Текст книги "Сирены"

За прихожей начиналась гостиная. У всякого входившего туда впервые, захватывало дух при виде сводчатого потолка на высоте второго этажа, искусно подсвеченного снизу таким образом, что казался еще выше. Окна на каждой стороне доходили почти до самого потолка и создавали иллюзию, будто между пространством гостиной и пышными зарослями на склоне каньона не существует никакой преграды.

Над дальней третьей огромной комнатой нависал балкон, где, как поведал Бонстил Дайне, находилась хозяйская спальня. Слева располагались кухня и столовая.

Дайна принялась бродить по гостиной. Светло-голубые стены прекрасно гармонировали с бледным, цвета лаванды, ковром на полу. Вся комната была заставлена высокими растениями; в правом углу под балконом позади зарослей папоротника стоял небольшой рояль «Стейнвэй». Подставка для нот на его крышке была поднята. Дайна прочитала название произведения на листе нотной бумаги: «Скрипичный концерт Вивальди», в переложении для клавишных инструментов.

Дайна обернулась и вопросительно посмотрела на Бонстила.

– Кто это играет?

– Она, – ответил тот и указал пальцем перед собой. Взглянув в том направлении, куда он указывал. Дайна увидела цветную фотографию в серебряной рамке с мексиканским орнаментом. Со снимка на нее глядело лицо девушки, уже становящейся женщиной. Темные глаза ее смотрели твердо и прямо; большой рот, казалось, чуть заметно улыбается. Приглядевшись ко рту девушки, Дайна убедилась, что он точь-в-точь такой же, как у Бонстила. Темные волосы, гладко зачесанные назад, придерживались парой бриллиантовых заколок. Высокие скулы и необычной формы, с едва заметной горбинкой, нос спасали ее лицо от унылого и холодного совершенства черт, от чего оно производило впечатление еще более милое.

– Когда-то данным давно играл я сам, – сказал Бонстил, подойдя к Дайне. Он, не отрываясь смотрел на фотографию, которую она держала в руке. – Я играл довольно неплохо, когда был ребенком, но перестал заниматься слишком рано. В тот момент я вступил в бунтарский возраст. Теперь, когда уже слишком поздно, мне жаль, что я поступил так. Я по-прежнему могу читать ноты с листа, но мои пальцы поставлены иначе и этого не исправишь. – Сказав это, он ласково провел рукой по глянцевому боку рояля.

– Мы купили его для Сары, – продолжал он, – и я рано начал заниматься с ней. – Он пожал плечами. – Не знаю, почему. Может быть, я хотел, чтобы у нее был шанс, от которого столь легкомысленно отказался сам.

– Сара сейчас живет здесь?

– О, нет... – Улыбнувшись, он бережно водрузил фотографию на прежнее место. – Она в Париже. Учится в консерватории. Для своих семнадцати она играет, впрочем... – Оставив Дайну в одиночестве, он перешел на другой конец комнаты и вставил кассету в деку. – Время от времени она присылает нам записи своей игры. – Он нажал кнопку, и почти мгновенно из динамиков полилась музыка. Это был Моцарт, и его волшебная мелодия засыпала комнату серебристой пылью.

Дайна внимательно следила за выражением на лице Бонстила, одновременно слушая превосходное исполнение: помимо блестящей техники, Сара обладала еще одним достоинством, как музыкант – она играла с подлинной страстью. Мягкая улыбка, застывшая на губах лейтенанта, была отражением выражения лица дочери на фотографии. Дайна подумала о Генри и Джейн Фонда, принадлежащим к разным полам и поколениям, и тем не менее в определенные моменты похожих друг на друга, как две капли воды.

Однако в улыбке Бонстила, казалось, проглядывала боль, затаившаяся внутри. Через некоторое время Дайна была не в силах выдерживать болезненную напряженность этой улыбки и отвернулась в сторону, не дожидаясь окончания музыки.

Его слова вдруг опять всплыли в ее сознании. «Как я ненавижу это место!» Разумеется, иначе и быть не могло. Здесь все ему было чужим, за исключением фотографии Сары и, возможно, рояля, на котором она стояла. Атмосфера в доме была холодной, почти мрачной, как в больничной палате. Если интерьер его отражал особенности душевного склада хозяйки, как это обычно бывает. То Дайна недоумевала, что вообще мог Бонстил найти в своей жене. Что-то непостижимое, – сказал он. Не было ли это непостижимое той самой тайной женской плоти и ума, которая рождает любовь в сердцах всех мужчин?

В гостиной наступила тишина.

– Она играет чудесно, Бобби. – Вдруг она увидела, что Бонстил плачет, и его боль обожгла Дайну. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо. – Мне жаль, – прошептала она. – Мне жаль. – Она несколько раз повторила эти слова – бессмысленный набор звуков, помогающих облегчить тяжесть, лежащую на сердце.

– Глупо, – отозвался он, отстраняясь от нее. – Просто глупо. Мне не следовало ставить эту кассету.

– Напротив, я рада, что ты включил ее. Такое исполнение предназначено для слушателей.

– Карин не понимает этого, – он говорил так тихо, что Дайне пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать его слова. – Она считает, что Саре надо кататься на лыжах или коньках. Заниматься чем-нибудь, что укрепило бы ее.

– Всякое учение укрепляет мозги человека, – возразила Дайна.

Бонстил пристально посмотрел на нее и несколько раз моргнул. У Дайны вновь возникло ощущение, будто он видит ее впервые в жизни.

– Вы знаете, вы совсем не такая, какой я вас представлял.

– Я не слишком испорчена? – она улыбнулась. Он рассмеялся.

– Нет, совсем нет, – внезапно он отвернулся, точно вспомнив нечто важное. – Я должен объяснить причину – иную причину – по которой женился на Карин.

Он подошел к строгому и аккуратному письменному столу, стоявшему в дальнем углу гостиной в тени какого-то высокого растения. Еще до того, как он протянул Дайне то, что достал из ящика стола, она уже знала, что это такое.

Пока она читала, он тихо вышел на кухню и приготовил превосходный салат из рыбы, тропических овощей и лука с помидорами. Затем он пригласил Дайну к столу и, поставив тарелку только перед ней, открыл бутылку белого вина. Они выпили вместе.

– Рукопись очень хороша, Бобби, – сказала она. – В ней есть злость и энергия. Она очень похожа на игру Сары на пианино. – Последнее обстоятельство особенно поразило Дайну. – В ней есть страсть.

– И Карин была моим счастливым билетом, – сказал он. – Я любил ее, а у нее было много денег. Как чудесно, думал я, мне удастся посвящать перу столько времени, сколько понадобится. Но писательский труд не укладывается в рамки обычного рабочего дня: с девяти до пяти. – Он подлил еще вина им обоим. – Человек, который сам никогда не пробовал писать, не в состоянии понять это, и Карин, не разбирающаяся ни в чем, кроме своего бизнеса, не являлась исключением. Она постоянно требовала ответа, почему я не могу работать в те же часы, что и она. А эти уик-энды! Они должны были быть всегда свободны и посвящены выполнению ее светских обязанностей.

– Другими словами, вы попади в золоченую клетку. – Дайна отодвинула тарелку от себя. – Но как получилось, что вы стали полицейским?

Он пожал плечами.

– В моей семье сильны военные традиции. Так что мой выбор был вполне естественный. – Что-то изменилось в его взгляде. – Ну, а вскоре я обнаружил, что получаю удовольствие от этой работы.

– От расследования убийств?

– От восстановления справедливости и правосудия. – Он с размаху хлопнул ладонью по столу. Законы должны соблюдаться. Тех, кто нарушает их, должна настичь кара. Негодяи бродят по этому городу – так же как и по любому другому – и совершают преступления, словно чувствуют свою безнаказанность. Им чуждо всякое уважение к человеческой жизни. Их жестокость не знает границ, и безразличие, с которым они взирают на собственные деяния, худшее из зол.

Дайна была поражена: вечно сонный голос Бонстила изменил тембр и звучал гораздо громче, точно лейтенант читал гневную проповедь с кафедры.

Наступила пауза. Бонстил не смотрел на Дайну, стыдясь того, что позволил своим чувствам вырваться наружу. Наконец он, откашлявшись, произнес:

– Мы нашли целый склад наркотиков в доме Криса: кокаин, героин низкой очистки. – Он заметил выражение, появившееся в глазах у Дайны. – Что касается меня, то я плевать хотел на это. От рок-музыкантов приходится ожидать чего-то подобного. Некоторые из них, – он пожал плечами, – живут исключительно на этой дряни. – Он допил вино из бокала. – Вы бы удивились, узнав, как много может выдержать человеческое тело, прежде чем разрушиться окончательно.

– Это не похоже на Мэгги, – промолвила Дайна. – Конечно, она время от времени баловалась кокаином. – Эта маленькая ложь не могла никому повредить теперь, – Но героин... – Она покачала головой. – Я бы знала об этом.

Бонстил задумчиво постучал вилкой по бокалу, отозвавшемся хрустальным звоном.

– Вы говорите, она не употребляла героин.

– Да, – она заметила особый блеск в его глазах. – О чем вы думаете?

– О заключении медицинской экспертизы. – Он внимательно посмотрел на Дайну. – Мэгги умирала тяжело. Для начала ее накачали героином.

– Накачали? – недоуменно повторила она вслед за Бонстилом. – Вы хотите сказать, что не верите, будто она сама вколола его себе?

– Нет, не верю.

– Слава богу. Однако, вы говорили, что нашли героин в доме.

Он кивнул.

– Я отправил его в лабораторию на анализ. Выяснилось, что это порошок отборного качества.

Что-то в его словах заставило Дайну насторожиться опять.

– А что написано в заключении эксперта? Бонстил вздохнул.

– В дряни, вколотой в тело Мэгги Макдонелл, содержался стрихнин.

– Горячая доза, – слова сорвались с губ Дайны, прежде чем она успела подумать.

– Так, так, так. – Он склонил голову набок. – Позвольте узнать, в какой мерзкой книжонке вы почерпнули подобное выражение?

Дайна немного перевела дух, услышав из его уст это ошибочное предположение. Бонстил, между тем, продолжал.

– В обычном случае вы были бы правы. Однако в Мэгги впрыснули дьявольскую смесь, даже еще пострашней, чем просто «горячая доза». Дело в том, что содержание стрихнина в порошке было недостаточным для мгновенной смерти. Некоторое время ей... пришлось помучиться. – Он накрыл ладонь Дайны своею. – Мне жаль. – Эти слова прозвучали точно так же, как несколько минут назад, когда она произнесла их, обращаясь к Бонстилу.

– Боже милостивый, – выдохнула она. – Я ничего не понимаю.

Бонстил по-прежнему не выпускал ее руку.

– Кто-то впрыснул ей дозу, а потом изнасиловал и безжалостно избил.

– Изнасиловал? – Дайне показалось, что кровь застыла у нее в жилах. Она дрожала. – Откуда вы знаете?

– Я думаю, что нет необходимости...

– Зато я так не думаю! – яростно перебила она его. Она впилась в него глазами. – Теперь я должна узнать все до конца.

Бонстил несколько секунд молча смотрел на нее, затем покорно кивнул.

– В самом кратком изложении это можно выразить так: медицинская экспертиза обнаружила следы крови и спермы во влагалище и прямой кишке.

– О, боже мой, – она вздрогнула.

Бонстил крепко сжимал ее ладонь, точно стараясь влить в тело Дайны часть собственной силы. Наступило молчание, в котором внезапно раздался бой изящных старинных французских часов, стоявших на серванте из красного дерева в футляре из золота и стекла. Когда они перестали звонить, Бонстил тихо произнес:

– Это еще не все.

Дайна безжизненно взглянула на него.

– Еще не все? Еще не все? – хрипло проговорила она. – Что может быть еще?

– Статистика утверждает, что более девяносто процентов раскрытых убийств совершают люди, близко знавшие погибшего: члены семьи, близкие друзья или соседи. То есть те, у кого имелись серьезные личные мотивы для совершения преступления.

– Однако в случае с Мэгги я даже представить себе не могу, кто бы мог желать ее смерти.

Бонстил на мгновение зажмурил глаза и еще сильнее сжал ладонь Дайны. Когда он открыл глаза, его лицо было смертельно бледным.

– Я сказал вам, что есть еще кое-что, – прошептал он, – Знали ли вы, что ваша подруга находилась на третьем месяце беременности?

Некоторое время Дайна невидящими глазами смотрела на Бонстила. Перед ее взором вновь предстала исковерканная масса из костей, мяса, порванной кожи, в глубине которой скрывался... Наконец, ее губы задрожали, и Бонстил, из всех сил напрягая слух, услышал:

– Боже мой, Мэгги, во что ты впуталась?

– Вы действительно готовы пройти через все это? Его глаз не было видно в полумраке, и Дайна поймала себя на мысли о том, что без их помощи невозможно понять его настроения. Она еще раз отметила про себя поразительное умение скрывать свои чувства. Но тем не менее, он все же плакал, слушая запись Сары, играющей Моцарта, на кассете, проделавшей путь в девять тысяч миль.

Дайна молча вглядывалась в неподвижную фигуру Бонстила. Вначале, услышав какой именно помощи он ждет от нее, она колебалась. Но в тот момент она все еще пребывала в шоке от его рассказа. Теперь, успокоившись, она приняла решение.

– Я хочу найти того, кто убил Мэгги, – голос Дайны звучал слишком резко даже для ее собственных ушей. Она не могла отвлечься от мыслей о ребенке, таком хрупком и... невинном. Она хорошо знала Мэгги: та никогда не согласилась бы на аборт. Это было бы невозможно отчасти из-за ее воспитания, а также собственных взглядов на жизнь.

Мэгги никогда не смогла бы сознательно лишить жизнь другое существо. Нет, ребенок бы родился и жил, если б ее не... – Глаза Дайны наполнились слезами, и она поскорей отвернулась и крепко зажмурилась с мрачной решимостью не дать ему увидеть, как она плачет. Разве она сама не говорила, что уже отплакала свое и больше не станет? Однако нерожденный малыш висел перед ее мысленным взором, словно подвешенный на сверкающей паутинке. Боже, как же ей хотелось, чтобы справедливость восторжествовала! Теперь ей казалось, что она, хотя бы отчасти понимает чувства Бонстила. Как он сказал об этом? «Безразличие, с которым они взирают на собственные деяния». Столь вопиющее пренебрежение человеческой жизнью вызывало у нее тошноту омерзения, и она знала, что сможет успокоиться по-настоящему, только когда убийца будет найден и дело закрыто. Она поняла также, почему он столь настойчиво стремился рассказать ей о себе. Он перестал быть для нее просто полицейским.

– Вы знаете, что должны делать? – это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.

– Я все поняла.

– Слава богу, вы – актриса.

Она видела, что Бонстилу хочется засмеяться и ободряюще улыбнуться, давая понять, что это нисколько не заденет ее.

Через некоторое время он сказал.

– Я должен быть уверен, что вы осознаете всю опа...

– Бобби, – тихо прервала она его, – мы обсудили это. Я не смогу жить спокойно в ладах с собой, зная, что в силах что-то сделать и не делаю этого.

– Крис – ваш друг, – это было тактичное напоминание.

– С Крисом все будет в порядке.

– Кажется, вы действительно верите в это.

– Да, верю. – Она почувствовала его близость. Во всем доме царила такая тишина, что Дайне казалось, будто она слышит собственное дыхание. – Крис никогда не смог бы убить Мэгги. Он любил ее.

– У разных людей любовь приобретает разные формы... простирается до разных пределов... – Дайне вновь показалось, что в его последнем утверждении содержится больше, чем она поняла.

– Я думаю, он обрадовался бы появлению ребенка.

– Но вы не знаете этого наверняка.

– Никто не знает, за исключением Криса и Мэгги, – она остановилась, потом спросила. – Вы полагаете, это Крис убил ее?

Бонстил помедлил с ответом. В конце концов он положил ей руку на плечо и сказал:

– Я действительно не могу ничего утверждать по этому поводу, пока все улики не будут собраны.

Дайна повертела головой и так, и эдак, однако так и не смогла разобрать выражение его глаз, скрытых непроницаемой стеной полумрака.

«Хартбитс» снова собрались вместе, сказал ей Бонстил. Разумеется, она ему не поверила. Дайна была в Лос-Пальмосе, когда там произошла стычка между Крисом и Бенно. В тот момент казалось, что залатать возникшую в результате этого пробоину в корпусе судна «Хартбитс» невозможно. Она позвонила Ванетте в офис группы прямо от Бонстила, и секретарь подтвердила, что они целыми сутками торчат в студии, заканчивая новый сингл и работу над альбомом.

– Однако сейчас в Лос-Пальмосе их нет, – сообщила Ванетта, произносившая слова с особым акцентом, являвшем собою смесь негритянского произношения и кокни. – Я только что пыталась дозвониться туда. Наверное, они все отправились домой к Найджелу.

* * *

Дайна съехала с автострады Лос-Анджелес – Сан-Диего на дорогу, ведущую в Мулхолланд. Бонстил отвез ее назад к стоянке у студии: ему хотелось, чтобы Дайна воспользовалась собственным автомобилем.

Найджел и Тай жили в каньоне Мэндевил. Он начинался к западу от Бел Эйр, восточная сторона которого примыкала к каньону Бенедикт, и был более пустынным и изолированным от окружающего мира, чем последний.

Немногочисленные дома, широко разбросанные по заросшему лесом каньону, по внешнему виду были более типичны для восточного побережья, нежели территория, прилегающая к Лос-Анджелесу. Здесь обитали любители верховой езды, совершавшие прогулки на своих лошадях вдоль торчавших повсюду белых изгородей. Дайна подумала о том, что Найджел должно быть немало позабавился, переехав сюда и оказавшись среди людей, чьи представления о рок-музыке ограничивались легкими и безобидными песенками Линды Ронстадт или Джеймса Тейлора.

Среди своих соседей он выглядел очаровательным парнем, что как нельзя лучше удовлетворяло его желаниям. Он и Тай, возвращаясь домой, предпочитали уединение.

Снаружи дом Найджела ничем не отличался от домов, стоявших по соседству. Дайна свернула на широкий подъездной путь, посыпанный толченым мрамором, и повела машину совсем медленно, чтобы как следует рассмотреть место. Дом представлял собой двухэтажное строение – образец колониальной архитектуры – с колоннами, без малейшего зазрения совести скопированными точь-в-точь с тех, что были в Торе... Кирпичная лестница поднималась к парадной двери. Дайна знала, что то, что скрывается за ней не имеет ничего общего с непримечательным фасадом. Найджел целиком перестроил интерьер дома. В результате тот приобрел довольно забавный вид. Например, Дайна хорошо помнила библиотеку на нижнем этаже, в точности напоминавшую старый лондонский клуб начала века: те же глубокие кожаные кресла, старинные мраморные камины и медные подставки для пепельниц. По периметру комнаты стояли деревянные книжные полки, заполненные не столько книгами, сколько грудами аудио и видеокассет. Любопытный посетитель, приблизившись к камину, замечал, что огня там нет и в помине, а вместо этого выглядывает экран громадного телевизора, присоединенного к видеомагнитофону.

В доме имелись и другие достопримечательности. Скажем, ванная, размером с обычную гостиную, где наряду со стандартным набором ванных принадлежностей, имелись холодильник, телевизор с видеоплеером и двуспальная кровать. В задней части дома располагалась маленькая студия, стены которой были обиты звуконепроницаемым материалом, и рядом с ней – огромный бассейн с водопадом, ведущим к полностью изолированному пруду.

На пороге дома Дайну встретил Силка, тут же утихомиривший заливающихся лаем доберманов.

– Мисс Уитней! – сказал он, улыбаясь, настолько приветливо, насколько у него это вообще получалось. – Какой чудесный сюрприз! – Он спустился по ступенькам на землю. – Никто не сообщал мне о вашем приезде.

– Боюсь, никто и не знал о том, что я приеду, – сокрушенно отозвалась Дайна. – Надеюсь, что я не помешаю им. Я знаю, что турне начинается в субботу.

– Да. – Силка кивнул своей массивной головой. – Вначале Сан-Франциско, потом в понедельник – Филипс, во вторник – Денвер, Даллас – со среды до воскресенья и так Далее в течение шести недель. Они ждут начала гастролей с нетерпением. – Дайна знала, что в первую очередь он говорит о Найджеле.

– А как дела внутри группы? – Силка знал, что она имеет в виду.

– Все утряслось. Бенно, несомненно, гений во всем, что касается подобных вещей. Он работает с ними с давних пор. С их первого приезда в Штаты в... подожди, в 1965? Да, точно, в шестьдесят пятом. Именно тогда он взял меня с собой за границу.

– Как ты познакомился с ним?

– С Бенно? А, ну мы встретились на благотворительном обеде Американского Общества Компаний Звукозаписи в шестьдесят четвертом. В то время нам обоим приходилось довольно туго. Я слышал о «Хартбитс» и даже пару раз ходил на их концерты, когда оказывался в Британии. После их первого, крайне неудачного турне здесь, ни один продюсер не хотел иметь с ними дела. Их английский менеджер просто не понимал, что такое Америка и как здесь нужно продавать свой товар. Они были хорошо известны в Англии, и он рассчитывал, что это обеспечит им триумф в Штатах.

– Как бы там ни было, я рассказал Бенно о группе на том обеде. Я думал, что это так и останется всего лишь застольной беседой. Однако Бенно не забыл ничего из того, что я говорил ему, и полетел туда, чтобы взглянуть на них. Он сумел убедить их подписать контракт с ним, ну а к чему это привело – вы видите перед собой. – Он широко развел руками, показывая на дом и землю вокруг.

– Значит, ты знал Иона.

– Конечно. – Его взгляд вдруг стал непроницаемым. – Мы все знали Иона и любили его. – Он бросил взгляд на Дайну. – Вы еще не слышали новый сингл?

– Нет, но очень хочу.

– Тогда входите, они как раз сейчас прослушивают его. На самом пороге она остановилась и тронула Силку за рукав.

– Силка, – спросила она. – Как Крис? На самом деле?

Могучая фигура телохранителя так возвышалась над Дайной, что той почудилось, будто его голова упирается в облака.

– Он в порядке. Действительно, в порядке. – Взявшись за ручку, он захлопнул дверь за собой. В прихожей было темно и довольно тихо. – Это турне пойдет ему на пользу. Вот увидите. – Казалось, что он хочет сказать этим что-то еще.

– Я приехала сюда не для того, чтобы отговаривать его от поездки на гастроли, если ты намекаешь на это.

– Вовсе нет, – возразил Силка. Однако он не мог скрыть своего облегчения. Когда они углубились в коридор, Силка вдруг ни того, ни с сего заметил. – Я никогда не видел ее в таком состоянии. Она всерьез боится вас.

Дайна поняла, что он имеет в виду Тай.

– Не могу взять в толк, почему. – Разумеется, это была неправда: она отлично знала, в чем дело. Ей просто хотелось посмотреть, насколько откровенен будет с ней Силка.

– Она знает об отношениях Криса к вам. Она не в состоянии понять, что связывает вас. Это тревожит ее, потому что она, вообще-то, соображает в подобных делах. – Он искоса взглянул на Дайну. – Ей не удалось найти способа прижать вас, а то, что не поддается ее контролю, пугает ее.

– Ну, в этом мы идем наравне, – заметила Дайна. – Я тоже совсем не понимаю ее. – Про себя она подумала:

«Мы похожи на двух кошек, выгнувших спины и угрожающе шипящих друг на друга. Возможно, это всего лишь борьба за раздел территории».

– Нет, – возразил Силка, останавливаясь напротив тяжелой, обитой дубом дверью. – Мне кажется, что она боится этого больше всего на свете. Вы попали в ее самую больную точку. – Он толкнул дверь, и они оказались внутри комнаты. Навстречу Дайне хлынул поток музыки, наполнявшей ее тело энергией. Грохот был настолько нестерпимым, что Дайна невольно поморщилась.

Почувствовав, что Силка сзади легонько подталкивает ее вперед, она вошла внутрь, и дверь закрылась у нее за спиной. Присутствовавшие в комнате члены группы и Тай располагались неровным полукругом возле пары гигантских колонок, в точности таких же, какие стояли в доме Криса и Мэгги. Увлеченные своим занятием, «Хартбитс» походили на язычников, собравшиеся перед изваяниями своих богов.

Вспомни дни

Ha заднем сидении «Форда»

Пылающие огни

Разве мы знали, каким будет счет?

– рвался из динамиков голос Криса.

Тай, первая заметившая Дайну, поднялась с места. Все остальные не шелохнулись и даже не взглянули в ее сторону.

Что однажды мы вырастем, Ища звезды...

– Кто впустил тебя? – протянула Тай. Невероятно расширенные зрачки ее глаз болезненно блестели, враждебные и непроницаемые, как черные дыры.

– Ты хочешь сказать, что меня здесь больше не рады видеть?

Ночью – это так правильно,

Мы снова будем вместе...

– пел Крис.

– Будь моя воля. Силка вышвырнул бы тебя отсюда ко всем чертям. – Дайна чувствовала сладковатый, слегка отдающий мускусом запах марихуаны изо рта Тай, который сама она находила скорее тошнотворным.

– Однако мы обе знаем, что это не в твоей воле. – Дайна протянула руку, намереваясь пройти дальше вперед мимо Тай.

Ангел и дьявол встречаются на полпути, На земле, которую никто не зовет своей...

В этот миг, когда их обнаженные руки соприкоснулись, Дайна увидела какое-то изменение в лице Тай: возможно, судорогу, внезапно пробежавшую по мышцам, или резко сузившиеся зрачки. Затем она протиснулась вперед, и лишь тогда Крис наконец заметил ее. Она было открыла рот, собираясь поприветствовать его, но, внезапно почувствовав, что худые холодные пальцы сжали ее запястье, обернулась.

– Куда это ты направляешься? – Тай смотрела на нее в упор. Дайне показалось, что она немного задыхается. – Это касается только Криса и Найджела. – Ее голос звучал угрожающе. – И все. Так было всегда.

– Даже, пока Ион был жив? – осведомилась Дайна. Тай нахмурилась, словно вопрос всерьез обеспокоил ее.

– Что ты знаешь о Ионе? Мэгги тебе что-нибудь говорила о нем?

– Что бы она ни говорила, это не предназначалось для третьих ушей.

Тай чуть заметно перебирала пальцами вдоль запястья Дайны.

– Тебе следует с осторожностью относиться ко всему тому, что тебе рассказывают.

– Привет, Дайна! – К ним приблизился улыбающийся Крис. Он шагнул в промежуток между двумя женщинами, и Дайна рывком высвободила руку. – Как дела?

Я отказался от стихов

Которыми мы жили

Лимузинов в вечеринок

И девушек, отдающих

Все, что у них есть.

Все это – пустяки.

– доносилось из динамиков.

Дайна попыталась оттащить Криса в сторону подальше от Тай.

– Крис, – спросила она, – что, черт возьми, случилось?

– А что, – ухмыльнулся он, – ты имеешь в виду? – Дайна пристально смотрела ему в глаза, требуя ответа на вопрос. – Сейчас просто неподходящий момент. Дайна. Я не могу уйти сейчас. Слишком много людей зависят от того, что мы делаем; слишком велики суммы, о которых идет речь; слишком долго я и Найджел были вместе. – Он на мгновение прервался, и Дайна увидела, что в его лице нет и следа былей энергии. – Ты ведь не станешь злиться на меня из-за этого, а? Ну же, Дайна!

– Нет, Крис. – Она дотронулась до его теплой щеки. – Мне просто хотелось понять, вот и все.

Он заключил ее ладонь в свою с явным облегчением, подобным тому, которое испытывал и Силка в разговоре с ней всего несколько минут назад.

– Я рад, – сказал он. – Тай, ну ты ведь знаешь ее, считала будто ты попытаешься отговорить меня от участия в этом турне.

– С какой стати мне делать это?

– Не знаю. – Она почувствовала, что предмет их беседы выводит Криса из равновесия. – Честно говоря, я подумал то же самое, увидев тебя здесь.

Дайна улыбнулась ему в ответ.

– Я приехала с совершенно иными намерениями, – застенчиво произнесла она. – Когда Ванетта сказала мне, что турне начинается в этот уик-энд в Сан-Франциско, мне пришло в голову, что, поскольку съемок не будет и у меня появится свободное время...

– Не может быть! – Крис пришел в неописуемый восторг. – Ты действительно хочешь поехать вместе с нами? Я как раз думал о том, что ты так давно не видела нас на сцене. И это пойдет тебе на пользу. Ты выберешься на пару дней из этой ямы и сможешь как следует расслабиться и ничего не делать!

Бонстил не поверил бы в это: Крис сам уговаривал ее. «Поехав с ними, – говорил лейтенант, – вы сможете узнать гораздо больше, чем я в настоящее время». Ей захотелось откинуть голову назад и расхохотаться, как она, поколебавшись долю секунды, и сделала.

* * *

Дайна и Бэб сидели вдвоем в его квартире вдали от грязных улиц, по которым бродили сводники с сутулившимися спинами и тринадцатилетние беглецы из родного дома, предлагавшие свои услуги зевающим бизнесменам и испуганным подросткам по твердой таксе: десять минут – десять долларов.

Из окна открывался вид на скопление сверкающих и переливающихся разноцветных огней, ставших своего рода символами Манхэттена. Зимой, когда наступали холода и рано темнело, они казались менее безвкусными и кричащими.

Это зрелище входило в число удивительных особенностей жилища Бэба. Если бы мать Дайны явилась сюда, то она, наверное, испытала бы настоящий шок и отказалась бы даже подняться по обшарпанной лестнице, вдоль которой, сверкая в полумраке большими изумрудными глазами, неподвижно сидели тощие и злые коты и кошки всех мастей. Там в тепле они дожидались наступления ночи – поры охоты.

Это была охрана дома Бэба. Дайна при каждом удобном случае подкармливала их, хотя Бэб каждый раз предостерегал ее против этого. «Они должны быть голодными, мама, чтобы ловить этих монстров. Ты испортишь их своими подачками, и местные жители не простят тебе этого».

Они сидели рядом на вытертом потрепанном ковре, возле старого продавленного дивана, от которого веяло теплом и уютом. Цветные абажуры на паре включенных ламп смягчали яркий свет. Дайна на днях отыскала уютное кафе на Десятой Авеню, и в этот момент они ели пиццу, принесенную оттуда, запивая ее пивом.

– Бэб, – обратилась к нему Дайна. – Как получилось, что ты до сих пор ни разу не переспал со мной? Ты считаешь меня недостаточно привлекательной?

Его большие темные глаза уставились на нее с удивлением.

– Конечно нет, мама. Но ты ведь знаешь меня. Мне мало одной женщины: я хочу их всех. – Он вытер губы. – Когда я размышлял об этом, то подумал, что если мы с тобой заберемся в постель, то все получится точно так же, как с остальными. – Он посмотрел в сторону. – Нас связывает что-то другое.

– Но ты ведь уже знаешь, что я не такая, как остальные. Не такая, как те, которые прибегают сюда в любое время, стоит только свистнуть..., – она замолчала, увидев, что Бэб пристально следит за ней. Мягкий свет, падавший на его лицо, оттенял морщины – шрамы, приобретенные в борьбе за существование в этом мире, до сих пор не понятом Дайной до конца. – ...А ты когда-нибудь задумывался над тем, что хочется мне?

Он покряхтел.

– Марти был прав, говоря, что ты еще слишком молода для этого.

– Ты знаешь, что это не так.

– Должен сознаться, что, когда речь заходит о тебе, я не знаю наверняка ровным счетом ничего. Почему ты все еще здесь, мама? Среди изгоев?

– Потому что я такой же изгой, как вы все.

Бэб покачал головой.

– У тебя точно не все дома. Неужели ты сама не в состоянии понять? Здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать тебя.

– Ты – здесь, и ты интересуешь меня.