Текст книги "Пирамида не-творчества. Вневременнáя родословная таланта. Том 2"

• «Когда Николай Лобачевский (1792–1856) представил в 1832 году на обсуждение Российской академии идеи неэвклидовой («воображаемой», как он ее назвал) геометрии, против выступили известные русские математики М. Остроградский и В. Буняковский. «Работа выполнена с таким малым старанием, что большая часть её непонятна,» – сказал, например, М. Остроградский. И, заключая свою речь на заседании, заявил, что этот труд «не заслуживает внимания академии»…» (из книги А.Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.);

• «В 1829 году Эварист Галуа (1811–1832) опубликовал в «Анналах математики» (Франция), первую свою работу «Доказательство одной теоремы о периодических непрерывных дробях». И в этом же году его не приняли в Политехническую школу, школу, где учились математики. Непонимание со стороны окружающих вс. Жизнь преследовало этого человека. После неудачи с Политехнической школой он вынужден был поступить в так называемую Подготовительную школу, которая выпускала учителей для королевских лицеев. Преподаватель физики, принимавший у Эвариста вступительные экзамены, оставил свой отзыв о нём: «Галуа единственный, кто отвечал мне плохо. Он ничего не знает. Очень сомневаюсь, что из него когда-нибудь получится хороший преподаватель». А юношу манили недоступные вершины науки… Он решился послать в Академию рукопись, где сформулировал результаты своих исследований. И рукопись, содержащая несколько величайших математических теорий века, была безвозвратно потеряна членом академии О. Коши. Галуа уверен в истинности своих открытий. Он ещё не пришёл в отчаяние, он продолжает работать. Более полно свою теорию математик изложил в работе, которую отправил на ежегодный конкурс на премию Академии. Это кажется неправдоподобным, но рукопись… снова потеряли! Выяснилось, что секретарь академии умер, в бумагах у него ничего не оказалось, никакого следа. Новый секретарь Ф. Араго настоятельно рекомендовал Галуа переписать работу. Эварист согласился и в январе 1881 года он в третий – и последний – раз посылает краткое изложение своей теории «Об условиях разрешимости уравнений в радикалах». Напомнив о судьбе своих предыдущих рукописей, Галуа писал во введении: «Умоляю ценителей моей работы внимательно прочитать хотя бы эти немногие страницы». После долгих проволочек «эти немногие страницы» послали на заключение математикам Лакруа и Пуассону… Время шло, ответа не поступало, и Галуа обращается с письмом к президенту академии: «Смою надеяться, что господа Лакруа и Пуассон не сочтут дерзостью моё напоминание о работе, посвященной теории уравнений и представленной на их рассмотрение 3 месяца назад». Эварист просил выяснить, не потеряна ли его рукопись снова?.. И, наконец, он получает из Академии свою рукопись и сопроводительное письмо. Работу не поняли… В отзыве С. Пауссона (Франция, лето 1831 г.) прямо говорилось: «Мы приложили все усилия, чтобы понять доказательства мсье Галуа. Его рассуждения недостаточно ясны, недостаточно развернуты и не дают возможности судить, насколько они точны…» «Издать отдельной брошюрой, издать за свой счёт», – решает математик. И в его голове слагаются строки предисловия полные горечи и сарказма. И Галуа написал его, подвергнув осмеянию Пуассона, экзаменаторов Политехнической школы, властелинов царства науки… Когда оставалось всего 13 часов жизни (Э. Галуа был смертельно ранен на дуэли, состоявшейся 30 мая 1832 года – Е.М.), он с горечью признавался: «Жизнь моя угасла в жалкой лужице клеветы»…» (из статьи А. Глухова «Величие и трагедия Эвариста Галуа». СССР, 1972 г.).

• «Жан Батист Ламарк (1744–1829) задумал показать, как появились животные и растения, как они изменялись и развивались и как достигли современного состояния. Говоря языком науки, он захотел показать, что животные и растения не созданы такими, каковы они есть, а развивались в силу естественных законов природы, т. е. показать эволюцию органического мира. Свою книгу Ламарк напечатал в 1809 году и назвал её 2Философия зоологии», хотя там речь идёт не только о животных, но «всей живой природе. Не следует думать, что все интересовавшиеся в то время наукой обрадовались этой книге и поняли, что Ламарк поставил перед учёными великую задачу… Одни учёные не обратили на его книгу никакого внимания, другие посмеялись над ней. Наполеон, которому Ламарк вздумал преподнести свою книгу, так выбранил его, что тот не мог удержаться от слёз…» (из сборника Д. Самина «100 великих учёных», Россия, 2004 г.). «К концу жизни Ламарк ослеп и умер в бедности. Академическая наука игнорировала его труды как дилетантские… считалось, что серьёзная наука должна лишь описывать и классифицировать биологические виды и не заниматься умствованиями… что виды животных изменяются с течением времени…» (из сборника «100 человек, которые изменили ход истории: Чарльз Дарвин», Росс. изд-во, 2008 г.);

• «Происхождение видов» (1859) Чарльза Дарвина (1809–1882) было встречено кратковременным, правда, но тем более оглушительным взрывом ругательств… Период отрицания и нападок тянулся 3–4 года. Теологи бранились, академики брюзжали, большинство ученых молча переваривало новую теорию… В летописях английской науки памятно бурное заседание Британской ассоциации, на котором противником Дарвина выступил епископ Оксфордский. Епископ, что называется, ни аза не смыслил в естествознании, но тем более яду подлил в свое «сообщение»…» (из очерка Энгельгарда «Чарльз Дарвин…», Россия, 1891 г.) «Епископ Самуэль Вильберфорс, член палаты лордов, был один из тех, кто подвергал критике буквально каждое положение книги Дарвина. В июне 1860 года, выступая в Британском научном форуме, он назвал «Происхождение» дурно написанной книгой. В конце выступления епископ насмешливо спросил Томаса Гексли, одного из сторонников Дарвина, по какой линии – дедушки или бабушки – тот происходит от обезьяны. Гексли ответил, что предпочёл бы иметь в качестве предка обезьяну, чем болтливого человека, вмешивающегося в научные споры, о которых не имеет никакого представления…» (из монографии «100 человек, которые изменили ход истории: Чарльз Дарвин», российск. изд. 2008 г., «Наиболее враждебный приём новая теория встретила во Франции. Флуранс, Эли де Бомон и вообще академические светила отнеслись к ней с величайшим презрением. Флуранс дал очень резкий и пренебрежительный отзыв о «Происхождении видов»; сущность его аргументации сводилась, впрочем, к тому, что он, Флуранс, непременный секретарь академии, не признаёт, на одобряет и не разрешает, а, следовательно, теория никуда не годится. Долгое время «Происхождение видов» оставалось даже непереведенным на французский язык. Нельзя было найти издателя…; большинство было того мнения, что о подобных фантазиях не стоит и рассуждать серьезно… Объемистые сочинения и бесчисленные диссертации доказывали миру, что теория Дарвина ложна, вреда, противоречит всем фактическим данным…» (1882 г.)…» (из очерка М.Энгельгарда «Чарльз Дарвин…», Россия, 1891 г.);

• «Титульный лист международного журнала «Генетика», выходящего в Лондоне, обрамлен постоянной двойной рамкой, внутри которой начертаны имена крупнейших естествоиспытателей; среди них, рядом с именами Линнея, Дарвина, Менделя, – имя Николая Вавилова (1887–1943). Его можно назвать энциклопедистом 20-го века. Генетика, ботаника, со многими разветвлениями, агрономия, теория селекции, география растений – это далеко не полный круг его научных исканий… Кроме того, он первым применил на практике совершенно новый, глобальный подход к изучению растительного мира как единого целого в масштабах планеты… Последние 30 лет недолгой жизни Вавилова, связаны с Ленинградом. Здесь в полной мере раскрылись его многообразные дарования. Здесь он создал подучивший всемирную известность научный центр – Всесоюзный институт растениеводства. Здесь он растил молодых ученых. Здесь мужественно отражал нападки воинствующих неучей и авантюристов, насаждавших… лженауку. Работать Вавилову становилось все труднее и труднее. Еще в 1929 году был изгнан с работы ближайший его сотрудник, крупнейший биолог С. Четвериков. Начались нападки и на академика Н. Кольцова. Может быть, судьба Вавилова не была бы столь трагичной, если бы на его пути не появился Трофим Лысенко… Начиная с 1939 года при негласной поддержке Сталина Лысенко, академик, и его сторонники проводили настоящий разгром генетической науки в СССР…» (из сборника Д. Самина «100 великих ученых», Россия, 2004 г.).

«В очень напряжённой борьбе с официальной наукой протекало утверждение нового в медицине…» (А. Сухотин. «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.).

• «Астрологические занятия Мигеля Сервета (1509 или 1511–1553) вызвали недовольство профессоров университета, дело рассматривалось Парижским парламентом, после чего Сервет был вынужден бежать из города. Он жил в различных городах Франции, занимаясь под чужим именем врачебной практикой…» (из CD Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия, 1998 г.);

• «Андреас Везалий (1514 1564) задавал на лекциях вопросы, которые свидетельствовали о его сомнениях в правоте учения Галена. Гален – непререкаемый авторитет, его учение следует принимать без всяких оговорок, а Везалий доверял больше своим глазам, чем трудам Галена… Он изучал, переводил и переиздавал труды учёных-медиков прошлого, своих предшественников-анатомов. И в их трудах он нашел немало ошибок. «Даже крупнейшие ученые, – писал он, – рабски придерживались чужих оплошностей и какого-то странного стиля в своих непригодных руководствах». Ученый стал доверять самой подлинной книге – книге человеческого тела, в которой нет ошибок… Результатом страстного и упорного труда ученого явился знаменитый трактат в 7-ми книгах, появившийся в 1543 г. и озаглавленный «О строении человеческого тела»… труд Везалия взволновал умы ученых. Смелость его научной мысли была настолько необычна, что наряду с оценившими его открытия последователями у него появилось много врагов. Знаменитый Якоб Сильвий, учитель Везалия, не погнушался тем, чтобы обратиться к самому императору с требованием примерно наказать Везалия. «Я умоляю Цезарское Величество, – писал он, – чтобы он жестоко побил и вообще обуздал это чудовище невежества, неблагодарности, наглости, пагубнейший образец нечестия, рожденное и воспитанное в его доме, как это чудовище того заслуживает, чтобы своим чумным дыханием оно не отравляло Европу…» Большинство именитых медиков встало на сторону Сильвия. Они присоединились к его требованию обуздать и наказать Везалия, посмевшего подвергнуть критике великого Галена. Такова была сила признанных авторитетов, таковы были устои общественной жизни того времени, когда всякое новшество вызывало настороженность, всякое смелое выступление, выходящее за рамки установленных канонов, расценивалось как вольнодумство…» (из сборника Д.Самина «100 великих ученых», Россия, 2004 г.);

• «Примечательно, что Парижский медицинский факультет отказался признать факт циркуляции крови в организме человека. И это спустя 20 лет после открытия кровообращения. Возглавил борьбу против Уильяма Гарвея (1578–1657) Жан Риолан-сын (1577–1657). В 1648 году Риолан опубликовал труд «Руководство по анатомии и патологии», в котором подверг критике учение о циркуляции крови… Долгое время Парижский факультет являлся рассадником консерватизма, он закрепил авторитет Галена и Авиценны парламентским указом, а врачей, придерживающихся новой терапии, лишал практики. Факультет в 1667 запретил переливание крови от одного человека другому. Когда же король поддержал эту спасительную новацию, факультет обратился в суд и выиграл дело…»«(из сборника М. Шойхета «100 великих врачей», Россия, 2006 г.).

• «Ещё в середине 17-го века Жан Дени (1643–1704) успешно осуществил первое переливание крови от ягнёнка обескровленному больному. Конечно, тогда эта операция нередко вела к гибели людей, поскольку кровь брали от животных. Поэтому передовой способ лечения и внедрялся так тяжело…» (из книги А. Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.). «15 июня 1667 года Жан Дени решился на первое переливание крови от человека человеку. Первым реципиентом был 15-летний юноша, страдавший лихорадочным заболеванием, которому по этой причине по тогдашнему обычаю раз двадцать пускали кровь из вены. От этого ему, естественно, становилось всё хуже и хуже, и наконец состояние его стало совсем плохим. Дени ввёл ему в вену серебряную трубку и влил через неё примерно четверть литра донорской крови. Результат был хорошим, и Дени произвёл переливание крови ещё двум больным. Такое лечение вызвало в Париже огромную сенсацию. Врачи разделились на два лагеря – одни восторгались Дени, другие с не меньшим пылом бранили его…» (из сборника «Малая энциклопедия открытий», Украина, 2001 г.). «Дело дошло до французского парламента, который окончательно похоронил надежды врачей, запретив предложение учёного» (из книги А. Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.). «…Король был за Дени, факультет против него. Обратились к суду, который вынес решение, что переливание крови может производиться только с согласия факультета, то есть практически больше производиться не могло. В Англии также обнаружили большой интерес к переливанию крови, в особенности после того, как одному душевнобольному впрыснули кровь ягнёнка, чтобы вделать его более послушным. Однако, после парижского запрета к идее переливания крови стали относиться сдержанно, так как никто уже не осмеливался предпринять чего-либо, решительно отклонённого Парижском факультетом…» (из сборника «Малая энциклопедия открытий», Украина, 2001 г.);

• «Вспомним открытие Эдуарда Дженнера (1749–1833). Оно сопровождалось свистопляской «врачей-обскурантов». Возникли, как по мановению волшебного жезла, тысячи врагов Дженнера, которые в медицинских журналах всячески порочили оспопрививание. В английском парламенте был поставлен вопрос о запрещении оспопрививания, и врачи с пеной у рта, основываясь на Библии, доказывали, что открытие Дженнера позорит английскую нацию и является преступлением против человека. Те же врачи распространяли слухи о том, что прививка коревой оспы может превратить человека в быка. Более столетия открытие Дженнера в Англии подвергалось посрамлению, в то время как в других странах оно приносило уже неоценимые плоды. Ещё совсем недавно в Англии насчитывались сотни случаев натуральной оспы благодаря той же формуле: «Весть пророка в своём отечестве»…» (из книги А.Чижевского «На берегу Вселенной. Воспоминания о К.Э. Циолковском», СССР, 1962 г.);

• «В своё время Парижская академия наук сумела Франца Месмера (1734–1815), осуществившего первые опыты гипноза, заклеймить как шарлатана… Посетив курс лечения Месмера, академики публично осудили его, а одному профессору, члену же академии, пытавшемуся защитить первооткрывателя, заявили, что ему не место среди них. После этого гипноз вообще не признавался около 100 лет» (из книги А.Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.);

• «Упорное сопротивление оказали в начале 19-го века английские научные круги и Парижская академия медицинских наук внедрению в практику врачевания наркоза. Английский врач Г. Гикмен безуспешно просил разрешения применить для обезболивания при операциях закись азота. И хотя он испытал это наркотическое средство на животных и даже на себе, медицинские власти Англии и Франции остались непреклонны… (из книги А.Сухотина «Парадоксы науки», СССР», 1978 г.);

• «Более 40 лет добивались передовые врачи ряда стран права использовать наркоз в медицине. В России это начинание возглавлял великий хирург Николай Пирогов (1810–1881). Его тоже встретили немалые препятствия. (из книги А. Сухотина «Парадоксы науки», СССР, 1978 г.). «Гениальный ум и непостижимая научная интуиция Пирогова настолько опережали время, что его дерзкие идеи, например, искусственный сустав, казались фантастическими даже мировым светилам хирургии (из сборника М. Шойфета «100 великих врачей», Россия, 2006 г.);

• «Парижская медицинская академия противилась признанию микробной природы ряда болезней. Эта идея Луж Пастера (1822–1895), составившая эпоху в медицине, фундаментально повернувшая ее, оказалась в огне критики вое тех же «бессмертных» (так именуют с давних пор действительно бессменных академиков) и была решительно побита» (из книги А. Сухотина «Превратности научных идей», СССР, 1991 г.). «…Сыграло свою роль отношение профессиональных врачей, членов Медицинской Академии, среди которых только двое-трое поддерживали Пастера в разгар травли… Некий доктор Петер, давнишний враг его и бактериологии вообще, обрушился на него в Медицинской Академии, доказывая, что Пастер отравляет, а не вылечивает людей…» (из очерка М.Энгельгардта «Л. Пастер, его жизнь и научная деятельность», Россия, 1897 г.);

• «Доктор медицинских наук В.Н.Исаев сделал открытие, в равной степени принадлежащее стоматологии и иммунологии. Судьба этого разносторонне одаренного человека могла бы стать счастливой и для него самого, и для науки, если бы не «странные» нравы в медицинских кругах. Группа стоматологов, облеченных степенями и званиями, не рискуя вступить в открытый научный спор, тем не менее взялась перекрыть Исаеву пути, организовав формальное преследование своего ударенного коллеги. «Дело Исаева» получило огласку в печати, и теперь не только стоматологи, но и широкие круги общественности могут составить представление о том, как порой в медицине «поддерживаются и распространяются» новаторские идеи…» (из книги А. Левикова «Ищи себя, пока не встретишь», СССР, 1987 г.);

• «Ныне всему миру известен выпестованный курганским профессором Гавриилом Илизаровым (1921–1992) метод восстановительной хирурги костей. Известен-то известен, но столько, зим был безвестен… Дело не просто в особом аппарате. Илизаров нащупал удивительную способность костной ткани наращивать новые образования, притом внушительно. Это распахнуло возможность без хирургического вмешательства, но исключительно методами терапии удлинять (а если нужда, то и укорачивать) размеры кости. Иначе сказать, выросла перспектива управлять костообразованием, придавая конечностям практически любой рисунок. Илизаров с сотрудниками уже имел крупные результаты. Уже набраны клинические подтверждения, ширилась популярность. Но пробиться в медицинскую практику сквозь официальное сито ведомственных параграфов новатор еще долгое время не мог. В его клинику зачастили комиссии, шли освидетельствования и переосвидетельствования. Бюрократия трудилась. Кто-то был за, но больше против. А уж в медицинском ведомстве, если заронилось сомнение, оно разольется морем. И как бы ни был хорош метод, ему неизбежно станет худо и еще хуже… Тяжелый удар нанесло, например, заключение конференции, проходившей в Свердловске в 1957 году, когда лечение по Илизарову объявили «слесарной медициной»…Порой колебались даже те, кто сочувствовал. Один коллега, прослушав доклад, сказал Гавриилу Абрамовичу: «Метод хорош. Смущает стремительность излечения. Это не входит в сознание». И посоветовал: «Завышайте сроки, тогда лучше поверят»… Если бы не так оригинально, не так дерзко… Что удивительно, Илизаров, доказывая высокую полезность своего метода, взывал к министерским кабинетам, упрашивал сомневающихся ехать в Курган и посмотреть прямо в клинике, как все обстоит. Ему неизменно отвечали: «‘Этого не может быть». Железобетонная, аргументация: «Я не слышу, что вы говорите, но я определенно с вами не согласен»…» (из книги А. Сухотина «Превратности научных идей», СССР, 1991 г.);

• «Когда Святослав Федоров (1927–2000) начинал свой марафон к искусственной глазной линзе, гимнов ему не слагали. Наоборот, продвижение к цели имело другое сопровождение. Как и все значительное, метод шел вразрез принятым медициной способам лечения. Молодой хирург сразу же попал под кинжальный обстрел…» (из книги А. Сухотина «Превратности научных идей», СССР, 1991 г.). «Светилам офтальмологии пришлось не по вкусу начинания «выскочки» из Чувашии. В «Правде» появилась статья, где операции. Федорова назывались «антифизиологичными». Тему Федорова тут же закрыли. Федоров пишет заявление об уходе из НИИ»…» (из сборника М. Шойфета «100 великих врачей», Россия, 2006 г.). «Свои исследования врач продолжил уже в Архангельске. Официально методика Федорова была принята лишь через 16 лет, когда стало невмоготу ее скрывать и за спиной лежало более 5 тысяч операций…» (из книги А.Сухотина «Превратности научных идей», СССР, 1991 г.).