Текст книги "Сирены"

– Просто твои вкусы меняются, а вместе с ними и твое окружение.

– Это только часть того, о чем я говорю. – Дайна вдруг стала мысленно сравнивать Ясмин и Мэгги и поразилась, насколько они не похожи друг на друга. Думая о Мэгги сейчас, она вспоминала ее вечные жалобы, слабость и беззащитность. И ледяное дыхание бесконечно несчастного существования, которое она явственно ощущала, стоя над свежей могилой подруги в день похорон.

Ясмин, перестав есть, внимательно посмотрела на Дайну.

– Я знаю, – сказала она. Не сводя глаз с собеседника, она погрузила длинные пальцы в банку с зелеными оливками. Ее ногти звякнули о дно. Через мгновение она извлекла наружу стручок душистого перца и принялась есть его, откусывая по чуть-чуть, точно это было величайшее лакомство.

– Такое происходит, когда становишься звездой, верно? Ты тоже чувствуешь нечто подобное. Это касается нас обеих.

Зажав оливку между двумя пальцами, Ясмин протянула ее Дайне через узкий столик.

– Держи, – сказала она тихо. Дайна положила оливку в рот, а Ясмин продолжала жевать сэндвич. – Нет, моя милая, не обеих. Только тебя. Ведь это на тебя работает Берил. Ты – центральная фигура в картине. Не думай, что люди на студии этого не чувствуют. Они нередко делают глупости, но не становятся от этого круглыми идиотами.

– Я думаю, – продолжала она. – Джордж первым из всех нас понял это. Даже еще прежде Мариона или Рубенса.

«Хэтер Дуэлл» превратилась в мощный локомотив, несущийся на всех парах. Такой мощный, что уже не поддается управлению. Все только и делают, что говорят о нем. Вот почему Берил удалось так развернуться. Ей принадлежала идея поместить в следующем номере «Вэраети» цветной вкладыш. Немного текста... двенадцать страниц фотографий: тебя, меня, Джорджа, даже Мариона. Но твои снимки в начале и в конце. Этот проект – мечта любого рекламного агента.

Дайна, уже несколько месяцев работавшая рука об руку с этой женщиной, впервые увидела в ней не только партнера по съемкам, но и личность.

– Как тебе должно быть обидно.

– Вовсе нет, – Ясмин покачала головой. Черная прядь, упавшая ей на лоб, закрыла один глаз. – Я слишком прагматична для этого. Я знаю, что с таким сложением, – она приподняла ладонями грудь, выставляя ее вперед, отчего по животу Дайны прошла судорога, и она отвернулась, – я никогда не получу главную роль. Последняя, кому это удавалось, была Лорен. С тех пор многое изменилось. – Передернув плечами, она опустила руки и подхватила со стола остатки своего сэндвича. – Возможно по окончании съемок я лягу в больницу на операцию по уменьшению объема груди. – Она подождала, пока Дайна придет в себя. Их глаза встретились. – Может быть совсем немного, чтобы носить купальник не четвертого, а третьего размера.

У Дайны пересохло во рту.

– Мне кажется, что тебе не нужно ничего менять. Твое тело принадлежит только тебе. Почему ты позволяешь кому-то распоряжаться им?

– Почему ты хочешь стать звездой? – без тени улыбки поинтересовалась Ясмин.

Дайна опустила глаза и, помолчав, пробормотала.

– Ну что ж, тогда ты права. Я думаю, это поможет тебе.

– Конечно, поможет!

– До чего это отвратительно, перекраивать себя в соответствии с капризами и вкусами мужиков! – произнесла Дайна, задыхаясь от гнева.

– Не мужиков, – возразила Ясмин, – а Голливуда. Это совсем не одно и то же.

– Все равно это мерзко и унизительно, с какой стороны не взгляни!

Ясмин накрыла ладонь Дайны своей и слегка наклонилась вперед. Взгляд ее темных глаз казался таким ясным и искренним: она была настоящей женщиной. Это обстоятельство – то, что они обе являлись женщинами в полном смысле этого слова – связывало их прочными, священными узами, отнюдь не сексуальными, но скорей социологическими и, может быть даже, антропологическими.

– А что ты сама готова сделать ради славы, Дайна? Насколько ярко это пламя горит внутри тебя? – Она стиснула пальцы так, что ладонь Дайны побелела. Ее голос опустился до шепота. – Как сильно ты жаждешь ее?

Дайна всмотрелась в глаза Ясмин и увидела в них, точно в зеркалах, два крошечных отражения себя самой. Ей почудилось будто эти отражения перемещаются по собственной воле, словно живя отдельной, самостоятельной жизнью.

– Я хочу достичь ее, – сказала она и тут же подумала:

«Кто произнес эти слова: я или мои отражения?» Ясмин сидела абсолютно неподвижно.

– Что если бы тебе для того пришлось спать с Рубенсом?

– Я люблю Рубенса.

– Что если это одно из условий игры? Если от тебя требовалось вести себя так, точно ты любишь его, для того чтобы...

– Прекрати! – Дайна попыталась высвободить руку. – Ты пугаешь меня. – Однако, насколько искренним был ее гнев? Она поймала себя на том, что какая-то часть ее отзывается на слова Ясмин. Голос Бэба явственно звучал в ее ушах: «Никогда не позволяй никому вести себя так по отношению к себе, мама». Да, старый мудрый Бэб понимал толк в жизни и в людях.

– Я ничуть не верю тому, что ты боишься, – заявила Ясмин. – Я полагаю, что ты хочешь убедить саму себя, что ты вовсе не такая. – Она вновь сжала руку, но Дайна не почувствовала боли, лишь нечто вроде электрического тока, пробежавшего по ее пальцам. Это ощущение совершенно не походило на то, которое она испытывала при прикосновении Рубенса, и потому показалось ей на мгновение странным и чужим. – Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да, – прошептала Дайна. – Да, я стала бы спать с ним. Но притворяться, что люблю... не знаю.

– Нет, знаешь. – Взгляд Ясмин был абсолютно спокойным. Мы с тобой одного поля ягоды. Дайна. Это ты тоже знаешь.

– Нет, – Дайна вскинула голову.

Ясмин потянула ее за руку.

– Взгляни на себя, – в ее голосе послышался упрек. – Ты так перепугана, что вся трясешься. Чего ты боишься?

Живот Дайна напрягся, и в нем появилось мучительное посасывание.

– Я не знаю, – ответила она, – что пугает меня.

– О нет, прекрасно знаешь, – возразила Ясмин, приближаясь вплотную к Дайне. – Ты, наконец, поняла, к чему стремишься. – Взяв открытую ладонь Дайны в свою, она с силой сжала ее пальцы в кулак. – Теперь тебе осталось лишь схватить и удержать это.

– Рубенс хочет, чтобы я уволила Монти.

– Именно так тебе и следует поступить. Это умный ход, единственно верный ход.

– Тут дело в другом...

– Сделай это, Дайна.

– Я хочу остаться верной...

– Верность еще никогда не помогала чьей-либо карьере. Она не принесет тебе никакой пользы.

Дайна промолчала, но мысленно она воскликнула: «Ты видишь, как обстоят дела, Монти. Для них ты – труп. Но для меня нечто большее». Она отвернулась, пряча лицо от внимательного взгляда Ясмин, и подумала: «Что же мне делать?»

* * *

Малагез привел Хэтер и Сюзан в «парилку». Увидев, что они сделали с Боком, Сюзан громко вскрикнула. Вырвавшись из рук Малагеза, она кинулась через комнату и, упав на колени возле Бока, прижала его голову к своей груди.

– Малагез, – обратился к тому Эль-Калаам. – Я хочу, чтобы ты проследил за остальными. Ты знаешь, что надо делать. Пришли сюда Риту.

Малагез, кивнув, вышел. Минуту спустя в комнате появилась Рита. Автомат висел у нее за спиной наискось. Переступив через порог, она остановилась, молча переводя взгляд огромных темных глаз с Бока на Сюзан и обратно.

– Он сделает то, что мы хотим? – спросила она, наконец.

– Скоро, – успокоил ее Эль-Калаам. Затем он вновь повернулся к Боку. – Отойди от него, – приказал он Сюзан, и когда та не подчинилась, сделал жест, обращенный к Фесси. Человек с крысиными глазками шагнул вперед и, грубо взяв девушку за волосы, потянул ее прочь от промышленника. Потом, обхватив ее второй рукой, рывком поднял на ноги и оттащил немного в сторону, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться. Его ладонь, не переставая, шарила по ее телу.

Эль-Калаам вышел на середину комнаты и склонился над Боком. Взявшись за подбородок, он задрал голову промышленника и вгляделся в его мутные, налитые кровью глаза.

– Ты очнулся, сионист? – Он принялся наотмашь хлестать Бока по щекам, пока они не порозовели. – Да, теперь я вижу, что ты очнулся. – Подняв голову, он бросил мгновенный взгляд на Сюзан. – Твоя подруга тоже здесь. Я подумал, что будет только справедливо, если в подобный момент вы окажетесь вместе.

– Что значит в подобный момент? – спросила Сюзан. Ее глаза дико вращались. – Что еще вы собираетесь сделать с ним? – Она начала всхлипывать.

Эль-Калаам ущипнул Бока, от чего взгляд того приобрел более осмысленное выражение.

– Твой поезд, Бок, уже ушел. Твое упрямство заставило нас перешагнуть через все границы. Теперь ответственность за последующие события ложится на тебя. Наша совесть чиста.

– На твоих руках уже слишком много крови, – пробормотал Бок. – Слишком много.

– Хватит болтать. Лучше разуй глаза пошире.

Бок медленно повернул голову, и его глаза расширились.

– Сюзан, – выдохнул он. – Что она делает здесь? – Он пришел в страшное возбуждение.

– Она собирается помочь нам устроить небольшое представление.

– Нет, – голова Бока качнулась в сторону. – Нет, только не Сюзан.

– Послушай, Бок, – сказал Эль-Калаам. – Негоже вести себя так. Ведь представление предназначено именно для тебя.

– Нет. – Бок, отчаянно мотал головой. – Нет, нет, нет. – Его голос звучал все более пронзительно.

На руках и груди Сюзан краснели отпечатки, оставленные пальцами Фесси. По знаку Эль-Калаама он, положив ладони на плечи девушки, заставил ее опуститься на колени. Затем он вытащил пистолет и направил оружие на нее. Бок зарыдал.

– Ради всего святого, – взмолилась Хэтер.

– Заткнись, – оборвал ее Эль-Калаам угрожающим тоном.

Фесси смотрел вниз, не сводя глаз с макушки Сюзан.

– Ты видишь, что сейчас произойдет. Бок, – промолвил Эль-Калаам. – Вот что твое упрямство навлекло на голову близкой тебе женщины.

Где-то на вилле зазвонил телефон. Рита, повинуясь жесту Эль-Калаама, направилась к аппарату, стоявшему возле опрокинутой кровати. Сюзан жалобно плакала. Фесси с такой силой сжал ее плечо, что она громко вскрикнула. На заднем плане Рита разговаривала по телефону приглушенным голосом.

– С ней произойдет то же, что и с тобой. Она ослабеет, потом потеряет сознание, а когда очнется – все начнется заново. – Фесси заключил шею девушки в тиски между большим и указательным пальцами.

– Эль-Калаам, – раздался голос Риты. Все замерли на своих местах. – Премьер-министр на проводе. – Эль-Калаам даже не шелохнулся и не отвел взгляда от разворачивающейся гротесковой сцены. – Уже шесть часов, – тихо, но отчетливо произнесла Рита. – Последний срок освобождения наших братьев прошел.

– Чего хочет пират? – Его лицо приобрело безжалостное выражение.

– Он хочет получить отсрочку, – ответила Рита. – Там возникли какие-то проблемы. Он хочет поговорить с тобой. Он уверяет, что...

– Передай ему, – сказал Эль-Калаам с нарочитым спокойствием, – пусть ищет старые фотографии.

– Ты не хочешь по..., – начала было Рита, держа в руках трубку.

– Передай ему мои слова и повесь трубку.

Рита выполнила приказ.

Бок, все это время глядевший то на Сюзан, то на Эль-Калаама, застонал. Ему опять сделалось плохо.

Отвращение и ненависть исказили черты лица Эль-Калаама, молча наблюдавшего за промышленником, корчившемся в судорогах на полу у его ног.

– Нам от него больше нет никакого проку, – проговорил он наконец. – Разве что с его помощью мы можем преподать пирату урок.

Он потянулся к массивной кобуре, висевшей у него на левом бедре, и, достав оттуда армейский автоматический пистолет 45 калибра, переложил его в левую руку. Потом он вывел Хэтер на середину комнаты, так что она очутилась прямо перед телом Бока.

– Рита, – рявкнул он. – Приставь пистолет к голове этой женщины.

Рита, приблизившись к Хэтер, прислонила дуло своего пистолета к ее правому виску. Рот Хэтер открылся; ее начало трясти.

– Теперь, убийца кроликов, – сказал Эль-Калаам, – мы проверим, из чего ты слеплена на самом деле. – Он осторожно вложил в ладонь Хэтер свой пистолет и загнул ее пальцы один за другим вокруг рукоятки. – Твой муж хотел заключить со мной пари. Он сказал, будто ты умеешь стрелять. Ты ведь охотник, не так ли? Ладно. Все, что ты должна сделать, это нажать на курок. – Он придвинулся еще ближе к ней. – Смотри, тебе даже не нужно целиться.

Хэтер молча смотрела вниз на тяжелый пистолет, зажатый в ее ладони.

– Положи палец на курок, – сказал Эль-Калаам почти нежно. – Твой муж сказал, что ты знаешь, как обращаться с оружием. Не хочешь же ты выставить его перед нами лжецом?

– Джеймс никогда не лжет, – ответила она. Ее указательный палец лег на спусковой крючок.

Эль-Калаам, взявшись одной рукой за дуло пистолета, чуть приподнял его, направляя в ямочку на переносице Бока. Хэтер перевела взгляд на блестящее от пота лицо промышленника. Его дико вытаращенные глаза уставились на нее, и он издал странный горловой хриплый звук.

– Нажми на курок, Хэтер, – повторил Эль-Калаам. В первый раз он назвал ее по имени, и она от неожиданности вздрогнула. – Представь, что это просто испуганный кролик, попавшийся тебе на глаза. Ты ведь убила немало их.

Хэтер медленно зажмурила глаза, в уголках которых застыли слезинки, сверкавшие в резком неприятном свете. Задрожав, они по очереди скатились по ее бледным щекам.

– Сколько кроликов ты убила за свою жизнь, Хэтер? – голос Эль-Калаама сделался еще мягче. Он словно превратился в эдакого старого мудрого дядюшку, чьим советам следуют, не обсуждая и не задавая лишних вопросов.

– Много, – ответила она еле слышно. Глаза ее по-прежнему были крепко зажмурены; голова слегка дрожала.

– Много, – Эль-Калаам кивнул. – И всякий раз, когда очередной кролик попадал тебе на мушку, ты разве колебалась, прежде чем отобрать у него жизнь? – Хэтер молчала. Он протянул руку, показывая на Бока. – Ну так вот, перед тобой просто еще один кролик. Нарисуй в своем воображении эти круглые бессмысленные глаза и белый мех. Из него может выйти неплохое жаркое, а?

Распахнув глаза, она взглянула на Бока и задрожала всем телом.

– Я не могу. Не могу, – повторяла она.

– Ты можешь, и ты сделаешь это, – возразил Эль-Калаам. – Иначе..., – раздался громкий щелчок: Рита взвела курок своего пистолета. Хэтер вздрогнула, – ...Рите придется прикончить тебя.

Хэтер обернула пальцы левой руки вокруг правой кисти. Она держала пистолет в идеально выпрямленной руке.

– Взгляни-ка, – заметила Рита. – Она запросто может сделать это.

Хэтер увидела мишень в прорези на мушке. Бок молча смотрел на нее снизу вверх. Она потянула за курок, но в последний миг вскинула руки. Прогремел оглушительный выстрел. С потолка посыпалась штукатурка.

– Ладно, – сказал Эль-Калаам.

Хэтер опять задрожала.

Забрав у нее пистолет, Эль-Калаам направил его в голову промышленника и спустил курок. Бок рефлекторно раскинул руки в стороны: пуля попала ему в левый глаз. Кровь брызнула из раны на одежду Хэтер и Эль-Калаама. Долю секунды Бок смотрел на девушку неповрежденным глазом, затем покачнулся и упал замертво.

– В этом, – обратился Эль-Калаам к Хэтер, – и заключается разница между мною и тобой. Я знаю, когда нужно убивать, а ты – нет.

* * *

Солнце скрылось на западе, утонув в бездонной пучине Тихого океана, и его естественный свет сменился сиянием неоновых огней Лос-Анджелеса, издалека кажущимся розоватым. Где-то далеко-далеко шумели верхушки пальм и джакаранд, и к свисту ветра примешивалось низкое рычание койотов, бродивших по склону великолепных холмов.

Поблизости же раздавался треск, имитирующий автоматную стрельбу, вроде того, какой бывает во время запусков целых связок шутих и фейерверков. Ночная тьма отступала перед ярким светом мощных прожекторов, заливавшем площадку, на которой актеры массовки отрабатывали причитающиеся им деньги.

Сидя в полумраке. Дайна с каким-то странным отчуждением подумала о себе, как о главном персонаже пьесы, разворачивающейся с наступлением сумерек. Она почувствовала, как ее окутывает траурное покрывало ночи.

Вспомнив о сцене, снимавшейся днем, она слегка поежилась. Окружавшие ее со всех сторон элементы сложной осветительной системы, походившие на части черного скелета гигантского существа, олицетворяли для Дайны физический скелет фильма. Каждый день на скелет они накладывали куски плоти: мясо, мышцы, сухожилия, кожу, пока наконец не наступил момент, когда картина стала расти сама по себе подобно ужасному мифическому чудовищу, пробужденному к жизни их магической силой. Уже состоялись просмотры потоков – Марион, бывший вне себя от радости, лично настаивал на этом – и они повергли в изумление всю съемочную группу до единого человека. Даже технический персонал. Особенно технический персонал – утомленных долгой и кропотливой работой людей, на чьих глазах происходило сотворение фильма с самой первой минуты. «Хэтер Дуэлл» стала реальностью, неоспоримо могущественной, внушающей благоговейный страх.

У ног Дайны лежала кипа макулатуры: последние выпуски «Вэраети», «Голливуд Репортер» и «Дейли Взрасти». Во всех помещались статьи о фильме и о ней – Дайне Уитней. Среди них лежала заметка из «Нью-Йорк Тайме», написанная необычайно хвалебным тоном, посвященная картине, однако повествующая о ее примадонне. "Окрыленная своей последней главной ролью в ленте «Хэтер Дуэлл» Дайна Уитней превратилась в наиболее обсуждаемую леди Голливуда. По словам рекламного агента Берил Мартин и нескольких влиятельных представителей «Твентиз Сенчури Фокс...».

Стало очень тихо. Актеры массовки ушли, научившись тому, как нужно имитировать убийство себе подобных.

Внезапно, как это бывает в пустынях, все вокруг скрылось в непроглядном мраке ночи. Дайна подняла голову, точно прислушиваясь.

В конце концов, она встала, оставив пачку газет лежать на прежнем месте. Она переживала необычайное удовлетворение, доступное лишь творцам-художникам: живописцам, писателям, актерам, каждый раз заново живущим и умирающим при создании новой работы.

Она протянула руку к небу. «Именно ради этого я стала актрисой, – размышляла Дайна. – Чтобы познать это чувство». Однако она понимала, что за ним скрывалось нечто большее: власть, возможность контролировать и управлять. Ключом к осознанию той истины стали ее частые визиты в «Нова Берлески Хаус». Она поймала себя на том, что наверное, в стотысячный раз ломает голову над вопросом: что было важней для Денизы – ее чувственные выступления на дешевой сцене «Нова» или работа над «Пи-Эйч-Ди» в университете.

Она сбежала к своему трейлеру по металлической лесенке, стуча каблуками по ступенькам, точно молотом по наковальне, торопясь вернуться в реальность или удалиться от нее. Теперь она не могла сказать этого с уверенностью.

В огромном камине горел огонь, что само по себе было весьма странно. В придачу, на столике возле софы стояли восемь серых металлических коробок с 35-миллиметровой пленкой, аккуратно сложенные в две стопки.

– Мария! – позвала Дайна. Ответа не последовало, хотя Мария должна была оставаться в этот день допоздна. Дайна отнесла чемоданы в холл: по дороге из студии она заехала к себе домой и забрала оттуда всю нужную ей одежду. Остальное она решила купить в ближайшие дни.

Она пересекла обширную гостиную и приблизилась к камину. Яркие красные язычки пламени бросали вызов холодным синим и зеленым оттенкам на картине с русалкой, заставляя бледную кожу последней неестественно светиться, отчего казалось, что морская дева ерзает на камне от неудобства. Дайна подошла к столу. На коробках с пленкой не было никаких надписей или отметок. Подняв верхнюю, Дайна прочитала снизу название картины «Над радугой», выведенное краской. Под ним от руки было написано:

– Режиссер: Майкл Кроуфорд.

Автор сценария: Бенджамин Понделл.

Дайна положила коробку на место, предварительно перевернув ее. Дайна обратила внимание на то, что она, так же как и верхняя коробка во второй стопке, лежала кверху дном, и решила оставить после себя все как было.

– Боюсь, что в пятницу мне придется улететь в Нью-Йорк. Зато я только что позвонила Берил и сказала...

Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть Рубенса, спускающегося в холл из их спальни. «Нашей спальни», – повторила про себя Дайна. Удивительно, как разительно отличались ее мысли и отношение ко всему, касающемуся их связи с Рубенсом, от тех, какими они были еще совсем недавно. Молча она указала рукой на чемоданы.

Взглянув в том направлении, куда она показывала, Рубенс застыл на месте.

– Итак, это все-таки свершилось, – он выглядел немало удивленным.

– Я приняла решение еще в то утро, когда погибла Мэгги.

Он недоуменно посмотрел на нее.

– Не понимаю.

– Прикосновение к смерти заставляет по новому взглянуть на жизнь. Мэгги только что была среди нас, и вдруг ее не стало. У меня ощущение, что повсюду вокруг торчат острые шипы, пронзающие тебя при каждом опрометчивом шаге. – Она облизала пересохшие губы. – Ты тот, кого я хочу.

Рубенс неторопливо приблизился к ней. Дайна, внимательно следившая за ним, безотчетно отметила про себя, что он перемещается в пространстве, словно танцуя.

– А как насчет Криса? – поинтересовался он.

– О чем ты?

Теперь он уже стоял к ней вплотную, и она чувствовала тепло, исходившее отчего тела.

– Меня интересует, – терпеливо пояснил Рубенс, – хочешь ли ты и его тоже?

– Крис – мой друг, а ты – любовник. Я не понимаю тебя.

– Не уверен, что между женщиной и мужчиной может существовать простая дружба. Особенно, если этот мужчина – Крис Керр.

– Вначале Мэгги, теперь ты.

– Что ты имеешь в виду?

– Мэгги обвиняла меня в том же самом. – Дайна, не отрываясь смотрела на Рубенса. – В ту ночь, когда ты умолял меня не ездить к ней и остаться с тобой.

– Ну уж во всяком случае не умолял.

– Не уходи, Дайна! – она в совершенстве сымитировала голос Рубенса, вкладывая при этом в слова ровно столько чувства, сколько следовало. Последнее обстоятельство удивило ее саму. – Не сейчас. Не сегодня. Пожалуйста.

Лицо и шея Рубенса на мгновение покраснели, и Дайна увидела стальной блеск в его глазах. Вдруг наваждение рассеялось, и Рубенс расхохотался. Дайна по-прежнему не позволяла прикоснуться к ней.

– Я хочу прояснить этот вопрос сейчас раз и навсегда, – сказала она. – Интимная жизнь Криса – какой бы она ни была – это его личное дело. И я к ней никаким образом не причастна.

– Ты хочешь сказать, он не такой, как все?

– Я не такая, как все, – свирепым шепотом ответила Дайна.

– Я знаю, – шепнул он, прижимаясь губами к ее волосам. Открытый рот его скользнул вдоль кончика уха Дайны, и глаза ее закрылись.

– Забудь про это, – сказала она, обнимая его широкие плечи. – Все, о чем тебе говорили, неправда.

– Прости, – отозвался он. – Но я слышал об этом от разных людей.

Она откинула голову назад и заглянула ему в лицо.

– Да, от кого же?

Рубенс назвал несколько знакомых имен, и на Дайну в свою очередь напал приступ смеха.

– Что тут смешного? – раздраженно осведомился он.

– Просто у всех этих людей есть нечто, что объединяет их.

– Что именно?

– Они все, – Дайна уже успокоилась, – друзья Тай.

– Ну и что?

Она еще крепче прижалась к нему.

– Я думаю, Тай опасается меня больше, нежели Мэгги в недавнем прошлом. – Она хотела было поведать ему о том, что сказала ей Тай на похоронах Мэгги, но передумала, справедливо сочтя, что такой рассказ вышел бы не слишком смешным. – Я подозреваю, что она положила глаз на Криса.

– Разве она не живет с другим, как его... Найджелом Эшем?

– Да, но это обстоятельство для нее никогда не служило помехой. Кажется, Крис единственный из всей группы, с кем она не спала. Так что видишь, – она поцеловала Рубенса, – кампания была устроена в расчете на тебя.

– Я разберусь в этом вопросе.

Дайна почувствовала, как приступ гнева клокочет в ее груди.

– Нет, Рубенс. Не делай этого.

– Я никому не позволю делать из меня клоуна.

– Никто не делает из тебя клоуна. – Взяв пальцами подбородок Рубенса, она заглянула в его глаза снизу вверх. «Они такие прекрасные», – подумала она. – Кроме того, я хочу, чтобы ты предоставил мне самой управиться с этим.

– Я не..., – он вдруг осекся, увидев какое-то совершенно незнакомое выражение в ее глазах и, подумав, кивнул.

– Теперь, когда все улажено, расскажи, что такого тебе наговорила Берил.

Рубенс грустно усмехнулся.

– Собственно, это меня и задело. Она сказала, что из-за твоего романа с Крисом, мнимого или настоящего, тебе уделили много места в журналах типа «Роллинг Стоун» и «Пипл». Не позабыв, разумеется, напечатать серию снимков, сделанных в «Дансерз» в тот вечер, когда вы с Крисом были там. У Берил не было недостатка в фотографиях.

– Значит, я должна благодарить Тай? – она усмехнулась.

– О, да. Не сомневаюсь, ты преуспела в этом. – Он взял ее руку в свою. – Ладно, давай затащим внутрь твои чемоданы.

Когда они вернулись в гостиную. Дайна, указывая на горящий камин, заметила:

– Пожалуй, в нем нет сейчас особой нужды, а?

– Я растопил его вовсе не для тепла, – объяснил он. В этот момент у входной двери раздался звонок колокольчика. Рубенс бросил взгляд на свои часы, но не тронулся с места. – Для дела. У меня встреча с Майклом Кроуфордом и Беном Понделлом. – Дайна вспомнила имена на коробках с лентой. – Ты должна помнить их.

– Я знаю их довольно плохо.

– О, ну к тому моменту, когда они уйдут отсюда, ты успешно восполнишь этот пробел, – бросил он, идя к парадной двери.

* * *

Широкоплечий розовощекий Кроуфорд и светловолосый толстяк Понделл составляли неразлучную парочку, прославившуюся созданием светового оформления для юмористической телевизионной передачи, поднявшейся на вершину списка популярности в течение уже первого года. Поработав в ней еще один сезон по новым контрактам, они получили астрономические суммы и решили податься в кинематограф. Картина «Над радугой» стала для них, таким образом, своего рода боевым крещением. Им обоим было под тридцать, и, насколько могла судить Дайна, основываясь на своем, правда весьма скудном опыте общения с ними, ни Понделл, ни Кроуфорд не испытывали недостатка в заносчивости и самоуверенности, неотъемлемых черт счастливчиков, заработавших мгновенную популярность благодаря телевидению. Тем не менее, чувствуя силу и оригинальность их талантов, Рубенс решил поставить на них.

Он весь прямо-таки светился радостью и гостеприимством, указывая им путь через длинный коридор в гостиную.

– Вы знакомы с Дайной? – спросил он.

– Ага, – ответил Кроуфорд. Понделл молча кивнул. Он сразу же почувствовал себя неуютно и продолжал стоять, лихорадочно перебирая пальцами рук. Кроуфорд, наоборот, преспокойно уселся на кушетку напротив камина, закинув ногу на ногу. Он был одет в льняной костюм оливкового цвета, из-под которого торчал распахнутый ворот серо-желтой полосатой рубашки.

В противоположность ему Понделл вырядился в вытертые джинсы, изношенные кроссовки и желтую майку с надписью «Пиво Курс», выведенной синей краской на груди. В такой майке он казался еще массивней, чем был в действительности.

– Хотите чего-нибудь выпить? – предложил Рубенс, зайдя за стойку бара.

– Отличная идея! Понделл оживился, глаза его заблестели. – Давай пива, – когда он открывал рот, лицо его превращалось в резиновую маску.

– Майкл?

Кроуфорд поболтал в воздухе ногой, лежавшей на костлявом колене.

– Мне скотч-виски. Неразбавленный, пожалуйста. Выполнив их заказы, Рубенс вышел из-за стойки.

– В чем, собственно говоря, дело, черт возьми? – начал Понделл, жадно прикладываясь к бутылке. – Мы должны снимать, а не протирать здесь штаны, как члены какого-нибудь вонючего клуба. У нас до черта работы!

Потягивавший свой скотч, Кроуфорд нахмурился.

– Нет, Бенни, – возразил он, не глядя на Понделла, – надо уметь проявлять терпение. В конце концов, весьма возможно, что у мистера Рубенса есть хороший повод для проведения нашей встречи.

– Таких поводов вообще не существует в природе, – отозвался Понделл. Влив в себя остатки содержимого бутылки, он громко рыгнул и спросил. – Можно еще?

– К твоим услугам, – Рубенс указал рукой на бар.

– Но ты знаешь, – медленно протянул Кроуфорд, словно тщательно обдумывая каждое слово, – Бенни все же смотрит в корень. Нам предстоит еще целая гора работы над фильмом.

Дайна поняла, что попала на спектакль бродячей труппы. Впрочем, следовало признать, что они оба отлично исполняли свои роли. И тот, и другой отпускали свои замечания, не задумываясь.

– Да, кстати, насчет работы, – вступил Рубенс, словно дождавшийся своей очереди. Он умудрялся каким-то образом смотреть одновременно на обоих гостей. – Боюсь, что ее придется подсократить.

Казалось, на мгновение эти слова повисли в воздухе, точно на лету замершие капельки дождя. Затем в гробовой тишине раздался смех. Смеялся Кроуфорд, и Дайне никогда еще не доводилось слышать звуков более странных, чем те, которые он издавал – высоких и пронзительных.

Хлопнув себя по ноге, он весело заметил, обращаясь к товарищу.

– Вот это умора, Бенни, а? Надо же отмочить такое! У Понделла, однако, был такой вид, будто он собирался разбить свою бутылку о чью-то голову.

– Нет, Майкл, я не шучу, – невозмутимо сказал Рубенс. – Шуйлер показывал мне смету за шесть месяцев. Положение из рук вон плохо.

– Да что этот шут понимает в нашем деле, – вставил Понделл. – Мы создаем настоящий шедевр, черт побери. Все должно быть, как полагается.

– Нет, – возразил Рубенс, – все должно укладываться в бюджет.

Кроуфорд громко откашлялся и, не давая Понделлу возможности открыть рот, заговорил.

– Я полагаю, что то, о чем ты просишь нас, трудно осуществимо, – голос его звучал уверенно и спокойно. – Этот фильм родился из определенного зрительского образа. Бенни и я подписали контракт с тобой, потому что мы были уверены, что ты в состоянии обеспечить нам, гм, необходимые условия для воплощения этого образа.

– Вы уже почти на четыре миллиона превысили бюджет, Майкл.

– О, господи, это всего лишь деньги! – воскликнул Понделл, вскинув от отвращения руки.

– Я думаю, – произнес Кроуфорд, поднимаясь с кушетки – ему явно надоел вид возвышающейся перед ним фигуры Рубенса, – что Бенни вполне верно уловил суть момента. Мы принялись за эту ленту не для того, чтобы кто-то навязывал нам свою волю.

– Наверное, ты не понял, о чем я говорю, Майкл, – возразил Рубенс. – Если бы вы, ребята, взяли ситуацию под контроль вместо того, чтобы позволять художнику-оформителю заказывать неоновую иллюминацию стоимостью в четверть миллиона...

– Ты видел этот дубль? – завопил Понделл. – Он чертовски хорош!

– Если бы вы подходили к делу ответственно, – продолжал Рубенс так, словно его никто не перебивал, – то никто бы ничего вам не навязывал.

– А ты видел сцену, о которой идет речь? – Кроуфорду с каждой секундой становилось все труднее сдерживать себя.

Рубенс кивнул.