Текст книги "Смерть на рыбалке"

Эх, были бы у него руки покойного Крутова! Сам же Игорь, хоть убей, ничего не мог сделать. Только в кровь исколол пальцы. Это было плохо. Заметь ранки Марья, у нее сразу возникло бы подозрение. Чтобы этого не произошло, в следующий ее визит надо будет не разжимать кулаки. А пока – продолжать попытки открыть проклятые наручники.

* * *

Злость – всегда плохой помощник. Но у любого не окончательно отупевшего человека, если его труд, его страдания не приносят хоть маломальского результата, если ничего к чертям окунячьим не получается, рано или поздно должен наступить предел терпения. Игорь сломался через двое суток. Вернее, сначала сломался сам значок, а потом уж он…

К тому времени на исколотых подушечках пальцев не осталось живого места. Но, не обращая на это внимания, Игорь понуро сидел за столиком и машинально ковырялся иголкой в маленькой скважине левого наручника. Ковырялся, переваривая осадок, оставленный после очередного визита Марьи.

С каждым разом ее фантазии становились все более необузданными и жестокими, превращавшимися в настоящую пытку. При виде ее внутри Игоря начинало все кипеть. Когда Марья приближалась к кровати, он твердо знал, что, окажись ее горло в пределах досягаемости, его зубам хватило бы секунды, чтобы его перегрызть – так сильна была кипевшая ненависть.

И в то же время этой женщине достаточно было прикоснуться к нему хотя бы пальцем, а ноздрям уловить запах ее тела, как инстинкт мужской силы просыпался вопреки желанию. И как Игорь ни противился этому, сделать с собой ничего не мог.

Безуспешно пытаясь вскрыть наручники, Игорь с ужасом успел подумать, что ее посещения и впрямь могут стать для него своего рода сексуальным наркотиком, как вдруг показалось, что кончик иголки немного углубился в какое-то отверстие. Игорь надавил сильнее, и игла проникла еще глубже. Еще одно усилие и… послышавшийся хруст оборвал надежды на освобождение.

Иголка сломалась сразу в двух местах: у самых пальцев и чуть выше части, погруженной в скважину. Причем обломанная средняя часть почти наполовину вонзилась в большой палец. Опрокинув столик и воздев руки к потолку, Игорь заорал во всю глотку. Заорал, вкладывая в крик и боль, и досаду, и злость, и все свое несчастье.

И сразу же тросики с наручниками дернулись. Да так, что он чуть не выронил свой кастрированный значок. Тросики потащили его на проклятое ложе, чтобы в очередной раз на нем распять…

* * *

Игорь правильно сделал, сохранив сломанный значочек. Открыть им наручники не удалось, но у металлического судачка имелся еще растопыренный спинной плавник с довольно острыми краями который, при определенной доли фантазии можно было использовать как крошечную пилку.

Когда всего лишь через час после скрябания плавником по тросику на нем появилось микроскопическое углубленьице, Игорь вновь поверил в шанс на спасение.

Теперь Игорю было жалко времени. Оно тратилось на сон, на еду, на Марью и на ее невидимую последовательницу. Остававшиеся часы, минуты и секунды он посвящал возюканию импровизированной пилкой по проклятым кандалам. Он сбился со счета, сколько дней находился в одиночной секс-камере, но чувствовал, что затягивать с освобождением нельзя.

Вот на левом и правом тросиках стали заметны довольно глубокие бороздки. Игорь старался сделать так, чтобы по глубине они были приблизительно одинаковыми и уже не исключал возможности их одновременной поломки при определенном изгибе и нажатии. Правда, плавник судачка тоже стесался почти до половины, но пока держался и продолжал делать свое дело. Сжимая его в измученных пальцах, Игорь прикидывал, в какое время лучше всего сделать попытку освободиться. Самым подходящим был момент, когда в камере гас свет. Игорь надеялся, как только однажды это произойдет, рывком сломать тросики, после чего «гостья темноты» окажется в его власти. А затем… Затем будет видно.

В отличие от Марьи неизвестная гостья (хотя Игорь был почти уверен, что это Клео) с каждым посещением становилась все нежнее. Своими ласками она словно старалась компенсировать мучения пленника, доставляемые младшей сестрой. Вот только во время этих ласок руки Игоря все равно оставались прикованными, и поэтому в темноте он чувствовал себя ненамного лучше, чем при свете.

Пойманной рыбе тоже безразлично, какие руки – грубые или нежные – держат нож, отрезающий ей голову…

* * *

Левый тросик лопнул неожиданно. «Гостья темноты» впервые за все свои визиты поцеловала Игоря в губы. Поцеловала страстно, буквально впилась в них своими губами, и ее язык, разжав зубы, проник ему в рот. Игорь машинально ответил на поцелуй, который затянулся, и судороги наслаждения сотрясли тело невидимой партнерши. Поддаваясь и отвечая на эти движения, Игорь чересчур напряг руки, и этого хватило, чтобы один из тросиков бесшумно лопнул.

Впервые за последние несколько дней левая рука оказалась свободной. Но для Игоря это была только полусвобода, ведь правая рука так и оставалась прикованной, сколько он ее ни напрягал и ни дергал. «Гостья темноты» оторвала губы от губ Игоря и начала отстраняться, и тогда он вцепился ей в волосы и одним усилием перевернулся вместе с ней так, что теперь оказался сверху, а ее голова попала в кольцо его рук. И тут же накрыл ее губы своими, но не ради получения удовольствия от поцелуя, а ради того, чтобы не дать ей возможности кричать.

Игорь ожидал, что она начнет сопротивляться: извиваться под ним, брыкаться, возможно, попытается укусить. Но вместо этого «гостья темноты» обхватила его руками и ногами и сжала с такой силой, что спине стало больно. И кусать она его совсем не собиралась, а, наоборот, принялась целовать и целовать, да так крепко, что Игорю стало не хватать воздуха. Поэтому, когда поцелуй наконец закончился и их губы разъединились, ему потребовалось несколько секунд, чтобы перевести дух.

Она не воспользовалась этой передышкой и не стала кричать и звать на помощь. Она опустила ноги и руки и лежала, распластавшись, придавленная весом мужского тела и дыша часто-часто. Она как бы проявляла абсолютную покорность. Как жаль, что Игорь не мог видеть ее лица.

– Клео, надеюсь, вы не будете кричать? – прошептал он.

– Не буду, – выдохнула она.

– Спасибо, – зачем-то поблагодарил Игорь, после чего задал совсем уж неправильный вопрос:

– И что же нам делать дальше?

– Наверное, для начала… поговорить?

– Поговорим, – согласился он. – А тебе подо мной не тяжело?

– Мне нравится тяжесть твоего тела, – сказала Клео. – Но долго я так не выдержу.

* * *

В непроглядной темноте Игорь лежал рядом с Клео, и пальцы его правой прикованной руки слегка сжимали ее волосы. Он не мог отпустить ее – риск потерять единственный шанс на спасение не устраивал. Правда, ее саму такое положение, казалось, не беспокоило. Клео говорила медленно, будто взвешивая каждое слово.

Сначала Игорь подумал, что она решила прочитать лекцию о такой редко встречающейся, но опасной болезни, как пиромания. Говоря проще, мании поджигательства. Но вскоре речь пошла не о чем-то или о ком-то отвлеченном, а конкретно о Марье. Выходило, что пироманией больна именно ее сестра.

В двух словах Клео рассказала, как лет пять назад у нее на глазах и на глазах Марьи в их собственном доме сгорели отец и мать. Игорь не очень понял, почему и как это случилось, да она и не вдавалась в подробности. Суть была в том, что после всего пережитого девушки попали в больницу. И если, по словам Клео, у нее самой с психикой все было в порядке, то Марью трагедия коснулась вполне серьезно. Огонь стал для нее чем-то вроде божества. И не было для Марьи занятия любимей, чем смотреть на пламя. Но если бы это ограничивалось одними лишь наблюдениями…

Первый большой пожар она устроила спустя два месяца после того, как сестры попали в больницу. Трагедия была страшной, заживо сгорели несколько человек. Но истинную причину пожара так и не выяснили. Лишь Клео знала, что причина – ее младшая сестра.

А затем, в каких бы санаториях и пансионатах ни жили сестры, везде Марья готовилась устроить пожар. И всякий раз Клео не позволяла ей этого сделать. Видя, что затея что-то спалить провалилась, Марья будто бы успокаивалась, однако проходило время, и старшая сестра вновь видела, как в ее глазах появляются искорки, не предвещавшие ничего хорошего. Из медицинской литературы Клео многое узнала о болезни сестры, но никакие увещевания и внушения не могли вылечить Марью. И лишь благодаря постоянному и неусыпному наблюдению за молодой пироманкой было предотвращено еще несколько пожаров…

Когда Клео исполнился двадцать один год, и она вступила в права наследницы родительского состояния, сестры вернулись в имение на берегу Юшкозера. К тому времени на месте сгоревшего особняка был воздвигнут новый. Управлял имением по-прежнему Виктор. Во время разыгравшейся трагедии в доме вместе с хозяевами сгорела и его жена, а он сам получил два жутких ранения из охотничьего ружья и на всю жизнь остался инвалидом. Милиция, кстати, так и не нашла «бродяг», подозреваемых в этих преступлениях, несмотря на то что поисками руководил приемный сын господина Виктора лейтенант Нурмос.

Ко времени возвращения сестер домой Нурмос уже имел звание капитана и был начальником всей местной милиции. Именно он предложил превратить особнячок в мини-отель для семейного отдыха богатых рыболовов, построить на берегу озера пирс, приобрести лодки. Для тех, кто не очень хорошо умел ловить рыбу, Клео и Марья проводили бы короткие обучающие курсы. Такой бизнес мог приносить немалый доход.

Видя, что Марья без ума от идеи капитана и надеясь, что это поможет ей превозмочь болезнь (лучше уж она будет целыми днями на воде, чем запасаться спичками, зажигалками и канистрами с керосином), Клео согласилась с предложенным проектом. Тем более что капитан Нурмос обещал всячески помогать в этом деле.

Как только согласие новой хозяйки было получено, он нанял бригаду строителей – своих людей, которые немного в отдалении от будущего отеля в очень короткий срок воздвигли точную копию этого особняка. Ну а чтобы построить пирс и доставить в имение новенькие лодки, потребовалось совсем уж немного времени.

И вот уже первый клиент посетил отель с привлекательным названием «Рыболовный эдем». Симпатичный молодой человек, подсадивший Марью в свой шикарный «Форд», очень быстро был заинтригован ее рассказом о прелестях рыбалки в Юшкозере и, конечно же, прелестями самой рыжеволосой рыбачки.

В тот же вечер молодой человек, которого звали Мориссон, спиннинговал вместе с Марьей на одной лодке, и они поймали несколько неплохих щук. Правда, на следующее утро оказалось, что Мориссон, ни с кем не попрощавшись, укатил на своей шикарной машине, чему Клео была немало удивлена и расстроена. Но о том, что же на самом деле произошло с молодым человеком, она узнала только через несколько дней.

К тому времени в «Рыболовном эдеме» поселились четверо новых клиентов: два помешанных на троллинге брата-близнеца, которым только-только исполнилось восемнадцать, важный сорокалетний толстяк, совершенно не умеющий держать в руках удилище, но привезший с собой целый ворох элитных снастей и мечтающий познать азы рыбной ловли, и профессиональный спиннингист-спортсмен, больше интересующийся хозяйками отеля, чем рыбалкой, которого звали Геша.

О существовании «Рыболовного эдема» клиенты узнавали от Марьи. Она примечала их у придорожного ресторанчика, знакомилась, просила подвезти до дома и по дороге убеждала задержаться на несколько дней в ее замечательном отеле, на берегу Юшкозера, где рыбалка просто бесподобна.

На следующий день после приезда Геши господин Виктор попросил Клео зайти в одну из служебных комнатушек в их недавно построенном доме, в которой раньше она ни разу не бывала. Комнатушка оказалась чем-то вроде диспетчерской с небольшим пультом управления и десятком мониторов, на которых можно было видеть, что творится в разных уголках имения и отеля.

Внимание Клео привлек центральный монитор с самым большим экраном, на котором были двое обнаженных мужчин и женщина. Клео не сразу поверила своим глазам, но в действующих лицах оргии она узнала свою младшую сестру, капитана Нурмоса и того самого молодого рыбака Мориссона, как оказалось, вовсе не исчезнувшего из «Рыболовного эдема». Этот бедолага стоявший на коленях, с руками, вытянутыми в стороны и, по-видимому, привязанными к краям кровати, был в полной власти Марьи и капитана, которые по очереди пользовались им с очевидной жестокостью.

Господин Виктор, у которого после ранения отсутствовал правый глаз, а большая половина лица представляла собой уродливое месиво, из-за чего он не показывался на глаза клиентам, сказал своей хозяйке, что она может хоть сейчас присоединиться к сестре, а при желании в любое время в одиночку навестить пленника. Или нового пленника, который скоро должен был появиться в соседней комнате.

Потрясенная Клео не нашла слов для ответа. Она стояла и безотрывно смотрела на экран монитора, и когда Виктор подал ей стакан минеральной воды, не почувствовала в ней необычного привкуса.

В себя она пришла, сидя за столом в гостиной во время вечернего банкета с посетителями отеля. О чем на банкете велась беседа, Клео не помнила, впрочем, не помнила она и того, что с ней происходило той ночью – видимо, в вино, которое она пила, тоже было подмешано какое-то снотворное. Зато раннее утро следующего дня хозяйка «Рыболовного эдема» не забудет никогда.

Клео проснулась от резкого запаха нашатырного спирта, пузырек с которым ей сунули под нос. Ноги плохо слушались, но упасть не давали капитан Нурмос и господин Виктор, с двух сторон поддерживавшие Клео под руки. Они были на улице перед отелем, и она увидела, как лучи солнца, восходящего из-за дальнего леса, словно маленькими язычками пламени коснулись его красной черепичной крыши.

Потом она увидела свою сестру, стоящую перед входом в «Рыболовный эдем», и еще два языка пламени: одним были ее пышные рыжие волосы, другим – уже по-настоящему горящий факел в ее вытянутой руке. И не успела Клео открыть рот в предостерегающем крике, как Марья размахнулась, и факел полетел на ступеньки крыльца.

В считанные секунды отель снизу доверху охватило пламя. Сквозь учащающийся треск лопающейся черепицы до Клео донеслись крики-визги. Она уже слышала подобные крики пять лет назад, когда на этом самом месте в доме заживо сгорал ее отец. Не один раз она слышала их по ночам во сне и закрывала уши руками с такой силой, что становилось больно. И от этой боли Клео просыпалась.

Сейчас она, к сожалению, не спала, и зажать уши у нее не получилось – две пары крепких рук не позволили это сделать. И вырваться ей не дали, как Клео ни старалась. А дом горел свечой, и жар от него становился все сильней. Ветра не было, но, казалось, появись хоть небольшое дуновение, и язык пламени вмиг слизнет Марью, стоявшую совсем недалеко от взмывавшего в небо огненного факела.

Марью эта близость ничуть не пугала. Наоборот, она шаг за шагом приближалась к дому. Но вот жар остановил рыжеволосую поджигательницу, и тогда она через голову сорвала с себя платье и, скомкав, швырнула его в сторону огромного пожара. Платье, не долетев до огня, упало на траву и вскоре вспыхнуло от попавшей искры. Оставшаяся полностью обнаженной Марья ликующе закричала и, беспорядочно взмахивая руками, заплясала в сумасшедшем танце, а Клео с криком «Остановись!», лишилась сознания и повисла на руках мужчин.

Когда Клео пришла в себя, капитан посвятил ее во все подробности случившегося. В свое время она сама рассказала ему про пироманские наклонности младшей сестры. Знать бы ей тогда, что капитан болен не меньше Марьи! Но если сестра страдала манией поджигательства, то он – манией садистско-гомосексуального характера.

Пообщавшись с Марьей, капитан скоро понял, что они смогут найти общий язык. Занимая в округе довольно высокую милицейскую должность, он имел немало своих людей в разных кругах, в том числе и в криминальных. А будучи человеком неглупым, капитан вскоре разработал довольно легко осуществимый план. Марья заманивала в «Рыболовный эдем» явно богатого клиента. В удобный момент ему подмешивали в еду или питье снотворное, господин Виктор помещал его – бесчувственного – в одну из подвальных комнат жилого дома, заковывал в наручники, и рыболов, вместо того чтобы отдыхать на озере и флиртовать с Марьей, становился рабом ее и садиста-капитана. Господин Виктор из-за инвалидности оставался лишь в качестве наблюдателя, но и этого ему было достаточно. К тому же приемный сын делился с ним доходом от продажи машины обреченного клиента, а перегнать ее и сдать по своим каналам капитану Нурмосу не составляло труда.

Затем осуществлялась подготовка к «игре в пожар» – так называл капитан поджог «Рыболовного эдема». Только это была далеко не игра. Вместе с господином Виктором капитан Нурмос очень тонко все рассчитал. Во время специально устраиваемого банкета посетители отеля должны были быть усыплены не очень долгодействующим снотворным, потом кого-то из них (кто был наиболее симпатичен Марье и капитану) быстро на специально приспособленных каталках перевозили к жилому дому и перетаскивали в подвальные комнаты, а других – в номера отеля, где связывали или приковывали наручниками, к примеру, к ножке кровати. После чего из отеля выносились все ценные вещи, вся немногочисленная мебель, кроме деревянных кроватей, на которых лежали усыпленные посетители.

Капитан и господин Виктор вдвоем должны были управиться со всем этим часа за три. К тому времени на улице уже рассветало, и пожар, зарево которого хорошо и издалека видно ночью, в раннее утро, когда все еще спят, не мог бы привлечь чье-то внимание.

Последние точки в этой «игре» – обливание стен и пола первого этажа керосином, запирание входной двери и зажигание спички – оставались за Марьей. И при первом поджоге «Рыболовного эдема» Клео стала свидетельницей, как младшая сестра поставила уже самую последнюю точку.

Для Клео это оказалось страшным потрясением. Все ее надежды, что Марья забыла о своей болезни и перестала быть пироманкой, рухнули. К тому же и сестра, и капитан Нурмос, и господин Виктор оказались жесточайшими, извращенными преступниками. Ведь они заживо сожгли в отеле четырех человек: толстяка, обоих братьев-близнецов и Мориссона, а на место последнего поместили нового пленника – Крутова, которого с первого дня заточения стали подвергать тем же издевательствам. Но самым потрясающим было то, что не успело еще остыть пепелище, как началась подготовка к новой «игре в пожар» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

За автомобили клиентов были выручены неплохие деньги. Десяток строителей, нанятых капитаном, не задававших лишних вопросов и не совавших нос в чужие дела, в считанные дни на месте сгоревшего отеля построили почти точную его копию с той лишь разницей, что зеленая крыша была из более дешевой черепицы, да и весь строительный материал был довольно дешев.

Пленник эксплуатировался по мере возникающего у его тюремщиков желания. А Клео, практически все время не покидавшая свою комнату, думала, как же со всем этим справиться.

Не прошло и месяца, как заново воздвигнутый «Рыболовный эдем» был готов принять новых клиентов, и Марья вновь выступила в роли приманки для рыболовов. Но теперь и Клео высказала желание принять в этом участие и тоже найти клиента…

* * *

– И твоим клиентом стал я? – пальцы Игоря с силой сжали волосы Клео.

– Да, – сказала она и издала слабый стон.

– Решила уподобиться капитану и своей сумасшедшей сестренке?

– Если бы это было так, то тебя навещал бы еще и капитан.

– Мне вполне было достаточно одной Марьи.

– Сестра и капитан – это далеко не одно и то же, – сказала Клео, и Игорь уловил в ее интонации и горечь, и злость. – Я попросила его временно тебя не трогать, а довольствоваться двумя другими…

– Двумя другими?

– В соседней комнате в таком же положении находятся еще два рыбачка, с которыми ты познакомился на ужине. И капитан Нурмос с Марьей по очереди с ними забавляются. Капитан не хотел держать сразу трех «невольниц», но я заявила, что мне нравишься только ты. Но комнаты только две, и капитан предложил на вас троих бросить жребий. Тебе не повезло, то есть выпало сгореть…

– Так им, значит, повезло!

– Да. – Клео не обратила внимания на реплику. – Ты не понравился капитану. Он сказал, что ты ему чем-то подозрителен. И ведь не ошибся?

– Что же во мне такого подозрительного, черти окунячьи?

– Не знаю, – сказала она, немного подумав. – Но, выходит, что капитан оказался прав, раз ты смог спастись и там, на пожаре, и каким-то образом освободиться от наручников здесь. Кстати, как тебе удается освобождаться от наручников?

– Перегрызаю, – сказал я, немного озадаченный ее последними словами. – Скажи лучше, кто придумал сковать наручниками меня и Крутова? Зачем?!

– Идея капитана, – хмыкнула Клео. – Постой… а почему ты назвал его Крутовым? То есть откуда это узнал? Он что, очнулся?

– Что значит очнулся? – еще больше удивился Игорь. – Геша Крутов был мертвым!

– Нет. Господин Виктор усыпил его, так же как и всех вас, только для этого бедняге увеличил дозу снотворного. Значит, увеличил недостаточно…

– Как раз достаточно. – Игорь заскрипел зубами. – Я видел, как горят его ноги!

– Тогда откуда…

– Это был мой друг. Больше месяца назад я рассказал Геше Крутову, как познакомился с твоей… очаровательной сестрой, которая приглашала половить рыбку. Я от этого предложения отказался, а вот Геша на него клюнул… себе на беду.

– Да, сестра оказалась неплохой приманкой.

– Ты тоже, – сказал Игорь. – Но сейчас я почти сорвался с крючка, а вот ты попалась.

– Тебе это только так кажется, – спокойно сказала Клео. – Не думай, что если ты станешь угрожать капитану расправой со мной, он будет очень сильно переживать за мою жизнь. На меня ему плевать. Больше того, я ему не нужна. А вот тебе я очень нужна. И ты мне очень нужен.

– Зачем?

– Чтобы решить некоторые проблемы…

Игорь не успел спросить, какие проблемы она имеет в виду.

Словно фотовспышка, в комнате зажегся свет. Клео рванулась, но ее волосы он держал крепко, и тюремщица-пленница, лишь немного приподняв голову, тут же откинулась назад.

– Зачем вы ослабили наручники! – крикнули со стороны двери.

Игорь увидел пересекающего комнату мужчину с занесенной для удара увесистой тростью в правой руке. Судя по лицу, обезображенному старыми ранами, это был тот самый вуай, господин Виктор, про которого рассказывала Клео. Он сильно хромал, из-за чего двигался не очень быстро. У Игоря оказалось несколько мгновений, чтобы сосредоточиться. Когда трость, рассекая воздух, начала приближаться к его ногам, Игорь наконец-то отпустил волосы Клео, повернулся на правый бок и выбросил левую ногу, намереваясь попасть калеке в область паха. Его удар оказался быстрей, а у Виктора не получился вовсе, поэтому тот был вынужден взвыть и схватиться за то самое место, куда Игорь нацеливался.

Понимая, что если калека отдалится от кровати, освобождение вряд ли состоится, Игорь свободной рукой схватил за волосы теперь уже его и, вкладывая все силы, приложил это уродливое лицо к своим согнутым коленям. Услышать сдавленный хрип стало настоящим блаженством.

Игорь еще дважды успел повторить действо с его лицом, да с такой силой, что даже коленям пришлось не очень-то сладко, прежде чем в комнату влетели сначала Марья, а за ней уже виденный Игорем однажды у придорожного ресторанчика милиционер. Правда, сейчас он был не в форме и даже не был полностью одет, кстати, как и Марья. На ней были трусики и полузастегнутая блузка, на нем – только брюки и ботинки, но зато в руке страж порядка сжимал пистолет. Не просто сжимал, а целился Игорю в голову и, кажется, уже начал нажимать на спусковой крючок…

* * *

Голова, как ни странно, не болела. Хотя, по идее, этому должна была бы способствовать внушительного размера шишка на затылке, которую Игорь нащупал первым делом после того, как пришел в сознание. Он попытался вспомнить причину ее появления, но это оказалось сложновато. Не мог же в этом оказаться виновным капитан, тот самый, которого Клео обвиняла чуть ли не во всех смертных грехах, и который готовился снести из своего пистолета половину головы Игоря. Так, значит, это сама Клео чем-то не очень легким и не очень ласково приложила его по затылку. Во всяком случае, кроме нее сзади Игоря никого быть не могло.

Впрочем, в данный момент это было не так важно по сравнению с тем, что Игорь вновь почувствовал, когда увидел себя на проклятой кровати. На руках были все те же наручники-браслеты, и тросики от них – поблескивающие новизной тросики – все так же тянулись в амбразурки. Пусть Игорь мог свободно шевелить руками, но цепи есть цепи, и в любой момент они могли натянуться и сделать его совершенно беспомощным. Получалось, что мучительные усилия по перепиливанию этих цепей с калечением пальцев острым гребнем призового значка, все надежды на освобождение и мщение привели к тому, что он всего-навсего узнал тайну «Рыболовного эдема» и заработал шишару.

Хотя нет, не напрасно Игорь мучился. Пусть частично, но все-таки отомстил одному из своих тюремщиков. Но что же дальше?

– А дальше ты наконец-то узнаешь, каково по-настоящему быть невольницей нашего эдемчика, – сказал кто-то за головой Игоря, и он понял, что последние свои мысли высказал вслух.

Еще он понял, то есть догадался, что говоривший был не кто иной, как капитан Нурмос. Значит, он находился в комнате-камере, пока Игорь был без сознания, и, возможно, сам привел его в чувство, к примеру, дав чего-нибудь понюхать. Рассуждать на эту тему времени не было. Игорь сделал попытку вскочить, но не тут-то было – проклятые тросики, секунду назад позволявшие свободно манипулировать руками, теперь натянулись гитарными струнами, сводя на нет сопротивление, принуждая откинуться назад.

Капитан Нурмос был не один. Справа и слева от него стояли обе рыжеволосые сестренки. Ухмыляющаяся Марья держала в руке маленький черный пульт, направляя его в сторону пленника. На Клео он даже не посмотрел, а вот со взглядом капитана Нурмоса лучше было бы не встречался. Глядел он на Игоря так, как, наверное, в Средние века смотрели в глаза пытаемых еретиков садисты отцы-инквизиторы.

– До упора не растягивай, чтобы перевернуть было проще, – сказал капитан Марье.

Растяжение прекратилось. Игорь в который уже раз лежал на спине с раскинутыми руками и ничего не мог с этим поделать. Но если прежде такое положение становилось предпосылкой прихода одной из сестер, то теперь… Игорь живо представил сцену, которую Клео наблюдала по монитору, когда Марья и капитан изгалялись над первым посетителем «Рыболовного эдема». Неужели ему сейчас предстоит испытать то же, что выпало бедолаге? Будь возможность, Игорь предпочел бы умереть. Но ее не было. Ведь не может же человек, если он, конечно, не какой-нибудь суперйог, только усилием воли заставить свое сердце остановиться. Игорю оставалось лишь понапрасну напрягать мускулы, вертеть головой, кричать, да, может быть, пару раз лягнуть попавшегося под ногу…

Наверное, если очень сильно чего-нибудь не хотеть, то это все-таки не произойдет. С Игорем такое пару раз случалось на рыболовных соревнованиях. То есть не с ним, а с его соперниками, когда Игорь чуть ли не бредил, желая, чтобы они не победили, чтобы поймали рыбы меньше него. И словно этим своим отрицательным желанием мешал им физически.

Вот и сейчас то, чего Игорь очень сильно не хотел, действительно не произошло. А произошло вот что. Капитан Нурмос и Марья – один слева, другая справа уже схватили Игоря за ноги, и в это время он краем глаза увидел Клео с занесенным над капитаном журнальным столиком. Еще секунда, и столик обрушился тому на голову, повергнув на пол.

– Ты что? Ты зачем?! – взвизгнула Марья и метнулась к сестре, которая, продолжая держать столик (оказавшийся на удивление крепким, благо не развалившимся после соприкосновения с капитанской головой), выставила его вперед ножками.

Дожидаться, когда Марья окажется рядом, Клео не стала. Вместо этого она поудобнее перехватила свое орудие сокрушения и еще разок опустила его на вроде бы не до конца вырубленного капитана. Сразу после этого старшая сестра выронила столик, отскочила назад и в руках у нее оказался пульт. Секунда, и Игорь смог согнуть руки в локтях, еще секунда, и у него появилась возможность встать с кровати, а в следующее мгновение он уже держал Марью. Одной рукой выкручивая ее правую руку, другой – сжимая горло.

Игорь собирался немедленно убить эту рыжую стерву. Для этого надо было придать израненным пальцам еще не так уж много усилия. Но в это самое время он вдруг ощутил жгучее желание овладеть ею. Марья выглядела сейчас, впрочем, как и всегда, очень сексапильно. И к этой ее, наверное, врожденной особинке добавилось в глазах мелькающее выражение злости, растерянности, беспомощности, страха и одновременно вызывающей жадности до самца озабоченной самки.

Сжимающие горло пальцы ослабили хватку, и уже через мгновение тискали упругую грудь девушки, прикрытую лишь тонкой материей блузки, а рука, только что выкручивавшая ее руку, оказалась ниже талии Марьи. Это было словно какое-то колдовство, наваждение. Еще минуту назад Игорь, чтобы не быть непоправимо опозоренным, мечтал распрощаться с жизнью, а теперь поменялся ролью с мучительницей-тюремщицей, но «отомстить» собирался не чем иным, как доставлением удовольствия! Вот ведь как непредсказуемо могут проявиться человеческие инстинкты…

– Эй, охладись! – услышал Игорь, словно сквозь вату в ушах, голос Клео и сразу догадался, что «проявление желания» слишком явно бросается в глаза.

– А ты не ори, – прикрикнула она на младшую сестру. – И лучше отойди в сторонку, если не хочешь оказаться на полу рядом со своим Нурмосом!

– Ты что, готова вот так же, как и его, треснуть меня по голове? – удивилась Марья. – Ты действительно готова сделать так, чтобы я валялась вот здесь с проломленной головой?

Глядя на Клео и оставаясь в плену рук Игоря, она вдруг ответила волнообразным изгибом тела на его прекратившиеся ласки. Но Игорь уже успел «охладиться» и не стал ждать новых вопросов или ответов ни от одной из сестер. Решение, как действовать дальше, еще не до конца созрело, а реакция уже произошла…

Так же мгновенно Игорю иногда приходилось реагировать во время вываживания крупной щуки. Он или временно поддавался, ослабляя фрикционный тормоз, или, наоборот, не давал подводному сопернику ни одного мгновения на проявление инициативы. Сейчас поддаваться чему-либо было бы глупостью. Скорее всего непоправимой.