Текст книги "Жизнь и о жизни. Откровения простой лягушки"

Кипада

В начале 1994 года я зарегистрировал фирму «Кипада» (Кировско-Петербургская деловая ассоциация) и для начала арендовал под нее столярный цех. Но главная мысль моя была в том, чтобы организовать производство домов повышенной монтажной готовности, сначала дачных, а потом и жилых. Ведь из набора типовых деревянных блоков можно собирать дома любой конструкции. Подобные дома я видел еще в детстве, назывались они финскими. Такие домики были смонтированы на территории нашего поселка для офицеров воинской части. Я еще семилетним с компанией мальчишек наблюдал, как их собирали, а потом в одном домике неоднократно бывал в гостях. Очень он мне нравился. Было непонятно, почему при массовом дачном строительстве никто не надумал развернуть производство щитовых домиков. По моей идее столярный цех должен был помочь нам выжить на период сильного обесценивания рубля. Размышлял я так, что мол купил материал, прогнал на четырехстороннем станке и тут же погонаж продал. Короткие деньги, как говорят экономисты, инфляция их не успевает съесть.

Идея красивая, но не на период экономического обвала страны. Не мог я тогда объективно оценить степень этого обвала, а она была ужасной. Буквально в течение года население страны резко обеднело, сгорели все накопления. А потом значительная часть его оказалась на улице, без работы, а значит без денег. Главной задачей людей было прокормиться и выжить, а пиломатериалы и домики стали неинтересны. Общеизвестно, что когда предложение превышает спрос, то сначала продукция обесценивается, а потом наступает банкротство предприятий. Так вот получилось так, что я взял цех на волне этих банкротств. Через пару месяцев работы я все это осознал, но мое хохляцкое упрямство не позволило отступить от реализации идеи. Работал я сутками и без выходных. По воскресеньям сидел за чертежами, разрабатывая технологию изготовления домиков, нарабатывая их дизайн и линейку конструктивных исполнений.

В начале моей новой деятельности произошел неприятный момент, через который как я понял позже, проходили все кто затевал собственное дело. Однажды, когда я вместе с рабочими носил не обрезные доски с улицы в цех, подъехала волга, из нее вышли колоритные мужики в малиновых пиджаках и с золотыми цепями на шеях. Выкурили по сигарете, наблюдая за нами. Один из них подошел поближе и спросил, обращаясь ко всем: «Где ваш директор?» Никто ему не ответил, но все уставились на меня. Действительно, заставить себя разговаривать с ними, задача не простая. Я положил доску и запаренный, весь в опилках пошел к их машине. Двое отвели меня в сторону и задали понятный и очевидный вопрос:

– Ну что начальник, давай договариваться, что мы будем иметь за крышу?

Ответил я сразу:

– Пока могу поделиться только долгами. Доски таскаю вместе со всеми не от хорошей жизни.

Возникла пауза, возможно, они столкнулись с нестандартной ситуацией. Наконец, должно быть их главарь, изрек:

– Ладно, поднимайся, но нас не забывай, месяца через полтора подъедем.

Они пошли к машине, сели. Машина резко, пижонисто развернулась и, подняв клубы пыли унеслась.

Проблема крышевания была очень неприятной и понятно меня сильно озаботила. Обсуждая эту тему вместе с бухгалтером, мы предположили, что бандиты имеют информацию о зарегистрированных фирмах и их финансовом состоянии от властных структур. Единогласно приняли решение показывать минимум, только те средства, которые идут на зарплату и налоги. В дальнейшем жестко придерживаясь этой схемы, мне удалось за двенадцать лет самостоятельной работы на рынке избежать как государственных проверок финансовой деятельности, так и бандитских наездов.

Сейчас я знаю наверняка, что наше тогдашнее с бухгалтером предположение о смычке власти с бандитами оказалось абсолютно верным. Не по полной программе, но в какой-то степени и сегодня она продолжает не только существовать, но и получила развитие в том, что бандиты пришли даже в высшую власть, Хорошавин, например.

Тогда крупные предприятия потихоньку умирали, причем все по одной схеме. Никто не мог поверить, что эти громадные отлаженные производства, построенные в советское время, скоро прекратят свое существование. Пытаясь выжить, они снижали цену на выпускаемую продукцию и по дешевке распродавали накопленную недвижимость. Я же в свою очередь, тоже пытаясь выжить, этим обстоятельством воспользовался. Надумал производить мебель для прихожих из ламинадной плиты, разумно предполагая, что издержки моего производства будут ниже, но недооценил то, что для реализации потребуется время и инфляция съест мою прибыль. Да, на мебельном комбинате в поселке Саперная я по дешевке покупал ламинадную плиту необходимой ширины для моих стеллажей и шкафиков, но их реализация занимала больше месяца, и из-за инфляции я терял больше десяти процентов их стоимости. Пришлось эту нашу деятельность свернуть.

Идея с домами родилась у меня еще тогда, когда я работал на Виктора Те и руководство фирмы намеревалось предложить ее леспромхозу. Однажды мне позвонил бывший директор Крамдс-Невы и спросил, как обстоят мои дела с домами. Я ответил, что не только довел их до практической реализации, но и завязал отношения с шведско-финской компанией, строящей дома повышенной монтажной готовности. Даже получил от них приглашение приехать и ознакомиться с их производством. Директор очень обрадовался и предложил приехать в Питер, желательно с чертежами и сделать сообщение на каком-то важном совещании. Я согласился.

Сообщение я сделал, и присутствующие позитивно восприняли мою информацию, задавали много вопросов. Понравилась всем и высказанная мной идея, сделать совместное предприятие со скандинавами, с фирмой «Трендхаус». После доклада, пытались выяснить, какой строительный институт я окончил, узнав, что я механик явно расстроились. Потом ко мне подошли два человека начальственного вида, задали несколько вопросов, и вдруг один из них ошарашил меня предложением занять должность заместителя генерального директора «Лесосервиса», являющегося дочерней фирмой «Ленпромлеса», который контролировал тогда все леспромхозы Ленинградской области. Я задумался и не успел еще ничего сказать, как они наперебой стали уговаривать. Объяснили, что тема домов повышенной монтажной готовности очень заинтересовала «Ленпромлес». У них есть желание развернуть производство таких домов в промышленном масштабе на одной или нескольких площадках леспромхозов. Понравилась им и идея совместного предприятия, они заверили меня, что тут же после оформления в «Лесосервис» пошлют в командировку на фирму «Трендхаус». А еще они меня в перспективе хотели бы видеть руководителем этого направления, а должность, которую они сейчас предлагают временная.

Я попросил сутки на размышления, хоть и сразу понимал, что от такого предложения отказаться невозможно. На следующий день я позвонил и сказал, что согласен.

Цех оставил своим рабочим, сориентировав их на самостоятельную деятельность по выпуску столярных изделий.

Я поверил этим солидным людям. Думал, что когда развернем производство домов, подключу свой цех для изготовления столярки. В плане возможности использовать меня в каком-то криминальном плане голова моя тогда совсем не работала.

«Ленпромлес»

Я быстро оформился и в начале мая 1995 года приступил к работе. Офис «Ленпромлеса» находился всего в ста метрах от Аничкого моста, на берегу Фонтанки. Только это его расположение и мое пребывание там оказалось в результате приятным исключением из всей деятельности в Лесосервисе. Почти каждый день я имел возможность созерцать красоту Великого города, причем в самом его центре. Все остальное – негатив, вспоминать который неприятно. Ведь даже поездка в Финляндию, очень интересная и информативная, оставила в моей душе тяжелый осадок.

Первая моя командировка в Великие Луки на «Великолукский завод Лесхозмаш» – как-то меня насторожила. Заказал я там капитально отремонтированные шестнадцать тракторов-трелевщиков. Уже по возвращению с удивлением узнал, что при распределении в леспромхозы в документах цены на них были выставлены, как на новые трактора.

Поехать в Финляндию быстро не получилось, нужно было основательно подготовить деловые предложения и на это ушло несколько месяцев. За лето я объездил большинство леспромхозов Ленинградской области, решая всевозможные проблемы.

Область поразила своими необъятными размерами и удивительной красотой некоторых мест. А с другой стороны оставила незаживающую рану в душе повсеместным бардаком, запущенностью и заброшенностью полей и деревень. Везде запустение, разваливающиеся дома с заросшими палисадниками в деревнях и скотные дворы с провалившимися крышами. Кажется, что пролетела над этой местностью орда каких-то злых разбойников, побившая людей и все порушившая. Страшно сознание именно того, что никаких разбойников не было, даже не было никакой войны и что мы великие строители социализма сами эту мерзость добровольно сотворили. Должно быть, это отражение наших душ, в которых почти не осталось бога, и которые разучились видеть и творить красоту.

Наконец, уже в сентябре, командировка в Финляндию была оформлена, и я поехал, надеясь удачно решить не только рабочие вопросы, но и купить подержанную Ладу. Мы в Питере знали, что там начался бум на маленькие японские машины и финны активно избавляются от наших Лад. Выехал я с целой папкой предложений финнам от Ленпромлеса, с двумя с половиной тысячами долларов в кармане и напутствием сына вернуться на белой семерке.

Эта поездка ввергла меня в шок. Мои недоумения в плане сравнения бытовой жизни наших народов начались еще в Хельсинки, где я должен был сделать пересадку на поезд до города Вааса, в котором находилась фирма Трендхаус. Это самый берег Ботнического залива. До поезда было четыре часа времени, и я решил погулять по городу. Сразу же бросились в глаза чистота и основательность всего, даже поребрики на дорогах были только из натурального гранита, то есть сделанные на века. Нигде не встретил обшарпанных или ветхих домов, все как игрушечные, а люди какие-то спокойные, доброжелательные и не суетные.

На станции поджидала меня симпатичная дама трудноопределимого возраста, от тридцати до сорока как раз на японской красной маленькой машинке, которая показалась мне настоящим чудом. Она доставила меня в город Ваасу, помогла устроиться в гостиницу и тут же отвезла на производство, где мое состояние шока успешно продолжилось. Не менее часа я провел в сборочном цеху. Он поразил меня чистотой, уникальным оборудованием, которое я никак не ожидал здесь, на предприятии, занимающимся деревянными изделиями, встретить, и рабочими в красивой фирменной униформе спокойными, аккуратными, даже какими-то заторможенными. Больше всего времени я провел у двух стендов, где при помощи лазерного прибора контролировалась сборка домовых щитов. Рабочий напоминал дирижера, стоящего у пюпитра, только на нем были не ноты, а чертеж, заглядывая в который он, используя лазерный луч, проверял размеры. У нас таких приборов контроля я не только не видел, но и не мог представить, что они могут быть.

Потом часа два я провел в конструкторском отделе, в котором увидел всего трех молодых конструкторов, не старше тридцати пяти лет, тоже спокойных и доброжелательных. Они находились в просторной комнате с тремя компьютерами, невиданной для меня множительной техникой, на которой распечатывались чертежи любого формата, даже А1, и громадной деревянной доской на стене нулевого формата, на которой висели чертежи дома. Мне рассказали о принципах конструирования и о заказчиках, для которых они сейчас выполняют проекты. В конце встречи не без гордости был показан альбом с проектами домов, выполненных ими в последние несколько лет. Комментируя проекты конструктора обращали мое внимание на то, что все дома проектируются с учетом пожеланий заказчика и в производство отдаются только тогда, когда он подписывает проект. Честно говоря, альбом впечатления на меня не произвел, все дома одноэтажные, фундаменты низкие, окна громадные, до самого пола и стиль домов какой-то сарайный. Только несколько лет спустя я понял, как сильно бытие человека отражается на конструкции домов, в которых он проживает.

Вечером я был приглашен директором «Трендхауса» в ресторан, где мы поужинали и хорошо пообщались, конечно, через переводчика. Из беседы я узнал, что на его предприятии большинство рабочих – шведы и что шведский язык имеет в Финляндии равные права с финским. Деловой же язык у них английский. Директор пообещал подготовить на следующий день свои предложения о сотрудничестве и передать мне их через переводчика. На этом мы и расстались.

С утра я пошел на рынок, где продавались подержанные машины. К моему удивлению хозяйкой там оказалась маленькая смуглая энергичная женщина из бывшего СССР, может татарка или казашка. Целый час я выбирал. Задача оказалась непростой, ни одна из них не была полностью укомплектована. Все что можно было открутить, или снять было откручено и снято, даже пробок на заправочных баках машин не было. Понятно, что я первым делом попытался прояснить у хозяйки именно этот вопрос. Она как-то странно с сожалением, что ли моей непонятливости посмотрела на меня своими карими глазами и тихо сказала: «Это наши соотечественники унесли в своих карманах». Мне стало стыдно, как будто это сделал я. Потоптавшись еще минут десять по площадке, я подошел к ней и показав рукой на белую семерку, спросил: «Сколько? Она тут же ответила – 2700. Я сказал, что взял бы ее, но имею в наличии только 2500. Некоторое время она думала и, наконец, согласилась. Я обрадовался, и тут же уточнил, что это все мои деньги и если она меня не заправит, то уехать не смогу. Татарочка улыбнулась, сказала, что решение уже приняла и поэтому пожелания мои выполнит. Я дал предоплату в 1000 долларов, а она попросила подойти к пяти часам. К этому времени мастер должен подготовить машину в дорогу.

Действительно ровно в пять машину я забрал. Она залила мне полный бак и еще двадцати пяти литровую канистру. Я поблагодарил и с очень хорошим настроением отправился в семисоткилометровый путь. Командировкой я был доволен, а еще представлял, как же обрадуется сын, что я выполнил его заказ.

Ехал всю ночь, и дорога не так утомила, как восхитила невиданным для нас в то время качеством покрытия, наглядностью и разумностью разметки. Погода была плохая, всю ночь лупил дождь, однако осталось впечатление праздника казалось, что я ехал совсем не в дремучем темном лесу, разрывая пелену дождя, а через какой-то освещенный большой населенный пункт. Такое ощущение сложилось потому, что на всем пути по сторонам дороги там установлены метровые столбики с отражающими белыми катафотами и казалось, что ехал я в хорошо освещенном тоннеле. Кстати между встречными полосами на трассе наклеены шашечки и если тебя заносит на встречную, то машина тут же начинает вибрировать. Я пересек почти всю Финляндию с запада на восток и не встретил ни одного полицейского, зато встретил лису, которая перебегала дорогу так рискованно, что пришлось тормозить.

Доехал до Питера я благополучно. Выйдя на работу, как и полагается, написал отчет о командировке, приложил к нему необходимые документы и стал ждать результата, не сомневаясь, что все теперь должно пойти хорошо и быстро. Однако дни шли за днями, а дело с производством домов никак не решалось. Про меня как бы забыли. Потом начали ходить слухи, что в Ленпромлесе серьезные финансовые трудности, поскольку деньги он получает из Москвы и их поступление резко сократилось. Часть работ Ленпромлес использовал только для того, чтобы выбить деньги. Мне намекнули, что моя работа именно для этой цели. Конечно, я отслеживал ситуацию в стране и видел, как разваливаются отлаженные предприятия, а тут нужно было поднять с нуля производство абсолютно новое. До меня дошло, что все вокруг банально выживают, рисковать не хочет никто, здесь свою роль я уже сыграл и пора увольняться. Так и поступил. Меня настораживало и сильно не нравилось еще и то, что в приемной президента иногда толкались личности в малиновых пиджаках, а из-за дверей самого президента пару раз слышал отборный мат.

А президентом Ленпромлеса был Кныш Михаил Иванович. О нем я знал только то, что в 1971 году он окончил Ленинградскую лесотехническую академию им. С. М. Кирова.

Много лет спустя, вспомнив о своей работе в этой организации, решил посмотреть в Интернете, как сложилась его карьера. С 1971—1973 – Кныш работал начальником лесопункта Локчимского леспромхоза треста Коми АССР, с 1973 по 1993 годы – начальником участка, заместителем управляющего городским трестом эксплуатации зеленых насаждений, главным инженером строительного управления №6, заместителем начальника планово-экономического управления Главленинградстроя при Ленгорисполкоме. С 1993 по 1997 – работал он президентом Лесопромышленной холдинговой компании «Ленпромлес».

Читая о нем дальше, я оторопел, Кныш оказывается – великий ученый. И как это он, всю свою жизнь, работая чиновником, умудрился стать кандидатом технических наук, доктором экономических и даже членом-корреспондентом РАЕН? Тут же вспомнил, что совсем недавно Путин уволил нескольких таких чиновников-гениев, предложив им работать в Академии наук. Нет сомнения, что это чистый пертинизм, начавший процветание в брежневские времена и укрепивший свои позиции в девяностые годы.

Как же мне жалко сегодняшнее руководство страны! Россия в тяжелом экономическом положении, а у них нет маневра, не с кем поднимать экономику, опереться не на кого, настоящих профессионалов, ученых и технократов почти не осталось. Даже у Сталина этот маневр был, несмотря на его репрессии. Как только он делал ставку на специалистов, страна сразу поднималась. Это ж что за дикая была внутренняя политика у Хрущева, Брежнева, Горбачева, Ельцина-Гайдара, что им удалось не только вытравить в государстве нашем профессионализм, но и побить настоящих специалистов, заменив их липовыми, коммунистами и пертенами. Удивительно, но эта политика продолжается до сих пор, возможно потому, что российская сегодняшняя власть сложилась в девяностые годы из юристов и экономистов, а специалистов-технократов там нет. Психологию творцов они не понимают, даже Путин при всем его уме, творцов не понимает и опирается во внутренней политике на тех, кто обанкротился полностью.

Недавно в Интернете встретил письмо. Это вопль души специалиста, который полностью попал в резонанс с моей душой. Вот выдержки из этого письма:

«Падение грузового космического корабля «Прогресс» 1 декабря 2016 года (второе за последнее время), падение «Протона» – закономерный результат деятельности «эффективных» менеджеров в космической отрасли России.

После штатной работы сотен двигателей, более сотни безаварийных полётов вдруг стали происходить эти обидные падения. Что привело к этим авариям? Подобные аварии происходят и произошли из-за нарушения технологической дисциплины при изготовлении двигателей.

ВМЗ входит в состав НПК им. Хруничева, который возглавляет бизнесмен Калиновский (профильное образование – финансист), по приказу которого проведена оптимизация завода – массовое сокращение сотрудников в первом полугодии 2016 года, что не привело к существенному увеличению зарплаты основных специалистов (ИТР и рабочих). Только увеличилась разница между денежным содержанием руководителя и рядовых работников.

Социальное расслоение наряду с утратой былого престижа космонавтики началось ещё в лихие 90-е годы, когда особому осмеянию и обструкции подвергались лучшие достижения советской эпохи. Квалифицированные специалисты долго держались, но потом понемногу стали уходить, когда в связи с утратой былого высокого уровня социальной защиты значительно упала реальная зарплата. Взамен стали приходить неквалифицированные кадры. Постепенно падала технологическая дисциплина. И когда это падение достигло критического уровня, начались аварии.

В КБХА же благодаря усилиям генерального конструктора В. С. Рачука удалось сохранить коллектив, поддерживать предприятие на достаточно высоком уровне, обеспечить качественное выполнение поставленных задач.

Однако на место генерального конструктора КБ в июле 2015 года был назначен генеральным директором некто Арбузов (экономист), производственник, никогда не возглавлявший разработки новых ракетных двигателей.

Генеральный конструктор В. С. Рачук был уволен в августе 2015 года по надуманной причине. Назначенный в октябре 2015 года исполнительным директором КБХА А. В. Камышев (финансист, не понимающий, что такое ЖРД) привёл с собой на руководящие должности себе подобных «специалистов» и установил им зарплаты, в разы превышающие зарплаты предшественников.

Было сокращено около 400 человек. Из них уволено 9 докторов и кандидатов наук, ведущих специалистов по разработке основных агрегатов и узлов ЖРД, равноценной замены которым уже не будет. Кроме того, стали уходить опытные специалисты среднего возраста (будущее предприятия) на другие предприятия, и им тоже нет замены.

Следует отметить, что сэкономленные на сокращении средства пошли в основном на содержание офисного планктона…»