Текст книги "Разбойник Кадрусс"

LXI
Кадрус еще не умирает

Наполеон догадывался, что принцесса придет его упрашивать, и потому назначил военный суд, с тем чтобы приговор был исполнен тотчас.

Пока судьи разсуждали, пятнадцать человек ждали с ружьем в руках, когда настанет минута, чтобы всадить пятнадцать пуль в грудь Кадруса.

Заседание суда было публичное. В зале находилось человек двести, а на улице тысяч десять.

В полночь собрался совет; пять минут перваго Кадрус был введен и толпа приняла его в глубоком безмолвии. Он был в своем меховом плаще, в своей черной шляпе. В руке он держал свою маску. Солдаты почти симпатизировали ему, восхищались его мужеством. Горожане были поражены его надменной наружностью; женщины находили его красавцем.

Ппедседатель сделал вопрос с своей обычной торжественностью. Кадрус отвечал с гордостью:

– Я Кадрус. Мне тридцать лет. Ремесло мое – грабить на больших дорогах и в домах тех людей, которых я нахожу слишком богатыми и большими грабителями чем я. Жилище мое было в Франшарских ущельях. Там под скалами я положил тысячи человек, посланных захватить меня; в жизни моей я убил тысяч пять. У меня в шайке никогда не было более трех-сот человек.

Председатель хотел остановить его.

– Позвольте, полковник, продолжал Кадрус: – теперь или после я скажу это, все-равно, лучше уж теперь.

Он продолжал:

– Я всегда нападал только на гнусных плутов, разжиревших от крови и пота бедняков; я убивал только негодяев или врагов, которые принуждали меня защищаться. Более всего сожалею я о том, что был поставлен в необходимость уничтожить столько неустрашимых и храбрых солдат перед моим гротом. Я был неограниченным повелителем больших дорог, составлявших мою империю. Мое право было правом сильнаго, единственное право посадившее Наполеона на французский престол. Он украл свою корону и я украл свою. Следовательно, мы равные. С тремя стами я сделал столько же и более, чем он с миллионом солдат. Я считаю себя великим полководцем. Теперь судите и казните Кадруса. Тело погибнет, а слава останется.

Он обвел толпу-орлиным взором, принял как законную дань говор восторга и сказал, садясь:

– Теперь я не буду отвечать. Я сказал все. Действуйте.

Председатель понял, что он не добьется более ни одного слова. Суд шел своим чередом; выслушивали свидетелей. После обвинительной речи председатель предложил говорить Кадрусу, который отказался защищаться. Потом залу очистили, совет стал разсуждать. Толпа ждала приговора; залу опять отворили; смертная казнь была единогласным приговором. Потом председатель объявил, что приговор будет исполнен тотчас же на дворе тюрьмы, в присутствии народа.

Кадруса отвели на двор среди десяти тысяч человек и поставили его к стене. Полковник, председатель совета, сам пошел наблюдать за казнью. Кадрусу хотели связать руки и завязать глаза, он не согласился.

– Полковник, сказал он: – я прошу вас уважать обычаи. Всякому энергичному человеку позволяют командовать самому.

– Хорошо, сказал полковник.

Кадрус принял надменную позу пред взводом солдат. Он сказал им:

– Товарищи, я всегда хорошо обращался с моими противниками. Я прошу вас оказать мне единственную и последнюю услугу. Я хочу, чтобы мне выстрелили в грудь и чтобы пули пощадили мою голову.

Офицер обернулся к своим солдатам.

– Вы слышите, сказал он.

– Да, ответили они.

Только полминуты отделяло начальника Кротов от смерти.

LXII
Свидание Кадруса с принцессой Полиной

Пока Кадруса судили, в Тюильри происходили описанные нами сцены. Принцесса Полина выпросила у Наполеона приказание отменить казнь атамана Кротов. Но император приказывал в записке офицеру, который вез этот приказ, опоздать. Наполеон отдал эту записку своему ^камердинеру Констану; тот не знал, что заключается в ней; для него ли эта записка или для офицера. Для этого он захотел прочесть ее. Но принцесса шла за ним, принцесса его толкала.

– Друг мой, говорила ему герцогиня: – спешите, дело идет о жизни человека.

– Герцогиня, сказал Констан: – я спешу как могу.

– Побежим.

– Не могу. У меня в колене ревматизм.

Герцогиня не хотела слушать более, вырвала приказ из рук камердинера. Но вырывая его, она увидала бумагу, оставшуюся в руке Констана, и приметила его бледность и встревоженную физиономию. Опа поняла все.

– Дайте мне эту бумагу, сказала она.

– Герцогиня…

– Дайте…

– Герцогиня!

– Берегись… Если ты не отдашь, то рано или поздно я тебя погублю.

Констан разсчел, что гораздо опаснее раздражить герцогиню де-Бланжини, чем согласиться. Он подумал, что может извиниться. пред Наполеоном в сделанном ему насилии и отдал записку. Герцогиня прочла и задрожала от негодования. Но не время было предаваться упрекам, она выбежала на двор и увидала ординарца уже сидевшаго, на лошади. Там стояли также двое часовых, один верховой, другой пеший.

– Вот! сказала она ординарцу: – поезжайте, господа, и я сейчас еду с вами. Сойдите, друг мой, сказала она часовому: – император приказал.

Солдат сошел с лошади, герцогиня быстро вскочила на нее. Она была превосходной наездницей и с головокружительной быстротой проскакала вместе с ординарцем Сент-Антоанское предместье, Сен-Мандэ, но у Венсенна, увидев столько народа на улице, герцогиня испугалась. На дворе взвод уже приготовлялся стрелять в Кадруса. Вдруг герцогиня закричала:

– Остановитесь! Приказ от императора!

Кадрус очень был удивлен этим неожиданным помиловением, но вдруг в тени увидал женщину на лошади.

– Жанна! сказал он.

Слезы сверкнули на его черных глазах. Он думал, что его жена выпросила ему прощение и привезла его. Ах! Жанна сделала бы все, чтоб пробраться к Жозефине или Наполеону, но ей не удалось.

Между тем приказ императора был прочтен и Кадруса велено было отвести опять в тюрьму. Комендант венсеннской крепости вдруг увидал на лошади женщину, закутанную в длинный плащ.

«Это должвГо быть его жена», подумал он.

Он предложил принцессе, которая дорогою взяла плащ своего спутника, сойти с лошади. Она согласилась. Он отвел ее в сторону. Думая, что имеет дело с женой Кадруса, он сказал герцогине:

– Сударыня, он спасен! Сказать между нами, ваш муж очень интересный разбойник.

Полина вздрогнула и не выводила коменданта из заблуждения. Он продолжал:

– Я понимаю, что вы любите его… не смотря ни на чт. б Хотите его видеть?

– Да.

Комендант повел молодую женщину в комнату довольно удобную. Там стояла железная кровать с белыми простынями и толстым одеялом. Стены были голы. Но все-таки это скорее походило на комнату, чем на тюрьму.

Когда комендант ввел в эту комнату герцогиню, Кадрус все продолжал думать, что это его жена. Когда комендант вышел, Кадрус прижал ее к сердцу, но тотчас же заметил свою ошибку.

– Как! Это вы, принцесса? – сказал он.

Она зарыдала.

LXIII
Разлука

Кадрус понял изумительную преданность молодой женщины и почувствовал к ней неограниченное уважение.

– Герцогиня, сказал он, став на колена: – не плачьте. Только моя гордость мешала мне до-сих-пор обожать вас. Но теперь, не смотря на Жанну, которую я люблю, я обещаю вам сохранить об этой ночи неизгладимое воспоминание. Я не смею сказать, что сожалею о прошлом, но клянусь вам, что будущее кажется мне лучезарным, теперь когда у меня в сердце пылкая страсть и глубокое благоговение.

– Друг мой, сказала герцогиня: – я была подавлена волнением…

Чрез десять минут комендант постучался в дверь тюрьмы и спросил:

– Могу я войти?

– Да! ответил Кадрус.

– Сударыня, обратился комендант к герцогине: – проститесь с вашим мужем, я должен вас увезти.

– Благодарю, вы чрезвычайно деликатны.

Она протянула ему руку. Он любезно поцеловал ее.

Герцогиня кивнула головой Кадрусу и ушла.

LXIV
Самоотвержение Жанны

Как только герцогиня воротилась домой, она тотчас послала за Жанной. Та поспешила явиться.

– Милая моя, сказала герцогиня: – ваш муж спасен, я выпросила ему помилование.

Жанна упала на колена; герцогиня подняла ее и поцеловала.

– Это ещё не все, сказала герцогиня: – он должен убежать из острога.

Жанна задрожала.

– Из острога? прошептала она.

– Да. Я почти насильно выпросила помилование ему у его величества.

Она разсказала все как было, потом прибавила:

– Взбешенный император решил, что, так как мне удалось, то он не отменит своего помилования, но хочет, чтобы ваш муж был отправлен в Тулон.

– Это ужасно! сказала Жанна.

– Мы освободим его оттуда. Вы знаете, что можете вступить в орден сестер милосердия?

– Да, но теперь…

– Бедняжка! я понимаю. Теперь когда он остался жив, вы хотите опять принадлежать ему. Будьте покойны. Вы не вечно останетесь в монастыре. Вы знаете, в чем состоит обязанность сестер милосердия?

– Оне ухаживают за преступниками.

– Именно. Они живут в Тулоне, куда будет отправлен ваш муж.

– О, понимаю! Я поеду в Тулон.

– Я рекомендую вас настоятельнице. Вы будете ухаживать за больными каторжниками; обязанность ужасная, но это для него.

– О! я на все согласна.

– Вы увидите его. Он сделается болен. Потом, когда его отправят в лазарет, мы устроим его побег.

Вдруг Жанна вскричала:

– Герцогиня, вы любите его столько же. сколько я!

В голосе молодой женщины была тоска. Герцогиня покраснела, потом сказала откровенно:

– Да! Столько, же сколько вы. Нечего вам бояться! Еслибы я хотела…

Жанна отвечала:

– Герцогиня, я не ревную. Я восхищаюсь вами. Еслибы даже пришлось отказаться от него, чтобы его спасти, я не колебалась бы.

Обе женщины поняли друг друга и обнялись. Они условились, как им поступать, и разстались.

LXV
Отъезд

Чрез час герцогиня призвала к себе вдову генерала Бильяра, которая была для нея преданным другом.

– Милая моя, сказала ей герцогиня: – я желаю ехать в Тулон.

– И берете меня с собой?

– Да. Я буду вашей горничной.

– Чтб вы это говорите!

– Так надо. Я уверю императора, что удаляюсь в монастырь на два месяца. Он не должен знать, что я делаю и где буду.

– О! сказала госпожа Бильяр, бросив на свою приятельницу глубокий взгляд: – я знаю, герцогиня, что вы замышляете в эту минуту.

– И вы меня осуждаете?

– Я не позволяю себе вас судить.

– Вы мне поможете?

– Да. Вы всегда найдете женщину, которая окажет вам услугу из интереса, а я предпочитаю услужить вам из преданности.

– Благодарю; я ожидала этого от вас. Возьмите сейчас паспорт.

– Когда же мы поедем?

– Сегодня вечером.

– О, герцогиня, как вы любите его!

– Еслиб вы знали…

Приготовления принцессы были очень просты. Она делала вид, будто едет в Сен-Жерменский монастырь. Она простилась с императрицей. Жозефина была очень добра, как всегда, и одобрила это желание уединения. От нея герцогиня пошла к императору. Наполеон был несколько сконфужен своей хитростью, не совсем достойной честнаго человека, и не знал, как ему держать себя с герцогинею. Она понимала, что наконец он находится в неприятном положении и боится объяснения. Она хотела опять войти к нему в милость. Она знала, что будет иметь надобность в большом снисхождении. Она сыграла комедию с целью уверить императора, будто не видала второй записки. Она говорила себе, что Наполеон будет очень рад, если ему не придется краснеть за свое лицемерство.

Она разсчитала верно. Сначала Наполеон принял ее холодно и удивился, что она почтительно поцеловала ему руку.

– Государь, сказала она: – я пришла вас благодарить.

– Вы насмехаетесь, герцогиня, с удивлением сказал Наполеон.

– Что это вы говорите, государь? Я не понимаю. Я пришла с сердцем полным признательности благодарить ваше величество, а вы говорите о насмешке. Не могу понять.

Император разсмотрел лицо герцогини; оно было безстрастно. По-крайней-мере, оно дышало чистосердечием. Император сказал себе:

«Может быть, она не прочла другого приказа.»

– Любезная герцогиня, сказал он: – вы вырвали приказ у Констана. Это неприлично.

– Правда, государь. Примите мои извинения.

– Потом вы забыли предписание, которое я прибавил к этому приказу.

– А! я этого не знала, сказала она. – Что это было, государь?

– Несколько слов к губернатору. Я приказывал ему посадить Кадруса в приличную тюрьму. Но вы так спешили, что взяли только одну бумагу.

– О, государь! как вы добры, что подумали об улучшении участи этого беднаго молодого человека, и какую надежду это мне подает!

– Позвольте. Не обманывайте себя пустой мечтой. Я сделал уже слишком много. Я ещё должен вас побранить. Как! вы сами поскакали в Венсенн!

– Я была в таком нетерпении!

– Герцогиня, это очень важно. Три человека знают вашу тайну. Ординарец и двое часовых. Неужели это не пугает вас?

– Я немножко дрожу, государь. Но слухи прекратятся. Я их опровергну.

– Не очень тревожьтесь, герцогиня. Я призывал ординарца и сказал ему: – «Полковник, если кто-нибудь узнает, что случилось сегодня, я найду для вас какое-нибудь очень неприятное место, куда вы отправитесь размышлять об опасностях нескромности.» Потом сегодня вечером я послал к нему патент на звание бригаднаго генерала.

– Ах, государь, вы слишком для меня добры!

– Потом, герцогиня, я призвал обоих солдат. Это ветераны, люди честные, преданные мне. Я заставил их поклясться молчать. Они молчать будут. Оба сделаны бригадирами. Видите, герцогиня, я поступаю с вами как отец.

Она бросилась к ногам Наполеона, который улыбнулся, считая это наивностью. Он кончил таким образом:

– К счастью, вы вздумали надеть плащ полковника. Вас в Венсенне не узнали.

Восхищенный оборотом, который приняло дело, Наполеон потирал себе руки. Герцогиня сказала ему о своем намерении удалиться в монастырь. Император не разделял мнения императрицы.

– Это затворничество тотчас после ареста Кадруса кажется мне неловкостью. Вы показали сочувствие к этому человеку; пожалуй станут подозревать, что вы влюблены в него, если я позволю вам сделать это. По-моему, Полина, вам надо путешествовать.

Глаза герцогини засверкали.

– Куда, государь?

– Куда хотите.

Герцогиня обрадовалась этому позволению, которое давало ей право поехать в Тулон, если она захочет. Она была ласкова, признательна, она простилась с императором, потом пошла приготовляться к отъезду. Она была в восторге. Ей не к чему было скрываться, не к чему разыгрывать роль. Она дала знать госпоже Бильяр об этой счастливой перемене. Она назначил свой отъезд в шесть часов вечера и восхищалась возможностью на свободе все приготовить к побегу.

LXVI
Император приготовляет возмездие

Наполеон, как показывают его письма, имел кошачью натуру и был способен хитрить. Полина думала, что обманула его, а между-тем он сам ее провел. Только что она ушла, он пошел за Савари.

– Генерал, сказал ему Наполеон – вы желаете отмстить Кадрусу?

– Желаю, государь.

– Я не велел разстреливать этого презреннаго разбойника. Его отвезут в Тулон.

– Знаю, государь.

– Его отправят туда в почтовой карете.

Савари был удивлен.

– Да, сказал император – я оказываю ему внимание. Он меня спас. Я избавил его от смерти. Но не буду жалеть, если он умрет.

– Государь, это легко.

– Как вы это понимаете?

– С экипажем может случиться несчастье.

– Плохое средство.

– Отравить?

– Это мне противно. Это похоже на убийство.

Савари увидал, что император составил уже план, и перестал придумывать.

– Что делает такой человек как Кадрус в остроге?

– Царствует над всеми.

– Знаю… но мне кажется, ему очень хочется оставить свое царство.

– Конечно и я убежден, что Кадрус убежит.

– Тем более, что вы ему поможете.

– Я?

– Да, вы. Я знаю даже ещё одну особу, которая примет в этом участие.

– Кто это?

– Принцесса Полина. Она обязана ему жизнью. Она хочет возвратить ему свободу. Понятна ли такая прихоть?

– Государь, это очень естественно.

– Отправляйтесь к смотрителю острога и скажите ему, что герцогиня де-Бланжини будет хлопотать о побеге этого негодяя; чтоб он хорошенько наблюдал за её проделками, чтобы он устроил таким образом, чтобы Кадрус считал себя под строгим надзором, чтобы часовой или сторож разстреляли его, если он вздумает перелезть чрез стены острога.

– Браво, государь!

– Вы поняли хорошо?

– О, да!

– Поймите, что смотритель должен знать благородную причину, заставляющую принцессу заниматься Кадрусом.

– Я ему скажу.

– Пусть он сохранит это в секрете.

– Непременно. А вы уверены, – ваше величество, что принцесса поедет в Тулон?

– Я посоветовал ей путешествовать и она выберет юг.

– Мне пришла в голову мысль…

– Какая, генерал?

– Я пошлю к герцогине полицейского.

– Берегитесь, она будет остерегаться.

– Он явится к ней как Крот, скажет, что пришел просить у ней денег, чтобы пробраться в Тулон и постараться спасти своего атамана. Принцесса условится с ним и мы узнаем её планы.

– Но если Кадрус будет переписываться с принцессой, то он захочет узнать имя этого преданнаго ему Крота.

– Ему скажут, что его зовут Белка; это один из тех немногих Кротов, которые спаслись.

– А настоящий-то где?

– Должно быть, в бегах. Он не станет заниматься Кадру сом.

– Это вероятно. Савари, я думаю, ваш план очень хорош, но съумеет ли полицейский хорошо разыграть свою роль?

– Государь, это бывший каторжник.

– И вы поставите этого негодяя в сношения с принцессой?

– О, ваше величество! поверьте, каторжник, делающийся полицейским агентом, становится бел как снег. Это всеравно, что крещение. Притом принцесса не боится каторжни‘ ков, чему свидетелем служит Кадрус.

Император нахмурил брови, но дал чек на свою казну Савари, который ушел и призвал своего агента. Это был человек ловкий. Генерал разсказал ему все, что он должен был знать, и приказал видеться с герцогиней не иначе, как наедине. Он должен был для объяснение тайны, которою он окружал себя, сослаться на поиски. Словом, ему даны были самыя подробные и самыя полные инструкции.

Вечером он послал к герцогине письмо такого содержания:

«Герцогиня, я Крот. Меня зовут Белкой. Я один из немногих, оставшихся в живых из шайки атамана Кадруса. Я хочу его спасти. Мне нужны для этого деньги и я подумал о вас, которую он спас от смерти, угрожавшей вам; вы наверно сделаете для него что-нибудь. Клянусь вам, что хотя я разбойник, но честный человек. Я употреблю на побег моего атамана все, чтд вы мне дадите.

Герцогиня задрожала, читая это письмо, и спросила, кто его принес.

– Какой-то священник, отвечали ей.

– Пусть он войдет.

Агент, по имени Лишен, впоследствии сделавшийся знамепитым, вздумал, для того, чтобы лучше разыграть свою роль, переодеться деревенским священником.

Герцогиня выслала всех окружавших ее и спрашивала себя, неужели священник мог взять на себя, подобное поручение.

– Садитесь, сказала она.

Агент сел. Она продолжала:

– Вы приняли на себя это поручение, вероятно, не зная, в чем оно состоит?

Агент разсмеялся.

– Извините, сказал он: – Я сам Белка.

Герцогиня изумилась. Лишён продолжал:

– Герцогиня, я имею к вам доверие. Посмотрите.

Он снял парик, снял очки; она увидала молодого человека и вскрикнула. Разбойник сказал:

– Не пугайтесь; я уйду очень спокойно, если вы не дадите мне денег.

– Я не боюсь ничего, сказала герцогиня: – я только удивляюсь, как вы прекрасно переоделись. Стало-быть, вы любите Кадруса? спросила она.

– Атамана-то! Я дам изрубить себя за него в куски.

– Ну, друг мой, я ему предана и еду в Тулон.

'– Ах, Боже мой!

– Я хочу его освободить.

– Возможно ли? вы, герцогиня, такая знатная дама!

– Вы мне поможете.

– От всего моего сердца. Меня преследуют. Я спрячусь и отправлюсь в Тулон, не будучи узнан, потому что переоденусь в другом роде, потому что костюм этот годится только в Париже, а не в провинции.

– Почему же?

– Герцогиня, в провинции жандармы знают всех священников и меня возьмут.

– Как же вы переоденетесь?

– Солдатом. У меня есть мундир.

– Не поехать ли вам со мною?.

– Невозможно. У меня есть недостаток.

– Какой?

– Я люблю балагурить.

– В этом нет ничего дурного.

– Я буду волочиться за вашими субретками.

– Фи! сказала герцогиня.

– Потом я напиваюсь пьян.

– Вы воздержитесь.

– Ах! герцогиня, я сделался разбойником только для того, чтобы балагурить и пить.

– Ну, хорошо. Поезжайте один. Но есть у вас план побега?

– Придумаю.

– Где я вас увижу?

– В Тулоне.

– Как я узнаю, что вы хотите со мной говорить, и как вы меня предупредите?

– Положитесь на меня. Меня не даром зовут Белкой, я сумею добраться до вас.

Герцогиня позвонила. Пришли.

– Позовите моего управляющаго, сказала она.

Управляювцй пришел.

– Господин Серрэ, дайте этому доброму священнику на одно благотворительное дело пять тысяч франков. Довольно этого, отец мой?

– Герцогиня, ответил священник – для того, чтобы спасти это семейство, достаточно одной тысячи.

Герцогиня удивилась этой честности.

«Какой деликатный разбойник!» подумала она.

– Вы поможете другим бедным остатком, сказала она.

Пастор поблагодарил, пошел за управляющим, взял деньги и ушел.

Чрез час герцогиня была на дороге в Тулон.