Текст книги "Жизнь и о жизни. Откровения простой лягушки"

«Темп». Безработица

В декабре 1995 года я уволился из Лесосервиса и в декабре же оформился в Кировский кооператив «Темп» заместителем директора, а по сути, взят я был для организации производства щитовых домиков. Самостоятельную деятельность Кипады пришлось остановить из-за конфликта с арендодателем столярного цеха. Дело в том, что пока я был в Лесосервисе, моя команда работала только на собственный карман и аренду не платила. Улаживать конфликт и расплачиваться пришлось мне.

Весь 1996 год мы делали домики и монтировали их в основном в садоводствах Кировского района. Всего изготовили и установили больше тридцати штук. Мы делали не только домики, но и фундаменты, даже по желанию заказчика изготавливали буржуйки с их установкой. Главную же задачу по организации теплого цеха для работы зимой нам решить не удалось, поскольку финансовое состояние «Темпа» за лето сильно ухудшилось. В общем, бригаду плотников мне пришлось распустить, а самому уволиться. Впервые я оказался без работы, на улице, как и большинство инженеров страны после шоковой терапии 1991 года.

1997 был для меня очень тяжелым годом, а семья мне кажется этого и не заметила. Выживал, как мог. Работал на даче у своего богатого приятеля, всю жизнь занимавшегося вопросами снабжения, кришнаита Геннадия Николаевича, перестилал полы, укладывал плитку во дворе, при этом бесплатно вдыхал курящиеся во всех углах благовония, слушал индийскую музыку и постоянные бормотания хозяина: «Харэ Кришна, харэ Кришна, харэ Кришна».

Месяц служил личным шофером австрийскому бизнесмену Альфреду Йораушу. Это был молодой самовлюбленный гусь, с некоторым высокомерием относившийся к России и русским людям, однако сожительствовал с нашей молодой русской женщиной. Жили они на четвертом этаже девятиэтажного дома, находящегося во дворе соседним с моим двором, понятно, что в ее квартире. Проживала там и мама этой женщины. Я каждый день возил его на работу на Васильевский остров и обратно. Дама была так горда своей связью с иностранцем, что порой вела себя по отношению ко мне как человеку второго сорта, лакею, что ли.

Почти месяц я отработал на отделке здания какому-то бизнесмену, устанавливал в нем деревянные двери, клал плитку. Ну конечно занимался извозом, иногда даже ночами. За этот год случилась и одна инженерная работа. Спроектировал лебедки для подъема люстр в Северо-Западном главном управлении Центрального банка Российской Федерации, организовал их изготовление и установку. После выполнения этой работы понял, что в Питере есть ниша инженерной деятельности, никем до сих пор не занятая, связана она с нестандартной механикой.

Пятимиллионный Санкт-Петербург ежедневно перерабатывает громадное количество тарно-штучных грузов. Часто транспортировка и передача грузов происходит в старых зданиях в помещениях и на площадях, где невозможно по разным причинам использовать стандартную механизацию. Мне изначально были понятны как недостатки этой деятельности так ее достоинства. Очевидно, что такие работы требуют высокой инженерной квалификации и полной отдачи. Понятно было и другое то, что никто не будет адекватно оценивать проектирование и изготовление нестандартного оборудования, заказчик постарается оплатить работу, руководствуясь ценами на аналогичную серийную продукцию. Кто хоть когда-то имел отношение к постановке машин на серию, знает, что головной образец стоит дороже серийного в десятки раз. А тут придется изготавливать сплошные головные образцы, причем почти по цене серийной продукции.

Видя, какое громадное количество хороших инженеров оказалось на улице, я не сомневался в том, что легко найду нужных мне специалистов и принял решение зарегистрировать фирму «Подъемник» для решения инновационных нестандартных технических задач. Однако уже при регистрации начались сложности. Оказалось, что в реестре работ инженерная и инновационная деятельность в России не предусматривалась. Меня записали в строители и в течение десяти лет, пока руководил фирмой, нет-нет, да чиновники и вынуждали меня объясняться, почему я так далек от какого либо строительства.

Фирма «Подъемник»

В январе 1998 года я начал свою деятельность уже в рамках этой фирмы. На удивление легко набрал портфель заказов на год и очень быстро нашел трех хороших инженеров. За два года работы мы спроектировали, изготовили и смонтировали целый ряд всевозможных грузовых подъемников, в основном уличных, конвейеры винтовые и роликовые, ворота подъемные, дороги монорельсовые, столы подъемные. У меня в портфеле появился договор на обслуживание подъемной техники на складе Санкт-Петербургской налоговой инспекции за подписью таких известных в России личностей как Зубкова, а потом и его зятя Сердюкова. Обслуживал я налоговую шесть лет и был в результате отставлен из-за своей недогадливости, кому и сколько отстегивать. Также появился у меня серьезный клиент в виде Северо-Западного главного управления Центрального банка Российской Федерации, что находится на берегу Фонтанки как раз напротив Лениздата, правда давали они нам работу всего раз в два года.

Однажды мне позвонил знакомый из родственной фирмы и попросил проконсультировать его. Оказывается, он заключил договор на проектирование и изготовление специальных тележек для обслуживания стеклянного фонаря Универмага «Пассаж». В его организации работали механики, но станкостроители, далекие от подъемно-транспортной техники и идеи по конструкции тележек которые они выдвигали, оказались несостоятельными. Когда я им указал на десяток принципиальных ошибок, заложенных в проработках, до их директора дошло, что спроектировать и сделать эти тележки они не смогут, он предложил оформить договор на меня. Я согласился. В результате получил серьезную неприятность, но и позитив, который, как мне сейчас кажется, неприятность эту полностью уравновесил.

Тележки под крышей Пассажа

Неприятность была в том, что когда универмаг за работу рассчитался, я в очереди оказался четвертым и деньги до меня в полном объеме не дошли, посреднические организации их расхватали. Через некоторое время вдруг выяснилось, что этой работой мной был вытащен выигрышный лотерейный билет. Выполнив ее, «Подъемник» совсем неожиданно попал в реестр важных для Санкт-Петербурга фирм. Кстати эти тележки, а их четыре штуки, хорошо видны из фойе театра имени Комиссаржевской и, конечно, с главного зала Пассажа.

Однажды мне позвонили, сказали, что готовится к выпуску альбом под названием «Золотая Книга Санкт-Петербурга», что такой альбом выпускается в Питере раз в сто лет, последний был выпущен в 1900 году и в нем представляются все значимые организации Петербурга. Конечно я согласился, ведь этот альбом уж совсем знаковый, поскольку попадает не только на границу столетий, но и тысячелетий.

В дальнейшем сделал еще много работ для организаций города. Вот некоторые из них: два грузовых подъемника для пивного завода «Тинькофф», электрическая лебедка для подъема люстры в наземном вестибюле метро Нарвская, грузовой подъемник из нержавейки и стекла для ресторана, монорельсовые дороги для института Холодильной промышленности и цеха на заводе Аквафор. Проектировал, устанавливал и обслуживал три уличных подъемника в складском комплексе на Лиговском проспекте. Спроектировал и смонтировал две подъемные платформы г/п 3000 кг. для делового центра «Сампсониевский». Даже приходилось ездить в командировки, так отремонтировал механизм откатных ворот в цеху по сканированию фур на пункте таможенного контроля в городе Севск (граница с Украиной). В поселке «Первомайское» для птицефабрики «Роскар» спроектировал, изготовил и смонтировал грузовой подъемник на три этажа.

В общем десять лет марафонского бега без выходных и отпусков. В конце так бежать необходимости и не было; дочь замужем, в Москве, да и сын институт окончил и уже работал. Бежал по инерции.

Мой марафон закончился в октябре 2006 года. В это время я успешно формировал портфель заказов на 2007 год. Вдруг звонок от матери, которая сообщает мне, что отца час назад забрали в больницу и просит срочно приехать. Естественно бросаю все дела и еду. Через час я уже в больнице, вожу своего мощного восьмидесятисемилетнего вечного отца, как я всю жизнь его представлял, по кабинетам. Он как всегда спокоен и невозмутим, а врачи в панике, говорят мне, что у него непроходимость, что обратился он к ним поздно, а потому срочно, прямо сегодня, нужно сделать операцию.

Действительно в три часа отца увезли в операционную. Предварительно, хирург, женщина почти пенсионного возраста, заверила меня, что состояние его здоровья позволяет надеяться на благоприятный исход.

Я остался в коридоре у дверей операционной и простоял там больше трех часов. За это время о чем только не передумал, но главная тема о быстротечности жизни и конечности бытия на земле. Именно там до меня дошло, что пора уже останавливаться, прекращать эту суету, что работа с железками исчерпала себя, превратилась в абсурд какой-то, в бег ради бега.

Наконец распахнулись двери операционной, вывезли отца, к моей радости живого, но всего в трубках, и укатили в реанимацию. Я терпеливо ждал хирурга. Наконец она вышла, устало улыбнулась мне, сказала, что операция прошла успешно, и у нее нет сомнения в том, что отец поправится.

Окрыленный поздно вечером я вернулся домой. На следующий день встретился со своими соратниками и объявил, что наша фирма приостанавливает деятельность, и я в течение недели со всеми рассчитаюсь. Моим верным друзьям, с которыми отработал почти семь лет, а это ведущий конструктор Левицкий, инженер, выполнявший чертежи в электронном виде – Шевцов и ведущий инженер по электрической части – Девятко, мое известие не очень понравилось. Когда же я им объяснил причину, то свои вялые претензии они сняли. Да это и понятно, несмотря на максимально удобный режим работы, который я им обеспечил, у всех была накоплена определенная усталость от дикого рынка, в котором нам приходилось существовать и, конечно, от возраста каждого из них. Всем было уже за 65 лет, а приходилось не только разрабатывать нестандартную конструкторскую документацию, но заниматься изготовлением и монтажом, то есть еще и мотаться в городе по стройплощадкам.

Охватывая взором из сегодняшнего дня эту свою десятилетнюю деятельность, не понимаю, как я смог ее выдержать? Ведь был уже не молод, начал ее в пятьдесят, а закончил в шестьдесят. В «Подъемнике» выполнял я функции директора, конструктора, главного конструктора, снабженца, монтажника, да и собрать портфель заказов – было моей задачей. За эти десять лет не было у меня ни выходных, ни отпусков. Может показаться, что работа эта мне нравилась? Да нет, в основном негатив. Главная неприятность – государственная политика, она была чисто бандитской. Маленьким организациям власть не позволяла даже встать на ноги. Налоги были неподъемные, если их честно платить, то оставалось тридцать копеек с рубля, а экономисты знают, что когда в налоги уходит больше 50%, то предприятие не имеет шансов выжить. Чтобы существовать приходилось нарушать закон и часть заработанных денег обналичивать. Заниматься этим мне было очень противно, и такая необходимость сильно напрягала. А еще получается, что я в течение целых десяти лет сознательно нарушал Устав, в котором первой строкой было написано, что предприятие создается для получения прибыли. О какой прибыли речь? Мы просто выживали, при этом работая квалифицированно и напряженно. Были и другие негативные моменты в основном связанные с каким-то духовным развратом нашего народа. Большинство договоров заключить было невозможно, если не заплатишь откат, и не было случая, чтобы работая на монтаже меня бы, не обокрали. Свидетельствую, что даже в налоговой инспекции и, к сожалению внутри некоторых частных фирм коррупция процветала.

В общем, народ на всех уровнях со страстью выполнял установку Ельцина: «Обогащайтесь любыми способами, главное быстрее вырастить хозяев». Власть примитивно считала, что хозяин-вор и хозяин – порядочный человек одно и то же. Ей было невдомек, что с такой политикой хозяевами в стране станут почти одни воры. Ведь так оно в результате и получилось.

Власть ни тогда, ни сегодня, штампуя свои законы, никак не может понять, что основная масса созидательного населения страны нравственно и духовно выше их, людей во власти. Чтобы иметь успех государственного строительства, к собственному народу относиться нужно с доверием, а не заводить в стране кучу контролирующих органов, в которых как мы видим, и собирается основное властное ворье. Я сорок лет отработал в промышленности и все это время вынужден был доказывать, что я порядочный человек. Понятно и то, почему с коррупцией власть не может справиться до сих пор, какие люди делают экономику страны такие и правила игры. На нас они смотрят сверху вниз и в их головах, конечно, не укладывает, что внизу порядочных людей больше чем в их среде. Сильно от всего этого я переживал, но понимал, что если отойду в сторону, ничего не изменится.

Необходимо отметить и еще одну очень большую неприятность, которая преследовала меня в период всей самостоятельной деятельности. Это сильная искаженность восприятия меня и моей работы не только властью, но и близкими людьми. Работа «Подъемника» стороннему и даже близкому человеку была непонятна настолько, что мои объяснения слышать они не желали и им не верили. Да я очень хорошо понимаю, что для массового сознания мои объяснения могут восприниматься как абсурд. Внешне мы производили впечатление успешной фирмы, но зарплаты были низкими и я, распоряжаясь деньгами фирмы, себе брал не больше, чем своим сподвижникам. Ну что поделаешь, так было, тяжело, безденежно, но зато интересно.

Так что же могло уравновесить такую большую кучу гадости, в которую я добровольно залез? Да все очень просто – относительно максимальная СВОБОДА и ощущения себя личностью, человеком. Оказывается, для некоторых даже относительная свобода способна перевесить громадное количество негатива.

В этой жизни все имеет свое начало и свой конец и не надо цепляться за какие-то, может даже внешне успешные ее эпизоды. Смешны и наивны те, кто думает, что бегая до преклонных лет марафоны или делая бесконечные пластические операции, продлевают свою молодость. Жизнь обмануть невозможно.

Как же у меня-то все естественно и складно получается? В шестьдесят лет судьба очень резко предоставила возможность жить в уединении; в течение полугода ушли отец, мать, я развелся с женой и положил на бок свою фирму. Не сопротивлялся я, может потому, что этой работы переел и держался в своей бурной деятельности только на долге. И вот обстоятельства мне показали, что долга то и нет, он давно отработан. Я не сопротивлялся, ни за что не цеплялся, а послушался сразу.

Тут как-то взял в руки «Опыты» Монтеня, и там в главе «Об уединении» вычитал: «Уединение, как мне кажется, имеет разумные основания скорее для тех, кто уже успел отдать миру свои самые деятельные и цветущие годы… Мы пожили достаточно для других, поживем же для себя хотя бы остаток жизни.… Когда Господь дает нам возможность подготовиться к нашему переселению, используем ее с толком; уложим пожитки; простимся заблаговременно с окружающими; отделаемся от стеснительных уз, которые связывают нас с внешним миром и отдаляют от самих себя».

Как здорово, прямо таки про меня. Удивительно и то, что книга эта стоит у меня на полке лет тридцать, иногда открывал и что-то вычитывал. А сейчас опять кто-то заставил открыть в очередной раз и прочитать именно то, что мне было необходимо. Кто?

Все, что я пишу – это наука самопознания. Я не сомневаюсь, что одиночество в старости, к которому Господь приводит большинство людей – это как бы его предложение заняться этой наукой. Только она может научить человека красиво прожить, хотя бы последние годы на этой земле и умереть хорошо, а может даже и с радостью. Ведь два важнейших события в жизни человека рождение и смерть он оценить не может. Их оценивают окружающие, близкие. Рождение у них, как правило, вызывает эмоции позитивные, а смерть негативные. Но это у людей близких. А такая ли реакция должна быть у главного действующего лица? Рождения своего он не помнит и радость появляется только в дни годовщин рождения, да и то если близкие из них делают праздник. А вот если человек осмыслит правильно смерть, то вполне может прийти к пониманию, что он прошел на земле весь жизненный путь, не каждому такое удается, и хотя бы поэтому умирать надо с радостью. Да и смерть для человека верующего это совсем не конец бытия, а опять же рождение в новую вечную жизнь.

За год до ухода отца я начал что-то записывать о его жизни. Задавал вопросы, отец охотно отвечал. Как же я сегодня ругаю себя, что делал это лениво, и основная часть вопросов появилась тогда, когда спросить-то уже было не у кого. С отцом мы были особенно близки, когда я был мальчишкой, лет до пятнадцати. Понятно, когда начал писать, то первым делом вернулся памятью своей в те детские годы и очень был удивлен яркости и сочности многих вспоминаемых картинок из детства. Неожиданно начали выплывать фрагменты жизни уже с отцом никак не связанные. Как-то очень легко, совсем естественно формировались сюжеты, я все записывал, распечатывал и привозил отцу читать. Последний год его жизни прошел под знаком чтения и обсуждения моих рассказов. Отец меня удивлял глубиной понимания того, о чем я писал, как то он всегда видел какой-то второй план, побудительные мотивы. Это было самое приятное для меня обсуждение того, что написал. Если я ничего нового не привозил, то отец явно расстраивался, и я старался каждый раз к своему приезду написать что-то новенькое.

Когда он ушел, у меня уже были достаточно объемные воспоминания о нем. Писал я для детей и внуков. Почти всю жизнь переживал, что не имею никаких сведений о своих предках ни по линии отца, ни по линии матери. Я откровенно этого явления не понимал и постоянно задавал себе вопрос: «Почему так?». С годами проявились два ответа на этот вопрос. Первый ответ совершенно очевидный – коммунистический переворот 1917 года, после которого коммунисты приказали населению страны забыть свое прошлое, своих предков. Ну а второй – это мое крестьянское происхождение. Простой человек живет как птичка небесная сегодняшним днем, помнить прошлое и предков своих для него очень сложная задача, он даже не может понять, зачем это нужно. Такое отношение к предкам присуще только русским, которые исторически не жили оседлой жизнью, а постоянно ассимилировали. Оседлые европейцы или азиаты предков своих помнят.

Вспоминаю случай, который меня просто потряс. Это было на Троицу, единственный день в году, когда на свою родину в деревню Сологубовку съезжалась вся моя родня по материнской линии. Конечно, первым делом шли на деревенский погост, он маленький и лежат на нем одни старообрядцы. В этот раз были там четыре из пяти сестер Кузьминичн, мать моя самая младшая из них. Все они крупные и статные женщины, возможно от некоторого недостатка культуры и интеллекта крикливы и агрессивны, а еще самоуверенны, должно быть потому, что каким-то невероятным образом имели в качестве мужей интересных мужчин. Выпив по рюмке в память своей матери, они вдруг решили пойти на могилу отца, чему я был удивлен, поскольку раньше они этого не делали, и я даже не знал, что дед Кузьма тоже похоронен здесь. В общем, в результате сестры переругались, а могилу тяти своего так и не нашли. Я попытался у них выяснить, когда умер дед, но и эта тема привела сестер к скандалу, толком никто не знал, ни года, ни месяца, но каждая называла свои цифры, и была уверенна в своей правоте.

Кстати это один из моментов, позволяющий европейцам судить о нас как людях некультурных, уступающим им в развитии. Два года я прожил в Польше и могу свидетельствовать, что сознательная связь поколений и национальный дух там куда как крепче, чем у нас.

Воцерковление

За два года до ухода отца я воцерковился в нашем традиционном православии. Мой путь к вере был длинным, и начался он в девяностые годы. Тогда одномоментно рухнули все построения, семьдесят лет навязываемые населению страны. В ценностях коммунистических я всегда сомневался, а новые вовсе не принял и у меня стала уходить почва из-под ног. Вот тут-то и возникла потребность искать духовную опору. Делал я это спокойно и основательно, понимал, что промахнуться нельзя. Процесс занял целых десять лет моей жизни. Смущали приятели, среди которых были не только атеисты, но и свидетели Иеговы и даже один кришнаит, а еще своими книгами заворожил меня буддист Лобсанг Рампа и заинтересовал индуист Шри Ауробиндо. В общем, разобраться в этом было не так просто. Мои рабочие объекты находились в городе, и я иногда заходил в православные храмы, рассматривал убранство, наблюдал за прихожанами, а если попадал на службу, то пытался что-то понять. Понять ничего не мог, но в душе всегда появлялось ощущение тепла и уюта, казалось, что это мое, родное. Все духовные практики захватывали меня, они были интересны для сознания, интеллекта, но душа на них не откликалась, ощущения, что это мое не было.

К 2004 году я созрел, наконец, для беседы с православным священником, но выбрать и решиться никак не мог. И тут Кто-то эту встречу мне организовал. А дело было так. Троица, прекрасная солнечная погода, в Сологубовке на кладбище как всегда собралась вся родня, выпивают, закусывают, над погостом уже раздаются песни совсем не духовного содержания. Вдруг краем глаза вижу чудесную картину. Мне показалось, что над самой землей парят два ангела в золотых одеяниях. Я вздрогнул и развернулся в их сторону. По дорожке шли священник и дьякон, шли медленно, сзади солнце сквозь деревья освещало их, и действительно было ощущение, что они плывут как ангелы. Мои родственники заметили их тоже, на мгновение оцепенели и даже замолчали. Первой очнулась моя двоюродная сестра Нина, проживающая в деревне:

– Это наш новый батюшка, отец Вячеслав.

– Так, а с какой стати, церкви то нет? – воскликнул я.

– Как нет, ее восстановили. С весны каждую субботу литургия.

– Что ж ты раньше молчала? – спросил я.

– А кому это надо? Церковь ведь православная, а мы все староверы.

Я пошел на встречу к священнослужителям. Когда нас любопытных собралось человек десять, священник начал беседу. Мне понравилось, что обращался он к нам очень тепло, по-доброму. Не сказал ни одного худого слова, хотя порицания мы заслуживали, хотя бы за пьянство на могилах.

Уже в следующую субботу я приехал на литургию. В громадном храме было всего человек 15—20 прихожан. Отстоял всю службу, и показалась она мне длинной и утомительной. После службы отец Вячеслав вышел с проповедью. Говорил красиво и складно, убеждал нас в том, что всякая власть от Бога. После того как он закончил, я подошел и позволил себе усомниться. Батюшка как-то не очень уверенно доказывал это положение, явно сам сомневался и меня не убедил.

Успенский храм в Сологубовке-Лезье

Потом я поведал, что местный и крещен как старообрядец Федосьевского толка, но хотел бы перейти в традиционное православие. Отец Вячеслав внимательно слушал, и когда я закончил, сказал, что крещение мое церковью признается, но Федосьевцы они беспоповцы и надо всего лишь докреститься, признать церковь. Я согласился, он назвал мне число и время и на этом мы расстались.

Два года, до ухода отца я старался посещать все воскресные и праздничные службы, регулярно покупал православный журнал «Фома» читал его от корки до корки и проникся любовью к церкви. Как и большинство новоначальных христиан церковь я тогда чрезмерно идеализировал. Называл ее «Новая планета» и вот что писал о ней в то время:

«Оказалось, что только на этой планете можно понять цель жизни, охватить ее во всей глубине и протяженности и познать счастье во всей его полноте. Счастьем и радостью эта планета переполнена. Здесь яснее небо и ярче звезды, зеленее трава и деревья, и нет ничего блеклого и серого, а все ясное и четкое. Каждый прожитый день на этой планете – день радостный и счастливый. А самое главное, здесь живет совсем другой народ. Внешне может показаться, что он живет так же, как живут люди на старой планете. У них тоже дети и эти дети тоже шалят, и шалят… в храме. И почему-то невозможно без умиления смотреть на этих шалящих детей, ведь это божественная шалость от избытка энергии и непосредственности, и нет в ней ничего разрушительного. Программа разрушения на этой новой планете не работает. И здесь тоже печатаются книги и журналы, и выступают музыканты, и играются пьесы, и показывают кино. Внешне все так же, а внутренне все иначе. Ничто здесь не направлено на низменные человеческие чувства, но все есть доброта и любовь. Мыслимое ли дело на старой планете купить журнал, читать его несколько дней, и только от этого чтения быть преисполненным радостью и счастьем?! А через неделю вернуться к нему, перелистав заново, и еще сутки пребывать на вершине счастья. Нет, такое возможно только здесь, на новой планете. Люди здесь живут с философией жизни, а не смерти, как в учении Будды. Возможно, поэтому у всех здесь светлые лица. Смерти здесь нет. Человек здесь рождается трижды. Первый раз – физически, второй раз – для жизни на этой новой планете, и третий раз – для жизни вечной. А самый главный и радостный праздник – праздник Воскресения – праздник победы над смертью»

Когда отец ушел, первая моя мысль была уговорить батюшку отпеть его. Отец умер в субботу вечером, а в воскресенье утром я был уже на литургии в храме иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость» на Шпалерной улице (отец Вячеслав настоятель и этого Питерского храма). Здесь время остановилось, казалось, что служба шла особенно долго, сосредоточиться на ней я не мог, поскольку в голове назойливо крутились две темы, не впуская в сознание больше ничего; уход отца, и что же говорить батюшке. Ведь в благополучном исходе своей миссии я сильно сомневался.

Нескончаемая служба, однако, закончилась, батюшка вышел, а к нему очередь, и я ждал, пока все пройдут. Мне казалось, что придется что-то доказывать, и вопрос мой займет много времени. Наконец, сел на лавочку рядом с отцом Вячеславом и начал говорить о том, что вчера, вечером, потерял отца. Батюшка тут же принялся меня успокаивать. Он сказал, что хорошо понимает мое состояние, поскольку сам недавно похоронил отца. Немного приободрившись, я начал излагать свою просьбу и рассказывать об отце. Отец Вячеслав выслушал не более половины подготовленной мной речи и приостановил меня словами:

– Евгений, такого человека я отпою сам.

Искренне говорю, что такой красивый вариант я и не предполагал. А то, что произошло, пришлось мне в дальнейшем осмысливать и расшифровывать.

Ведь с чего я начал, а начал я рассказывать с того, что в церковь отец не ходил и не молился, да ведь и церкви в нашем городке никогда не было. Дальше я что-то говорил о его жизни, но успел рассказать совсем малую часть, как батюшка признал отца полностью православным человеком.

Лицом к лицу, лица не увидать. Как точно и мудро. Прошло время, и совсем-то немного, а стало так ясно и так очевидно, что отец мой как раз и имел тот редкостный талант – быть христианином вне церкви. Должно быть, Господь некоторым избранным дарует такой талант для того, чтобы масса человеческая не теряла духовные ориентиры, когда ее ведут и руководят ею бесы.

Вот вспоминаю и с удивлением осознаю, что нигде, даже в самом малом, он не нарушил заповеди Христовы. А ведь, сколько было искушений. Имел положение в обществе, был сильным, красивым, многие женщины вздыхали по нем – не воспользовался. На производстве всегда под ним были материальные ценности, мать всю жизнь пилила, и ведь гвоздя чужого в дом не принес. Многие родственники просили его что-то для них сделать, используя свое положение, а он всем отказывал, и на него обижались. Грешен, по молодости лет и я его не понимал. Ведь не воровать просили, а, например, отпустить по низкой цене – бракованное. Все это делали, и не скрывали, поскольку как бы, не нарушали писаного закона, а он не мог через что-то переступить. Сейчас понятно, слушал он собственную совесть и доверял ей, и не слушал, что говорила ему толпа, и не шел за ней.

Удивительно, что не держал ни на кого обиды, и даже на коммунистическую власть, которая порой над ним ну просто издевалась. И в мелочах. Пройдя войну, плен, концлагеря, работая всю жизнь на производстве – ведь почему-то не курил, не чертыхался и никогда не пользовался ненормативной лексикой. За положением в обществе и материальным не гнался, никогда и никому не завидовал.

Очень любил и бережно относился отец к природе. Обучая меня охотничьему и рыболовному делу, он постоянно давал установки, как нужно беречь все живое и как недопустимо оставлять после себя какой-то мусор.

Когда я закончил свой рассказ отец Вячеслав неожиданно спросил:

– Вы случайно не записали что-то из жизни вашего отца. Мне это интересно и я такие материалы собираю.

Я признался, что такие записи у меня есть, и я их обязательно принесу.