Текст книги "Испытание Иерусалимом. Путешествие на Святую землю"

– Вот что значит профессиональная деформация! – восклицает археолог. – Все копаю и не могу остановиться.

Я вижу круглое отверстие в полу: винтовая лестница ведет в специально вырытую пещеру, где он обустроил гостиную.

Мне очень нравится его несколько грубоватая доброжелательность. Протестировав мои познания в Библии, он заводит разговор. Мы общаемся, сидя на бедуинских подушечках с роскошными орнаментами, наслаждаясь кофе, а он курит сигариллу с дурманящим запахом. Я слушаю его с восторгом. В течение нескольких десятилетий этот ученый, благодаря исследованиям которого пополнились наши знания о прошлом, освобождал Библию от сверхъестественного. И она от этого только выиграла.

* * *

Я собирался исследовать Иерусалим, но это Иерусалим исследовал меня.

* * *

Я изо всех сил стараюсь закрыть чемоданы. Сейчас они гораздо полнее, чем при отъезде. Как и я.

Звонит телефон, и на экране появляется имя Лоренцо Фадзини.

– Алло, Эрик-Эмманюэль? Тебя ждет папа Франциск.

* * *

Но пока я вернулся домой. Как приятно вновь увидеть семью…

С нашей собачкой Машкой, молодым черным лабрадором, мы радуемся, возобновив прогулки по полям и лесам Эно[50]50
  Эно – провинция на западе Бельгии.


[Закрыть]. С каждым днем прогулки все длиннее. Мы наслаждаемся: она – уткнувшись носом в землю, я – задрав голову. Конечно же, лес, по которому мы бродим, – два разных леса: свой она втягивает носом, а я свой рассматриваю, но мы постоянно обмениваемся взглядами, прищуриваемся, морщимся от удовольствия, улыбаемся, показывая, как нам приятно идти вот так рядом.

На небе видны полосы черного дыма. Влажную атмосферу пропитывает унылый аромат осени, в котором смешиваются запахи гниющих грибов и разлагающихся листьев. Из глубины долины, оттуда, где блестит серая гладь пруда, слышатся крики. Это дикие гуси – они протяжно кричат, гогочут, тараторят, энергично хлопая крыльями, они поднимаются, затемняя горизонт, как огромная грозовая туча, которая постепенно перестраивается в стаю, и внезапно, как эскадрон всадников, уверенно держащихся в седле, уносятся на юго-запад, в некую дальнюю страну, более теплую и солнечную. До сих пор я не обращал на них внимания, но теперь-то я знаю, куда они летят: в Израиль.

А я завтра улетаю в Рим.

У меня встреча с папой Франциском.

* * *

Римский вечер, сладостный, чудесный, какой бывает только в этом городе. В ресторане (он же книжный магазин) с приглушенным светом мы наслаждаемся блюдами, винами и беседой. Сандра и Сандро Ферри, мои преданные издатели из «Е/О», которое высоко несет знамя европейской литературы как в Италии, так и в Америке, пригласили меня, а также различных представителей ватиканских массмедиа – Андреа Монду, издателя газеты «L’Osservatore Romano», Паоло Руффини, префекта Дикастерии по делам коммуникаций Святого престола, и моего дорогого друга Лоренцо Фадзини, страстно увлеченного литературой, фонтанирующего разными проектами.

Сандро просит меня рассказать о поездке, о книге, которую я, возможно, напишу. Я отшучиваюсь, пытаясь скрыть робость:

– Иисус не писал книг. Он был слишком совершенен, чтобы писать книги.

– Но ведь ты-то как раз достаточно несовершенен, чтобы их писать! – смеется Сандро.

Мы все смеемся. Эта простая фраза меня будто освободила. Мои недостатки и несовершенства, до сих пор казавшиеся препятствиями к написанию такого рассказа, теперь становятся аргументом в его пользу. Такой же паломник, как и другие, я должен описать то, что пережил, описать, как обычный человек, и пусть это повествование будет несовершенным и отрывочным. И я вдруг сообщаю им название книги, которое обдумывал во время пребывания на Святой земле, пока меня не испугала перспектива подобного предприятия: «Испытание Иерусалимом». Все сразу начинают его комментировать и переводить на разные языки.

Сандра замечает, что, несмотря на веселые разговоры, я выгляжу озабоченным.

– Готов встретиться с папой? – шепчет она, лукаво улыбаясь.

Вопрос в точку. Я не могу скрыть волнения. Я неотрывно смотрю на люстру, словно пытаясь отыскать ответ, бормочу что-то бессмысленное, у меня перехватывает дыхание. Было ли мне когда-нибудь так страшно?

* * *

Ночью, когда я давно уже сплю в номере отеля «Sant’Annа» рядом с Ватиканом, какой-то человек открывает дверь и делает пару шагов.

– Эрик! – восклицает он.

Высокий силуэт вырисовывается в дверном проеме, худощавое тело с широкими плечами, но сумерки мешают различить его черты.

– Эрик!

Я поражен силой звучного спокойного голоса. Я выпрямляюсь, отбрасываю подушки, внимательно вглядываюсь.

Он исчез. Я проснулся. Смотрю на часы: половина седьмого. Слишком рано.

Я снова ложусь в кровать, свернувшись клубком под одеялом, заинтригованный, счастливый. Кто был этот человек из моего сна? Манерой произносить мое имя он напомнил мне отца, а манерой держаться – Иисуса; да, силуэт напоминал того, чей запах, тепло, взгляд я ощутил в Храме Гроба Господня.

Я еще слышу звучный голос, и его эхо накрывает меня волнами радости. Что это – видение, эманация отца, Иисуса?

Я не стану упоминать об этом эпизоде в своей книге. За кого меня примут? Такой уязвимый рассудок… Открытый всем веяниям…

* * *

Всем веяниям Духа Святого…

Сегодня на Западе воображение не в почете, его презрительно называют «буйным». А вот наши предки утверждали, что боги использовали это средство, чтобы проникнуть в нас.

Рассудок не ограничивается разумом.

Так и мы не будем сводить бдительность лишь к полицейской слежке за разумом. Чуткость мобилизует другие возможности человека: интуицию, чувствительность, воображение. Я отстаиваю право развивать восприимчивость в любых ее проявлениях.

– Эрик! – возвещает силуэт, только что возникший передо мной.

Он велит мне спешить на встречу с папой.

* * *

Чтобы переступить порог Ватикана, нужно иметь при себе пропуск и некоторый запас времени.

Я предъявляю украшенное гербом приглашение швейцарским гвардейцам, охраняющим границы государства и вход во дворец. У входа в отель «Sant’Anna» стоят стройные молодые солдаты в перчатках, в униформе цвета индиго с белым воротником, в панталонах до колен – под панталонами чулки, плотно охватывающие икры. Дворцовая стража поражает еще больше: на них пестрые полосатые костюмы с шароварами, красные, синие, желтые полосы – цвета Медичи. Эти кокетливо-изысканные персонажи словно пришли из другого мира. Какого? Мира волшебных сказок…

Сопровождающий меня Лоренцо Фадзини сказал, что мы должны прийти заранее, за час с четвертью. И последующие события показали, что он был совершенно прав. Хотя я нахожусь в самом маленьком государстве на свете, мне кажется, будто я шагаю по самому огромному зданию в мире, где коридоры переходят в галереи, приемные сменяются холлами, бесконечной чередой гостиных и залов ожидания. Когда я иду по роскошным комнатам, увешанным и уставленным произведениями искусства, от полихромного мраморного пола до кессонных плафонов, которые заслуживают того, чтобы рассмотреть их как следует, для чего мне пришлось бы обзавестись парой крыльев, ноги сами несут меня к тому, кто помогает мигрантам, кто спешит на помощь бедным, кто обличает бесчеловечность капитализма, кто призывает нас исцелиться от стяжательства, – к наместнику, который вчера в Аргентине, сегодня в самом центре христианского мира борется за униженных и обездоленных. Говорят, он не слишком любит всю эту роскошь, он не наслаждается ею, а просто терпит; он уважает ее, как уважает историю, в которую на короткое время ему суждено было вписать свое имя. Накануне на площади Святого Петра он раздал тысячу обедов неимущим и сам ел вместе с ними.

Теперь мы терпеливо ожидаем, сначала в одной прихожей, затем в другой. Каждые четверть часа немного продвигаемся вперед. Скоро папская библиотека. По коридорам снуют элегантные, нарядные, молчаливые господа, спешащие по неведомым мне делам. Меня поражает изысканность костюмов, но черные и пурпурные шелка их сутан и поясов не так ослепительны, как их улыбки.

И вот я стою перед последней дверью. Мы пытаемся договориться, на каком языке будем общаться, и приходим к согласию: святой отец говорит на французском, а я на итальянском, значит мы друг друга поймем.

За створками дверей глуховатый шум. Там какое-то оживление. Вот и моя очередь.

Когда появляется папа, все преображается. Сразу забывается утомительный церемониал, предшествующий нашему появлению здесь. От папы исходит такая доброжелательность, что сама атмосфера становится теплее. Ни возраст, ни усталость не оставили следов на его сияющем лице. Мне кажется, будто комнату освещает он, а не свет из окон, выходящих на площадь Святого Петра.

И вот, когда исчезают фотографы с их камерами, мне надо с ним заговорить, а ведь я так хотел послушать его. Он подбадривает меня. Он умеет слушать так же вдумчиво, как и говорить. Я, стоя перед ним, чувствую себя ничтожным и жалким, неискушенным и малообразованным христианином, а он смотрит на меня, как на некое совершенное существо, достойное его пристального интереса. Его доброжелательность умиротворяет и возвеличивает. Я решаюсь рассказать ему о своем долгом пути от атеизма к вере, которую пробудило откровение в пустыне Сахара. При упоминании Шарля де Фуко он вздрагивает, взгляд озаряется каким-то особым сиянием, его охватывает радость. Едва я произношу выражение «ночь огня», как он с большим почтением цитирует по-французски слова Блеза Паскаля о своем обращении. Под конец я рассказываю ему о недавнем посещении Святой земли. Каждое мое размышление он выводит на новый уровень, куда выше, чем мой, туда, где живет его мысль.

– Многие из нас получают откровение, – делаю я вывод, – но мы не готовы его принять. Просто убираем куда подальше и забываем. Мы не готовы к откровенности откровения.

Ему явно нравится это выражение. Он соглашается, что Бог зачастую не может пройти в нас и среди нас. А мы должны пропустить его, дать ему дорогу. Необходимо ослабить все, что сдерживает нас: закрытость, самоуверенность, любовь к власти.

На мои вопросы отец Франциск отвечает искренне, с юмором. Ни высокий сан, ни его неподъемная ответственность не смогли притупить чувства свободы. Поскольку Иерусалим считается единственным местом паломничества для представителей трех религий – иудаизма, христианства, ислама, – мы обсуждаем особенность каждой конфессии. Меня удивляет, что к экуменизму чаще стремятся католики, православные или протестанты, что руку другим религиям протягивает папа, а не имам или раввин; он же оправдывает это Историей и доктриной. Христианство не всегда оказывается на высоте того, что само проповедует, поскольку изгоняет, покоряет, истребляет, но оно может признать свои ошибки и извлечь из них уроки. Суть христианского послания – любовь, забота о другом, его принятие. Я будто слышу голос нашего дорогого Шарля де Фуко. Что означало для него исполнять миссию? Свидетельствовать. Не обращать в веру. Сверять свою жизнь с «жизнью Назарянина». Не обратить мир в христианскую веру, а самому вести себя по-христиански. Христианин посвящает себя вечному апостольскому служению, поскольку является примером добродетели.

– Идти навстречу нехристианину – вот что значит быть христианином.

Папа Франциск неоднократно настаивал на евангельском долге идти впереди других, этой «миссии», недопонятой прежде, когда она означала завоевания и расширение империи, и только теперь обретшей свое первоначальное значение.

– Все мы миссионеры, – уверенно говорит он.

Отведенные на нашу встречу полчаса подходят к концу. Он поднимается и идет меня провожать. Учитывая размеры помещения, это слишком большое расстояние для человека, которому трудно ходить. Я отказываюсь, он настаивает. Его доброжелательной настойчивости противиться невозможно. На пороге он слегка склоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Молитесь за меня.

Удивленный, опасаясь, что неправильно понял, я прошу его повторить.

– Молитесь за меня, – шепчет он вновь.

Я не могу сдержать слез. У меня, сына массажиста, возникают определенные ассоциации, когда я смотрю на палку, на которую он опирается, на его явно больные ноги. Он догадывается, о чем я думаю, и на губах появляется улыбка.

– Нет-нет, дело не в этом.

Обернувшись, он взмахивает рукой, указывая на огромную библиотеку, а за ней – огромный Ватикан, а за ним – огромный христианский мир.

– Такая тяжелая и большая работа. У меня очень много дел. Молитесь за меня.

Глядя в его добрые глаза, я понимаю истинный смысл слов. «Не беспокойтесь, сам я значу немного. Молитесь за папу и его сан, а не за Хорхе Марио Бергольо. Моя значимость вытекает из моего долга. Помогите его осуществить».

За первым посланием прочитывается второе: «В глазах Господа ваша молитва значит столько же, сколько и моя».

Я потрясен.

Я покидаю его с пронзенным сердцем. Вновь проходя, теперь уже в обратном направлении, по разноцветным бесконечным коридорам Ватикана, я вновь вижу этого «человека света», склонившегося над письменным столом, превратившего дворец в монашескую келью, думаю о его жизни, посвященной Евангелию, о силе, исходящей от него, той силе, что приходит извне, а он считает себя просто посредником, которому надлежит передать эту силу дальше. Я признаю, что люблю его, этого человека, который является не просто человеком, а чем-то большим.

Спускаясь по ступеням величественной лестницы, я осознаю: именно здесь трудится Бог.

* * *

Зачем ехать?

Я задавался этим вопросом несколько месяцев тому назад, когда возможности путешествия по Святой земле я предпочитал комфорт своего ремесла, хотя это порой сомнительный комфорт. Тогда я был убежден, что мой разум питается идеями и книгами.

Теперь же мне кажется очевидным, что разуму помогают ноги.

Ходить, уставать, потеть, находить, встречать – вот что каждый раз стимулировало мою духовную жизнь. Если бы я не пересек Сахару, я никогда не обрел бы веры. Если бы не увидел Иерусалима, то никогда бы не почувствовал Иисуса человеком и Богом. Всегда, в течение всей жизни, в конце пути меня ожидали откровения.

Зачем ехать? Затем, что прежде всего надо выйти за пределы себя, утратить ориентиры, отринуть свои привычки, и этот разрыв является необходимой гигиеной. Путешествие – это уважение к себе, это забота о себе: уделить время мечтаниям, импровизации, ощущениям, чувствам. Наконец путешествие побуждает раскрыть объятия, сердце, разум, отвергнуть предрассудки, признать свою слабость и уязвимость. Если не будет трещин, как сможет проникнуть свет?

Путешествие разрывает, распыляет, рассредоточивает, а затем приводит к какому-то результату.

На что я рассчитывал перед этой поездкой? Не знаю. Я ощущал какой-то неосознанный импульс, предчувствие чего-то важного, некой встречи. Во всяком случае, стоило мне отправиться в путь, я осознал, что способен видеть, слышать, учиться, я стал испытывать в этом настоятельную потребность.

Иисус был Богом, но он не был Богом-победителем. Он не спасся ни от римлян, ни от первосвященника, он не вырвал гвоздей из своего креста, не наслал потопа на своих палачей. Нет, он гибнет и появляется вновь, скрывая лицо под капюшоном, что-то шепчет на ухо женщинам, торговцам, немногочисленным ученикам. Иисус – не Бог-триумфатор, а заступник, который заставляет торжествовать Бога любви.

Воплощение и Воскресение являют собой тайну, а не загадку. Загадка представляет собой проблему, у которой имеется решение, – загадку можно разгадать. А тайна не подразумевает никакого решения, она предлагает нам размышлять и, больше того – надеяться…

Человечество делится на тех, кто разгадывает загадки, и тех, кто прислушивается к тайнам.

Христианином становится не тот, кто разгадал тайну христианства, а тот, кто дотронулся до этой тайны, кого эта тайна не отпускает, кто ею вдохновляется и преображается, соприкоснувшись с ней. Если христианская вера поначалу требует мыслительных усилий – читать Евангелия, сравнивать их, вопрошать, дополнять, – то затем ей требуется большее: приобщение. Как этого добиться? Мое странствие показало мне как.

Христианство – это тайна, соприкосновение с которой – тоже тайна.

Есть два способа осмыслить свое путешествие в Израиль и в Палестину, и оба имеют право на существование. Некоторые ищут корни в земле. Я же нашел их в небе.

Послесловие

Дорогой брат мой, Эрик-Эмманюэль,

чтение вашей книги «Испытание Иерусалимом» вернуло меня в те майские дни 2014 года, когда мне выпало счастье совершить паломничество на Святую землю по случаю 50-й годовщины встречи моего достопочтенного предшественника папы Павла VI с патриархом Афинагором. Событие 1964 года ознаменовало новый этап на долгом пути сближения христиан, разобщенных в течение многих веков. Но именно здесь, на земле Иисуса, процесс получил новый толчок.

Вифлеем, Храм Гроба Господня, Гефсиманский сад… я живо представил себе все места, которые вы посетили и так поэтично описали на этих страницах. Ведь наша вера не только в душе, но и в памяти, что заботливо сохраняет слова и жесты, через которые проявляет себя Христос.

Как вы пишете, на Святую землю отправляются, чтобы увидеть места, «где все начиналось». Галилея Назарета и Капернаума, где рос Иисус, где он начал свое служение провозвестника Царствия Божия, Иудея Вифлеема и Иерусалима, где он родился и где завершился его земной путь… Вы совершили паломничество по этим местам, чтобы собственными руками прикоснуться к непостижимой тайне христианства. И описываете это словами, глубоко тронувшими меня: «Инкарнация. Бог обрел в Иисусе плоть, остов, голос и кровь».

Да, Святая земля преподносит нам этот великий дар: почувствовать в буквальном смысле собственными руками, что христианство – не теория или идеология, а исторический факт. И это явление, эту Личность можно и сейчас встретить на залитых солнцем холмах Галилеи, в бескрайней Иудейской пустыне, на улочках Иерусалима. Это отнюдь не мистический опыт, а, напротив, доказательство того, что Евангелия явили перед нами историческую реальность, в которой Бог осуществился в мужчине и женщине всех времен: Бог воплотился в человека, Иисуса из Назарета, дабы возвестить нам, что его Царствие близко. И вы прекрасно показали это, описывая Крестный путь, вот ваши слова: «Человеческая сущность моего Бога – это не обман». Нет! Бог и в самом деле плоть и кровь Иисуса, и как человек он жил, любил, страдал из любви к нам, ко всем нам и каждому в отдельности, отдав свою жизнь на кресте. Именно этой прекрасной новости мы все и ожидаем: Бог – не мистическое существо, скрытое где-то в облаках, а некто идущий нам навстречу.

И другие моменты вашего в высшей степени волнующего повествования не оставили меня равнодушным. Например, упоминание святого Шарля де Фуко, благодаря которому, как вы мне сказали, стала возможна ваша встреча с Богом ночью в пустыне. То, что вы видели и осязали места, где жил в Назарете брат Шарль, совершенствуя свою духовность, благодаря чему и сделался «братом для всех», позволило и вам в полной мере осмыслить суть религиозной миссии: «Свидетельствовать. Не обращать в веру». Я сам многократно повторял это, вторя папе Бенедикту XVI: «Прозелитизм противоречит христианству». Христианин никого не обращает в свою веру, он утверждает, что Бог протянул ему руку, спас из пучины греха и явил бесконечное милосердие. Именно в этом и состоит призвание христианина: свидетельствовать о дарованном ему спасении.

Говоря о Шарле де Фуко, я позволю себе упомянуть название, которое вы дали путевому дневнику, – «Испытание Иерусалимом»; на мой взгляд, это и в самом деле испытание, с которым сталкиваемся все мы, испытание братством. В Иерусалиме – вы увидели своими глазами и поведали об этом – сходятся три религиозные традиции, зародившиеся еще во времена Авраама: иудаизм, христианство и ислам. И не случайно я захотел, чтобы во время апостольского путешествия меня сопровождали иудей и мусульманин, раввин Авраам Скорка и имам Омар Аббуд. Ибо мне ясно и зримо хотелось дать понять: верующие должны быть братьями, а не врагами, возводить мосты, а не развязывать войны. Наше призвание – братство, ведь все мы дети одного Бога. Вот как выглядит испытание, которое Иерусалим предлагает сегодня всему миру: пробуждать в сердце каждого человека желание видеть в другом брата, осознавать принадлежность к единой семье. И, лишь осознав это, мы сможем построить разумное будущее, заставив замолчать оружие истребления, оружие ненависти и расточая повсюду аромат мира – мира, который неустанно дарует нам Бог.

Франциск

Ватикан, 16 февраля 2023 года