Текст книги "Любовники поневоле"

– Он игрок, Кэт. Мне казалось, вы встречались с ним в тот день, когда вы вторглись в заведение братьев Энгл?

– Подумать только! – воскликнула Кэт, глядя на Пауэла, который теперь танцевал с Ингрид.

Коннор улыбнулся.

– Какая вы жестокая женщина. Я хорошо помню, как Дженни рассказывала, что этот человек влюбился в вас, а вы даже забыли его имя.

– Какая чушь! – возразила Кэт. – Все игроки одеваются как сутенеры?

– Кэт, может быть, не стоит употреблять это слово?

– Почему? Взгляните на его одежду.

– Да, но… – Что он мог сказать? Не станет же он объяснять Кэт, что сутенеры продают женщин для плотских утех. Вряд ли она вообще знает о таких женщинах. Коннор почувствовал угрызения совести, вспомнив о той ночи в его спальне. Пожалуй, Кэт не такая наивная, как кажется. Коннор любовался ее длинными волнистыми волосами, темными ресницами и ясными зелеными глазами. У него возникло желание защитить Кэт, и в то же время он понимал, что сам является единственным мужчиной в Брекенридже, которого ей следует опасаться. Похоже, она вполне может оградить себя от неуместных притязаний любого другого поклонника.

– Ингрид куда-то подевалась, – мрачно заявила Кэт.

– Она вернется. Хотите еще потанцевать?

– Да, мне бы очень хотелось. – Три раза за вечер Коннор пригласил ее танцевать! Кэт забыла об Ингрид.

* * *

– Нигде не могу ее найти. Ее нет в постели. – Кэт расспросила всех домочадцев, не знают ли они, куда пошла Ингрид. Отчаявшись, она направилась к Коннору.

– Думаю, Ингрид скоро вернется, – ответил он.

– Я знаю, что нужно было начать искать вчера вечером, когда она исчезла во время бала. Что если ее похитили?

– Ну, я сомневаюсь…

– Нужно связаться с шерифом.

– Сначала позвольте мне расспросить людей, – торопливо предложил Коннор. – Не стоит поднимать шум.

– Думаю, вы правы, – согласилась Кэт. Коннор отправился на поиски, но так ничего и не узнал. Ингрид исчезла. К вечеру следующего дня Кэт снова заговорила о том, чтобы обратиться за помощью к шерифу.

– Кэт, – медленно начал Коннор, – вы заметили, с кем была Ингрид, когда вы видели ее на балу в последний раз?

Кэт попыталась вспомнить.

– Кажется, с Камероном Пауэлом, игроком. Вы считаете, что нужно сначала спросить у него, прежде чем идти к шерифу?

– Вполне возможно, – сказал Коннор, – но… Кэт, не слушая возражений, уже набрасывала шаль, собираясь нанести визит шерифу. Однако, выслушав взволнованную женщину, шериф не проявил большой озабоченности относительно исчезновения Ингрид.

– Если она вернется…

– Что вы имеете в виду под этим «если»?

– Если она вернется, миссис Фицджеральд, значит вернется. Если нет, то мне ни к чему гоняться за ней. Ингрид взрослая женщина.

– Она жена моего брата.

– Сожалею, мэм. Как я уже сказал…

– А что, если с нею случилось что-нибудь плохое? – воскликнула Кэт.

– Не удивлюсь, если услышу об этом, – протянул шериф.

Кэт резко повернулась и вышла из участка. Еще два дня она пылала гневом в полной уверенности, что Ингрид была похищена. Потом Чарльз Филдинг, вернувшийся из поездки по Рио-Гранде, рассказал, что видел игрока и женщину, со спины очень похожую на Ингрид, в шикарном отеле в Лидвиле.

– Она выглядела счастливой, как медведь, запустивший лапу и улей с медом, – усмехнулся Чарльз Филдинг.

– Девочки Филдинги мои лучшие подруги, – ныла Дженни. – Я теперь не смогу смотреть им в глаза. Папа, надо срочно разъединить дома, пока нашу репутацию не погубили окончательно.

Услышав новости, Кэт побледнела и вышла из комнаты. Ей в голову пришла мысль, что Ингрид сбежала потому, что она накричала на нее из-за детей. Но убежать с мужчиной! Кэт едва не плакала, когда вошел Коннор, чтобы обсудить ситуацию.

– Что я скажу Шону? – прошептала Кэт.

– Пока ничего не говорите. Может быть, это была не Ингрид, – посоветовал Коннор.

– Сначала Колин, потом Ингрид, – бормотала Кэт.

– Не думаю, что можно сравнивать эти два побега.

– Обе они убежали. Вы прогнали Колин, а я – Ингрид.

– Колин станет Христовой невестой, – усмехнулся Коннор.

Кэт подняла на него глаза.

– Что тут смешного? – с подозрением спросила она.

* * *

– Это все из-за танцев, – сказал отец Дайер, с которым Кэт встретилась в лавке мясника. Вместе они направились вверх по холму: он к своей церкви, Кэт – к сестре Фредди. – Танцы способствуют греху. Многие жены и матери оставили мужей и детей из-за танцев.

– Или из-за пьянства, – мрачно добавила Кэт. – Ингрид всегда говорила, что любит выпить. Что касается танцев, то я люблю танцевать, но мужа своего не бросала.

– Танцы большое зло. Теперь, когда вам придется заменить мать племяннику и племяннице, вам следует отказаться от ваших порочных привычек.

Кэт вовсе не собиралась отказываться от балов из-за Ингрид, бросившей своих детей.

– Этот игрок, с которым она сбежала, все свое время проводил в салунах.

– Меня это не удивляет. Пьянство такое же зло, как и танцы.

– Хуже, – настаивала Кэт. – Думаю, мы должны посвятить ближайшие выходные закрытию салунов.

– Чем скорее, тем лучше, – поддакнул отец Дайер. Договорившись о дате первого наступления в их новой атаке на салуны, Кэт поплелась домой, вспоминая, как была счастлива на балу в здании пожарной команды, когда танцевала с Коннором. Она находилась на верном пути развития их отношений в романтическом ключе, но пример Ингрид стал хорошим уроком, напоминая о последствиях романтической любви. Очевидно, Шон безумно любил свою жену. Когда он вернулся из Денвера, первые два дня они с Ингрид почти не выходили из спальни. Они бы так и оставались там, если бы Шон снова не начал кашлять и не вернулся в Денвер. А несколько недель спустя Ингрид сбежала с игроком. Слишком жестоко для романтической любви. Бедный Шон. Бедная Кэт, потерявшая голову из-за Мики. Бедный Коннор, без памяти влюбившийся в Розу Лорел. Всем им в будущем лучше избегать романтических отношений. Кэт именно так и собиралась поступить.

– Миссис Фицджеральд! – Резкий голос миссис Брун, которая пела сопрано в церковном хоре, отвлек Кэт от грустных мыслей. – Надо что-то делать с Джимми Маклодом, миссис Фицджеральд. Этот негодник вместе со своими друзьями забросал грязью мое выстиранное белье, пока оно сушилось па веревке. Пришлось перестирывать, а некоторые пятна так и не удалось отстирать.

– О, миссис Брун, мне так жаль. – Кэт сочувствовала миссис Брун, помня об утомительной стирке в больничной прачечной, хотя каждый день негодовала на ее корову, имевшую привычку забредать во двор их дома и оставлять отвратительные следы, свидетельствующие о ее визите.

Когда Кэт пожаловалась мистеру Бруну, тот сказал:

– Трава снова вырастет, мисс Фицджеральд, даже будет еще лучше. Надо бы взять с вас плату за ценный вклад нашей коровы, – усмехнулся он.

– Вы уверены, что это был Джимми? – спросила Кэт у миссис Брун.

– Абсолютно уверена. Ни у кого больше нет таких рыжих волос.

Кэт пообещала, что Джимми никогда больше не будет нападать на белье миссис Брун, и продолжила путь домой, чтобы поговорить с Коннором, так как, судя по всему, Джимми снова прогулял школу. Надо бы попросить Фредди предупреждать, когда мальчик не является на уроки. Однако, когда Коннор услышал о провинностях сына, то его решение положило конец проблеме прогулов.

– Тебе не нравится ходить в школу, так ведь?

– Я ж уже говорил, – многозначительно подтвердил Джимми.

– И ты продолжаешь болтаться с этими оболтусами, которые уже втравили тебя в неприятности?

Джимми промолчал.

– Отлично, – сказал Коннор. – Ты можешь пойти работать на рудник. Завтра в шесть утра на «Кольцо Ингрид». Если опоздаешь или прогуляешь, не получишь платы. А раз ты станешь рабочим на руднике, то должен будешь платить здесь за комнату и стол.

На лице Джимми застыло удивленное выражение.

Кэт воскликнула:

– Ему же всего двенадцать! Он не может работать на руднике.

– Еще как может.

– Есть законы о детском труде…

– В 81-м их изменили, – заявил Коннор.

– Хорошо, но Джимми еще слишком мал, чтобы…

– Я не маленький, – вмешался Джимми. – По моему, это лучше, чем ходить я школу к монашкам. А рабочие получают три пятьдесят в день. Я разбогатею.

Отец бросил на него хитрый взгляд.

– Начинающие получают гораздо меньше, но мне приятно слышать о твоем горячем желании заняться тяжелой работой. И, кроме того, тебе придется заплатить миссис Брун за ущерб, который ты нанес ее простыням. Эти платежи плюс плата за стол и комнату не дадут тебе разбогатеть еще месяц другой.

При этом сообщении энтузиазм Джимми несколько поуменьшился.

ГЛАВА 14

Июнь выдался не слишком теплым. Священники отец Рабанус и отец Эузебиус так много хворали в течение их первой зимы в Брекенридже, что решили последовать совету Кэт и утеплить свое жилище. Когда она увидела жалкие результаты их неловких попыток – бумага и жестянки падали со степ, ногти священников почернели от неверных ударов молотком, то решила, что Коннор и Джимми должны помочь беднягам.

– Я слишком занят, – сказал Коннор.

– А я слишком устал, – заявил Джимми. – Мне всего двенадцать, а я работаю на руднике полный рабочий день. – Хоть он и старался разжалобить взрослых, но жалобы выглядели явно преувеличенными. Кэт удивлялась, почему же новая для мальчика работа на руднике не вымотала его.

– Отправьте Дидерика, – посоветовал Коннор. – Когда я заставил его заделать дыру в стене, этот олух перестал трудиться над комнатой Дженни.

Кэт вздохнула. Она догадывалась, почему Дидерик не обращал внимания на указания Коннора. Не в силах смотреть на «красную гостиную» Ингрид, Кэт решила сменить обои, которые все равно были испорчены водой. Ингрид – если вернется – вряд ли станет возражать. В эту самую минуту Дидерик как раз наклеивал новые обои.

Кэт думала, что работа займет всего один день, а потом плотник примется за комнату Дженни, так что ни отец, ни дочь ничего не заметят. Но Дидерик трудился так медленно, что Кэт засомневалась: успеет ли он закончить гостиную к вечеру. Она приказала ему поторопиться, а сама направилась помогать священникам; Кэт обнаружила, что умеет неплохо обращаться с молотком, хотя иной раз ей так и хотелось стукнуть им отца Рабануса. Он не только изводил ее попреками в скандальном проживании под одной крышей с посторонним мужчиной, но и привередничал из-за обоев, которые Кэт предложила принести, закончив утепление стен.

– Вы купили их у протестантов? – спросил отец Рабанус.

– В Брекенридже нет католиков – поставщиков обоев, – сообщила она. – Но раз вы оба посещаете другие городки в округе, то, может, и найдете какого-нибудь прихожанина, который торгует католическими обоями.

* * *

В субботу, все еще сердясь на Коннора за отказ помочь в утеплении дома священников, Кэт пригласила Дженни на пикник в Диллон, организованный Гертрудой Бригл. Хотя Дженни поначалу противилась участию в пикнике, но там она познакомилась с молодым рабочим Томом Вестоном и прекрасно провела время. Как, впрочем, и Кэт. На поезде они доехали до Диллона, потом пересели в фургон и добрались до ранчо одного молодого человека по имени Гарри Крендл. Здесь они перекусили под раскидистыми деревьями среди полей и цветов. Кэт с грустью думала о Конноре, который как-то рассказал ей, сколько цветов появляется поздней весной. В самом деле, цветов было много, но рядом не оказалось Коннора, чтобы порадоваться этой красоте вместе с нею. Вместо него за Кэт ухаживали двое адвокатов: Харрисон Пондер, па этот раз трезвый, на которого Кэт не обращала никакого внимания, и Чарли Максвелл, их поверенный по делу о месторождении, не говоря уже о владельце ранчо, на чьей земле они расположились.

Гарри Крендл показался Кэт очень интересным человеком. Он занимался разведением скота и мог порассказать немало историй о суровых зимах в здешних краях. Когда дела с крупным рогатым скотом пошли неважно, он стал выращивать молочных коров близ Диллона.

– Но мне надо купить хорошего быка, а денег нет, – мрачно признался Крендл.

– Ну что ж, молочный бизнес кажется мне привлекательным, – заявила Кэт. – Я одолжу вам деньги. – Она уже начала получать прибыль от рудника «Девушка из Чикаго». Конечно, Коннор вряд ли одобрит эту затею, но Кэт уже представляла себя процветающей предпринимательницей Запада, Гугенхеймом на поприще разработки рудников и молочной промышленности.

Чарли Максвелл, который ни в чем не мог ей отказать, составил контракт, и Кэт тут же подписала его. Так она стала партнером Гарри Крендла на его молочной ферме. Это стоило ей удивительно мало, и Кэт отправилась домой в отличном настроении с охапкой цветов; даже сунула один за ленту соломенной шляпки, купленной в Престоне у миссис Хэти Шок.

Единственным разочарованием, которое принесла им загородная прогулка, организованная с целью вербовки добровольцев для их кампании в защиту трезвости, стало то, что никто из джентльменов не изъявил желания принять участие в походе против пьянства. Записалось лишь две дамы. На самом деле, Чарли Максвелл пытался отговорить Кэт от этого мероприятия и даже выдал ее планы Коннору, который запретил ей иметь дело с отцом Дайером и его крестовым походом на салуны. Кэт не стала говорить, что сама посоветовала Джону Дайеру организовать эту кампанию, и не собиралась отказываться от участия в ней!

За ужином Дженни развлекала все семейство, рассказывая о многочисленных поклонниках Кэт.

– Они все влюблены в нее, – презрительно бросила юная дочь Коннора. – Это просто отвратительно. Я никогда не выйду замуж.

Позже, когда они остались вдвоем, Коннор сказал Кэт, что, по его мнению, она подает плохой пример его дочери.

– А по-моему, вы сами, откровенно высказывая отвращение к браку, постарались, чтобы ваша дочь осталась старой девой, – заметила Кэт. – Что до меня, то у вас нет повода говорить, будто я подаю плохой пример Дженни. Я не поощряю никого из этих мужчин. Харрисона Пондера я отшила начисто, хотя сегодня он был вполне трезв.

Назло Коннору в ближайшие выходные Кэт отправилась на очередную демонстрацию против пьянства. Шесть дней спустя она, отец Дайер, его жена Люсинда, Гертруда Бригл, двое новобранцев с пикника и супружеская пара, выросшая в колонии трезвенников в восточной части Колорадо, вошли в салун с плакатами «Пьянство – это смерть». Мероприятие имело некоторый успех. Сестра Фредди заметила родителя одного из своих учеников и сообщила ему, что если его сын когда-нибудь снова примется жевать табак в классе, она расквасит ему нос. Отец, очевидно, воспринял ее слова как угрозу своему собственному носу и в ужасе сбежал, чем рассердил владельца салуна, так как являлся большим любителем выпить. Отец Дайер вскарабкался на стол и обратился к толпе с описанием адского огня, ожидающего пьяниц и танцоров.

Кэт предпочла бы, чтобы в его речи не упоминались танцы. Она заметила по крайней мере пятерых посетителей салунов, с которыми танцевала на местных балах. Все они мрачно поглядывали на нее, опершись о стойку – длинный прилавок, установленный на бочки, наполненные, без сомнения, пивом или виски. С точки зрения бизнеса, Кэт сочла такое устройство стойки весьма удобным для хранения продукта, столь необходимого для подобного заведения; но с моральной точки зрения, она, разумеется, неодобрительно относилась ко всему этому месту в целом.

От двух дам, завербованных на пикнике, толку было мало. Они держались подальше от действа, с ужасом глядя на происходящее, пока отец одной из участниц не появился и не потащил ее домой; другая спросила, нельзя ли ей уйти вместе с подругой. Пара трезвенников поссорилась, так как жена решила, будто муж пялится на Кэт. Никто из посетителей не подписался под обещанием воздерживаться от спиртного, хотя многие завсегдатаи покинули салун, бормоча, что любят выпить в тишине и спокойствии, поэтому пойдут поищут более подходящее место.

Когда Кэт пожаловалась отцу Дайеру насчет сомнительного успеха этого похода, тот ответил, что «реформа морали требует времени», и если они очистят от посетителей достаточное число салунов, владельцам придется сдаться и закрыть свои заведения. Кэт, однако, не была уверена, сколько времени сможет продержаться, пока у них с Коннором не произойдет серьезная ссора по поводу ее «общественной» деятельности. Потом она подумала об ужасной смерти своего отца и мужа, почти перерезанного пополам тяжелой повозкой с бочками пива, и поклялась продолжить борьбу. Каким бы грубым ни был ее отец, все же, Кэт любила его, да и Мики тоже.

* * *

От Ингрид не было никаких вестей. Неужели она не понимала, что игрок рано или поздно бросит ее? Что она тогда будет делать? Казалось, единственное, что умела Ингрид, это играть на пианино, а женщина не может зарабатывать на жизнь, играя на пианино – во всяком случае не в приличном месте. Каждый вечер, ложась спать, Кэт спрашивала саму себя, достаточно ли усилий она приложила, чтобы подружиться с невесткой. С другой стороны, как можно подружиться с женщиной, которая вечно спит, молчит или уходит из дому?

Кроме того, Кэт беспокоилась о брате, который еще не знал, что Ингрид его бросила. Шон поручил Кэт заботиться об интересах его жены и детей, а она недоглядела за Ингрид. Брат может подумать, что Кэт плохо справилась с поручением. Больше всего она беспокоилась о детях. Бедняжки, когда они поймут, что их мать не вернется – а Кэт уже не сомневалась в этом – они будут безутешны. И мать, и отец ушли из их жизни в один и тот же год. Кэт договорилась с сестрами-монахинями, чтобы Шона-Майкла и Фибу взяли в школу пораньше, надеясь отвлечь их от грустных мыслей. Но дети, казалось, совсем не скучали по матери; Ингрид, даже когда бывала дома, не слишком часто уделяла им внимание. Кэт решила, что должна начать думать о них как о своих собственных детях и проводить с ними побольше времени.

В соответствии с этим решением в одно из погожих воскресений она взяла Шона-Майкла и Фибу на очередную демонстрацию в защиту трезвости, которая прошла с большим успехом. При виде Кэт с двумя детьми, монахини и отца Дайера среди прочих сопровождающих, посетители в течение трех минут исчезли из первого салуна на их пути.

К сожалению, во втором заведении оказались многие из числа покинувших первый салун. На этот раз они мрачно глядели на Кэт. Отец Дайер прочел свою обычную проповедь о вреде пьянства, а затем Кэт, заняв его место на столе, сообщила, что эти двое маленьких детей потеряли дядю и дедушку, которых погубило пьянство.

– А вы, джентльмены, собираетесь последовать по стопам моих покойных отца и мужа? – вопрошала она. – Станете ли вы подвергать себя угрозе ужасной смерти, оставив семьи без куска хлеба? – Несколько подвыпивших мужчин украдкой прослезились, а один, явно перебравший, громко спросил, когда эта хорошенькая дамочка перестанет болтать, и затянул песню.

Его сосед вступился за оскорбленную леди и стукнул нахала по голове бутылкой виски, после чего завязалась ужасная драка, и Кэт пришлось спасаться бегством вместе с детьми. И племянник, и племянница решили, что проведенное с тетей Кэт воскресенье оказалось потрясающе интересным, гораздо лучше, чем воскресные занятия в школе сестер Святой Гертруды. Фредди, в съехавшей набок повязке, с сияющими глазами, спросила отца Дайера:

– Куда дальше?

Они зашли в еще один салун, который немедленно покинула вся клиентура, стоило компании появиться на пороге.

Когда Коннор вернулся в город из поездки в Десятимильный каньон и услышал о подвигах Кэт, то накричал на нее, больно ранив ее чувства.

– Ингрид, по крайней мере, оставила детей нам, – вопил он, – а вы подвергаете их опасности!

Кэт была вынуждена согласиться. Она уже сожалела о своем поступке, в особенности потому, что знала: дети поднимут шум, если узнают, что их не берут в следующий поход на салуны.

– Вы должны пообещать мне никогда больше не делать ничего подобного, – сурово потребовал Коннор.

– Обещаю, – проговорила Кэт. Коннор удивленно взглянул на нее.

– Хорошо, посмотрим.

* * *

В следующее воскресенье Кэт, верная обещанию, оставила детей у Макнафтов, а с собой взяла Нолин и Мэри Бет для пополнения рядов «Брекенриджской Лиги борьбы за трезвость» – так они с отцом Дайером окрестили свою группу. Она попросила Фредди посмотреть, нельзя ли привлечь и других сестер, но та отказалась, объяснив свой отказ тем, что настоятельница се не пустит, если узнает об участии своей монахини в этом мероприятии.

– Так она не знает? – воскликнула Кэт, поражаясь смелости подруги.

Фредди махнула широким рукавом своего черного одеяния и сказала:

– Это доброе дело.

На этот раз им предстояло посетить девять оставшихся салунов Брекенриджа. Этот поход обещал стать самым грандиозным вызовом пьянству, так как один из владельцев публично поклялся, что не позволит проповеднику и кучке женщин закрыть свое заведение. Гертруда Бригл предложила снова пойти к братьям Энгл, которые вели себя более вежливо. Кэт подозревала, что ей понравился один из братьев, хотя Гертруда никогда не призналась бы в этом, стойко продолжая оставаться противницей пьянства.

Отец Дайер был решительно настроен против упорствующих грешников в их гнусном притоне. Муж-трезвенник пришел без своей жены, что заставило Кэт встревожиться. Ей вовсе не хотелось стать причиной семейного разлада. Она старалась держаться поближе к Фредди. Ни один мужчина, даже протестант, не осмелится приставать к женщине, которая находится в обществе монахини.

Когда они вошли в салун, оклеенный красивыми обоями с выпуклым рисунком, и роскошной стеклянной витриной для сигар, горняки принялись выкрикивать:

– Здрасьте, мисс Кэтлин! – Это были те рабочие, с которыми Кэт встречалась во время своей поездки с Коннором. Она поразилась, что мужчины приехали так далеко, чтобы выпить, и хмуро глянула на них.

Другие окликали:

– Эй, сестра Фредди! – Кэт чувствовала себя очень неловко. Если бы преподобная мать слышала такое обращение, это бы ей не понравилось. Непринужденно улыбаясь, Фредди подошла прямо к группе своих почитателей и сказала им напрямую, что они должны оставить выпивку и пойти к своим семьям, в церковь или туда, где смогут найти себе достойную компанию.

Один из мужчин мрачно заметил:

– А здесь некуда пойти, кроме салуна, сестра Фредди.

Тем временем горняки, желавшие познакомиться с Мэри Бет и Нолин, осаждали Кэт. Девушки улыбались и бросали кокетливые взгляды на своих поклонников, словно находились на церковном празднике, а не в салуне. Отец Дайер как раз сбросил со стола розданные для игры карты и собрался подняться на «трибуну», чтобы произнести свою обычную речь, когда открылась дверь и вошел шериф Айлиф, вызванный владельцем салуна. Он заявил, что группа поборников трезвости устраивает беспорядки в его заведении.

– Ну, Бартли, – сказал Уилл Айлиф, – я не стану арестовывать отца Дайера. Каковы бы ни были его идеи, но он много делает для укрепления христианской веры в нашем графстве.

Пока шериф говорил, Кэт заметила, что муж-трезвенник выскользнул за дверь. Она усмехнулась и храбро осталась на месте. Правда была на ее стороне, и Кэт не сомневалась: ни один шериф не арестует ее за попытку творить добро.

– И, конечно, я не могу арестовать мисс Бригл. У нас не так много учителей, чтобы позволить себе сажать их в тюрьму.

Гертруда подмигнула Кэт, и обе усмехнулись, в полной уверенности, что шериф рассуждает таким образом, чтобы дать понять Бартли о невозможности арестовать кого бы то ни было.

– Итак, остаются мисс Кэтлин, две леди из Чикаго и сестра Фредди из обители Святой Гертруды. А там достаточно учительниц, чтобы заменить ее. – Он искоса взглянул на Бартли, так как начались громкие споры между сочувствующими горняками, которые успели познакомиться с Мэри Бет и Нолин и не желали, чтобы арестовывали таких подходящих невест, и теми, кто больше интересовался воскресной выпивкой, чем женщинами. – Разумеется, Коннор будет недоволен, если мы арестуем женщин, за которых он несет ответственность….

– Да пропади он пропадом, ваш Коннор! – взорвался разгневанный владелец салуна. – Я требую, чтобы их арестовали!

Уилл Айлиф почесал затылок.

– Ладно. – Он еще раз взглянул на Бартли. – Вы уверены, что хотите этого?

– По закону, женщинам нельзя находиться в салуне.

– Это верно, – согласился шериф. – А раз такое дело, мэм, может быть, вам стоит немедленно покинуть салун? – обратился он к Кэт.

– И не подумаю!

– В таком случае, мэм, вы арестованы за нарушение порядка и за то, что, будучи женщиной, находитесь в салуне.

Кэт не верила своим ушам. Он отослал методистов домой, а католиков – даже монахиню! – арестовал. Яркий пример религиозной нетерпимости.

* * *

Первой прибыла выручать свою подопечную преподобная мать Хильда Вальзен. Человек менее твердый, чем шериф Уилл Айлиф, был бы смущен, когда настоятельница строго спросила:

– Вы АРЕСТОВАЛИ одну из сестер моей обители?

– Да, мэм, – сообщил Айлиф, – но я намерен снять обвинения и освободить сестру Фредди…

– Сестру ФРЕДДИ?!

– Да, мэм. Она среди тех, кого я арестовал, но повторяю: я освобожу ее под вашу ответственность.

– Каковы обвинения? – сурово спросила преподобная мать Хильда.

– Гм… посещение салуна, мэм.

Привели четырех задержанных женщин, и Хильда Вальзен строго взглянула на сестру Фредерику, а затем на Кэт.

– Это похуже, чем случай с пудингом, Кэтлин, – строго сказала она. – Хуже, чем твой проступок, когда ты приклеила к стулу Марджори Беттенбург, пока епископ говорил о Благовещении.

– Как я уже сказал, мэм, – прервал ее шериф, – мне нужно лишь ваше слово, что сестра Фредди больше не войдет ни в один салун на вверенной мне территории.

– Даю вам слово, шериф. – Преподобная мать Хильда схватила Фредди за руку и потащила к двери, бросив через плечо: – А зовут ее Фредерика. Фре-де-ри-ка!

Кэт вздохнула. Мэри Бет и Нолин хихикали; они не сомневались, что это самый захватывающий день в их жизни.

Через несколько минут появился Коннор. Выглядел он чрезвычайно разгневанным, и Кэт с облегчением поняла, что он тоже считает действия шерифа необдуманными. Однако, выслушав рассказ стража закона, Коннор сказал:

– Я должен был бы оставить вас в тюрьме.

– О, мистер Маклод, – воскликнула Мэри Бет, – не надо!

– Не тебя, Мэри Бет, и не тебя, Нолин, – успокоил их Коннор. – Не сомневаюсь, что Кэт вовлекла вас в это мероприятие, словно речь шла о каком-нибудь летнем развлечении.

– Я ничего такого не делала, – возмутилась Кэт. – Трезвость – это не развлечение. Это разумное, моральное…

– Ничего не желаю слышать, – прикрикнул Коннор. – Я говорил вам…

– Ну, ну, ребята, – вмешался шериф, – не стоит так кипятиться. Просто дай мне слово, Коннор, что она никогда не…

– Он не может отвечать за меня, – сказала Кэт.

– Даю тебе слово, Уилл. Если она еще когда-нибудь зайдет в салун, я отправлю ее обратно в Чикаго.

– Вы никуда не можете меня отправить!

– Это мы еще посмотрим. – Коннор схватил ее за руку, сделал знак двум другим девушкам идти за ним и выволок Кэт из кабинета шерифа.

– Тебе надо было оставить ее в тюрьме, – заявила Дженни, когда они оказались дома. Враждебность девушки потрясла Кэт. Тут она заметила в проходной комнате мужчину, похожего на ковбоя, который воскликнул:

– В тюрьме?!

– Кто вы? – спросил Коннор.

– Я привез письмо для миссис Кэтлин Фицджеральд. – Он вынул конверт из кармана куртки и в растерянности остановился, переводя глаза с одной женщины на другую.

– Я Кэтлин Фицджеральд, – сказала Кэт.

– И вы были в тюрьме? – выпалил потрясенный ковбой.

Коннор выхватил у него письмо и распечатал его. Бросив взгляд на листок бумаги, он оповестил собравшихся:

– Некто по имени Гарри Крендл хочет на вас жениться.

– По какому праву вы читаете мою почту?

– Это скотовод, который влюбился в нее на пикнике, – пояснила Дженни. – Думаю, нам нужно отослать ее прямо в Диллон.

– В тюрьму? – не унимался ковбой.

– Мы всего лишь партнеры, – сказала Кэт. – Ничего больше.

– Когда это вы успели стать партнерами? – поинтересовался Коннор.

– Я одолжила ему денег на быка и на прочие расходы. Видите ли, выдался тяжелый год – холода, засуха и…

– Ничего не желаю слышать, – отрезал Коннор. – Каким будет ваш ответ?

– Ответ?

– Ну, да. Хотите вы выйти за него замуж?

– Конечно, нет. – Кэт с горечью осознала, что Коннору все равно, каким будет ее ответ.

– Миссис Фицджеральд не хочет выходить замуж. – Коннор протянул письмо ковбою. – Проводи его, Дженни. Вы, наверное, хотите вернуться в Диллон засветло? – добавил он, обращаясь к парню.

– По правде говоря, я думал зайти в какой-нибудь салун и выпить.

– Насколько мне известно, миссис Фицджеральд собирается закрыть все салуны в округе, – сообщил ему Коннор.

– Закрыть? – удивился ковбой. – Но сегодня же воскресенье.

– Вот именно, – выпалила Кэт. – В воскресенье люди должны быть в церкви.

– В церкви? – еще больше удивился посетитель. Он удалился, качая головой и сжимая в руке письмо с отвергнутым предложением.

– По-моему, тебе следовало выйти замуж за Крендла, – съязвила Дженни. – У них в Диллоне полно салунов, которые ты могла бы закрыть.

– Хватит, Дженни, – оборвал ее отец. – Выйди из комнаты. – Когда Дженни, насупившись, вышла, он повернулся к Кэт. – Вы хоть представляете себе, к чему это может привести? Вам известно, почему в последнее время я так часто уезжаю из города? Нет, конечно, неизвестно. Это связано с недовольством рабочих на рудниках. И как я мог вам поверить? Любому в округе ясно, что стоит мне уехать, как вы прямиком направитесь в салуны. Ясно всем, кроме меня, потому что я, как дурак, поверил вашему обещанию.

– Я только обещала не брать с собой Фибу и Шона-Майкла.

– Мне следовало догадаться, что вы собираетесь нарушить обещание и найдете себе оправдание в каком-нибудь извилистом иезуитском рассуждении.

Кэт смахнула навернувшиеся на глаза слезы. Уже второй раз за сегодняшний день она подверглась нападкам за принадлежность к католической вере, но от Коннора она этого не ожидала.

– У нас не останется ни одного рудника в этих краях, если…

– Ничего подобного. Наша «Лига борьбы за трезвость» действует только в Брекенридже. У нас еще не было времени рассмотреть проблему пьянства в таких местах, как Диллон и Монтесума.

– И у вас его не будет, – заявил Коннор. – Я дал Уиллу слово, и, клянусь Господом, вы не сделаете из меня лжеца. Если понадобится, я свяжусь с Шоном и…

– Право же, вы придаете этому слишком большое значение, – спохватилась Кэт, обеспокоенная тем, как бы Коннор и в самом деле не расстроил брата только потому, что она помогала отцу Дайеру в его благом деле. Бедный отец Дайер! Он так хотел пойти в тюрьму вместе с ними, но Айлиф не позволил, сказав, что осенью ему предстоят перевыборы и он не хочет терять очки, арестовав самого уважаемого божьего человека на западном склоне Скалистых гор. «Очевидно, шерифу не пришло в голову, что, арестовав католичек, он может потерять доверие избирателей», – горько подумала Кэт. Однако, надо попробовать убедить Коннора ничего не говорить Шону.