Текст книги "Разбойник Кадрусс"

XXVII
Дамы желают видеть Кадруса

Император охотился. В то самое утро, когда Кадрус захватил герцогиню де-Бланжини, все были на ногах с рассвета. Наполеон опять решил ехать на охоту. Но когда он выходил из дворца, явился Фушэ и просил у императора позволения поговорить с ним наедине.

– Что нового случилось? – спросил Наполеон, когда придворные отошли в сторону.

– Государь, – сказал Фушэ: – крестьяне сегодня утром видели в лесу опрокинутую и пробитую пулями карету принцессы Полины. Все егеря убиты.

Наполеон побледнел.

– Это сделал Кадрус, – продолжал Фушэ. – Никогда ещё он не был так дерзок.

– Но, герцогиня? герцогиня? – сказал император.

– Государь, я послал в замок курьера.

В эту минуту лакей в ливрее герцогини де-Бланжини прискакал во весь опор на двор дворца и подал камергеру конверт, который тот передал императору. Наполеон распечатал и прочел с трепетом:

«Государь, вчера отправляясь в Фонтенебло по приглашению императрицы, я была взята Кротами. Ваши егеря делали чудеса, по они все были убиты к моему крайнему прискорбию. Граф де-Барадер вёл себя как герой; я обязана ему вечной признательностью. Со мною же, государь, Кадрус, этот знатный барин больших дорог, обошелся очень великодушно; он отнял у меня бриллианты, но окружил уважением.

Меня отправили домой в портшезе, я здрава и невредима, о чем непременно упомянут в газетах, если только ваше величество допустите меня стать предметом сплетен всей Европы, дозволив рассказать о моем приключении во французских газетах.

Благоволите, государь, успокоить её величество императрицу и сказать, что если разбойники отняли у меня мои украшения, то оставили мне сердце, чтобы продолжать любить вас обоих и оставаться Вашей почтительнейшей и преданной верноподданной

ГЕРЦОГИНЕЙ ДЕ-БЛАНЖИНИ.»

Император, прочтя письмо, сложил его и отдал камергеру, сказав:

– К императрице. Пусть сейчас же пригласят к нам герцогиню де-Бланжини; она найдет нас за завтраком, на охоте, к десяти часам. Поедемте, господа.

Охота направилась к лесу. Она была не шумная. Император и Савари разговаривали тихим голосом. Наполеон казался раздражён. Презренный разбойник оскорбил его родственницу! Что скажет Европа? Что изобразят английские карикатуристы? Император обвинял Савари, Фушэ, полицию, Барадера, войско, всю Францию. Он был смертельно оскорблен. Савари выдерживал бурю. Время от времени среди всеобщей перестрелки император бешено стрелял. Он никогда не попадал в дичь и тогда начинал ругаться.

Таким образом дело шло до завтрака. Герцогиня не приезжала. Досада Наполеона усиливалась. Наконец императрица появилась и вместе с нею герцогиня де-Бланжини. Она была весела и подошла поклониться императору, который поцеловал её в лоб.

– Ну! герцогиня, – сказал он ей: – как происходило это гнусное дело? Не прав ли я был, когда не хотел сделать капитаном вашего конвоя графа де-Барадера? Этот старый дуралей…

– Государь! – с жаром перебила молодая женщина: – Уважайте его память, заклинаю вас. Господа, – обратилась она к придворным – я знаю, что господин де-Барадер не был любим при дворе. Но если захотят очернить его память, а я торжественно объявляю, что он поступил геройски.

Императору хотелось бы затушить это дело, но при словах герцогини вся свита окружила ее и Наполеон промолчал. Тогда с совершенным тактом молодая женщина рассказала ночное происшествие, хотя пропустила некоторые подробности, выставляя напоказ Кадруса и Барадера. Потом закончила следующим образом:

– С позволения его величества, – она очень хорошо обошлась без этого позволения, – я рассказала вам это, господа, чтобы сдержать клятву. Я поклялась графу де-Барадеру засвидетельствовать, что он поступил как настоящий дворянин. Я обещала Кадрусу засвидетельствовать, что он выказал совершеннейшую вежливость.

Повелительным и грациозным движением руки она удалила своих слушателей. Император предложил герцогине руку.

Он хотел знать всё, она рассказала ему всё, так что его величество понял, что молодая женщина испытывала сильный восторг перед Кадрусом, и оскорбился этим. Он надулся. Принцесса смеялась. Завтрак прошёл очень весело для всех, кроме Наполеона. Герцогиня выказала живость и остроумие, развеселившее всех гостей, с женской ловкостью, она не хотела чтобы на её приключение смотрели в зловещем свете; если б не смерть Барадера, она представила бы всё это дело, как шутку.

Фушэ явился за десертом. Он подал императору какую-то справку. Наполеон прочел её с досадой и сказал своему министру:

– Все справки на свете не стоят головы этого негодяя.

Потом он встал. Охота началась опять. После завтрака должны были охотиться на косулю. Поехали верхом. Принцесса, видя, что император не в духе, предложила некоторым дамам и кавалерам отправиться на то место, где она попалась в руки разбойников. Все с восторгом согласились. Тридцать или сорок человек отделились от императорской свиты, побуждаемые любопытством. Между ними находились Фоконьяк, по-прежнему благосклонно принимаемый герцогиней, и Каза-Веккиа, которого она встретила с привлекательной улыбкой. Оба ехали возле неё и она разговаривала с ними о вчерашнем происшествии.

Фушэ, желавший расспросить молодую женщину, также подъехал к ней.

– Этот чёрт Кадрус по-прежнему беспокоит вашу светлость, – сказал Фоконьяк: – этот негодяй никак не хочет попасться вам в руки.

– Однако он должен решиться на это, – ответил Фушэ, принуждённо смеясь. – Его величество хочет покончить с этим негодяем. Его голова будет оценена и…

– Да, да, перебил маркиз. – Надежда на большую награду… Я понимаю это. Но голову эту надо знать. А известно ли, молод или стар атаман Кротов? Говоря откровенно, господин министр, я не нахожу этот способ хорошим.

– Это мы увидим…

– Есть и другие средства, – продолжал Фоконьяк: – мышеловки и тому подобное. Но как расставить засаду такой хитрой лисице?

Фушэ не отвечал. Фоконьяк продолжал, как бы сам с. собою, но так громко, что его могли слышать:

– Если не предложить более новых способов, то вряд ли я получу полковничьи эполеты, которые должны быть наградою за взятие Кадруса. Что вы думаете об этом, кавалер? – обратился он к Жоржу.

– Я думаю, что с атаманом Кротов нельзя действовать, как с обыкновенным человеком.

– Вы правы, – сказала герцогиня. – Этот Кадрус – человек не дюжинный; я его не видела, но угадываю.

– Зачем вы не попросили его показаться вам, герцогиня? Он, может быть, согласился бы.

– Полноте, – сказал Фоконьяк.

– Это нелепость! – закричали все.

– Неужели вы считаете его таким сумасшедшим?

– Таким дураком?

Министр полиции ничего не отвечал; он, по-видимому, размышлял.

– Я все-таки утверждаю, что Кадрус человек необыкновенный, – продолжал Жорж: – и с ним следует действовать оригинально. Я думаю, что, если б герцогиня просила его показаться ей, он сделал бы это.

– Любезный кавалер, – сказал Фоконьяк: – я спрашиваю себя, не лишились ли вы рассудка. Я позакладывал бы тысячу луидоров, лукаво прибавил гасконец: – что если б он и узнал о желании герцогини, то не удовлетворил бы его. Хотите половину в моем пари? – обернулся он к Фушэ: – Я ставлю тысячу ливров, что этот разбойник не покажется.

– А я держу пари на тысячу луидоров, – ответил Жорж, весело ударив по рун маркиза де-Фоконьяка: – что негодяй этот осмелится, с условием, что герцогиня громко и несколько раз выразит желание и что каждый из нас разгласит эту фантазию. Молодчик этот должен узнать, чего от него хотят. Но прежде я всё же прошу позволения герцогини де-Бланжини.

– Согласна! – сказала она.

– Вы на половину в моем пари? – спросил Фоконьяк Фушэ.

Глаза всех обратились на министра полиции, который только сказал:

– Я согласен, маркиз, и очень боюсь, что кавалер де Каза-Веккиа проиграет своё золото…

– А я этого не думаю! – с живостью сказала герцогиня де-Бланжини. – Если бы вы видели атамана Кротов так же, как я, если бы вы могли рассмотреть изящность его обращения и, – не во гнев будь сказано вашей светлости, – если бы знали, с каким презрением он говорит о полиции, вы почувствовали бы, что человек этот отважится пробраться даже к самому министру. Я отдала бы многое, чтобы кавалер выиграл.

Разумеется, все женщины взяли сторону герцогини, и каждая желала про себя, чтобы ей посчастливилось самой увидеть Кадруса.

Когда доехали до того места, где накануне случилось страшное происшествие, герцогиня стала рассказывать всё с малейшими подробностями. Фушэ слушал ее с лукавым вниманием. Но как он ни перетолковывал малейшие фразы герцогини, как ни прислушивался к звуку её голоса, он удостоверился только в том, что уже знал.

Герцогиня, едва оправившаяся от волнения прошлого вечера, выразила желание вернуться в свой замок. Общество разъехалось. На обратном пути Фушэ вдруг сказал Жоржу и Фоконьяку:

– Я очень вам благодарен господа, за вашу светлую мысль.

– Вы очень добры, ваша светлость, – ответил Фоконьяк, а сам между тем думал: «Какая это светлая мысль, чорт побери?»

– Нет, право, – ответил министр – я искренно думаю, что это единственный способ.

– Я в этом убежден, – ответил гасконец, поклонившись и поглаживая рукоятку своего ножа.

Кадрус не говорил ни слова. Он наблюдал.

– Да, – продолжал Фушэ: – атаман Кротов человек необыкновенный… Разбойник-рыцарь. Оригинальность, должно быть, его слабая сторона. Очевидно, это роль, которую он начертал себе. Впрочем, людей его натуры всегда губит необузданное самолюбие. Если Кадрус узнает про ваше пари, господа, то при его отваге он вполне способен показаться.

– Именно так и думали я и мой благородный друг, – ответил маркиз с невозмутимой самоуверенностью.

– Повторяю, способ этот очень ловок, – сказал министр. – Подав мне эту мысль, вы сделали большой шаг к полковничьему чину, цели, вашего благородного честолюбия. Его величество сумеет вознаградить тех, кто поймает этого опасного разбойника и уничтожит его шайку. Если Кадрус ответит на сделанный ему вызов, он погиб: его лицо, рост, возраст, сделаются известны. Этого будет достаточно для сыщиков полиции, чтобы отыскать его след, как бы ни таинственно было его убежище.

В эту минуту всадники доехали до ворот Фонтенеблоского парка. Тут министр расстался с Фоконьяком и Жоржем, которые сказали ему:

– Будьте так добры, напомните о нас его величеству, если нам посчастливится захватить Кадруса.

Чрез несколько минут, когда министр скрылся из вида, Фоконьяк вскричал:

– Хорош он с своими полицейскими сыщиками! Неужели ты действительно намерен нанести визит герцогине? – обратился он к Жоржу.

– Увидим, – резко ответил молодой человек.

А Фушэ, проезжая по аллеям парка, думал: «Решительно я должен назначить других агентов для надзора за поступками этого Фоконьяка и Каза-Веккиа».

Сомнение начало закрадываться в голову этого хитреца.

XXVIII
Появление

Ночью герцогиня лежала в спальне своего замка. Она велела приподнять штору и смотрела на окрестности, освещённые лучами луны. Она задула свечу из розового воска, приятный свет луны освещал её кровать. Правою рукою она поддерживала свою прекрасную головку, окаймлённую черными волосами, которые длинными косами спускались на кисейный пеньюар. Левая рука её свисала.

Герцогиня мечтала о Кадрусе. Её большие глаза сверкали лихорадочным блеском. Она была взволнована. Время от времени она шептала фразы, странные в устах такой гордой женщины.

– Какой необыкновенный человек! Это замечательный характер… Ах! если бы подобный тип, вместо того, чтобы предаться злу…

Затерявшись в своих собственных мыслях, молодая женщина закрыла на минуту глаза. Ей представлялся силуэт этого странного молодого человека с надменной осанкой. Как она ему сказала, обстоятельства должно быть, сломили эту жизнь. Она ещё видела его гордые и кроткие глаза, сверкавшие сквозь бархатную маску, скрывавшую его лицо. При этой мысли герцогиня почувствовала трепет во всём теле. Это было словно электрический разряд. Она раскрыла глаза, но тотчас же их закрыла.

Её сон сбылся. Пред ней стоял Кадрус. Как же это было возможно, когда окно оставалось затворено, все комнаты, окружавшие спальню герцогини, были заняты её людьми? Если Кадрус не спустился из трубы, а этого по его внешности предполагать было нельзя, каким образом он мог очутиться в её комнате?

Молодая женщина не пошевелилась, не думала даже звать людей, только воздымавшаяся грудь обнаруживала её волнение.

– Вы желали меня видеть, герцогиня, – сказал ей Кадрус: – я явился к вам и пользуюсь этим случаем, чтобы поблагодарить вас за ваше доброе мнение обо мне.

Удивление, а может быть и восторг были так сильны у герцогини, что она не отвечала тотчас. Она пристально смотрела на Жоржа. Она ещё слушала, когда он уже перестал говорить.

– Как?! – сказала она, наконец: – Вы здесь?

– Вы сами этого хотели, – сказал Жорж.

– Признаюсь, – ответила она. – Но кто мог так скоро передать вам такую необдуманную болтовню?

– Я уже имел честь говорить вам, герцогиня, что моя полиция не так многочисленна, как та, которой располагает император; но она гораздо быстрее, гораздо деятельнее, а в особенности у неё гораздо тоньше слух.

– Всё это очень странно, – прошептала герцогиня. – Знаете ли, что вы играете в опасную игру в эту минуту, – прибавила она: – потому что…

– Я играю только наверно, – ответил Жорж, видя, что молодая женщина остановилась.

– Как это? – спросила герцогиня.

– Если я хорошо вас понял, вы хотели сказать, что можете позвать ваших людей.

– Да. Если я, например, позвоню, прибежит куча слуг. Но я почти вас призвала сама, и мне не хотелось бы вам изменить и предать вас.

– Герцогиня, вы можете позвать. Но никто не придет.

– О, это уже слишком! – с живостью сказала молодая женщина, протянув руку к колокольчику.

Жорж не пошевелился. Герцогиня не хотела призвать людей, пока предполагала Кадруса в опасности; но когда он стал утверждать противное, она возмутилась и громко позвонила.

В замке зашевелились, скоро в смежных комнатах начали ходить.

– Вы разве не слыхали? – сказала герцогиня, вся дрожа. Молодая женщина уже раскаивалась в своем гневном движении. – Идут, продолжала она, встревожившись. – Если вас застанут здесь, ваша голова…

В эту минуту дверь комнаты отворилась и на пороге явился человек. На нем была маска и костюм Кротов.

– Вы звали, атаман? – спросил разбойник, поднося руку к глазам и стоя неподвижно до тех пор, пока начальник заговорил.

– Да, я хотел узнать, все ли мои приказания исполнены? – спросил Кадрус.

– Все, атаман.

– Итак, новая стража, данная герцогине?..

– Храпит в эту минуту.

– А прислуга?

– Прислуга спит под столом в кухне.

– А горничные?

– Я не знаю… так как в этой комнате женщина… говорить ли…

– Говори, дурак!

– Горничные спят на сене.

– На сене?

– Да, с конюхами.

– Этот человек лжёт, – пылко сказала оскорбленная герцогиня: – Это невозможно… Где же моя камеристка? Что же делает мой управляющий?

– Одна сидит над своими четками, читая между тем любовную записку от молодого аббата, – ответил Крот: – другой сидит, опустив отяжелевшую голову на счетную книгу.

– Хорошо, – сказал Кадрус, который движением руки отпустил своего подчиненнаго и обернулся к герцогине де-Бланжини, совершенно уничтоженной тем, что случилось.

Как, два раза сряду находиться в полной власти знаменитого Кадруса; два раза сряду зависеть от великодушия свирепого Крота! Могущество этого человека пугало её. Она думала о разговоре, который уже имела с ним. Да, этот человек был почти так же могуществен, как император. Да, если когда-нибудь ему придёт фантазия напасть на самого Наполеона, она считала его способным побороться с героем, пред которым дрожало всё. Продолжительное молчание последовало за уходом Крота. Кадрус первый прервал его и герцогиня задрожала при звуке его голоса.

– Я уже имел честь говорить вам, герцогиня, – сказал молодой человек: – что когда Кадрус начинает партию, то он играет всегда наверно. Я хотел говорить с вами, я хотел возвратить вам ваши вещи. Вот они.

Молодая женщина слегка вскрикнула от удивления.

– Для чего же вы возвращаете мне эти вещи? – спросила она.

– От того, что я сожалею, зачем отнял их у вас. Я заплатил моим подчиненным часть их добычи и принес вам эти бриллианты с извинениями.

– Но откуда явилось у вас это раскаяние?

– От уважения, которое я возымел к вам, от великодушия, с каким вы защищали мой характер. Отныне я буду обращаться с вами с глубочайшим уважением, с искренней признательностью. У вас один из тех возвышенных характеров, который ставит женщину выше её пола. Я питаю к вам большой восторг, герцогиня.

– И вы доказываете мне это, – сказала она – я не оскорблю вас отказом. Я принимаю.

– Я осмелюсь даже просить вас принять небольшое кольцо, имеющее некоторую цену оттого, что оно лежало на гробе Господнем. Я пришел просить вас носить его в знак того, что вы простили мне нападение, жертвой которого вы сделались в то время, когда я не мог ещё ценить вас по достоинству.

Жорж предложил ей простое кольцо, похожее на стеклянное. Герцогиня колебалась, потом, видя, что он глубоко оскорбился этой нерешимостью, она сказала:

– Я принимаю.

– И будете носить?

– Непременно стану его надевать… иногда. Этот перстень будет напоминать мне о вас и ваших благородных поступках. Он будет говорить и вам, потому что вы, наверно, будете знать, в какие дни он надет на мой палец. Тогда он скажет вам, что у вас есть друг, который всегда будет готов ходатайствовать за вас у его величества.

Кадрус в знак благодарности поклонился герцогине, но не ответил ничего. Она продолжала:

– При нашем первом свидании я вам говорила, что император любит энергию. Во главе ваших подчиненных из вас вышел бы прекрасный начальник партизан. Услуги, которые вы могли бы оказать, заставили бы забыть вашу прошлую жизнь. Чин капитана, полковника, может быть генерала, покрыл бы всё. Вы возвратились бы в тот свет, из которого вас, наверно, против вашей воли выгнала роковая судьба. И я имела бы право при всех протянуть вам руку, как делаю это теперь, благодаря за ваши поступки со мною.

Говоря это, молодая женщина, очень взволнованная, подала руку Жоржу, который почтительно ее поцеловал.

Как ни закален был Кадрус, слова герцогини сильно поколебали его мужественную натуру. С трепетом в голосе он отвечал горьким тоном:

– Благодарю, герцогиня, благодарю за ваши добрые слова. Но теперь они могут только скользить по моей больной душе. Слишком поздно. И капитаном, и полковником, и даже генералом я сохранил бы глубокую ненависть к обществу, которая заставила меня отказаться от него. Такие сердца, как ваши, редки. Они редки в это время, когда, осматриваясь вокруг себя, видишь только раболепство, низость, лицемерный обман.

– О! – воскликнула герцогиня.

– Да, – с жаром сказал Жорж: – Кроты, может быть, единственные воры, открыто делающие преступления. Мы лучше мнимых честных людей, преследующих нас. Например, вы думаете, что окружены верными слугами, привязанными к вам признательностью. Встаньте. Я вам покажу, чего никогда не видали великие мира сего. Вы, так сказать, изведаете самые тайные изгибы всех гнусных слуг, принадлежащих к вашему дому.

Подчинившаяся влиянию Кадруса молодая женщина повиновалась. Она, не вставая с постели, накинула на себя пеньюар, встала и сказала просто:

– Я готова.

Кадрус, взяв свечу, которую зажег у ночника в передней, предложил руку герцогине и сказал:

– Начнем с вашей камеристки.

– Мы ее разбудим, – с живостью сказала герцогиня.

– Не бойтесь, – ответил он. – У вас все спят и проснутся только в назначенный мною час. Сонный порошок погрузил всех в замке в сон.

Они вошли к камеристке. Та, с письмом в руке, не могла закончить чтения этого послания, подчинившись влиянию сонного порошка; она села на постель и, прислонившись к изголовью, тихо дремала.

– Прежде чем вы начнете анализировать человеческое сердце, сказал Кадрус: – я вам советую хорошенько подумать. У вас сердце разорвётся. Подумайте.

– Я хочу видеть, – ответила герцогиня.

– Хорошо!

Жорж взял из рук камеристки письмо, над которым она заснула.

– Прочтите, – сказал он.

Принцесса колебалась.

– О! герцогиня, – сказал Жорж – надо отложить в сторону всякую совестливость, если вы хотите, чтобы наш осмотр был полезен. Это письмо заставит вас простить, потому что эта девушка так же виновна, как была бы всякая другая на её месте. Судебный следователь просто отправил бы её в тюрьму; вы же сжалитесь над нею. Читайте.

Герцогиня прочла следующее:

«Милая Жюльета!

«Вследствие того, что ты мне сказала в прошлую ночь, я отыскал куда выгодно поместить твои пятьдесят тысяч.

«В ту ночь, как твоя дура-принцесса поедет чваниться во дворец, я войду по прежнему в замок в маленькую дверь.

«Я расскажу тебе, как выгодно удалось мне сбыть два перстня и ожерелье. Их исчезновение очень хорошо совпадет с похищением вещей Кадрусом и подозрения быть не может.

«Еще немного времени, душечка моя, и мы будем в состоянии жить очень мило, не подчиняясь воле твоей ханжи. Для этого надо как можно больше обирать портних, модисток…»

– О! – сказала пораженная герцогиня. – Сирота! А я-то спасла ее от нищеты после смерти её отца!

– А давно это было? – спросил Жорж.

– Только два года тому назад, – ответила молодая женщина.

– А она уже отложила пятьдесят тысяч.

– О! Я надеюсь, – с живостью продолжала герцогиня: – что эта несчастная, которой я так чистосердечно протянула руку, составляет исключение. Мои другие женщины…

– Будем продолжать наш обзор, – перебил её Жорж, который провёл герцогиню в людские помещения и показал почти всех слуг, спавших отчасти от действия сонного порошка, отчасти от опьянения. – А ваши другие слуги, – безжалостно продолжал Жорж: – Вы знаете где; не для того, чтобы получить награду за добродетель, удалились они на сеновал с конюхами.

При этих словах герцогиня не могла не покраснеть.

– Прошу у вас извинения, – сурово сказал Кадрус: – но, чтобы узнать правду, стыдливость неуместна.

Он прямо подошел к горничным и сказал:

– Чьи это юбки, эти кружева, эти воротнички?

Принцесса узнавала свои вещи.

– Уйдём, – сказала она с отвращением. – Я видела довольно. Отведите меня в мою комнату.

– Нет, – ответил Кадрус. – Я хочу вам показать главаря этой разбойничьей шайки. Я хочу вам показать, что вы в меньшей безопасности у себя, чем среди Кротов.

Взяв молодую женщину за руку, он принудил её, так сказать, следовать за ним на верхний этаж. Он вёл её к управляющему. Но там встретилось затруднение. Осторожный управляющий запер дверь изнутри. Однако если, как все обитатели замка, он спал, то сон, вероятно, застал его в ту минуту, как он сидел за работой, потому что у него был огонь. Кадрус засвистал. Тотчас явился человек.

– Отопри эту дверь, – приказал Кадрус.

Человек в два приема отпер.

– Больше ничего? – спросил Крот своего атамана, как солдат отдающий честь.

– Ничего, – ответил Кадрус.

Крот ушел. Тогда вместе с Кадрусом герцогиня вошла к своему управляющему. Тот заснул над отчетами. Две связки фактур лежали на его письменном столе. На первой было написано: «Счета Н.», на второй «Счета М.»

– Это значит, – сказал Кадрус: – счета настоящие и счета мнимые.

Кадрус взял управителя за плечи и, как безжизненную массу, положил его на диван. Тогда можно было увидать на столе два реестра, соответствовавшие двум фактурам. На одном было написано: Счета для представления герцогине де-Бланжини, на другом: Счета настоящие.

Принцесса не верила глазам.

– Это довольно ясно, – сказал атаман Кротов. – Когда этот бездельник покупает что-нибудь для вас, он приказывает поставщикам представлять две фактуры; одну с настоящей ценой для него, другую – с надбавкой для вас. Хотите знать, что накопил у вас этот честный вор, который не боится ни суда, ни виселицы, и осудил бы меня, будь он присяжным?

– Хочу.

– Сколько мог иметь этот человек, когда поступил к вам?

– Наверняка не знаю, – ответила молодая женщина. – Он не мог быть богат. У него было, может быть, тысяч пятьдесят.

– Ну, вы увидите.

Кадрус вынул из ящика стола книгу и указал на запись:

В банке у братьев Л… 50,000 ф.

– Р. 286,000 ф.

У него же 24,000 ф.

Всего ………………………………………………….. 360,000 ф.

– Для человека, – иронично сказал Кадрус: – который, как я, не рыскает по большим дорогам и, следовательно, не подвергается никакой опасности, это своего рода мастерство.

Сжалившись над молодой женщиной, подымавшаяся грудь которой показывала волнение и гнев, Кадрус прибавил:

– Возврашайтесь в свою комнату, герцогиня. Я был жесток, Первый урок оказался слишком суров. Я раскаиваюсь.

– Да, вернёмся, – вскричала молодая женщина, судорожно сжимая руку Жоржа: – этого слишком много за один раз!

– Вернёмся, – повторил Кадрус, улыбаясь. – Неужели вы чувствуете себя в большей безопасности с атаманом Кротов, чем среди низких мошенников, окружающих вас?

– Да, – откровенно призналась герцогиня.

Направляясь лихорадочными шагами к своей комнате, она говорила:

– О, эти люди! Ни мало не медля в это же утро я выгоню их всех.

– Напрасно, позвольте мне сказать вам, герцогиня. Новые слуги, которых вы возьмете себе, может быть, станут поступать ещё хуже. Полезно иметь дело с людьми, пороки которых известны.

– Вы правы. Боже, как вы меня огорчили! Муж мой в отсутствии… Впрочем, он слишком стар. Я в негодовании, в отчаянии, я боюсь… Где найти надежное покровительство, кому довериться, с кем поговорить?

Молодая женщина остановилась, побледнела, оставила руку Кадруса и, сев на постель, спрятала голову под изголовьем. Потом она вдруг приподнялась и сказала:

– Господин Кадрус, снимите эту маску. Я хочу видеть ваше лицо. Мне хочется узнать человека, котораго я стала уважать.

– Вы этого хотите, герцогиня? – ответил молодой человек.

– Хорошо.

Кадрус открыл свое благородное и бледное лицо.

– Кавалер де-Каза-Веккиа! – вскричала принцесса. – О, я это подозревала!

Изнемогая под тяжестью таких волнений, молодая женщина упала на постель. Жорж смотрел на нее несколько минут, потом сказал печально:

– Да, герцогиня. Кавалер де-Каза-Веккиа! Кадрус!.. Это один и тот же человек. Теперь моя жизнь в ваших руках. Впрочем, вы видите, как я презираю ее каждый день.

При горестном, но твердом тоне, которым были сказаны эти последние слова, большие чёрные глаза герцогини устремились на Жоржа. Они как будто поняли друг друга.

Вдруг раздался странный призыв. Кадрус вздрогнул.

– Наступает время, когда все в замке проснутся, – сказал он: – Сон всех этих людей прервётся. Я непременно должен вас оставить. Прощайте, герцогиня!

– Прощайте, кавалер, – ответила принцесса, более взволнованная, чем ей хотелось бы показать. – Прощайте! В случае надобности полагайтесь на меня.

Она протянула руку Кадрусу, который тихо её пожал, надел маску и ушёл. Герцогиня стала у окна; через минуту она увидала Жоржа на крыльце замка. Это не был уже грациозный мужчина, оставивший ее, это был человек свирепый, с угловатыми, резкими движениями, перед которым все Кроты, явившиеся по сигналу, встали мрачно и безмолвно в масках, покрывавших их лица. Словом это был знаменитый Кадрус, ласкавший своих диких лошадей, которыя в одну ночь переносили его на невероятные расстояния. Лотом молодая женщина увидела вдруг какое-то движение беспокойства между этой многочисленной шайкой. Она видела, как несколько человек приложились ухом к земле. Скоро даже она услыхала галоп множества лошадей. Опасаясь за того кто в эту ночь осмелился показаться ей, герцогиня высунула голову вперёд, чтобы увидать, какие это всадники скакали во весь опор. Между деревьями высокой дубравы при лунном сиянии она заметила жандармов. Она обернулась в ту сторону, где стоял Кадрус, и вскрикнула в знак предостережения. Но Кадрус и его Кроты исчезли как по волшебству. Не было ни шума, ни следов. Жандармы напрасно сделали длинный переезд.