Текст книги "Ведьма Агнета. Демон-помощник и заколдованная комната"

Морока, морока, с любого бока

Посидели, поужинали, мясо хоть и остыло немного, но все равно было сочным и вкусным. Чай попили, покалякали немного. Юра сослался на то, что ему нужно срочный заказ делать, и ушел в свою мастерскую. Яночка сообщила нам, что она будет деду помогать, и пошла за ним следом. Мы с Марой стали убирать посуду и разговаривать.

– Мара, у тебя не только навыки новые появились, но и уровень энергии повысился в несколько раз. Поэтому ты можешь быть интересной всяким сущностям, в том числе и охотникам. Если отбиться от них, то они лезть не будут, силу почувствуют. Если же нет, то можно и Яночку потерять. Она хоть и слабенькая пока, но мало ли кому они ее в качестве трофея преподнесут, – сказала я.

– Пойдем, по округе прогуляемся, посмотришь, кто тут в последнее время бродит, – проговорила она.

Марена надела пояс, к которому прицепила свой серп.

– Серп и молот, – хохотнула я.

– Ой, Агнета, вечно ты со своими шуточками, бери косу, идем косить.

– Кого найдем, того и скосим, – рассмеялась я.

– А то ж, мы же девки-огонь.

Мы с ней вышли за ворота. Ворон летел рядом, вернее сказать, что он летел какими-то зигзагами, пролетит пару метров и на ближайшее дерево сядет.

– Ест как не в себя. Растолстел, еле передвигается, – пояснила Мара.

– Я все слышу. Я сколько веков в забытье просидел, конечно, крылья у меня не разработанные. Мара – тростинка, не сядешь ей на плечо. Вечно «слезь с меня, ты тяжелый», – передразнил он ее.

– Мы же не в XIX веке и не на пиратском корабле, чтобы было нормально ходить с птицей на плече. Люди приходят в траурное агентство, а тут к ним хозяйка с вороном на загривке выходит. Чего они подумают? И так народ меня сторонится, – поморщилась Мара. – А твои где помощники?

– А шут их знает, обещались охранять. Вот только что-то я их не наблюдаю, – пожала я печами.

Меня одолевало некоторое беспокойство. Понятное дело, что ни тот ни другой к Маре во двор не полезли, ибо это чревато. Исмаила, может быть, и пустили бы, он со мной, а вот Шелби мог получить по ушам.

Я озиралась во все стороны, пока шли до кладбища. Хорошо, что по дороге не встретили никого, а то бы напугали народ. Хотя мало ли зачем мы идем, может, кролям или козам травки накосить. На кладбище ничего такого я не заметила, да и Мара сказала, что нет никаких аномалий. Я посидела на лавочке, а она побродила по могилкам, пошепталась. Видно, ей это для восполнения сил нужно.

– Может, и не нужна я им, не интересна, может, зря мы волнуемся, – сказала она, прикрывая за собой калитку.

Пошли мы с ней обратно к дому. Идем по тропинке, о своем о девичьем болтаем. Только вот шли в одну сторону, а пришли обратно к кладбищу. Удивились и пошли по другой дороге, только вот нас обратно вернуло. Село видим, а дойти не можем.

– Может, напрямки срежем? – спросила Мара.

– Давай, – пожала я плечами.

Пошли с ней через поле. Идем, а село не приближается, и кажется, что вообще идем в обратную сторону.

– Мара, а где твой ворон? – спрашиваю.

– А не знаюуууу, – растягивает женщина лицо в огромной улыбке и светит своими острыми, как иглы, зубами.

Значит, вышла я не с Мареной, а неизвестно с кем, и водит оно меня и кружит. Рванула назад к кладбищу, а существо за мной. Руки ко мне тянет.

– Стоооой, – подвывает. – Дай, дай, дай мне.

Пальцы длинные скрюченные, тянется к моей косе.

– Мне надо, надо, – скрипит оно.

– Я тебе сейчас как дам!

Хрясь по существу косой, а оно испарилось и за спиной у меня оказалось. Чую дыхание смрадное на своей шее.

– Не страшшшшно тебе? Не боишшшься? Ссссмелая какая. Отдай, – и хвать своими скрюченными пальцами за косу.

Древко под пальцами существа зашипело. Загорелись руки у сущности. Завыло оно, запрыгало, рожи корчить стало.

– Исмаил, – позвала я, – Исмаил, где тебя Томас носит?

Понимаю, что надо по чудищу косой проехаться, но боюсь, а вдруг это морок и задену я кого-то своего. Сколько таких случаев было, люди думают, что перед ним чудовище, а потом оказывается, что мать или отец. Подняла косу режущей частью к себе, стала смотреть в свое отражение и раскачивать туда-сюда.

– Морока, морока, уходи далеко, спутанные мысли с собой забирай, мне ясность головы оставляй. Глаза мои видят, уши мои слышат, руки мои чувствуют. Все, что наморочено, все в землю ушло да по ветру развеялось, – пропела я несколько раз.

Чувствую, меня кто-то за плечо трясет.

– Агнета, Агнета, ты меня слышишь? Ты чего тут расселась, бубнишь сидишь, да косой размахиваешь? Я к тебе даже подойти боюсь, – услышала я голос Мары.

Поднимаю глаза, точно, она стоит, а мы еще на кладбище сидим и никуда не уходили.

– Пошли, нет тут никого, – позвала меня Марена.

– А ты настоящая? – спрашиваю.

В ушах гул стоит, слегка четкость в глазах нарушена.

– Конечно, настоящая. Ты чего? Видела что-то? – спрашивает.

– Видела, не одни мы тут. Где твой ворон?

– Да вон, на памятнике сидит, что-то там читает, – махнула она в сторону каменного ангела.

Смотрю, а ангел ехидно так улыбается и крылом помахивает.

– Мара, подключайся, а то мне кажется, что я с ума схожу.

Что-то страшно мне стало и жутко.

– Ты мне дай свою косу подержать, я на нее посмотреть хочу, – протянула ко мне руки Марена.

Да что ты делать будешь, что за наваждение, никак не проходит.

– Ты кто? – спрашиваю.

– Маарааа. Не помнишь меня? – улыбается так страшно.

Ворон ее с каменного ангела спрыгнул и крадется ко мне. Вот только в размерах увеличивается. Бежать надо, а я пошевелиться не могу, вцепилась в косу и сижу с ужасом на все смотрю.

Вдруг из-за памятника Исмаил выпрыгнул и утащил ворона за могилки. Двинула я «Маре» в лицо древком и побежала. Косу не стала использовать против нее, а вдруг она настоящая, только тоже замороченная.

Мы не сдаемся

Бежала долго, остановилась в степи. Тихо, только ветер гуляет. На горизонте садится красное солнце. Мары нигде нет, Исмаила и ворона тоже. С одной стороны виднеется село, с другой кладбище. Уселась прямо на землю, вокруг заплясали какие-то тени. Страшно. Ушел ли морок или нет, неизвестно. В голове мысли путаются, перед глазами мошки кружатся. Картинка как-то странно перекашивается, словно при головокружении или при сильном алкогольном возлиянии.

Надо сосредоточиться на чем-то, что постоянное, что со мной находится. На платье на свое посмотрела, не помню, в нем была или в чем-то другом. Да и вообще не помню этого платья, босоножки тоже вроде незнакомые, а может быть, и мои. Вот коса вроде моя, они все забрать у меня хотели, и колечко на пальце, такое красивое, я его никогда не снимаю. Вот за это и цепляться нужно.

Села по-турецки, косу поставила перед собой, полотном вниз. Взялась обеими руками за древко, так чтобы кольцо видеть. Завыла на всю степь.

– Морока, морока, уходи далеко, от нашего дома до чужого порога. От нашей веси до степного полесья, где месяц двурогий, перекресток на семи дорогах. Развейся, исчезни, про меня не вспомни. Сними, забери свои путы с ног моих, с рук моих, покрывало сдерни с головы моей, чтобы я увидела, чтобы я услышала. Покажи мне, что от меня скрыто, что мной забыто, что чужими руками перепутано. Дорога, откройся, судьбы дверь вскройся, оковы пали. Морока сгинула, а я теперь свободна. Да будет так, как я сказала. Ключ, замок, язык.

Развернулось кольцо черной змейкой, поползло по моим рукам. Обвило руки вместе с древком. Загорелся вокруг меня огонь. Стоит стеной, никого не пускает, от мороки очищает. По степи не бежит, но и от меня не отходит. Завыл кто-то за стеной огня, забормотал, заплакал, запричитал, просить стал, чтобы впустила и отпустила, отдала и замолчала. Только вместо этого стала я к огню прислушиваться, как он трещит и во все стороны искры разбрасывает, но степь не трогает. И страх у меня вместе с этим пламенем сгорел.

Осело потихоньку пламя, оставив круг пепла около меня. Затих ветер, на небе появилась луна и высыпали горохом звезды. Напротив меня сидел Исмаил и внимательно меня разглядывал.

– Всех разогнала? – спросил волк.

– Не знаю, посмотри, – ответила я.

– Вроде никого не видать, – покрутил он головой и втянул воздух носом.

– Ноги затекли, – сказала я, поднимаясь из пепельного круга. – Мару не видел?

– Видел, на кладбище она. Идем, отведу.

Он побежал предо мной трусцой. Я пошкандыляла за ним, прихрамывая, опираясь на свою косу.

– Ууу, как ноги отсидела, ууу, как больно, – подвывала я.

Навстречу попался какой-то забулдыга, который, вероятнее всего, возвращался с какой-то гулянки. Увидал меня, креститься начал.

– Уйди, старая карга, я еще не пожил, – замахал он на меня руками.

– Сам ты старая карга, – замахнулась на него косой. – Я не к тебе.

Мужик выбросил початую банку с пивом и рванул в сторону села, бормоча себе под нос, что в рот больше ни грамма не возьмет. Я же отправилась на кладбище. Он все бежал впереди, периодически оборачиваясь на меня.

– Беги, беги, а то догоню, – погрозила ему пальцем.

– Агнета, хватит глумиться, пошли быстрей, – позвал меня Исмаил.

– А это точно ты, Исмаил? – остановилась я.

– Морок до конца, что ли, еще не сошел? Я Исмаил, – сказал мне волк.

– Скажи мне что-то такое, что знаем только мы с тобой вдвоем, – велела я.

– Я тебе должен неделю жизни, которой ты рассчиталась с больничным ангелом. Двенадцать часов ты уже отдала. Пойдет?

– Угу, – ответила я и снова пошла за ним.

Зашли на территорию кладбища. Посреди него возвышалось огромное полусухое дерево, которое имело искореженный ствол, словно переплелись в нем несколько деревьев.

– Она там, – кивнул Исмаил на дерево.

– Как там? – удивилась я.

– Когда морок на вас охотники наслали, она сразу закрылась. Защиту поставила какую смогла. Теперь там внутри сидит, выйти не может, – сказал волк.

– Ужас какой. И как ее оттуда достать? – спросила я.

– Я не знаю. Может, она сама как-то выберется оттуда.

– Мара, ты там? – спросила я.

– А ты кто? – услышала я глухой голос.

– Конь в пальто, – ответила я.

– Вытащи меня отсюда, сил больше нет стоять, – ответила она.

– И как я тебя вытащу из этого склепа? Попробуй все силы из этого дерева вытянуть. А мы трухлю с этой стороны разобьем.

– Сейчас попробую, – сказала она.

Дерево сначала стало засыхать, затем чернеть. Я его пнула, но оно не поддавалось.

– Там в сторожке есть лопаты, ломы, топоры. Ворон, передай ключи, – произнесла Мара.

Птица вылетела из веток с ключами в клюве. Я пошла в сторожку, добыла там топор и лопату. Попыталась подкопать, но земля задубела, не пробиться. Топор от дерева отскочил, словно по железу ударила. И поджечь нельзя, она же там сгорит заживо. Исмаил попытался его пробить, но ничего не вышло.

– Не получается? – простонала Мара.

– Нет, – ответила я. – Вот ты забаррикадировалась.

– Посторонись! – услышала я знакомый голос.

Томас в своем бесовском обличье попытался своими лапищами дерево разодрать. Вот только и у него ничего не получилось.

– Тебя где черти носили? – поинтересовалась я.

– Да вот, носили. Не все такие умные, как ты, Агнета, – хрюкнул он.

– Давайте попробуем все вместе, – я протянула руку Томасу и Исмаилу.

Волку пришлось обратиться в человека, и ворон стал крепким стариком. Взялись за руки и стали вокруг дерева ходить, хороводы водить.

– Мара, Марена, по полю ходила, души собирала, в навь провожала. Сама заблудилась, в птицу обратилась. В плен к охотникам попала, а потом сбежала, – пропела я, и мы приложили наши руки к дереву.

Из ветвей выпорхнул черный лебедь. Ударился он оземь и превратился в прекрасную девицу-красавицу Марену. Стоит, трясется вся, руки, ноги растирает. Так и плюхнулась на скамейку рядом со своим корявым деревом.

– Вот ты как за добро отплатил, – из-за забора показалось огромное чудище.

– Я по своим понятиям живу, а не по вашим, – осклабился Томас и растопырил лапы в разные стороны, готовясь к атаке.

Я встала в стойку, да и Исмаил приготовился.

– Опять, – застонала Мара.

– Чудо-Юдо, где у тебя глаз? Я тебе сейчас его выклюю, – прокаркал ворон.

– Да вот еще, больно много чести для вас, еще мараться об вас будем, – проскрипело чудовище. – Томас, жизнь долгая, ты, когда ходить в человеческом обличье будешь, оборачивайся.

Чудовище ухнуло, бухнуло и исчезло. Зашевелились тени около могил, вытянулись и пропали.

– Кажись, мы их напугали, – сказала я.

– Надеюсь, – ответил Томас. – Но врагов я себе нажил сильных.

Он хлопнул в ладоши и испарился. Исмаил обернулся волком и помчался куда-то в степь.

– Никак мне не дают никому глазки выклевать, и стоило становиться вороном, – вздохнула птица и полетела вперед.

А мы с Марой двинулись в село, поддерживая друг друга.

Всякое-разное на дороге

Брели с Марой домой, рядом летел ворон и что-то он там нас поучал и говорил, что мы все неправильно сделали, надо было делать так, а не вот этак.

– Вот толку от тебя никакого нет, – сказала ему раздраженно Мара. – Ты что, не почуял, что там враждебные нам сущности?

– Что это от меня толку нет? Я, между прочим, много разных знахарских рецептов знаю. Например, как лечить выпадающую кишку.

– Геморрой, что ли? – хихикнула Мара.

– Не знаю, как это по-вашему называется. Надо чугунок в печке нагреть, заголиться и на него сесть. Так и бабьи боли лечить можно, только в чугунок углей накидать с камнями вперемешку, чтобы тепло долго было. А если ребятенок плачет, то облизать ему лоб. А еще… – он хотел продолжить, но наткнулся на толстую ветку и был сбит.

Мы с Марой рассмеялись.

– Сейчас практически все можно в больнице вылечить, и никого облизывать не надо, и угли в штаны сыпать, – сказала она.

– А как же традиции там, память предков, вековые знания? – спросил ворон.

– Ко всему надо с умом подходить, – ответила я. – Выбирать лучшее из всего, что есть и было.

Завернули на Марину улицу и увидели, что около их дома стоит Сашина «Нива». Зашли во двор. Саша и Юра тихо разговаривали в мастерской. Заглянули туда, и что тут началось! Саша вскочил и подлетел ко мне.

– Ты знаешь, который час? Три часа ночи уже, а вас до сих пор нет. Мы уже всю окрестность прочесали. Думал уже народ собирать, – громко стал он мне выговаривать. – Нельзя так делать. Телефоны тут оставили, и одна и вторая. Кто сейчас без телефонов ходит? Кто так делает?

– Ты чего орешь? – насупилась я. – Когда уезжала, предупредила, что поеду к Маре, когда вернусь – не знаю.

– Так я думал, что ночевать ты придешь. Где можно по ночам шататься? У тебя ребенок, я есть. Про нас ты забыла? – продолжал он мне выговаривать.

– Я тебя предупредила, куда я еду и к кому. Это раз. Во-вторых, ты, когда жить со мной собирался, ты разве не знал, кто я такая? Знал, я от тебя ничего не прятала и не скрывала. Так что нечего тут вонять, видели глазки, что ручки брали. Ты вот целыми днями пропадаешь, я же на тебя не кричу и по разным местам не бегаю, не ищу, когда ты домой в полночь не появляешься.

– Так я всегда на связи, – ответил он.

– Не всегда. Если что-то у тебя страшно важное, то ты и трубку можешь не взять, дескать, ты на работе. У тебя отец с матерью и с сыном в аварию попали, не могли до тебя дозвониться. Потому что для тебя работа важней. Мы же просто так тебе никогда не звоним. Сегодня я тебя предупредила. И вообще, ты с кем детей оставил?

– У родителей я их оставил. Хотел сначала дома, одних, а потом вспомнил, что ты предупреждала, чтобы в доме до твоего приезда никого не было. Отвез к ним.

– А сам ты чего один рассекаешь? – поинтересовалась я.

– А что со мной может случиться? – удивился он.

– Мало ли. Я же просила оставаться дома.

– А если меня бы по работе вызвали? – возмутился Саня.

– Так не вызвали же.

– Ты трубку не брала. Я волноваться начал, – сказал он уже тише.

– Саша, я все понимаю. Однако в моем деле помехи не нужны, так что все отвлекающие вещи оставляются дома.

– Агнета, у меня на работе каждый день покойник, люди как с ума посходили, то поножовщина, то самоубийство, то от старости, то по неосторожности, то от болячки какой. Один, а то и два человека. Давно такого не было. А здесь ты пропала, вот я и дернулся, мало ли что могло случиться, – покачал он головой.

– Саша, я тебе говорил, что у них все в порядке, Марочка своих в обиду не дает, да и Агнета у тебя боевая девушка. Нашли бы мы их, а они обряды какие проводят, все бы испортили, а то бы еще от других сил по носу получили, – стал говорить ему Юра. – Да и девочки нам бы этого не простили.

Мара стояла тихо в сторонке и улыбалась.

– Мужика бы тебе не помешало завести, – сказал ей Саша.

– Это еще зачем? – удивилась она.

– А что я один, как дурак, страдаю, – буркнул он. – Была бы компания.

– У меня папа есть, – тихо ответила она.

Всем вдруг стало неудобно, словно Мару за живое задели. Она отвернулась и вышла из кузни.

– Устала я, спать пойду, – бросила она через плечо. – Всем спокойной ночи. Агнета, потом с тобой созвонимся.

– Эх, Сашка, Сашка, – похлопал по плечу его Юрец. – Ничего ты не понимаешь. Давайте-ка, ребятки, домой, поздно уже. Всем завтра рано вставать. У меня вон заказов выше крыши, то оградки, то скамейки, то памятники.

Попрощались с Юрой. Я собралась садиться в свой «крокодильчик».

– Давай поедем вместе, а завтра заберем твое чудо. Я ночью дорогу лучше вижу, да и знаю все эти окрестности хорошо, – сказал Саша.

У меня до сих пор за спиной висела коса. Ее Саша почему-то не видел. В машине я ее не оставлю, надо класть в багажник «Нивы».

– Хорошо, багажник открой, – попросила я.

– Зачем? – удивился он.

– Поеду в багажнике, – огрызнулась я.

Открыл багажник, я кинула туда косу. Села рядом с Сашей. Он включил магнитолу и попытался завестись. Машина молчала, магнитола скрипела и стонала на все лады.

– Агнета, не злись на меня, я просто переживал. В голове всякие нехорошие образы возникли, – попросил он. – Я больше никогда не буду на тебя ругаться.

– Никогда не говори «никогда», – ответила я.

Машина молчала и не заводилась, магнитола трещала.

– Агнеточка, лапочка, вдохни, выдохни. Водички хочешь? – спросил он.

– Хочешь, – ответила я.

Он протянул мне бутылку с водой. Выпила половину.

– Выключи ты эту трещотку, – кивнула я на магнитолу.

Саша не успел ее выключить, как через белый шум донесся пронзительный женский голос: «Мне тут плохо, помоги мне». Он щелкнул кнопкой, и все затихло. Я тряхнула головой, наваждение какое-то, видно, послышалось. Конечно, такая ночь веселая была.

– Ты ничего не слышал? – спросила Сашу.

– Нет, – мотнул он головой. – Машина так и не заводится, – он грустно посмотрел на меня.

– Через две минуты попробуй, а то аккумулятор посадишь, – сказала я и посмотрела в сторону.

Где-то за деревьями маячила фигура волка. Он ждал, когда мы поедем. Через две минуты автомобиль завелся, и мы отправились домой. Я задремала. Вдруг Саша резко нажал на тормоз. Хорошо, что я была пристегнута, а то бы ударилась о торпеду.

– Что такое? – спросила я.

– Чертовщина какая-то. Показалось, что на дороге женщина какая-то стоит.

– В белой одежде? – скептически спросила я.

– Да нет, в желтой куртке вроде и джинсах. Я остановился, а она исчезла. Может, на обочину ушла, – он хотел выйти из машины.

– Саша, не надо. Если бы она тут была, то стояла бы на обочине. Ее нет, значит, не стоит выходить. Может, тебе от недосыпа померещилось? – предположила я.

– Может быть, – ответил он.

Оставшийся участок пути я не спала, а смотрела в окно, но там ничего не было.

Следующий день был какой-то суматошный. Повалили ко мне местные товарищи. Матрена накидала много работы. Весь день, как белка в колесе. Саша тоже закружился. Только вечером удалось забрать «крокодильчика» от Мары.

Еду домой, включила радио. Пела вместе с певцами разные песни. В какой-то момент перестало ловить радио, и снова сквозь белый шум отчетливо услышала грустный женский голос: «Помоги мне, я рядом». Саша ехал предо мной. Он резко затормозил, а я чуть ему не вписалась в багажник. Выскочила из машины, и он вышел из своей.

– Опять она, – смотрит на меня и удивленно пожимает плечами.

– Темнеет уже, – тихо сказала я.

– У меня фонарик есть. Давай по обочинам посмотрим, – предложил он.

Мы переглянулись, оба догадывались, к чему эти видения.

– Агнета, давай посмотрим, а то она обычных водителей пугать будет. Аварий на этом участке тогда много будет, – покачал он головой.

– Давай глянем, – согласилась я.

Побродили вдоль дороги, с одной да с другой стороны, но никого и ничего особенного не нашли.

– Надо сюда завтра днем приехать. Темно, ничего не видно. Может, она тут рядом лежит, а может, вещь какая-то валяется ее, – сказала я.

– В картотеке у себя еще посмотрю по потеряшкам, – ответил Саша.

– Поехали домой, а то мало ли что, стоим с тобой на дороге. Вдруг она, наоборот, приманивает, беду кличет.

Сели по машинам и рванули домой.