Текст книги "Зигзаги Времени. НИИМИ"

9. Внезапно возникшая идея

Колокола в церквях трезвонили празднично. Услышав разноголосый бронзовый звон, крестьяне истово крестились.

Покров.

Снег на Покров лег уже окончательно. Виктор по наивности так и полагал, что название праздника напрямую связано со снегом покрывшим, будто белым покрывалом, землю, приготовив природу к долгой зимней спячке.

Такими соображениями молодой человек и поделился с Замараевским священником – отцом Мелентием.

У обычно невозмутимого священника брови, словно сами собой, поползли вверх.

– А ты, сын мой, признаешь ли нашу православную веру?

Оп-па!

Виктор озадаченно покрутил головой. Из церковных праздников молодой человек более или менее знал лишь о Рождестве и о Пасхе. А что уж говорить об остальных… Вроде бы и христианство худо-бедно, но возвращается в Россию, но все равно. Но Россия времен Наполеона совсем не то, что современная ему. И не знать религиозных праздников в этой России несколько непонятно. Мало того, такое еще и недопустимо.

Виктор озадаченно почесал подбородок. Пальцы к его удивлению заскребли по отросшей за неделю колючей щетине.

«Побриться бы», – мелькнула непрошеная мысль.

– Ты не слушаешь меня, сын мой, – укоризненно произнес отец Мелентий. Далее он продолжил уже поучительным тоном, – Страшно и чудно видение честную святцу Андрея и Епифания, како видеста на воздусе святую Богородицу, пришедшу Влахерну в святую церковь с ангелы и с Предотечею и с Богословцем Иоанном и с инеми многими святыми. Народу стоящу в церкве, видеста молящуся с слезами к Сыну за весь мир. И глагола Андрей к Епифанови: «Видиши ли Царицу и Госпожу всех, молящися за мир?» Он же рече: «Вижу, отче!» И покрывши честным своим омфором, светящися паче електора люди сущая в церкве…

А колокола продолжали звонить, наполняя воздух несколько протяжными мелодичными звуками. В гулкий звон вплелись более нежные голоса колоколов поменьше. Россыпью звонких звуков отозвались мелкие колокольчики.

Целый колокольный оркестр!

А что если…

– Извини, батюшка, – лишь в последний момент Виктор вспомнил, как нужно обращаться к священнику, – а ты можешь различить, когда и какой колокол звонит?

От удивления Мелентий аж задохнулся, прервавшись чуть не полуслове.

– А как же, – немного помедлив, проговорил священник и самодовольно огладил густую бороду, – да любой православный, думаю, справится.

Виктор на мгновение замолчал, обдумывая что-то ему одному известное.

– Ага! А вот Французы смогут разобраться в этом звоне?

– Французы? – Мелентий внимательно оглядел Виктора с головы до ног, – Сомневаюсь…

– Ты что-то задумал? – встрял в разговор Александр.

Виктор хлопнул друга по плечу.

– А то! Мы ж сможем при помощи колоколов передавать крестьянам сведения! – торжествующе проговорил он, – И противник ни о чем не догадается.

Привлеченный последними словами, подошел и Тит.

– Что ж тут особенного-то? Мы так и делаем.

Виктор оглядел собравшихся. Взгляд его встретил полное одобрение в глазах крестьян. В стороне еле слышно усмехнулась Оксана.

– И чего смешного? – хмуро пробормотал молодой гусар.

Звякнули шпоры. Подойдя к столу, Виктор расположил на столешнице ташку с грубо вышитым вензелем Императора. Хлопнула о доски крышка поясной папки. Зашуршали выуженные из папки бумаги.

– Это еще зачем, – ткнул в бумаги палец старосты.

– Распланирую наши…

– А чем же ты собираешься писать? – вкрадчиво сказал Александр.

– Так у меня… – Виктор полез в ташку, и тут словно споткнулся, – Оп-па…

– Вот именно…

Иконы из Красного угла смотрели на молодого человека укоризненно. «Как же ты сразу-то не сообразил? А еще говорил, что историей интересуешься».

Виктор почувствовал, что лицо его заливается краской. Молодой человек раздраженно вернул бумаги обратно в недра папки и захлопнул ташку. Дернулись ремни, принимая вес кожаного планшета.

– Значит, насчет колоколов мы решили, – заключил Виктор, тяжело опускаясь на лавку.

За дверью послышались шаги. Скрипнула отворяемая дверь. В клубах морозного воздуха на пороге появились еще мужики, сопровождаемые все тем же Степаном.

Молодой человек опустил подбородок на скрещенные руки. Из груди шумно вырвался выдох.

– С чем пожаловали?

Отстранив вновь прибывших, Степан выступил вперед.

– Мужики из окрестных деревень тоже собираются под твою руку…

Пришедший ражий мужик шагнул в обход Степана.

«Надо же, они еще и за первенство в этом деле борются, – легкая усмешка искривила губы молодого человека, – так и собственную структуру можно будет создать».

– Ми до тебе, Самусь, – проговорил он, снимая шапку.

– Самусь? Кто такой?

– Расскажи, Панас, – подтолкнул мужика его сосед.

– Самусь – Самойло Іванович – полковник Богуславського полку, – замедленно заговорил Панас, – Очолював боротьбу проти турецьких і татарських нападів на Поділля. Наказний гетьман Правобережної України. Керівник повстання проти поляків. Разом зі своїм полком перейшов на Лівобережну Україну. Брав участь у боротьбі зі шведськими військами. Виступав проти зрадника Мазепи.

– Оп-па! – воскликнул Александр, – а мы и не слыхали о таком.

– Так, як не чули?, – Панас почесал в затылке, – Він же наш герой.

– Хм, – пробормотал еле слышно Виктор, – сейчас на Украине несколько другие герои.

– Ага, – так же еле слышно отозвался Александр, – и сам Мазепа уж точно среди них.

– Так ми не з порожніми руками, – продолжил, украинец, – Ми ж гармату Французьку тобі добули.

– Гармату? – повернулся Виктор к Оксане.

Все ж таки как-никак переводчица. Может она и украинский знает? Сам Виктор мог разобрать лишь несколько украинских слов. И то не был до конца уверен в том, их правильно понимает.

– Гармата – это пушка, – вместо Оксаны ответил Александр.

Виктор удивленно воззрился на друга.

– У меня ж на Украине бабушка живет.

Этого Виктор не знал. Да и как? В школе они особо и не дружили. Да, впрочем, Виктор и не интересовался подобными обстоятельствами. Да и зачем?

Вопрос сейчас не об том. Как был – в расстегнутом доломане, Виктор выскочил во двор.

Взвихрился под его сапогами пушистый, еще не притоптанный, снег возле тропинки. Качнулись приветливо покрытые словно кружевами, снежными буртиками ветви деревьев. Ссыпались невесомые хлопья, пятная покрывало свежевыпавшего снега.

На память Виктору пришли его же давние стихи:

 
Выпал снег, такой желанный.
Выпал снег ночной порой
И улегся долгожданный
Белым на земле ковром.
Он лежит – пушистый, нежный,
Словно сказочный покров.
Белой черточкой небрежной
Ветви тронуты кустов.
На крыльце и на дорожке
Не видать еще следов.
Щеки, уши осторожно
Щиплет утренний мороз…
 

Молодому человеку показались эти строки вполне подходящими в данной ситуации.

Все это Виктор заметил как бы мимоходом. Большего внимания заслуживала стоящая чуть поодаль лошадь, запряженная в сани. Заиндевевшая шкура животного слабо подрагивала. Из ноздрей вырывался густой пар.

На санях, полностью прикрытое грубой рогожкой, лежало короткое бревно. Тяжелое, если судить по глубоким следам от полозьев.

Нет, это никак не бревно.

Э-Это…

Машинально обтерев внезапно вспотевшие ладони о сукно чакчир, Виктор шагнул к саням. Негромко скрипнул под сапогами снег.

Отодвинулась в сторону рогожа. Перед глазами предстало нечто темное, округло-холодное. Хищно смотрело на собравшихся бархатисто черное жерло пушки. Что и говорить, Виктор, конечно, встречал реальные пушки того времени, но только в музее или, в крайнем случае, на памятниках. Но никогда до этого момента, пушки не казались ему страшными. Ну железяка и железяка. Ничего особенного.

А сейчас…

Молодой человек всеми клетками тела почувствовал исходящую от металла опасность. Пушка, даже в крестьянских санях, ужа сама по себе выглядела грозно.

Виктор повторно вытер ладони.

Рука осторожно коснулась выпуклого бронзового бока. Пальцы погладили выпуклую букву «N» в лавровом венке.

Александр, отталкивая крестьян, чуть ли не бегом присоединился к другу. Руки его лихорадочно зашарили в санях.

– Чого шукаєш, барин? – осторожно спросил Панас.

– Так ведь одной пушки мало, – Александр похлопал по казенной части орудия.

– Не переживай, барин, – ободряюще махнул рукой Панас, – Все є. І ядра і порох…

10. Еще одно новшество

Совершенно неожиданно ударили морозы. И это в начале ноября!

Хотя…

В голову Виктору пришло воспоминания об одном из давних, еще советских, праздников:

– —

– День седьмого ноября – красный день календаря, – приговаривал папа, собираясь на демонстрацию.

Сам Витя уже с нетерпением поглядывал на дверь. Предполагалось, что сразу после демонстрации все они отправятся в гости. За окном крупными хлопьями валил снег. Кусты смородины в огороде словно накрылись огромными пушистыми шапками.

И вот они двинулись к выходу…

Промелькнул под ногами низкий порог. Качнулись на стенах сеней высушенные березовые веники. Скрипнули доски пола. Папина ладонь ухватилась за почерневшую от времени дверную ручку. Витя приготовился шагнуть в пушистый сугроб, но… дверь, снаружи заваленная снегом, не желала открываться.

– Да уж, проблема, – проговорил папа с улыбкой, – теперь будем тут до весны сидеть.

У Вити засвербело в глазах. Словно сами собой по щекам покатились мокрые дорожки.

– Ты чего это? – удивленно произнес папа.

– К бабуле хочу, – в голосе мальчика зазвенели слезы.

Папа осторожно отодвинул его в сторону. Благо, сени позволяли это сделать. Руки мужчины уперлись в дверное полотно. Двери медленно двинулись. С легким шуршанием отодвигался с крыльца сугроб.

Папа с усилием протиснулся в образовавшуюся щель. Протянутая рука вытащила из полутемных сеней лопату. Несколько томительных минут, и дверь распахнулась во всю ширь. Серый день, наполненный пролетающим снегом, заглянул в полутемные сени. Витя тоже взялся за лопатку.

Совсем же большой – как-никак уже четыре года…

Перед Витиными глазами предстала прогребенная папой узкая тропинка.

Ага! Пройти уже можно. Не оглядываясь, мальчик побежал вперед…

– —

Совершенно неожиданно наперебой зазвонили колокола. Бархатистый звук одного из самых крупных наполнил морозный воздух гулом.

«Одно слово, набат».

– Вот и первый сигнал, – неожиданное восклицание Кузьмича, прервало воспоминания.

– Какой сигнал? – растерянно закрутил головой Виктор.

Староста захватил бороду в кулак, внимательно вслушиваясь в бронзовый перезвон.

– В Липогоры, – проговорил он степенно, – идет большой отряд басурман… Верховых…

Еле заметно дернулся пленный немец. Он что-то тихонько проговорил Оксане.

– Чего он там бормочет? – подозрительно обратился Виктор к девушке.

– С нами хочет, – отозвалась Оксана.

– Я ему покажу «с нами», – свирепо произнес Архип, подхватывая гвоздило.

Мужик, шагнул к пленнику. Тот опасливо вжался в угол, выставив вперед ладони, словно это могло бы остановить полновесный удар огромной дубины.

– Он говорит, что готов сражаться с Французами… – торопливо добавила девушка.

– Подожди, – Виктор ухватил Архипа за рукав, – Что он нам может сделать? А так, глядишь, и впрямь пригодится.

– Твоя воля, служивый, – крестьянин угрюмо толкнул плечом дверь и исчез в полутемных сенях.

Ободряюще хлопнув друга по плечу, Александр устремился к выходу. Запахнулись полы тулупа. Качнулся прикрывающий дверь полог. Виктор старательно опоясался поверх тулупа поясной портупеей. Брякнули о пол ножны сабли. Звякнули шпоры.

Морозный воздух дохнул в лицо. Скрипнул под ногами снег. Где-то простучал по замерзшему стволу дятел. Саму птицу нигде не видно, а звук разносился далеко по лесу.

Черно-белый пейзаж оживлялся лишь яркими пятнами проглядывающих из-под снежных шапок ягод рябины. Не менее ярко полыхали грудки толстеньких снегирей.

У Виктора в голове сами собой зазвучали строки:

 
Тут рябин припорошены снегом
Ярко-красные кисти горят,
Ну а елки под солнечным небом
В белоснежный оделись наряд.
Наш хрустальный дворец оживляют,
Пролетая осколком зари.
Это яркою грудкой сверкают
Гости зимние – снегири.
Снежный лист испятнав запятыми,
Быстрый заяц оставил следы.
Гребень снега срывая крылами,
Улетела сова от лисы…
 

– Что это меня на стихи-то потянуло? – пробормотал Виктор еле слышно.

Но как бы, ни тихо были произнесены эти слова, Александр услышал.

– Ты о чем? – недоуменно проговорил он.

Голос Александра прозвучал на редкость громко. Щелкнул замок закинутого на плечо ружья.

Взрывая с каждым шагом валики снега, чуть не засыпавшиеся через голенища сапок, к путешественникам приблизился Панас. Украинец крепко взял локоть Александра. Рука его в грубой шубенке прижалась к губам в традиционном жесте молчания.

– Не шуми, – предостерег и Виктор.

Он огляделся по сторонам.

– А где пушка? – прошептал молодой человек, обращаясь к Панасу, – сейчас бы она нам здорово пригодилась.

Затаившиеся между деревьев партизаны, пристально всматривались в заснеженную дорогу. Впрочем, какая это дорога – так название одно. Две полузасыпанные неровные колеи.

Резвой трусцой бежала по, так называемой, дороге худая крестьянская лошаденка. Катились вслед за животинкой сани. Время от времени покрикивал сидевший в санях крестьянин-возчик. Слабо колыхались вдоль дороги замерзшие былинки, увенчанные белыми шапками.

Виктор напряженно наблюдал за продвижением саней. Рядом шумно сопел Лайфельс. Редкая щетина на его щеках закуржавилась инеем.

«А впрочем, зачем, на самом деле, нам нужен этот Генрих?» – с еле скрываемым недовольством подумал молодой человек, невольно отодвигаясь от недавнего пленника.

Напряженная тишина нависла над лесом. Приглушенный снегом мерный тяжелый топот приближающихся лошадей нарушил лесное безмолвие.

Взметнув брызги снежной пыли, вдалеке стремительно развернулись сани. Над замершим лесом пролетел протяжный свист. Лошадка пустилась в обратный путь с такой невероятной прытью, какой от нее трудно было ожидать.

Следом, в густом снежном облаке, из-за деревьев в тяжелом галопе выметнулись могучие скакуны кавалерийского отряда. Сверкнули в свете морозного солнца блестящие полосы клинков. Грозно колыхались в такт шагам конские хвосты шлемов. Блеснула сталь нагрудных лат. Огромные всадники настигали крестьянскую лошадку и громкими криками.

«Вот оно!»

Рука Виктора осторожно потянула из ножен саблю.

Александр предостерегающе остановил друга.

– Куда ты, – прошипел он, – пешим-то против кирасиров?

Лошадка, подчиняясь движению вожжей, остановилась как вкопанная. Резко слетела рогожка, явив пушку.

Единый вопль ужаса разнесся со стороны пытавшихся враз остановиться кирасир.

Оглушительно рявкнуло орудие. Катнулись вперед сани. С мерзким шмелиным гудением ударил в кирасир пушечный заряд. Повалились споткнувшиеся лошади.

Вразнобой защелкали выстрелы крестьянских ружей.

– Заряжай! – звонко командовал Степан.

Крестьяне, не слушая, рванулись на врага, бешено размахивая оружием.

– Куда?! – отчаянно заорал Виктор.

Выхватив саблю, он поспешил присоединиться к бойцам отряда. Наперерез ему бросился лишившийся скакуна гигант-кирасир. В руке его слегка покачивался длинный палаш.

Сабля Виктора с трудом отразила тяжелый удар.

На заснеженной поляне зазвенела сталь столкнувшихся клинков.

Последовала серия сильных ударов.

– А еще говорили, о плохой фехтовальной подготовке кавалеристов, – буркнул Виктор, уходя в сторону от прямого выпада кирасира.

Молодой человек отскочил назад, старательно выписывая стальную восьмерку перед грудью. На лице Француза заиграла презрительная улыбка.

«Да, что же это такое? – отчаянно думал молодой человек, – я, по сути, вроде бы должен быть техничнее…»

Ответный удар Виктора звякнул о панцирь кирасы.

Небрежным движением палаша кирасир отвел клинок гусара.

Виктор увеличил скорость движений, стараясь использовать все приемы, известные ему.

Но теперь в атаку перешел кавалерист. Виктор быстро уклонился от пролетевшего возле самого лица острия палаша. Сабля его запоздало резанула по руке Французского мундира. Рукав прочертила враз появившаяся прореха.

Француз изумленно отшатнулся назад. Виктор усилил натиск.

Поединок затягивался.

Последовало несколько молниеносных обменов ударами.

Бойцы кружились друг против друга вокруг поляны.

– Ха! – с оглушительным криком Архип обрушил гвоздило на голову противника Виктора.

Молодой человек остановился, тяжело дыша. Он усталым взглядом осмотрелся.

Бой был закончен.

Крестьяне сводили освободившихся Французских лошадей в единое стадо, или табун.

– А что если нам все-таки создать свою кавалерию? – проговорил Виктор, перебирая сваленные в кучу кирасы…

11. Крестьянская армия

– Нам нужна кавалерия! – решительно проговорил Виктор, запахивая на груди тулуп, – все ж таки наша верховая езда мало изменилась с этого времени.

Брякнул крючок застегиваемого пояса, хлопнули о сапог ножны сабли.

Внезапно Виктору захотелось вернуться домой, в привычную обстановку. Даже в древнем Чампотоне почему-то не возникало такого необычайно острого чувства.

– Какая еще кавалерия? – возмутился Александр, вставая из-за стола, – ты только посмотри, сколько мы потеряли людей в схватке с кирасирами.

Виктор горько посмотрел на друга.

– А какого… этого самого… – наконец, выговорил он, – они всей толпой бросились на латников?

При этих словах молодой человек осекся.

«А и действительно, – задумался он, – а чего, вдруг, наше крестьянское войско рванулось в незапланированную атаку?»

– Как говорил когда-то Игорь Хмель, – назидательно продолжил Виктор, – Вот, когда встречаются один мамелюк и один Француз – побеждает как правило мамелюк, когда встречаются два мамелюка и два Француза – побеждают опять же мамелюки. Но вот когда встречается рота Французов с отрядом мамелюков, то победу уже празднуют Французы.

Молодой человек не мог с уверенностью утверждать, насколько это соответствовало действительности, но именно сейчас почему-то вдруг вспомнилось. С чего бы?

– И почему? – недоуменно спросил Александр.

– Дисциплина! – воскликнул Виктор, – Вот чего нам не хватает! – Дисциплины! И как я сразу-то не догадался?

Виктор подскочил и опрометью бросился во двор. Ножны пробороздили по доскам пола, сборовив половики.

Неожиданно громко хлопнула дверь.

Прогремели по ступеням быстрые шаги.

Испуганно всхрапнула стоящая во дворе лошадь. Вот-вот и вскинется на дыбы.

– Ты чего, служивый? – вскрикнул Пахом, крестьянин из соседней Пихтовки, с трудом сдерживая готовое прянуть в сторону животное.

– Где остальные лошади?

Рука Пахома успокаивающе потрепала скакуна но холке.

– Так это, – неуверенно протянул мужик, – в Замараево они. Тамошним пастухам сподручнее с ними заниматься. А тут только двое и остались… Тебе да…

– Седлай! – скомандовал Виктор.

– Чего это вдруг, «седлай»? – протянул Пахом.

Отмахнувшись от мужика, Виктор бросился в конюшню. Мелькнули перед глазами хомуты и вожжи. Рука сдернула с изгороди денника потник. Опутанное ремнями седло улеглось на предплечье.

Скрипнул под ногами снег.

Слегка прогнулась спина лошади, принимая тяжелое кавалерийское седло. Щелкнули затягиваемые ремни. Звякнули стальные стремена. Молодой человек легко взлетел в седло. Ноги скакуна нервно переступили по слежавшемуся до ледяной корки снегу.

Взметнулся снег из-под копыт. Ударил в лицо свежий встречный ветер. Понеслись мимо елки в пушистых снежных шапках. Тонкой ниткой стелилась под ногами скакуна слегка протоптанная меж развалившихся сугробов. Пахом запоздало припустил за молодым путешественником по времени.

В голове же Виктора опять зазвучали первые строки стихов:

 
Снег искристый разлегся вальяжно
На полянках и тропках в лесу…
 

Но дальше дело не пошло. Виктор перекатывал в голове слова, стараясь хоть как-то сцепить прозвучавшие внезапно строчки.

На этот раз Замараево появилось из-за деревьев значительно раньше, чем ранее. Замараевские мужики встретили молодого человека на околице.

– Ты чего, служивый? – непонимающе проговорил один из них.

Виктор никак не мог вспомнить его имени.

Но ответить он не успел. Взрывая копытами снег, на околице появился и скакун Пахома. Подъехавши вплотную к Виктору, Пахом резко схватил повод лошади молодого человека.

– Какого рожна? – завопил Виктор, выхватывая ремень из рук Пахома, – Или я уж и не командир?

– Командир, командир, – примирительно пробормотал Пахом, отступая на несколько шагов.

– Вот то-то… – Виктор тронул бока лошади шпорами, направляя ее в деревню.

На тот раз Пахом старался демонстративно держаться позади.

Замараевские мужики провожали их недоуменными взглядами.

Нахождение конюшни Виктор определил по характерному запаху.

Из сарайки гурьбой высыпали мужики.

– Чего хотел, ваше благородие? – выступил вперед замараевский староста.

– Седлайте лошадей! – скомандовал Виктор. – Нам надо создать подвижный отряд.

– И то правда, – почесал в голове староста, – чего ж скакунам-то без дела стоять?

Вскоре перед конюшней перебирали ногами сильные кирасирские лошади с сидящими на их спинах пастухами. В руках российских ковбоев змеились длинные хлысты. Таким оружием, наверное, хорошо подгонять отбившихся от стада коров, но для действий оно явно не подходило.

Хотя!

На память молодому человеку пришло что-то из детской книжки, но что именно?

Полсотни всадников выжидающе смотрели на молодого предводителя. Что-то он еще скажет.

– Вот что, братцы, пора нам бить басурман их же оружием, – наконец решительно произнес он.

– Егорка! – строго проговорил староста.

Ближний к нему парень ловко соскользнул с седла. Глухо ударили ноги о заснеженную землю. Скрипнула дверь избы. Из сеней послышался лязг металла. Мгновение спустя на крыльце вновь появился Егорка с ворохом палашей.

– Кстати, – припомнил Виктор, – а где кирасы?

– Зачем нам эти железки? – произнес прислонившийся к стене конюшни ражий мужик, – а то я уж собирался перековать их на что-нибудь полезное в хозяйстве.

А и вправду, зачем? Виктор критически осмотрел конных крестьян.

– Вы не сможете сражаться на равных с обученными кавалеристами Наполеона, – медленно пояснил он, – а тут у нас остается хоть какой-то шанс.

***

Крестьяне, гремя плохо подогнанными латами, вырвались на открытое место, окутанные густой пушистой снежной пылью. Над ними плыл колокольный звон.

Французы на подходе!

– Вперед!

Копыта мерно ударили в землю, взметая снежные хлопья. Небольшой отряд рванулся по еле заметной дороге в направлении, подсказанном колоколами. Мелькнули мимо заснеженные сосны и ели. Ушел назад крохотный перелесок. В морозном воздухе прокатился запах костра с примешавшимся к нему ароматом подгорающего мяса.

– Вперед!

Французы оказались не робкого десятка. Хоть и замотанные для сохранения тепла во всевозможное тряпье, они встретили крестьянскую кавалерию редким строем. Сверкнули на нежарком зимнем солнце штыки.

– В атаку! – надрывался гусар Елисаветградского полка, – Обходи с обеих сторон!

Грянул нестройный залп. С легким жужжанием пролетели мимо свинцовые шарики пуль. Дзинькнули кирасы под редкими пулевыми ударами.

– А-а-а! – единый вопль обрушился на обороняющихся.

Вздрогнули еловые лапы, сбрасывая мохнатые снежные шапки. Испуганно стрекоча, метнулась по сосновому стволу серая белка.

Звонко хлопнули пастушьи хлысты. Свалились в снег выпавшие из замерзших рук ружья. Блеснули полосы палашей. Ударили стальные клинки по непривычным бесформенным меховым шапкам Французов.

Вокруг разваливающегося фургона завязалась схватка. Крестьяне беспорядочно наседали на сгрудившихся Французов.

Один из них, взмахивая легкой шпагой, отвал быстрые приказы.

Сам Виктор решительно потеснил офицера грудью скакуна. Сабля гусара выписывала сверкающие зигзаги перед лицом противника. Француз медленно, но отступал под его настойчивым натиском.

Лишенные даже такого слабого подобия руководства, Французы смешались в беспорядочную толпу.

Виктор спрыгнул с лошади.

Теперь поединок проходил по более привычному для пятиборца графику. Клинки бешено мелькали, скрещиваясь, наполняя полянку сражения мелодичным звоном. Немецкий Solingen уверенно отражал удары.

Офицер вытянулся в длинном выпаде. Виктор отбил шпагу противника вниз. Острие шпаги, отклонившись при ударе, вонзилось в ствол. Офицер рванул застрявший клинок… но было уже поздно. Сабля молодого гусара, не встретив сопротивления, неожиданно резанула по горлу Француза.

Офицер дернулся и сполз на снег.

Виктор отшатнулся, чуть не выронив клинок. К горлу подкатила тошнота. Молодой человек растерянно огляделся.

Бой был окончен.

– Посмотрим, что это они жарили, – жизнерадостно проговорил Егорка, подбегая к оставленному костру.

Рука коснулась подвешенного над огнем мяса. Егорка тут же ее отдернул.

– О, Боже, – воскликнул крестьянский юноша и брезгливо сплюнул, – это же лошадиная нога… Они едят лошадей!