Текст книги "Жизнь и о жизни. Откровения простой лягушки"

Как я начал писать

Обещание свое я смог выполнить только месяца через три. Оказалось, что писать для себя – это одно, а писать для кого-то – это совсем другое. В общем, когда я попытался воспринять написанное глазами отца Вячеслава, то ужаснулся. Текст оказался сильно безграмотным, и правкам моим не было конца.

Похоронив отца, я узнал адрес редакции районной газеты «Ладога» и пошел к главному редактору в надежде, что он заинтересуется, и какой-то кусочек из воспоминаний об отце опубликует. Я хотел сделать это в память о нем. Все-таки отец прожил в городе больше шестидесяти лет, много хорошего сделал для города и района и значительная часть жителей его знают и помнят.

Просьба моя главным редактором Георгием Манкуни была выслушана внимательно и с интересом. Он попросил оставить материал для ознакомления. Я достал из портфеля папку с рассказами и стал искать материал об отце. Манкуни спросил:

– А это что у вас за бумаги?

– Да это рассказы, – ответил я.

– А вы бы не могли мне оставить что-то почитать?

– Пожалуйста.

Я выбрал пару рассказов и положил ему на стол.

Через некоторое время мы созвонились, и главный редактор сказал, что материал об отце очень объемный, не газетный и опубликовать его они не могут, а вот рассказы ему понравились и если я не возражаю, то он будет публиковать их в воскресных номерах. Манкуни сделал паузу и добавил:

– Если у вас есть еще рассказы, особенно связанные с историей города Кировска, то привезите, пожалуйста.

Это было неожиданно и приятно для меня, ведь я никак не предполагал, что имею какие-то литературные способности. Основательное переосмысление себя наступило только тогда, когда отец Вячеслав прочитав мои воспоминания об отце, однажды после Литургии на трапезе посетовал, что ему не удалось пообщаться с моим отцом, потом он внимательно посмотрел на меня и произнес:

– Евгений, у вас бесспорный литературный талант. Я благословляю вас на писательскую деятельность.

Это было в марте 2007 года. Понял, что получил благословение на написание книги, но, несмотря на авторитетность батюшки для меня я не был очарован такой высокой оценкой. Прекрасно понимал, что хороший литератор должен быть поэтичен и музыкален, а как раз этими талантами Господь меня не наделил.

Презентация книги в районной библиотеке

Моя литературная судьба сложилась так, что первую книгу я писал оригинальным образом, с помощью газеты «Ладога». Больше года, до увольнения главного редактора, я публиковал свои произведения в ней. За это время набралось порядка шестидесяти публикаций. Собственно это и была основа моей книги «Давно опавшие листья», которая появилась в свет в 2009 году. К сожалению не успел основательно доработать ее, торопился выпустить к 90-летию рождения отца. Несмотря на серьезные литературные недостатки, она была на удивление доброжелательно принята практически всеми, возможно потому, что была написана искренне и честно.

За год, пока писал книгу, проел все свои накопления и даже то, что выручил от продажи автомобиля. Пенсию мне назначили странную 2800 рублей, можно назвать ее смешной, а можно и унизительной. И то и другое будет правдой. Реального стажа у меня 36 лет, а в пенсионном фонде нарисовали 24. Я хорошо понимал в каком государстве живу и поэтому не спорил. Кстати девять лет спустя мой стаж изменили на 32 года, извиниться же никто не посчитал нужным. Более того оказалось, что изобретатели, имеющие внедренные в промышленность изобретения имеют право на звание «Ветеран труда», дающий некоторые льготы. Об этом меня никто никогда не информировал, а у меня-то внедрено их около десятка. Узнал об этом совершенно случайно и получил звание только в 62 года. Правда, я никогда не заботился об оформлении бумаг о внедрении. Это было выше моих сил ведь я уже решил самое сложное, технические противоречия на уровне изобретения, доказал это, изготовил изделие в металле, внедрил его в производство и нужно еще заниматься какими-то непонятными бумагами? В общем, душа моя никак не хотела принять формулу, по которой жила страна, ее прохиндеи и масса обычных граждан умеющих держать нос по ветру – «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек».

Долго не понимал, почему об узкой прослойке талантливых и трудолюбивых людей, на которых держался технический прогресс, не принято было заботиться, наоборот им не давали ход, старались унизить и обобрать. Совсем не случайно отсутствовало в стране такое понятие как интеллектуальная собственность. В конце концов, понял, в чем дело, эта прослойка состояла из умных и, как правило, независимых от партии личностей, поэтому и угнеталась властью. Открытия и изобретения никак не получалось делать по велению партии.

Жалкой пенсии понятно на жизнь не хватало, а чувствовал я себя сильным и поэтому в начале 2008 года сделал несколько попыток найти новую сферу деятельности. Будучи специалистом в конструировании подъемно-транспортных машин и нестандартного механического оборудования я вначале попробовал вернуться в свою область. Меня легко приняли на судостроительный завод «Пелла» заместителем Главного конструктора по палубному механическому оборудованию. К сожалению, не отработав и двух месяцев, вынужден был уволиться. Технический уровень конструкторов и чиновников оказался удивительно низким, а порядки там царили чисто советские. Дисциплина была превыше всего, а качество и результат работы – вторичен. Я всегда был нацелен на результат, и возвращаться в советское прошлое мне было совсем не интересно.

Работа преподавателем

К счастью следующий ход получился удачным. Вначале я даже не предполагал, насколько это оказалось тем, что мне было нужно. После собеседования в институте Промышленной безопасности меня взяли преподавателем в отделение подъемно-транспортных машин. Чтобы подтвердить свой уровень я должен был сдать три экзамена по промышленной безопасности, кранам и по подъемникам с вышками. Последние два сложности для меня никакой не представляли, а к первому пришлось основательно готовиться. Все экзамены сдал на отлично. За восемь лет преподавательской деятельности еще дважды вынужден был подтверждать свою квалификацию.

Мне предложили работать в штате, но это надо было каждый день ездить в институт. Он находился в прекрасном месте на Конногвардейском проспекте, рядом с Исаакиевским собором, но мне уже совсем не хотелось из своего уютного Колпино в час пик добираться туда и обратно, да еще и с пересадками. Наскакался я за свою жизнь, ох как наскакался. Отказался, не раздумывая, хоть и понимал, что платить будут меньше. Лекции я на Конногвардейском, конечно, читал, но не каждый день. При этом приезжал к десяти, а сразу по окончании мог уехать.

Приходилось мне вести когда-то занятия и со студентами, и если сравнивать, то эти были куда как качественнее, поскольку в аудитории находились люди с опытом жизни и заинтересованные, а тот материал, который я давал, был слушателям отчасти знаком. Я осознавал свою переполненность производственным опытом и знаниями в некоторых областях техники. Это давило на меня, мне было даже как-то нехорошо, и я понимал почему. Инженеров в стране не готовили целых двадцать лет, прервалась связь поколений практически во всех областях техники. Я мучился от того, что дожил до возраста, когда должен был передать накопленный опыт кому-то, а было некому. Понимал, что плохо государству, когда в лице старых специалистов бездарно пропадают технические школы. За державу было обидно.

И тут опять в очередной раз в своей жизни я столкнулся с чудом. Кто-то свыше понял, направил меня и помог хоть в малой толике, но разрешиться от этого бремени. Я с удовольствием отвечал на вопросы во время занятий и решал всевозможные производственные задачи, с которыми подходили слушатели после лекций.

Существовал и еще один очень важный момент в моих занятиях. Производственники были, как правило, недовольны политикой власти по отношению к производителю, а также как всегда и везде руководством предприятия. Обсуждение этих вопросов в программу обучения не входило, но игнорировать их было невозможно. Пытался объяснить, что ничего случайного в нашей жизни как частной, так и социальной не бывает, все закономерно и тот негатив, который все мы сегодня видим и пожинаем, зародился в нашем обществе намного раньше, чем можно себе представить. Например, говорить о том, что при коммунистах было все хорошо и только сейчас стало плохо – некорректно, противопоставлять нельзя. То, что нам не нравится сейчас, как раз и было заложено тогда, в советские времена. Приводил массу примеров, и как минимум заставлял слушателей задуматься и не воспринимать жизнь в виде маленьких независимых друг от друга лоскутков.

Из восьми лет преподавательской деятельности в последние два меня начали доставать разочарования, основательные в технической области и относительные в человеческой.

Когда-то, еще в советское время у Аркадия Райкина была такая интермедия. На сцене стоит громадная кровать, а в ней валяется Райкин в пижаме и убеждает зрителей в том, что ему надо платить очень большие деньги за то, чтобы не ходил на работу, а если пойдет то вреда от его деятельности будет больше, чем от диверсантов. Мы искренне смеялись, узнавая в нем так называемого руководящего номенклатурного работника, которому все равно, чем управлять; заводом, институтом или баней.

Могли ли мы тогда подумать, что наступят в стране времена, когда технически сложными направлениями науки и техники сплошь будут управлять люди в деле мало что смыслящие. Сегодня мы видим хаос в Академии наук и из года в год бег на месте производящего сектора экономики. Видим и то, как умные толковые ребята не могут выжить на жалкие 20—30 тысяч рублей зарплаты и, не видя для себя перспективы, но прекрасно видя во главе организаций жадных, ненасытных менеджеров, продолжают уезжать на запад.

Все это я знал, огорчался, но поскольку меня это не касалось, продолжал вдохновенно трудиться. Но вот в 2014 году вышел страшный для меня документ под названием «Федеральные нормы и правила в области промышленной безопасности. «Правила безопасности опасных производственных объектов, на которых используются подъемные сооружения». Он меня поразил, это не документ федерального уровня, а всего лишь какая-то безграмотная технически и грамматически брошюрка в 90 страничек. Читая ее, я хорошо представлял ее составителей, самоуверенных технически безграмотных юристов. Не знаю глупость ли это, жадность, или полная безответственность, но они даже не удосужились отдать документ перед публикацией на проверку специалистам. Эти «Федеральные нормы и правила» составлены на основе трех качественных, технически взвешенных и грамотных документов: «Правила устройства и безопасной эксплуатации кранов», «Правила устройства и безопасной эксплуатации вышек и подъемников» и «Правила устройства и безопасной эксплуатации строительных подъемников». Суть нового документа в том, что, по сути, они отменяют производство подъемно-транспортной техники в России, видно предполагают, что мы впредь будем покупать ее только на Западе. Должно быть, чтобы все уместить в брошюрку составители смело отменили такие понятия как; кран, подъемник, вышка, заменив их новым, общим – подъемные сооружения. О грамматических и грубых технических ошибках писать не буду, это может быть интересно только специалистам. Вести занятия на основе этого документа стало тошно, а еще параллельно стали суживать в программах объем даваемого материала вплоть до бездумного изучения инструкций. В общем, и здесь мы в результате приплыли к тому, что мои знания и профессионализм оказались не нужными.

Первоначальная эйфория от общения со слушателями постепенно сменилась на грусть. Интеллект почти всех сформирован производством и телевизором. Любой шаг, за пределы этого тут же провоцирует полное непонимание и протест. Историю государства Российского знают на уровне советской школы, да и то не выше удовлетворительной оценки, а любое упоминание православия, веры, вызывает у большинства мгновенную аллергию. Кроме реклам никто ничего не читает и самое обидное, что много людей с высшим образованием и развитым быстрым умом, но не любопытном и находящимся в узких искусственных шорах, раздвинуть которые задача почти невозможная.

Ладога

Эта книга о жизни, а в жизни каждого есть мечта, есть что-то такое, к чему стремишься и чего хочешь достигнуть. Из написанного уже понятно, думаю, то, что у меня было много целей, вершин, которые стремился покорить. Что-то удалось, а что-то нет. Существовала в моей жизни одна мечта, которую я очень хотел осуществить, но по разным причинам все не удавалось. Название ее Ладога, а мечтал я ей когда-то насладиться всласть.

Будучи старшим школьником, а потом студентом несколько раз я попадал туда на зимнюю рыбалку. Пару раз ездил туда вместе с отцом. Ладога с тех пор запала в душу как что-то удивительное, несравнимое ни с чем по своей мощи и красоте. Был там, конечно, и момент самоутверждения себя как мужчины. Не каждый решится в полной зимней амуниции с коловоротом на плече и ящиком на спине в мороз сделать как минимум пятнадцатикилометровый марш бросок по заснеженной Ладоге. Тогда автобус привозил нас всего лишь к Новоладожскому каналу. До места рыбалки шли пешком, а это километров пять-шесть. Мороз иногда приличный, да еще и с обязательным ветерком. Вспоминаю, что как-то приятель мой уже в конце рыбалки, загадочно поглядывая на меня, предложил согреться и достал из своего рыболовного ящика бутылку портвейна, 18 градусов кстати. Так вот содержимое его от мороза превратилось в снег и лилось очень плохо. Помог какао, который был у меня в термосе. Вы никогда не пили портвейн с горячим какао? Нам тогда напиток показался исключительно вкусным.

С моей последней ладожской рыбалки прошло уже лет сорок. Мечта в душе еще теплилась, но казалось, что осуществить ее уже не удастся. Приближался день моего шестидесятилетия, а праздновать настроения не было. В душе был траур по отцу, полгода как он покинул этот мир, и это время я мало с кем общался. Накопился голод на общение, особенно с людьми, которые отца моего знали, именно поэтому я все же решил пригласить на юбилей гостей, но всего лишь трех школьных друзей. Среди них был Шура Петров с женой. До этого дня встречались мы очень редко. До меня доходили слухи, что в семье у него нелады, и он крепко выпивает. Шура был единственный человек, с которым я проучился все школьные годы в одном классе. За время обучения нас трижды расформировывали, учились в трех разных школах, но только с ним я всегда попадал в один класс.

Я вынужден дословно привести вам тост, с которого и началась реализация моей мечты. Крякнув, Шура степенно встал с рюмкой в руке, невольно положив часть своего круглого животика на край стола. Дождавшись полной тишины, он начал свой тост:

– Ну что дорогой Женя вот и ты дожил до свободы. Поздравляю! Помнишь известный советский анекдот. Армянское радио задает вопрос: «Какова продолжительность жизни мужчины в Советском Союзе?» Ответ: «Восемь лет. Семь лет до школы и год на пенсии». Так вот я хочу, чтобы ты жил на пенсии долго и счастливо, а потому предлагаю прямо с этого года ездить со мной на рыбалку, на Ладогу. Предлагаю ведь совсем не случайно, знаю, что в душе у тебя эта страсть присутствует, хорошо помню, что в школе у тебя была кличка «Рыбак». Кстати осенью там же ягоды и грибы. Ты знаешь я на Ладоге двадцать лет, изучил все. Гарантирую красоту, успех, а также хороший мышечный и психологический тонус. Я, в отличие от тебя, на свободе уже полгода и могу поделиться опытом. Поездки мои как минимум удвоились и радость от бытия тоже. Итак, рыба, грибы и ягоды у нас уже есть, остается картошка. Ну а вопрос с ней решается еще проще. Вон у тебя сколько земли. Посадим и вырастим. Пенсии у нас конечно хилые, но если реализуем мой план, то на соль и иногда на балду хватит.

Для меня тост этот был сладчайшей музыкой. Очередной раз подумал, что вот если чего-то очень сильно хочешь, то это обязательно сбудется. Кто-то там наверху это устроит и сделает тогда, когда посчитает нужным.

Юбилей отмечали на моей даче. В перерыв мужчины вышли во двор, а женщины остались на веранде. Шура тут же завладел нашим вниманием байками о Ладоге и рыбалке на ней. Я с жадностью слушал. Говорил он страстным шепотом, боясь, что услышит жена. Да и вообще не только женам, но и всем женщинам такие байки лучше не слышать. Уж больно они дискредитируют мужчину в их глазах. Шура, склонив голову к нам и постреливая глазами на веранду:

– С Мишкой, может, знаете, высокий такой, мастером у нас в столярном работает. Рыбак он кстати классный. Меня, подлец, всегда облавливает, и пьет, скажу я вам как настоящий столяр. Так вот как-то в июле вдвоем за день, наловили мы твистерами 70 килограммов «паровых» окуней, и на берегу тут же все их продали каким-то финским торговым представителям по очень выгодной цене. В первом же магазине купили водки и решили слегка отметить удачную рыбалку. Это было в субботу. Очнулись только в понедельник. Во вторник на работе еле отбрехались.

Без всякой паузы Шура продолжил:

– Или вот пару лет назад был такой случай. Ловили окуня, в лодке нас четверо. Волнение как всегда на Ладоге было приличное. Один из нас решил посмотреть, как играет его новая блесна. Первый заброс и зацепилась щука килограмм на пять. Все четверо понятно были уже под мухой и кинулись на один борт, помогать. Ну, ясно дело черпанули воды и опрокинулись. Что такое оказаться в волнах Ладоги километрах в семи от берега вам объяснять не надо, уверен, понятно каждому. Думал все, каюк. Рядом лодок не было, но сильно повезло, кто-то издалека увидел нас в бинокль, и помощь пришла, вытащили.

– МЧС, что ли? – спросил Толик.

– Какое МЧС? Сразу видно Толя, что ты не рыбак. Сейчас все на Ладоге с классными биноклями. Следят друг за другом. Очень мне это не нравилось. Только нарвешься на рыбу, как мигом тебя окружают лодки. После этого случая потеплел я к рыбакам с биноклями.

С Шурой мы дополняли друг друга, он знал куда ехать, где ловить и как, а я имел средство доставки к месту лова – машину. Уже в первых числах июля мы поехали в Черное за щукой. По Шуриным рассказам лучшего места для ее ловли на Ладоге нет. Взяли мы с собой и моего тогдашнего приятеля иподиакона Юру Рубана.

Дорога оказалась дальней и красивой. Было грустно оттого, что мы наблюдали определенное запустение не только этой местности, но и как везде в нашей стране в душах людей. Красивейшие храмы порушены. Рядом с одним из них был старинный погост безмолвно, но явственно говорящий нам о том, как процветал совсем недавно этот край. Надгробия сплошь каменные и богатые, но многие покосившиеся и даже заваленные. Прямо на них неразумные потомки ведут какую-то хозяйственную деятельность, накиданы бревна с кучами рубленых березовых дров.

Оказалось, что Шура привез нас на базу объединения «Ладога», которая находилась в красивом месте, частично защищенном от Ладоги косой, заросшей лесом и кустами. Нам выделили маленький аккуратный домик отделанный вагонкой снаружи и изнутри. Время было к вечеру, и мы с Юрой, быстро распихав свои вещи, схватились за наладку спиннингов, торопились успеть на вечерний лов. Шура с легкой ухмылкой притормаживал нас:

– Мужики, мужики не суетитесь, успеем. Главное соблюсти ритуал. В Ладогу сегодня не пойдем, там штормит, а вот в заливе половим, в нем волна маленькая».

Посмеиваясь над нами, стоящими со своими спиннингами наизготовку, он потихоньку достал походные стопки поставил их на стол, открыл бутылку водки, налил три стопки до краев, снисходительно посмотрел на нас и, покачав головой, изрек:

– Садитесь, что ли… Главное ритуал, не выполним точно ничего не поймаем.

Только после выполнения этого ритуала мы пошли к лодке.

Залив оказался мелким и сплошь зарос водорослями. Забросить блесну и не зацепить водоросли, было непросто. Я сидел на веслах, а мужики пытались что-то поймать. В основном таскали водоросли, но тут Юра изловил «карандашика» размерами чуть больше блесны; пришлось жадного дурачка отпустить, в надежде, что этот урок пойдет ему впрок. А несколько минут спустя Шура вытащил щуку, которой порадовал всех нас, весу в ней оказалось 3,5 килограмма. Ветер усиливался, начало смеркаться и мы пошли домой в хорошем настроении, надеясь, что уж утром вся рыба будет наша.

В своем домике мы продолжили ритуал, а для усиления его действия пригласили директора базы, который оказался Шуриным другом, компанейским парнем и, как и наш рыболовный гуру, большим любителем ритуалов. Не знаю, должно быть не то мы у высших сил просили, уговаривали их дать нам хороший утренний клев, но утром на Ладоге разыгрался такой шторм, что мы даже не пошли к лодке. Опытный Шура был, оказывается готов и к такому варианту, прихватил он из дома мороженых щук с прошлой рыбалки. В котле, как и полагается на костре, в специально отведенном месте, оборудованным аккуратным столом со скамейками, мы варили уху и все кроме меня продолжили ритуальные действия. Мне же предстояло еще трехчасовое сидение за баранкой автомобиля, и я только наблюдал, как набирали румянца щеки и носы моих приятелей, и слушал, каких крокодилов каждому из них удавалось вылавливать.

При расставании, обнимаясь с директором базы, мы хором клялись приехать снова через пару недель. Оказалось не судьба и больше мы туда не собрались, ну а выловленная щука досталась Юре, поскольку в его семье были маленькие дети и мы подумали, что радости там она принесет больше.

Следующая летняя ладожская рыбалка состоялась только на следующий год. Зато зимой благодаря Шуре я на Ладоге отвел свою душу, так как и мечтал. По льду были на ней в первый год раз семь, то есть каждые две недели. Страсть была так сильна, что не смущало меня и то, что вставать в день рыбалки приходилось в шесть утра, чтобы с рассветом быть уже на льду, а также ехать по зимней дороге километров сто только в один конец. Из Питера я ехал в Кировск, забирал Шуру, и дальше брали мы курс на Ладогу. В то время строгого контроля по выезду машинами на лед не было, и порой мы доезжали машиной до самого места лова. Как то, нам удалось уехать в Ладогу от берега даже километров на десять, это было в середине зимы в районе Зеленцов. Когда я рассказывал о том, что мы ездим по Ладоге машиной, многие хватаются за голову и смотрят на меня как на сумасшедшего. На самом деле для тех, у кого в голове присутствует разум это абсолютно безопасно. Ну а дураки они ведь везде есть, были и будут.

Ритуал, конечно, был и на зимней рыбалке. Как только выезжали мы на лед, останавливал я машину и открывал багажник, Шура из своего ящика доставал бутылку водки, наливал по стопке и мы выпивали за хороший клев. Он всегда был, иногда не очень хороший, но без хвостов мы никогда не возвращались. Эта стопка за день была моя первая и последняя. Дальше Шура пил в одиночестве, и к концу дня бутылка опустошалась, но для моего штурмана это был не полный ритуал. После рыбалки, как только я выезжал на берег, он требовал остановиться у ближайшего сельского магазинчика, покупал маленькую и выпивал ее на заднем сиденье машины, потом разваливался там же счастливый, румяный от мороза и водки и дремал до самого своего дома. Приехав, мы выходили из машины, высыпали всю пойманную рыбу на снег, дели ее пополам, потом обнимались на прощание и я продолжал путь к своему питерскому дому. Когда улов был хорошим, то делили на три части, одну для Юры Рубана. Зимой на рыбалку мы его не брали, слишком он рыхлый и городской для такого экстремального действа.

Меня всегда удивлял Шура тем, что находясь на льду под мухой, всегда облавливал меня, а еще тем, что по нему был не заметен тот объем водки, который он употреблял за день рыбалки. Во всяком случае, в подъезд своего дома с ящиком и коловоротом он заходил очень уверенно. Однажды Шура зазвал меня к себе домой на чашечку кофе, и пока он его на кухне готовил, жена посетовала, что вот с рыбалки он возвращается слегка выпившим, а вот между рыбалками не меньше раза в неделю напивается очень крепко.

В следующий раз по пути на рыбалку в разговоре я попытался убедить Шуру в том, что ему такие объемы потребляемого алкоголя могут выйти боком. Он некоторое время молчал, глядя на дорогу, потом повернулся ко мне:

– Женя, ритуал на рыбалке отработан мной в течение двадцати лет и это такая радость, без которой я жить уже не смогу. И вообще давай не будем поднимать этот вопрос, мне жены больше чем достаточно.

Я коротко ответил:

– Хорошо, – и больше на эту тему мы никогда не говорили.

Забавных, а порой и опасных ситуаций на рыбалке всегда предостаточно. В основном связаны они с тем, что страсть рыбака часто оказывается выше здравого смысла. Опишу вам такой случай, участником которого я невольно оказался.

Как-то с Шурой поехали мы ловить по первому льду. Первый лед на Ладоге – это как бы процесс формирования зимнего ледяного покрова. Лед образуется тогда, когда мороз, и Ладога спокойна, а спокойной она бывает нечасто. Поэтому лед образуется, а потом поднимается волна и его ломает, он сбивается в торосы и замерзает уже в них. Машиной можно доехать только до торосов, а дальше пешком по молодому льду.

В тот раз так мы и поступили, оставили машину у торосов, и пошли по льду к группе рыбаков, находящихся вдали почти у кромки льда, там уже и чайки летали. За разговорами дошли быстро. Просверлили лунки, а сверлить их в молодом льду одно удовольствие, ведь толщина его всего семь-десять сантиметров. Ловим час, другой, глубина приличная метров пять-шесть, но клев плохой, ветер усиливается, и чувствую, что как-то мне нехорошо, постоянно кружится голова. Пошел к Шуре, тот блеснит и смотрит в лунку.

– Шура, – говорю я.

– Что-то мне сегодня нездоровится. Голова кружится, может, пойдем к машине?

Он не отвечает, улыбается и продолжает блеснить. Выдержав паузу, говорит:

– А ты посмотри вокруг.

Я поднял глаза, обвел взором горизонт. Все тоже, рыбаки сидят, чайки вдали летают. Опять я к Шуре:

– Ну, посмотрел. И что?

Он продолжает улыбаться, не отрываясь от своей лунки:

– Ты на лед, на лед внимательно посмотри.

Я посмотрел, и внутри у меня появился какой-то холодок. Лед шел волнами и довольно приличными. Волны с Ладоги заходили под него и потому, что молодой лед гибкий – получалась волна. До меня тут же дошло, что гибкость его не беспредельна, чуть волна станет круче и его начнет ломать. Я с удивлением посмотрел на Шуру, тот спокойно продолжал ловить.

– Дорогой тебе не кажется, что ветерок крепчает, и если лед начнет ломать, мы уйти не успеем, – обратился я к нему.

– Шура поднял, наконец, глаза от лунки, огляделся и после основательной паузы промолвил:

– Кажется.

– Так зачем испытывать судьбу? Может, половим ближе к берегу?

– Ты прав. Перебазируемся, да ведь и клева особенного здесь нет.

Собираясь, мы обратили внимание, что почти все рыбаки как по команде начали сматывать свои удочки.

Следующая летняя рыбалка была организована для нас Шурой в Назии. Там на берегу речки жила семья, с которой он дружил, и у них была своя четырехвесельная лодка. Их дом, типовое деревенское строение из бревна, располагался метрах в тридцати от берега, а на самом берегу была их баня с мостками метров на пять уходящими в реку. Вот около них то и стояла лодка.

Погода в день рыбалки была теплая, правда ветер дул сильнее, чем хотелось бы. Хозяин, отталкивая нашу лодку от мостков, предупредил, что в случае усиления ветра лучше вернуться, чем испытывать судьбу. Юра расположился в носу, а Шура на корме. Негласно мы приняли решение, что на веслах буду я. Наверное, это было правильно, в Ладоге важна каждая мелочь, а опыт гребца это совсем не мелочь. Я же был из них самый опытный, у меня гараж на Неве со своей лодкой, которой я пользуюсь больше тридцати лет.

Идем по реке к Ладоге. На ее берегах, особенно на правом, стоят роскошные коттеджи. Юра с любопытством рассматривает их и задает Шуре вопрос:

– А ты не знаешь, кто хозяин вот этого с консолью для подъема катера?

Шура ответил тут же:

– Как не знаю, знаю. Хозяйка этого Марья Ивановна заслуженная учительница, сорок лет преподавала, а теперь на пенсии. Доживает свои годы на свежем воздухе. А кстати следующий дворец, который с колоннами принадлежит Михаилу Ивановичу, известному инженеру. Он тоже уже на пенсии, большой любитель половить рыбку.

По Назии в Ладогу. Автор на веслах и Шура.

Мы посмеялись и пошли дальше. Вышли в Ладогу и нас сразу начала качать волна, основательная, морская, но у берега еще пологая. Впереди красный бакен. Шура командует держать курс на него. Подплываем, он, молча, крепится к нему, мы с Юрой ничего не понимаем и вопросительно смотрим на него. Шура с улыбкой в свою очередь смотрит на нас, достает из своей сумки бутылку водки, походные стопки и делает нам, таким зеленым, очередное наставление:

– Мужики, на рыбалке самое важное соблюсти ритуал, не выполним – ничего не поймаем.

Шура налил всем до верха, мы выпили и минут пять сидели, рассматривая Ладогу и чаек над ней, некоторые были такие громадные прямо альбатросы какие-то. Опытный Шура обратил наше внимание на то, что чайки кое-где кучкуются над поверхностью воды, а это верный признак того, что там есть окунь. Стаю мелкой рыбы хищники зажимают в тиски; сверху ее атакует чайки, а снизу окуни. Действительно это была середина июля пора летней ловли окуней, и мы приехали сюда с намерением наловить так называемых паровых окуней. Рыбаки считают, что это самое уловистое время на Ладоге. Ловля ведется на твисторы и некоторые умудряются за день накидать в лодку до сорока килограмм окуней на человека.

Шура, правда, не сказал нам, что без мотора, на веслах гоняться за стаями чаек занятие не только тяжелое, но и дохлое. Я, не зная этого, сильно вдохновился и налег на весла. Примерно через полчаса мы приблизились к чайкам. Минут двадцать молотили своими твисторами по воде. Пусто, как в ванной.

В этой погоне за птицами быстро пролетели целых четыре часа. Мы ушли от берега километров на пять, ветер и волнение усиливались, а у нас поймано было всего три окуня. В какой-то момент волна поднялась такая, что Юру начало укачивать, он побледнел, бросил спиннинг и лег на нос лодки. Я, махающий веслами, постоянно маневрирующий между волнами чтобы не перевернуться, оказался самым здравомыслящим в этой компании и потребовал от нашего рыболовного гуру возвращаться на базу. Слегка покочевряжевшись он согласился, и мы повернули к берегу, до которого шли еще больше часа.