтаре стояли огромное золотое распятие, десять подсвечников, большие статуи двенадцати апостолов и множество священных реликвий. Дворец был затейливо украшен, внутри и снаружи, тюдоровскими розами, «античной работой» и геральдическими девизами, которые выполнили королевский служитель-художник Джон Браун, зять Мора Джон Растелл, Клемент Армстронг – «знаменитый создатель живых картин»³ – и Винченцо Вольпе. Высокую холщовую кровлю расписали под сланцевые плитки, а потолки вызолотили. Шотландскому поэту-монаху Александру Барклаю поручили сочинить девизы и стихи, дополнившие декоративное убранство. Во дворце были кабинеты для Белых Палок и комплекс служебных помещений.

Фронтон украсили рельефом в виде раковины гребешка, королевским гербом, двумя тюдоровскими розами и золотой статуей Купидона. На лужайке перед дворцом, возле позолоченной колонны, увенчанной статуей бога вина Бахуса, возвышался фонтан «в древнеримском вкусе», из которого текли белое вино, мальвазия и кларет, – гости могли припасть к нему в любое время дня и ночи⁴. На каменной чаше было высечено приглашение на старофранцузском: «Faicte bonne chere quy vouldra» – «Угостись на славу, когда захочешь». Рядом висели на цепях серебряные кружки⁵.

Самых высокопоставленных придворных предполагалось поселить в замке Гин, остальные должны были занять 2800 цветастых шатров в соседнем Бейлингеме. Однако мест для всех не хватило: некоторые леди и джентльмены платили за постой окрестным фермерам, а кое-кому оставалось лишь «спать на сене и соломе»⁶.

Ричард Гибсон, главный смотритель королевских холлов, шатров и павильонов, возвел в Золотой долине великолепные навесы для развлечений и банкетов. В Британском музее сохранились чертежи трех навесов: зелено-золотого, сине-золотого и красно-золотого. Все они были украшены королевскими эмблемами, геральдическими животными и девизами⁷. Для Генриха поставили отдельный обеденный шатер из золотой парчи, где помещалась и его личная кухня. Весь лагерь устроили в соответствии с пожеланиями короля⁸.

Было закуплено огромное количество скота и продовольствия, в том числе 2200 овец, 1300 кур, 800 телят, 340 «быков», 26 дюжин цапель, 13 лебедей, 17 козлов, 9000 камбал, 7000 мерлуз, 700 морских угрей, 4 бушеля[50]50
   Бушель – мера емкости, равная 36,3 литра.


[Закрыть] горчицы, горы сахара для сладких угощений, которые должны были произвести впечатление на французов, и галлоны сливок для королевских тортов⁹. Расходы на одни только продукты составили 8839 (2 651 700) фунтов стерлингов, причем 440 (132 000) фунтов стерлингов потратили на специи, а 7409 (2 222 700) – на вино и пиво¹⁰. В Золотой долине сложили из кирпичей огромную круглую печь для выпечки хлеба. Она находилась рядом с шатрами для приготовления пищи, внутри которых стояли гигантские варочные котлы, а снаружи – столы для сервировки блюд. Несколько второстепенных кухонных служб, таких как Вафельная и Кондитерская, разместили в близлежащих домах. Был нанят дополнительный персонал, в том числе 12 кондитеров, 12 пивоваров и 12 пекарей. Лондонские повара поставили множество кастрюль, сковородок и вертелов на сумму 377 (113 100) фунтов стерлингов.

На кораблях из Англии следовало привезти не только провизию, но и различные вещи, в том числе гобелены, мебель и все необходимое для турниров: 1500 копий из арсенала Тауэра, 1000 миланских мечей и множество горячих коней. Сталелитейную мастерскую по изготовлению доспехов перевезли в Гин, где и собрали заново рядом с четырьмя кузницами для ремонта доспехов и оружия.

Французы, ревниво наблюдавшие за приготовлениями англичан из Ардра, не хотели уступать им ни в чем, но не были готовы тратить столько же денег, как их соперники. Для короля Франции не возводили специального дворца, его двор разместили рядом с Ардром во временном городке из 400 шатров, покрытых золотой и серебряной парчой. Его прозвали «Camp du drap d’or» – «Златотканый лагерь».

Кардинал Уолси лично занимался разрешением споров, возникавших в процессе работ, и разработал правила, регулировавшие вопросы первенства и этикета. Сошлись на том, что, дабы сохранить честь обеих наций, ни один из королей не станет участвовать в турнирах и сражаться против другого. Землю на месте встречи выровняли, чтобы ни у одной из сторон не было преимущества.

Екатерина, естественно, была недовольна тем, что Генрих вновь отрастил бороду ради Франциска, но еще больше ее раздражал новый союз с Францией, извечным врагом Испании. Она тайно стремилась обеспечить сближение короля со своим племянником, новым императором Карлом V¹¹: тот согласился посетить Англию по пути домой, в Испанию, после коронации в Аахене и до отплытия Генриха.

Король взял в Гин огромную свиту из 3997 человек, включая 114 пэров и князей Церкви. В ней были Уолси, Уорхэм, Бекингем, Саффолк и Дорсет, секретарь Ричард Пейс, 12 священников, служащие Королевской капеллы, в том числе Роберт Фейрфакс и Уильям Корниш, все королевские герольдмейстеры, герольды и помощники герольдов, 200 стражников, 79 грумов Личных покоев и 266 служителей двора, каждый со своими помощниками. В свиту королевы Екатерины численностью в 1175 человек, которую возглавлял граф Дерби, входили епископ Рочестер, герцогиня Бекингем, 6 графинь, 12 баронесс и их слуги. Мэри Болейн находилась в числе женщин, которые обслуживали королеву¹². Уолси имел собственный кортеж из 50 джентльменов, 12 священников и 237 слуг, то есть более многочисленный, чем у Бекингема или Уорхэма. Всего же во Францию должны были отправиться 5172 человека и 2865 лошадей¹³.

В мае 1520 года, оставив Норфолка и епископа Фокса (который ненадолго вернулся на службу) управлять страной, а принцессу Марию – представлять короля в Ричмонде, где она услаждала венецианских посланников игрой на вёрджинеле, король с многочисленной свитой покинул Гринвич и проследовал через Кент в Дувр, откуда должен был отправиться во Францию. Сперва все они остановились во дворцах Уорхэма в Чаринге и Отфорде, затем, 22 мая, – в замке Лидс и через три дня прибыли в Кентербери, где приготовились к встрече с императором. Генрих разместился во дворце Уорхэма, который по этому случаю подновили¹⁴.

Двадцать шестого мая корабли императора пристали в гавани Дувра под громоподобный пушечный салют английского флота, ожидавшего гостей в Дуврском проливе (Па-де-Кале). Карл сошел на берег под пологом из золотой парчи с вышитым на нем черным орлом – эмблемой императора; его встретил Уолси, который проводил почетного гостя в Дуврский замок для ночлега. Получив известие о приезде императора, король Генрих утром – был день Пятидесятницы – спешно прибыл в замок и приветствовал Карла, спустившегося вниз по лестнице¹⁵. Затем Генрих с племянником отправились в Кентербери, где горожане, ненавидевшие французов, оказали императору теплый прием¹⁶.

После пышной встречи и торжественной мессы в Кентерберийском соборе король с императором преклонили колени у святилища Томаса Бекета. Им показали власяницу святого, его расколотый череп, меч, которым была нанесена рана, и другие реликвии, которые государи благоговейно поцеловали. После этого на мраморной дворцовой лестнице императора представили королеве, облаченной в одеяние из подбитой горностаем парчи, с великолепными жемчужными нитями на шее. При виде племянника Екатерина прослезилась от радости¹⁷. На обеде присутствовали лишь избранные – король, королева, император, Мария Тюдор и герцогиня Саффолк. Герцог Саффолк удостоился чести подавать чашу для омовения рук, а Бекингем унес ее. Позже в тот же день прибыла с шестьюдесятью дамами молодая красавица Жермена де Фуа, вдовствующая королева Арагона, некогда – супруга короля Фердинанда. Вечером на банкете три королевы сидели за главным столом с королем и императором, и все очень веселились. Испанский граф де Кабра «так страстно ухаживал» за одной английской дамой, что упал в обморок, и его пришлось вынести из комнаты¹⁸. Даже престарелый герцог Альва проникся общим настроением и вовлек всех в какой-то испанский танец. Генрих танцевал со своей сестрой Марией, а Карл просто сидел и смотрел.

Во время визита император, который предпочел бы, чтобы Генрих заключил союз с ним, а не с французами, соперниками испанцев, постарался очаровать всех, особенно Уолси, которому назначил хорошее содержание и пообещал посодействовать с избранием папой после смерти Льва. Король, желавший держать все двери открытыми, согласился еще раз встретиться с Карлом на территории империи, в Гравлине, после того как увидится с королем Франции.

Вечером вторника Карл уехал в Сэндвич, а король со свитой отправился в Дувр, откуда 31 мая англичане на двадцать одном корабле отплыли во Францию. Море было спокойным, и в полдень того же дня английские суда достигли Кале¹⁹. Третьего июня Генрих двинулся в сторону Гина.

Встреча Генриха VIII и Франциска I позже получила название «Поле золотой парчи» в память о продемонстрированной на ней роскоши; некоторые очевидцы, не скупясь на восторженные эпитеты, превозносили ее как восьмое чудо света. Генриху она обошлась в 15 000 (4,5 миллиона) фунтов стерлингов, а французы расплачивались по счетам в течение десяти лет.

Всем было велено явиться «в наилучшем виде, одетыми в соответствии с их состоянием и положением»²⁰. Эдвард Холл полагал, что невозможно описать «дорогие наряды, обилие украшений и разнообразие красот», которыми блистали участники. Епископ Фишер, потрясенный вопиющими излишествами, писал: «Никогда доселе в Англии не видывали такого переизбытка в одежде»²¹. Придворные, английские и французские, едва не доводили себя до разорения, покупая дорогие ткани и предметы туалета. Король Генрих, верный своей павлиньей натуре, каждый день появлялся в новых впечатляющих костюмах, которые в подробностях описал Эдвард Холл. За много месяцев до встречи он стал выписывать из-за границы дорогие материи в изрядном количестве, включая 1050 ярдов бархата. Для королевы тоже приобрели множество отрезов парчи, атласа, бархата и дамаста; с собой она взяла всевозможные головные уборы, в том числе испанский, из-под которого ее распущенные длинные волосы, вызывавшие всеобщий восторг, свободно падали на плечи²². Мария Тюдор неизменно показывалась на публике «великолепно одетой» и «блистательно выглядела в седле»²³.

Седьмого июня, в праздник Тела Христова, дружно грянули пушки Гина и Ардра, и два короля с придворными выехали навстречу друг другу²⁴. Каждый втайне опасался нападения другого, поэтому двигались в боевом порядке. Генрих, одетый в золотую и серебряную парчу, с дорогими украшениями, имел на голове черный берет с перьями, а на шее – ожерелье ордена Подвязки; он ехал в сопровождении йоменов стражи на гнедом коне, увешанном золотыми бубенцами, которые звенели при движении. По бокам от Франциска I, тоже облаченного в наряд из расшитой драгоценными камнями золотой и серебряной парчи, белые сапоги и черную шапку, были его швейцарские гвардейцы. У края Золотой долины короли остановились, затем под звуки труб и сакбутов, без приближенных, поскакали навстречу друг другу, сняли головные уборы и обнялись, сидя в седле²⁵. Спешившись, они взялись за руки и вошли в павильон Франциска, длиной в 60 футов; стены были из золотого дамаста, подбитого голубым бархатом и расшитого лилиями. Рядом стояла статуя святого Михаила²⁶. Там короли «приветствовали друг друга как люди, имеющие подлинно добрые намерения, а затем с явным удовольствием дружелюбно беседовали до самого вечера»²⁷, угощаясь гипокрасом. Снаружи их придворные пили друг за друга: «Англичане и французы – верные друзья!»

Десятого июня французский король приехал в Гин на осле, чтобы «приветствовать английскую королеву», и во время устроенного в его честь банкета слушал хор Королевской капеллы. После этого Франциску были представлены 130 английских дам, и он поцеловал каждую, «кроме четырех или пяти, которые были старыми и некрасивыми»²⁸. Тем временем Генрих отправился в Ардр, дабы засвидетельствовать почтение королеве Клод. Он держался «совершенно непринужденно». Борода «очень шла ему», но один итальянец заметил, что он «довольно тучен». Правда, размеры доспехов короля, изготовленных незадолго до того, не подтверждают его слов: их обхват в талии составлял 35 дюймов (89 см)²⁹. В конце дня короли вернулись к себе, «встретившись по пути»³⁰.

Последовали две недели, наполненные визитами вежливости, пирами, турнирами, танцами и «летними играми»³¹. И англичане, и французы стремились доказать свое превосходство. «Повсюду слышались счастливые голоса, но можно было заметить, что не все англичане искренне рады видеть французов». Обратив на это внимание, Франциск с легкой усмешкой сказал Генриху: «Я опасаюсь англичан, даже когда они приносят дары»³². «Между этими государями нет мира, – писал один венецианец. – Они от души ненавидят друг друга»³³.

Итальянские наблюдатели восхищались дорогими золотыми цепями, которыми украшали себя англичане, но считали наряды французов более элегантными³⁴. Англичане же держались мнения, что платья француженок, слишком открытые, «совершенно несовместимы с целомудрием»³⁵. Мантуанский посол отмечал, что английские дамы плохо одеты и слишком любят выпить³⁶. Гости «вскоре начали перенимать стиль [французов], благодаря чему возмещали недостаток умеренности приятным внешним видом»³⁷.

С 11 по 22 июня триста человек приняли участие в турнирах, которые проводили на огромной площадке – 900 х 320 футов. Ее первоначальный проект принадлежал Генриху, однако Вустер тактично убедил короля изменить его, так как, помимо прочих недочетов, площадка была слишком удалена от галереи для зрителей³⁸. Организацией турниров занимались Саффолк и адмирал Бонниве, а правила их проведения были утверждены комиссией, состоявшей из английских и французских рыцарей³⁹.

На возвышении у края площадки поставили два древа чести, высотой 34 фута каждое: одно – с боярышником, эмблемой Генриха, другое – с листом малины, эмблемой Франциска. Бросавшие вызов каждый день вешали на них свои щиты. Генрих настоял на том, чтобы их с Франциском щиты находились на одном уровне, желая продемонстрировать равенство королей. Каждый монарх участвовал в стольких же сшибках, что и другой, хотя они ни разу не дрались между собой, и оба сломали одинаковое количество копий. Во время поединков с участием королей, быстрых и яростных, от их доспехов летели искры⁴⁰ (на Генрихе почти наверняка был тот, что сейчас хранится в Оружейной палате Тауэра)⁴¹. Однажды английский король, под которым пал конь, вывихнул руку. Франциск же получил синяк под глазом в одном из поединков. Один французский рыцарь умер от ран, полученных на площадке от своего родного брата. Многие англичане, особенно Саффолк и Кэрью, проявили недюжинную храбрость.

Генрих и Франциск соблюдали по отношению друг к другу всевозможные правила вежливости. Когда английский герольд начал зачитывать объявление, начинавшееся словами: «Я, Генрих, милостью Божьей король Англии и Франции», используя формулу, вошедшую в употребление у английских монархов с тех пор, как в XIV веке они заявили свои претензии на Французское королевство, Генрих остановил его и сказал Франциску: «Я не могу быть им, пока вы здесь, иначе превращусь в лжеца». На протяжении всей этой встречи ему приходилось быть просто Генрихом, королем Англии⁴².

Однако 13 июня старое соперничество вновь обострилось. Короли наблюдали за соревнованием по борьбе на руках между йоменами стражи и несколькими бретонцами, после чего Генрих вызвал Франциска на такое же состязание и был бесславно повержен. Честь требовала от него совершить еще одну попытку, однако Франциск по настоянию своих придворных тактично отказался⁴³. К счастью, вскоре Генрих одержал победу в стрельбе из лука.

Тем не менее Франциск решил показать английскому королю, что не намеревался унизить его каким бы то ни было способом. Он проигнорировал совет своих приближенных – те считали, что это рискованно из-за возможного предательства, – и в сопровождении всего двух джентльменов отправился в Гин к своему собрату-королю, который еще почивал. Генрих проснулся и увидел стоявшего над ним французского монарха, предлагающего ему помощь в одевании. Обрадованный этим знаком почтения, Генрих сказал: «Брат, ты сыграл со мной самую лучшую из шуток и выказал доверие, с которым и мне следует относиться к тебе. Отныне я – твой пленник». Он подарил Франциску замечательное рубиновое ожерелье и получил от него браслет, стоивший вдвое больше⁴⁴. Чувства Генриха больше не были оскорблены, и добрые отношения между государями восстановились.

На улице было «жарче, чем святому Петру в Риме»⁴⁵, и погода создавала проблемы. Сильный ветер поднимал тучи пыли, которая летела в лицо и покрывала одежду, участники турниров не могли держать в руках копья, были унесены несколько шатров, включая тот, что воздвигли для французского короля, и последнему пришлось искать укрытия в Ардре. Многие крестьяне и нищие напивались даровым вином и валялись у фонтана. Однажды посмотреть на поединки собралось десять тысяч человек, Генрих и Франциск, опасаясь, что они тоже захмелеют, приказали, чтобы все, у кого нет дел в Золотой долине, покинули ее в течение шести часов под страхом повешения⁴⁶. Однако люди продолжали приходить, и провост-маршал Поля был бессилен остановить их.

В субботу, 23 июня, состоялось последнее публичное мероприятие. Турнирную площадку превратили во временную церковь, где Уолси с пятью другими кардиналами и двадцатью епископами в полдень отслужил торжественную мессу перед королями и их придворными. Хор Королевской капеллы пел попеременно со своим французским «близнецом» – La Chapelle du Musique du Roi (Королевской музыкальной капеллой). Затем Ричард Пейс произнес перед собравшимися речь о мире на латыни⁴⁷. Во время церемонии случайно запустили фейерверк в виде саламандры, личной эмблемы Франциска I, из-за чего речь пришлось прервать. Еще одну заминку вызвало препирательство королей по поводу того, кто первый поцелует Евангелие, – каждый стремился уступить первенство своему собрату. Королевы тоже стали спорить, кому из них следует приложиться к паксу⁴⁸, и в конце концов облобызали друг друга⁴⁹.

Оба короля договорились совместными усилиями возвести на месте встречи часовню Богоматери Мира и содержать ее; после мессы Уолси заложил первый камень в фундамент⁵⁰. Затем состоялись пир на открытом воздухе и заключительный раунд поединков у барьеров, после чего был устроен фейерверк. На следующий день короли вновь отправились с визитами к женам друг друга. По окончании заключительного пира, завершившегося показом пантомим и танцами, королева Екатерина вручила призы всем отличившимся на турнирах.

Как и предсказывал Эразм, политические последствия встречи на Поле золотой парчи оказались несущественными. Часовню Богоматери Мира так и не построили, временный дворец разобрали, и по прошествии трех лет Англия и Франция вновь находились в состоянии войны. Мероприятие оказалось не более чем пышным фарсом. Тем не менее Генрих VIII всегда считал эту встречу своим триумфом и «так радовался ей, словно завоевал огромное королевство»⁵¹. Много лет спустя, около 1545 года⁵², король заказал художникам, имена которых ныне забыты, – вероятно, фламандцам⁵³ – две большие и не вполне точные по сюжету картины, предположительно для Уайтхолла. На одной запечатлена посадка короля на корабль в Дувре; его крохотная фигурка видна в отдалении на палубе флагманского судна под названием «Katherine Pleasaunce» («Удовольствие Екатерины»)⁵⁴. Другая объединяет несколько сцен: прибытие короля с процессией⁵⁵ из Гина (вдали виднеется Кале), встреча двух монархов, пир в павильоне и турнир на заднем плане. В верхней части полотна изображен фейерверк в виде саламандры.

Двадцать пятого июня, попрощавшись с Франциском и королевой Клод и обменявшись с ними множеством дорогих подарков, среди которых были украшения, кони и носилки, Генрих с Екатериной вернулись в Кале, где король поблагодарил своих придворных за службу и отправил половину из них домой⁵⁶.

Десятого июля Генрих и Екатерина с уменьшившимися свитами поехали в Гравлин, встретились там с Карлом V и регентшей Маргаритой, а на следующий день привезли их в Кале, чтобы развлекать гостей во временном банкетном доме из холстины, расписанной изображениями небесных светил и натянутой между «мачтами корабля, как театр». К сожалению, сильный ветер сдул его, а потому Генрих и его придворные, одетые в яркие маскарадные костюмы, пришли в покои императора⁵⁷. Известие об этой встрече обеспокоило Франциска I. Он встревожился еще больше, когда 14 июля Генрих и Карл подписали договор, обязавшись в течение двух лет не заключать новых союзов с Францией. Вскоре после этого Генрих вернулся в Англию.