Текст книги "Сказка – ложь…"

Муж мой, посеревший лицом от пережитых страхов, снова вернулся к милым его сердцу забавам: играм, гульбе да охоте – и предавался им с утроенным рвением. В скором времени он со своею свитой вновь оказался в дальних лесах, где так удачно охотился в прошлом году, и, конечно, не утерпел, первым делом поспешил наведаться к обиталищу спящей красотки. Каково же было его удивление, когда в заброшенном доме обнаружил он вместо бесчувственной девицы бодрствующую молодую женщину с двумя младенцами на руках!

Молодая мать сперва очень испугалась при появлении незнакомца, ударилась в слёзы, пала на колени и стала просить его пощадить её саму да детишек не обижать. Принялась причитать что-то о своей горькой доле, мол, она единственная дочь правителя соседних земель, а причиной её мёртвого сна стало злое проклятие да нарушенный гейс. Лепетала о том, как, родив двойняшек, пробудилась она в лесной глуши, и о том, что, случись с ней недоброе, малыши её останутся-де сиротами, а она даже отца их не знает по имени.

Тут мой король-охотник пригляделся к детям, их тёмным, как кора дуба, волосам, стальным глазам, прикинул в уме, сколько минуло времени с прошлого его визита, и понял, что перед ним его собственные бастарды. Эту новость Энгус и поспешил сообщить перепуганной красотке, присовокупив к тому своё имя и королевский статус. Конечно, она тут же снова залилась слезами, на этот раз от радости, да бросилась к нему в объятия, называя своим избавителем, благородным спасителем и прочими высокопарными словами, что так тешат всегда мужское тщеславие. Ну и не преминула подкрепить слова делом, само собой, терять-то ей уже было нечего, а тут целый король на кону! В общем, в объятиях проснувшейся красотки муженёк мой совсем растаял, потерял остатки благоразумия и наобещал ей столько всякого, что слов его и в трёх повозках было бы не увезти. Натешившись же с нею, оставил в доме всю добытую по пути дичь, наказал ждать его скорого возвращения, а сам вновь присоединился к товарищам.

Так он развлекался несколько дней, пока не пришло время поворачивать домой. Тут и одолели моего муженька сомнения, никак не мог он решить, что же ему делать. Забрать лесную красотку с её выводком в замок да предъявить законной жене плоды своего прелюбодейства? Ну уж нет, этот вариант он и в мыслях не держал! Оставаться в лесу дольше тоже было нельзя, убывала вторая луна осени, приближался большой пир – как и во всякий год, люди со всего королевства должны были съехаться под кров своего властителя. Маялся он, маялся, да и решил открыться побратимам. Рассказал им всё как было и взял с них клятву, что не выдадут они его секрет никому, но помогут сохранить для него и лесную красотку, и её детей до поры, пока он не придумает, как с ними дальше быть.

Приятели его подивились такому повороту, но охотно обещали всё, чего он от них хотел, договорились меж собой навещать по очереди дом, где жила королевская зазноба с ублюдками, дабы охранять ту и снабжать всем необходимым, оставили в её кладовых целого оленя да всякой мелкой дичи, натаскали дров на первое время и с тем отбыли домой.

Целый год так прожила в лесу мужнина девка под опекой его дружков, и сам он всякий раз под видом охоты или какой другой надобности мчался в её объятия, пока не обрюхатил кралю вторично. Тут уж встал вопрос ребром, слишком тесно было в том жилище с ребятишками, да и красотка чем дальше, тем чаще подступалась с расспросами, когда-де её любимый соизволит исполнить свои щедрые посулы да сделает её законной женой. Об уже имеющейся супруге этот прохвост, как вы понимаете, умолчал, как и о своём гейсе, нарушить который не решался, опасаясь неминуемого наказания.

Понял мой непутёвый муж, что дорожка, им выбранная, завела его в тупик, но идти на попятную не желал, а потому решил обратиться за советом к той, кто понимал в обходных тропках не хуже бывалых законников, – к старой королеве, своей матери. И ведь не ошибся! Хоть сначала старуха таким новостям не обрадовалась, грозила всевозможными карами с небес и с трудом унялась, только когда Энгус изобразил полное раскаяние, но, поразмыслив, способ выкрутиться ему таки подсказала. А заодно решила сбить двух птиц одним камнем и избавиться наконец от ненавистной невестки, от меня то есть.

Вот что старая карга придумала.

Снарядила к сыновьей лесной крале своего монаха, чтобы тот её, значит, в новую веру обратил, имя ей от своего бога дал, и всё как полагается. А после и Энгусу, моему, стало быть, мужу, то же следовало сделать. И тогда, раз отцовские традиции над ним будут более не властны, то и старые обеты утратят силу, ничего уже не помешает ему отречься от жены-язычницы, прогнать её прочь, а лучше от греха подальше казнить колдунью и взять новую жену по новому закону, всё чин по чину.

Этот коварный план, думается мне, непременно бы сработал, не окажись мой муженёк таким бесхребетным, а его приятели такими безмозглыми и нахальными пропойцами. Да только ведь осока всегда там, где вода! След старухиного монаха ещё и пылью подёрнуться не успел, а муженёк уже поделился с дружками своими надеждами, ну и, как вы, наверное, догадались, поспешили они это дело отметить. Погуляли, по своему обыкновению, пока не перепились в стельку, а как разошлись, один из этих болванов набрёл у конюшен на рыжего Кигана.

Слово за слово, уж не знаю, о чём они там говорили, только ляпнул пьяный дурень лишнего о моей, стало быть, королевской персоне, да не просто ляпнул – сорвалось у него словечко из тех, за которые, по правде, языка лишаются враз. Киган же, чья верность не уступала горячности, враз вскипел и, недолго думая, пустил в ход свои кулачищи, повезло ещё, что не меч. Хотел было рыжий тащить изменника к трону, требовать справедливого суда за такое оскорбление королевы, да тот лишь рассмеялся на это, мол, нашёл о чём беспокоиться, скоро, Киган, будет у тебя новая королева, куда моложе и красивее нынешней, вот её и станешь защищать, а о проклятой колдунье не заботься, до неё уже никому дела нет, не успеет и луна трижды смениться, как вовсе сгинет ведьма, ко всеобщему облегчению.

Рыжий хоть и вспыльчив был без меры, но не дурак. Услыхав такие речи, быстро смекнул, что готовится недоброе, тюкнул пьяного болтуна по затылку, погрузил на лошадь, свёз в укромное местечко да и расспросил поподробнее со всем старанием. А после привязал паршивца к жёрнову и отправил на озёрное дно, с приветом для келпи[25]25
  Ке́лпи (kelpie) – злой водяной дух, до сих пор известный как персонаж низшей шотландской мифологии. Может принимать различные обличья, но чаще всего является людям в образе лошади, почти всегда чёрной. Склонен заманивать неосторожных путников в воду, где топит их и нередко после пожирает.


[Закрыть].

Не стану врать, будто я его за это осуждаю. И не надо на меня так смотреть! Лучше допивайте да послушайте, что было дальше, сами всё поймёте.

7 кружка

А дело было так.

Узнав о готовящемся предательстве, Киган примчался ко двору и первым делом решил обратиться ко мне. Передал он мне через безъязыкую рабыню весточку – старый батюшкин охотничий нож, тот самый, коим мачеха искалечила сводную мою сестрицу, отняв ей пальцы на ноге. Я о том ноже уже и позабыть успела, а ведь все годы после отцовской смерти с ним не разлучалась даже во сне, до того самого дня, как объявили меня невестой Энгуса. Когда мачеху схватили, я сразу о нём не вспомнила, а после оказалось, утерян мой нож где-то в суматохе. Пожалела, конечно, но вскоре закрутилась так, что и не вспомнила о нём более. А тут вот он, пожалуйста! Лёг в ладонь, как родной; рукоять костяная, полированная, простое лезвие, без причуд, кожаные ножны, потёртые от времени, я даже запах отцовский, показалось, на миг ощутила.

Но и растревожил меня такой подарок, ох и растревожил! Друг ли передал его или враг? И с какой целью? Не стала я долго гадать, накинула поскорей плащ и отправилась в ночь вслед за рабыней, туда, где ждали меня передавший нож человек и ответы на все вопросы.

А? Боялась ли я? Нет, милый, тогда я ничего не боялась! В конце концов, со мною был не только отцовский нож, а уж с ним-то я обращаться умела, будьте спокойны, но и моя власть королевы. И дурная слава могущественной колдуньи, да! Тогда я ещё не знала, что ни власть, ни могущество не делают их обладателя неуязвимым, под должным напором рушится даже самая крепкая стена.

Так вот, рабыня вывела меня чёрной лестницей на хозяйственный двор, куницей скользнула вдоль частокола, к конюшням, махнула рукой куда-то в темноту, мол, туда идите, ваше величество, а сама замешкалась, боязно ей, стало быть. Ну, я настаивать не стала, бросила ей монету серебра да велела убираться прочь, та и шмыгнула поскорей обратно в замок. Увидеть её я больше не рассчитывала, сами понимаете. В конце концов, девчонка была нема, но не глуха. Когда год за годом недоброжелатели следят за каждым твоим шагом, поневоле привыкаешь к осторожности, а уж куда эта девка первым делом отправится, гадать не приходилось. Я её даже пожалела про себя, ну да что поделать… Вздохнула, поправила на поясе нож, чтоб половчей было схватить при нужде, и шагнула, куда показала рабыня – за конюшни, в сенной сарай.

Увидав рыжего Кигана, сперва удивилась, но виду не подала. Спросила только, откуда у него, паршивца, мой нож взялся и как давно он его при себе носит. Тут он пал на колени, да и рассказал мне всё как на духу: и о похождениях моего муженька, и о готовящемся предательстве, и о том, как сам узнал обо всём, а узнав, поспешил предупредить. Как торопился меня спасти, потому как долгие годы не мыслит жизни без возможности хоть изредка на меня поглядеть, но не смеет и приблизиться к той, что принадлежит королю. Ну а нож… Нож-де он подобрал в тот самый памятный день, когда стала я чужой невестой, видел, как мачеха его у меня отняла, и не удержался, оставил себе сувенир, вещь, что держали руки той, кого он полюбил навек с единого взгляда, стоило моим лохмотьям превратиться в дивный наряд, а копоти и саже – слететь с кожи.

Скажу вам по чести, от всего услышанного я пришла в смятение. Предательство мужа, коварство его старухи-матери, признание Кигана – всё вместе породило во мне такую бурю чувств, что, если б она могла вырваться из моей груди, не только от замка, но и от половины королевства не осталось бы камня на камне! Первым моим порывом было ворваться в покои изменника и обрушить на него весь свой гнев, всю боль, заставить страдать, как страдаю я! Вторым – разобраться раз и навсегда с мерзкой старухой и её ручным монашком, чтоб не совались более куда не следует. Твёрдо в тот миг я знала одно: что ни выберу, всё равно прогадаю. И такая обида меня захлестнула, такая горечь! Не передать…

Рыжий между тем всё говорил, предлагал помощь и заступничество, если пожелаю, убеждал бежать, пока не поздно, проявить мудрость да освободить мужа от его клятв, но, охваченная невесёлыми мыслями, я почти не слушала. Просто глядела на него – здоровенного, сильного, закалённого в сотне сражений воина – у своих ног, на могучие его руки, широкие плечи, на гриву его волос, что растрепались в спешке, а ведь всегда бывали причёсаны со всем тщанием, на запылившуюся в пути одежду. Глядела и чувствовала, как пламя, разгоравшееся на хворосте моего гнева и горя, сменяется постепенно другим огнём, не менее жарким, не менее разрушительным. Так впервые я совершила нечто действительно непростительное – нарушила один из своих гейсов. Позабыв о королевском сане, выразила я верному Кигану свою признательность прямо на охапке душистого сена, со всем нерастраченным за годы супружества пылом.

Только под утро вернулась я в свои покои. Тело моё пело и ныло, но слушать его было недосуг, требовалось срочно решать, как быть дальше. Больше всего мне хотелось отомстить предателю-мужу и его коварной любовнице, да так, чтобы боль их и горечь сравнялись с теми, что я испытала за все годы несчастливой жизни в супружестве. И кое-какие мысли у меня на этот счёт уже имелись!

Тем временем верный Киган, направляемый моей волей, во весь опор мчался к заветному лесному дому. Опытный охотник и суровый воин, что при нужде и спать мог в седле, он с лёгкостью должен был обогнать неторопливого монаха. Его задачей было захватить лесную девку вместе с её выводком и тайно доставить в замок, ко мне.

Не подумайте, я не желала ей особого зла, равно как и бастардам! Но, будучи в моей власти, она могла стать веским доводом в споре с неверным Энгусом и его мамашей. Когда на кону собственная шкура, любые средства неплохи. Особенно в этаком гадюшнике, как замок короля! До тех же пор, пока девка не оказалась у меня в руках, требовалось сохранять спокойствие и делать вид, будто я по-прежнему пребываю в полнейшем неведении.

Что ж, притворяться мне было не привыкать.

Ожидание потянулось бесконечной липкой паутиной. Днём служанки всё шептались меж собой: рабыню, что провожала меня ночью на встречу с Киганом, нашли на заре бездыханной на полпути к покоям королевы-матери. Видать, девчонка всё же попробовала на зуб данную ей монету. Глупа оказалась… а глупость, как известно, худшее качество для соглядатая.

Муж, проклятый трус, по-прежнему меня всеми силами избегал, зато его старуха-мать чуть не лопалась от злорадства, приветствовала меня высокомерным взглядом, провожала ехидной улыбочкой. Прямо-таки дождаться не могла мига, когда стащит меня с трона да втопчет в грязь, сокрушит, разобьёт на части, как недавно её монах разбил каменного идола в старом святилище на холме, том самом, где приносили мы с Энгусом свои брачные клятвы.

Трижды наступила ночь, и трижды снова занялся день, прежде чем раздался условленный стук в тайную дверь моих покоев. То возвратился верный мой Киган. Как я и рассчитывала, всё порученное он выполнил безукоризненно. Обогнал монаха на целый день и ночь, первым явился в обиталище лесной шлюхи да назвался королевским посланником. Мол, его господин всё уладил, устроил и теперь с нетерпением ждёт свою возлюбленную вместе с детьми в замке, чтобы поскорее сочетаться с ней браком и сделать королевой. Умно придумал, ничего не скажешь! Ни тебе возни, ни сопротивления, и мизинцем пошевелить не потребовалось – глазом не успел моргнуть, а лесная девка уже сама собралась в путь и бастардов своих снарядила. Да и в дороге не высказывала жалоб на быструю езду, ещё и подгоняла. Только когда вместо королевского замка показалась старая заброшенная усадьба, заподозрила она неладное, но тут уж ей деваться было некуда, реви не реви, пришлось подчиниться. Запер её Киган вместе с детьми в каменной бане, завалил надёжно дверь, а сам отправился ко мне с докладом.

Я его, конечно, первым делом отблагодарила честь по чести и хотела уже приказать отправляться обратно, туда, где оставил он пленницу, сторожить мерзавку до особого моего распоряжения, но тут, на беду, разыгралось моё любопытство. До смерти захотелось мне своими глазами увидеть, на что же мой муженёк позарился! Взглянуть в лицо коварной соблазнительнице, что так ловко пробралась из лесной глуши к самому трону! Так что велела я Кигану чуть обождать, а сама кликнула служанок да, сказавшись больной, строго наказала впредь себя не беспокоить, пока не позову, а после тихонько собралась, накинула грубый шерстяной плащ, вышла тайным ходом из замка и отправилась вместе с Киганом на встречу с лесной девкой.

Ну и разочарование же меня ждало, скажу я вам!

Я-то ожидала увидеть соперницу, хоть сколько-нибудь достойную пусть не уважения, но мести, а вместо этого предо мной предстала насмерть перепуганная сопливая дурочка, едва встретившая свою шестнадцатую весну. Всех достоинств что нежные щёчки да наивные глаза в пол-лица, а мозгов меньше, чем у форели. Ещё и гордости ни капли. Только увидала меня, кинулась с плачем в ноги, стала просить снисхождения, мол, она вся из себя сама невинность, во всём один лишь мой непутёвый муж виноват. Всю свою короткую бесцветную жизнь мне поведала.

Она-де, младшая дочь одного знатного человека из соседних земель, была в младенчестве проклята могущественной колдуньей и, дабы оградиться от злой судьбы, должна была соблюдать единственный гейс: ни в коем разе не касаться веретена да пряжи, но по собственной глупости не утерпела, как-то раз, пока никто не видел, схватилась за кудель и в тот же миг погрузилась в глубокий сон, от которого не было способа её пробудить. Тогда, мол, безутешные родители, дабы не видеть медленной её смерти, приказали выстроить в приграничном лесу каменные покои, где и оставили спящую дочь навеки. Там-де спустя время её и нашёл Энгус. Ну а как пришёл срок появиться бастардам, тут она, мол, и очнулась.

Если я в чём ей и поверила, то именно в этом. Роды, скажу я вам, кого хочешь разбудят! Ну да сейчас не об этом… В общем, дальше вы уже знаете. Вскоре отец детишек вновь пожаловал, на этот раз с заверениями в вечной любви и обещаниями короны. Она, мол, нашла его столь привлекательным и добрым, что тут же во всём ему поверила, а обо мне – законной жене – ни сном ни духом.

Так вот, пока дурёха скулила у моих ног, да то и дело порывалась облобызать мне туфли, а я окончательно разочаровывалась в собственном муже и короле, старухин монах добрался-таки до заветного лесного жилища, обнаружил то опустевшим и без промедления повернул назад, в замок. Дорогой проклятый книжник послал королеве голубя с запиской, доложил, стало быть, обстановку, ну а та, конечно, сразу сообразила, что к чему, велела сыну – моему мужу – срочно собрать всех побратимов-собутыльников, выяснить, не проболтался ли кто о готовящемся деле. Тут и обнаружилась пропажа одного из них. Поиски да расспросы результата не дали, однако старая королева в нём и не нуждалась. Уж она-то понимала: неважно, предал ли пропавший своего короля или умер за его тайну, план придётся спешно перекраивать. За то и принялась.

Я же, оставив Кигана с его самыми верными людьми сторожить лесную дурёху с выводком, возвратилась, никем не замеченная, в свои покои, будучи уверена, что на три шага опередила и коварную старуху, и презренного муженька. Задумка моя была проста и изящна, как полевой цветок, а потребовать я собиралась не более того, что и так полагалось мне по закону: батюшкину усадьбу, которая была при мне приданым, всё имущество, как то книги, платья, меха да украшения, и триста голов скота в компенсацию за неверность, а ещё моих сыновей, чтобы удалиться с ними под родную крышу и воспитывать, как считаю нужным. В обмен я собиралась предложить коронованному кобелю полную свободу от всех клятв и принятого после свадьбы гейса, а также обещание навсегда сохранить в тайне все его неприятные секреты. Ну и вернуть девку с бастардами, конечно, живыми-здоровыми. Сдалась мне эта дура! Такой даже мстить стыдно…

Чего ты там шепчешь, дружок? Говоришь, и эту часть истории раньше слыхал? А-а-а, слыхал, да не такую! Верно, милый, всё верно. Говорю же, проклятые сказочники каждое слово переврали, чтоб им век медвежьей болезнью маяться! Но ты слушай да запоминай. Глядишь, потом и сам где при случае расскажешь, только уж будь другом, не приукрашивай ничего, не надо, за что купил, за то и продавай. Жизнь, она, дружок, такие порой коленца выкидывает, ни одному сказителю нарочно не придумать!

Вот могло ли кому, скажем, прийти в голову, что старая королева, узнав о пропаже лесной дурёхи, кинется к Энгусу с предположениями самыми мрачными, а тот, напуганный донельзя, не придумает ничего лучше, чем отправить срочных гонцов своим вассалам да передать эти бредни им? Мог ли кто сочинить сюжет, в котором бывалые воины и опытные управители так устрашились мести от рук преданной ими колдуньи, что заточили в темницу ни в чём не повинных её детей? Или что мой неверный муженёк, которому даже недостало смелости переговорить со мной с глазу на глаз, вдруг прилюдно обвинит меня в сотне преступлений, от злоумышления против короны до измены и чёрного колдовства, да прикажет стражникам схватить законную их королеву? Не говоря уже о том, что могущественная и мудрая ведунья (а я была именно такой, уж не сомневайтесь!) добровольно даст заковать себя в кандалы?

Да, приятель, именно так я поступила, вопреки всему. Но что, скажи, мне оставалось делать, когда жизни моих милых мальчиков были в руках недругов? Да я готова была не то что в кандалы – на костёр взойти сей же миг, лишь бы им не причинили вреда! Эх, знала бы я тогда, что моя жертва окажется напрасной, своими руками свернула бы шеи и гулящему мужу, и его мамаше раньше, чем случилось бы то, что случилось дальше…

А? Громче говори, милый, да в другое ухо! Почему я просто всех не заколдовала или в тот же миг не прокляла? Ну и наивный же ты, парень! Без обид, дружок, без обид. Но верно, что ты ничегошеньки не знаешь об истинной магии, иначе не ляпнул бы такого! Это только у сказочников в их поганых россказнях она творится по щелчку пальцев да взмаху волшебной палочки. На деле магия – это вам не ярмарочные трюки, что целиком зависят от легковерия окружающих! Магия на треть состоит из воли, на треть из знания, а ещё на треть из крови. Одно дело – отвести глаза, пусть и целой толпе, и совсем иное – сотворить чары достаточно сильные, чтобы переломить чужую волю. Нет, дружок, истинное колдовство просто так не сотворишь, тут время надобно! А времени-то у меня как раз и не было…

Так что оказалась я взаперти, лишённая света солнца, и единственной, кого оставили при мне, дабы подать при надобности воды или еды, оказалась почти совсем к тому времени одряхлевшая и ополоумевшая моя мачеха.

Я уж к тому времени и позабыла о ней почти, буду честна, судьба её после собственной свадьбы мало меня заботила, померла бы старуха – я бы и не узнала. Однако же боги насмешливы и жестоки, именно она оказалась со мною рядом как в миг моего возвышения, так и в миг падения. Только теперь я не испытывала по отношению к ней ничего, кроме жалости и презрения. Боги свидетели! Этой женщине даже не хватило воли нарушить один из наложенных на неё запретов и оборвать своё унизительное, никчёмное существование. Если я и боялась в тот миг чего-то больше, чем вреда моим милым мальчикам, так это превратиться однажды в столь же сломленное и жалкое создание, покорно сносящее всё, что пошлёт судьба.

Конечно, я не собиралась сидеть сложа руки да ждать, пока мой муженёк с его мамашей придумают способ моей казни! Особенно после того, как эти люди, будь проклято их ядовитое семя, позволили себе угрожать моим сыновьям! Нет, я точно знала, что долго моё заточение не продлится. Так оно и вышло.

Едва слух об этом безобразии достиг верного моего Кигана, он перепоручил охрану заложников лучшим своим людям, а сам тут же примчался на выручку. Для того, кто пользовался среди королевских воинов громадным уважением и безраздельным доверием, стянуть ключи от моей темницы оказалось плёвым делом. Тайными ходами под покровом тьмы покинули мы замок, а дальше благодаря нехитрым чарам незамеченными пересекли широкий луг за крепостной стеной, добрались до дубовой рощи, где ждали наготове кони, и что было мочи поскакали прочь, словно три тени, отделившиеся от тела ночи.

А? Что говоришь, приятель? Отчего три? Экий ты нетерпеливый, право слово! Я как раз собиралась об этом рассказать. Ну да раз уж ты спросил… Мачеха, дружок. Третьей с нами в ту памятную ночь была она. Уж не знаю, какой добрый дух шепнул мне на ухо идею забрать старуху с собой, она ведь только обузой была, сами понимаете, но ведь мачеху наверняка бы казнили на месте, как только бы обнаружилось, что я пропала прямиком из темницы. В общем, оставить её там совсем одну я не смогла. Не чужие ведь, в конце концов, мы были люди…

Рассвет застал нас уже на подъезде к батюшкиной усадьбе, точнее, давно моей, по всем законам. Лучше места было не придумать, тем более что верный мой Киган загодя позаботился отправить гонца с приказом от моего имени ждать возвращения хозяйки да готовиться к хорошей стычке. Так что, когда крепкие стены, обнесённые высоким валом, показались впереди, я даже не сразу узнала в этом хорошо укреплённом форте родное гнездо. Ах, милый мой дом! Сколько воспоминаний хранили эти камни, сколько слёз впитала эта земля! Нигде не была я так счастлива и так несчастна!

Однако в тот раз предаваться ностальгии времени не было. Едва захлопнулись за нами тяжёлые ворота, увидала я, что все обитатели усадьбы, способные держать оружие, собрались во дворе приветствовать свою госпожу, а с ними три сотни закалённых в боях и походах воинов Кигана. Их приветственные крики наполнили моё сердце радостью, а стук их мечей о щиты услаждал слух лучше самой нежной музыки. Все они без раздумий встали на защиту правды, попранной тем, кто обязан был её защищать. И поверьте, меньший из этих людей был бы более достойным правителем земли, на которой жил, чем тот, кто носил золотую корону и всё ещё звался моим мужем пред ликами богов!

Да, милый, чего ты там шепчешь? Мятеж, говоришь? Вот и мой муженёк непутёвый то же сказал, когда узнал обо всём. Эх, до сих пор жалею, что не видела его лица в тот миг! Зуб даю – а учитывая, сколько их у меня осталось, ставка высока, – что его трусливое чёрное сердце скакало в груди, подобно зайцу! Жаль, не остановилось оно в тот самый момент, скольких бед можно было бы избежать…

В общем, мой благоверный Энгус на всю страну объявил меня изменницей, мятежницей и злодейкой, а тому, кто сразит «злобную ведьму» и предоставит её живую или мёртвую, даже награду назначил, равную моему весу в золоте. Но надо отдать должное моим и Кигана людям, ни один не польстился на обещанный королём куш! Честные были люди. Смелые. Верные. Для таких старые клятвы не пустой звук, а боги отцов не просто каменные да деревянные болваны на холмах, от которых и отвернуться можно ради собственной выгоды. Нет, эти люди помнили и чтили древний закон, и каждый из них рад помочь мне свершить месть, ведь ярость моя и обида были справедливы.

Так считали, скажу я вам, и многие за пределами моей усадьбы! Дня не проходило, чтобы не появился у её ворот один, а то и несколько человек, готовых присоединиться к моему воинству. Конечно, были среди них такие хитрецы, кто обманным путём мечтал проникнуть поближе ко мне да заработать королевскую награду, не для себя, так для родственников, но их всегда быстро разоблачали благодаря моим чарам и осторожности Кигана. Тех же, кто прошёл проверку, вооружали наилучшим образом и принимали с радостью в свои ряды. Скоро совсем тесно стало в усадьбе, столько отважных воинов собралось в её стенах, и тогда решила я, что пора выступить против Энгуса в открытую. И первым делом нужно было отбить у его псов моих драгоценных мальчиков да вернуть их под родной кров в целости.

С того мы и начали.

Киган собрал два отряда, один большой, в целую сотню добрых воинов, а второй малый – трижды по девять человек в нём было. С первым отрядом я выступила открыто при свете дня и двинулась на восток, по направлению к замку короля, по дороге всякий раз останавливаясь, чтобы разграбить и сжечь всякое жилище, где, как я знала, обитали верные ему люди. Всякий раз я показывалась первой перед воротами таких хозяев и открыто обличала их властителя в его преступлениях, взывая к чести, предлагала присоединить свои силы к моему войску да свергнуть недостойного, пока не поверг он всю страну своими нечестивыми делами в бездну горя и страданий. Некоторые из этих людей прислушались к моим словам, другие же были повержены, а владения их разорены и сожжены дотла.

Продвигались мы медленно, не торопясь, но вести о бесчисленной армии королевы-колдуньи мчались быстрее ветра и далеко опережали мой отряд, так что они достигли мужниного замка намного раньше, чем сама я смогла бы разглядеть хотя бы очертания его крыш на горизонте. О, какими только подробностями и фантазиями не обрастали эти россказни по дороге! Говорили, что воинов своих я призвала прямиком из бездны моря, что они огромны, ужасны видом и не чувствуют боли, что их не берут стрелы и невозможно ранить мечом, если только тот не был особым образом заговорён и очищен огнём; говорили, что сама я веду в бой это жуткое войско, оседлав огненный вихрь вместо коня, а чары мои способны самого сильного и отважного противника сделать слабым, подобно младенцу, лишить воли и разума.

Второй отряд, под рукой самого Кигана, двинулся в путь тайно, под покровом ночи, и двигался к той же цели, что и мой, только быстро и по возможности незаметно. Вы, верно, спросите, как можно скрыть почти три десятка воинов, во весь опор скачущих через равнины и холмы, но я вам так скажу: рыжий был хитёр, что твой лис, уж он-то знал, прятать ветку лучше всего в лесу! Так что он повёл отряд по королевской земле под королевским же оленем на штандартах. Никому, кто их видел, и в голову не пришло, что перед ним мятежники, направляющиеся в обход навстречу войску самой королевы-колдуньи!

А? Да, приятель, умно это было придумано! Очень умно. Однако при всей своей хитрости да уме верный мой Киган был человеком честным, бесстрашным и великодушным, так что он не мог даже помыслить подлости, на какую способны трусы, подобные загнанным в угол крысам…

План наш был весьма прост и состоял в следующем: я должна была наделать побольше шуму, чтобы неверный мой муженёк ожидал приближения обманутой жены, идущей штурмовать его замок, с трепетом и страхом. Но не это было истинной целью моего похода, а лишь освобождение сыновей, что стократно проклятый их воспитатель держал заложниками, поправ при том все законы людские и божественные. Конечно, в усадьбе того подлеца меня ждали в первую очередь и наверняка приготовились обороняться до последнего! Потому-то, пока моё войско разоряло земли верных недостойному королю людей, Киган с малым отрядом лучших своих воинов и обогнул охваченные пламенем моей мести земли с юга. Всё верно, дружок, всё так! Дабы зайти к неприятелю с тыла!

И всё до поры шло, как было задумано.

Меньше половины дня пути отделяло моё войско от стен, за которыми томились мои мальчики, когда Киган, воспользовавшись смятением ожидающего расплаты предателя, появился со своими людьми перед его дозорными. Увидев королевский знак над отрядом рыжего, подлец едва не разрыдался от радости, решил, что прибыла подмога, и не мешкая впустил и Кигана, и всех, кого тот привёл за собой.

Дальше рыжий пытался решить дело по своему обыкновению: наплёл, мол, сам король приказал ему привезти сыновей домой, в замок, где они будут в большей безопасности, пока сам он не остановит их безумную мать. И, наверное, это сработало бы, окажись Киган в усадьбе парой дней раньше, но увы! Боги распорядились иначе. Оказалось, буквально накануне подлецу-воспитателю пришла весть прямо от Энгуса – его ищейкам удалось-таки обнаружить, отбить у охранников и возвратить горе-королю его проклятую девку вместе с бастардами. Совсем скоро они должны были сочетаться браком по новому, только что принятому закону, как велел новый его бог. Ну а мальчики мои, запятнанные подозрениями в измене их матери, язычницы и злой колдуньи, потеряли, волею их беспутного отца, все почести и привилегии, им полагавшиеся. Мол, только по доброте своей Энгус не приказал казнить сии плоды позорной связи, а велел содержать их под замком, пока не схватит и не казнит их мать. После чего мальчишки вместе с многочисленными незаконнорождёнными братьями и сёстрами, коих к тому времени уж за дюжину числом перевалило, переданы будут на воспитание тому самому приблудному монаху и его товарищам, жрецам нового бога, что, как понял Киган, вскоре наводнят эти земли, будто лягушки пруд.