Текст книги "Пороки"

Серый Кардинал приподнял моё лицо за подбородок:

– Наркоман?

– Я споткнулась об него, когда входила утром в твой дом. – Я открыла раскрасневшиеся глаза.

– Есть у него такая привычка, – Юлий бережно обнял меня свободной рукой за плечи, и я уткнулась лицом в черную рубашку под френчем: – Он засыпает у порога, утверждая, что этим жестом подчеркивает свое социальное положение.

– Какое ещё положение?

– Положение в доме своего друга, в котором он имеет право только на коврик у входной двери.

– Грустно, – я шмыгнула носом.

– Грустно от того, что он неправ, но я не спорю с ним, – голос Юлия стал чуть более жестким, когда он заговорил о Наркомане.

– Почему?

– Дело в том, Кнопка, что Наркоман не имеет права даже на коврик у двери. Этот дом мой. Мой, это моя сбывшаяся мечта, место, где я себя чувствую действительно дома. Где живет она, где тепло от огня свечей, где солнечный свет говорит о жизни.

Я почти не слушала его. Так уютно было стоять рядом, чувствовать на себе его легкие объятия. Не решаясь обнять его в ответ, я просто вдыхала аромат его рубашки и не плакала. Не плакала о Нике.

– Мне нужно попросить тебя кое о чём, – Юлий отстранил меня от себя, держа за плечи. – Тебе не стоит подолгу общаться с Наркоманом. Вообще не стоит, если честно. Кокаин – это гиблая вещь. Тебя не должно это затягивать.

– Неужели ты думаешь, что из-за общения с ним я тоже подсяду на наркотики? – Меня немного удивила его просьба. Ещё недавно он мне доказывал на примере Зигмунда Фрейда, что мнение других людей не должно оказывать влияния на моё собственное.

– Ты знаешь, что привыкание может наступить с первой же дозы? – Серый Кардинал взглянул мне в глаза и проговорил: – Теперь знаешь.

– Но почему? Разве Наркоман?..

– Сатира упала с лестницы, помнишь? Потому что была под дозой. Потому что ей захотелось острых ощущений.

– Сатира тоже?..

– Нет. – Юлий убрал руки с моих плеч, выражение его лица стало жестким. – Во всем виноват он, Наркоман. И поэтому я прошу тебя держаться от него подальше.

– Подожди, – я попыталась вспомнить: – Тод говорил мне, что в то утро в дом приходил ещё один твой друг, Фред.

Но он покачал головой:

– Если бы Фред был для тебя опасен, я попросил бы тебя остерегаться Фреда.

– Хорошо. Я поняла тебя, – я сделала шаг назад. – Я хочу уйти. Ты не возражаешь? В твоих словах много непонятного, а если разговаривать с тобой долго, то та самая «точка кипения» наступает очень быстро.

– Ты обещаешь мне?

– Я обещаю тебе держаться подальше от Наркомана. – Недоговоренная фраза утонула в потоке моих мыслей: – Уйдем отсюда, я прошу.

– Идем, – он кивнул.

Когда мы вышли на улицу, я не поверила, что за полчаса мир мог так измениться. Легкий, но пронизывающий ветер разносил по земле хлопья первого снега, словно запоздалую почту. Хлопья падали на землю и не таяли, а сверху на них сыпались новые хлопья. Следом за прохожими тянулись дорожки отпечатанных в снегу подошв обуви.

«Как, должно быть, страшно этому первому снегу с неба опускаться на землю», – промелькнуло у меня в голове. «С неба, где ангелочки, похожие на Наркомана в детстве, видят настоящие цветные сны, на землю, где за мной и Юлием тянутся черные сырые следы»…

Примета № 9. Не стоит смотреть в окно на похоронную процессию

Утро 12 октября

Утром следующего дня снега выпало так много, с трудом верилось в то, что вчера осень ещё только начинала убивать листву деревьев. Природа бездушно издевалась над людьми, играя на контрастах погодных явлений. Достаточно прохладно для того, чтобы выпавший снег не таял. Достаточно тепло для того, чтобы не чувствовать скорое наступление долгой зимы.

Сатира встретила меня приветливой улыбкой и простым ситцевым летним платьем на своём бархатном белом теле:

– Я давно не видела тебя.

– Всего лишь один день.

Она покачала головой, произнеся непонятную мне фразу:

– Не считается. – Затем блондинка с сияющим видом протянула мне то, что было зажато в её правой ладони: – Возьми. Сегодня у нас лето.

Я покорно приняла нежданный подарок – пять цветочков синей фиалки.

– Они тебе станут теперь напоминать обо мне, – она развернулась и весело помчалась по узкому проходу к двери Песочной Комнаты. Из-под легкого короткого платья вниз по её ноге спускался темный, покрытый корочкой запекшейся крови, аккуратный шов.

Нежные цветки с желтыми тычинками распространяли вокруг меня умиротворяющий аромат. Синие, как след укуса, что она оставила на мне в тот день. Бархатные, как ее молочная свежая кожа. Да, она действительно права. Теперь фиалки станут напоминать мне о Сатире.

На второй этаж я поднялась очень тихо, стараясь расслышать шорохи наверху. Но там никого не было, что мне и было нужно. Пройдя через комнатку, с пола до потолка заваленную книгами, я оказалась в спальне, где мы с Тодом искали леску. Кто-то уже позаботился о том, чтобы следов нашего шумного вмешательства здесь не осталось. Всё было разложено по местам, убрано на полки. На маленьком прикроватном столике я увидела чайную чашку, в которую была посажена фиалка.

Выдвинув один из ящичков стола с большим зеркалом, я взяла первую попавшуюся книгу. Она, как и все остальные, лежащие здесь, была очень маленького карманного формата. Я вложила в нее бархатные синие цветочки, данные мне Сатирой, и засунула книжку в задний карман джинсов.

В Песочной Комнате было оживленно. Несмотря на то, что всё ещё было позднее утро, сюда пришли местные парочки городских сумасшедших. Их присутствие было бы гораздо более гармонично в сумраке вечера, нежели при свете яркого снежного дня. Четверо из них стояли у окна, заклеивая холодные лучи солнца клочками мятой ярко-зеленой бумаги. Им помогала Сатира, зубами отрывая кусочки прозрачного скотча от увесистого мотка. Ещё двое, парень и девушка, сидели на полу. Она была явно старше его, зато настолько же красива. В одинаковых черных майках с высоким горлом и плотных белых брюках они смахивали больше на брата и сестру, чем на влюбленную пару.

Юлий сидел в стороне от всех, глядя на Сатиру без всяких эмоций на лице. Он будто бы старался узнать в этой теплой, смеющейся девушке в простом платье ту, которую он привык видеть возле себя.

А Сатира вовсе не замечала его взгляда на себе. Она вертелась вокруг окна, смеялась, когда скотч прилипал к её губам, и нотки её смеха наполняли комнату необыкновенной цветочной легкостью, словно и не было никакого снега за окном, словно я не вошла в комнату в тёплой осенней куртке. Словно в Доме, Где Никогда Не Запирается Дверь, и правда было настоящее волнующее лето.

– А где Тод? – Своим вопросом я нарушила гармонию тихого жужжания разговоров, шелеста бумаги и мирного дыхания поцелуев чёрно-белой пары.

– Он уже на улице. Наверняка скатывает первого снеговика, пока мы здесь умираем от духоты, – ответил мне Серый Кардинал, не отрывая взгляда от милого силуэта Сатиры: – Кое-кто капризничает и не любит снег…

– Лето, это же лето, откуда может быть снег? – Указала Сатира на одно из окон, которое они закончили заклеивать вместе с незнакомыми мне влюбленными: – Смотри, Любимый, это же лето. – Она вдруг на минуту стала сосредоточенно-серьезной, тень легкого холодка пробежала по её лицу: – Или ты не видишь?..

Юлий разлегся на полу, закинув руки за голову, и закрыл глаза:

– Я не хочу ничего видеть. Я хочу на улицу, хочу в снег. Мне нужен его озоновый серебристый запах, я задыхаюсь.

– Но это невозможно, Удивительный, ведь сейчас лето, – она была очаровательна в своем помешательстве, но, очевидно, Юлий и этого не хотел замечать:

– Ты хочешь, чтобы я задохнулся, так да?

– Разве ты не чувствуешь этого? – Сатира глубоко вдохнула воздух с таким наслаждением, что я невольно сделала то же самое: – В воздухе лишь пыльца с крыльев бабочек и свежесть проснувшейся утром травы…

– Бабочки – вестники смерти, – оборвал ее мелодичные слова Серый Кардинал: – А твое платье пахнет нафталином и пылью.

Зеленый свет от заклеенного окна, отражаясь на лице Сатиры, скрыл ото всех присутствующих её эмоции. Маленький сквозняк пролетел по комнате в воцарившемся молчании, и моток скотча выпал из рук девушки. Однако, когда она присела, чтобы подобрать его, тепло и одурманивающее спокойствие снова окружили нас.

– Давайте заклеим ещё одно окно? – Блондинка по-детски требующим жестом указала на старые рамы. – Любимый, я хочу в эту комнату шторы нежно-желтого цвета.

– Давайте пойдем наружу, – Юлий поднялся, поправляя воротник рубашки. – Мой друг собирался придти, мне бы не хотелось, чтобы он видел вашу клоунаду.

– Ты не говорил, что кто-то должен придти, – осудила его Сатира придирчивым тоном: – Чем плох зелёный цвет?

– Мы идем наружу, Сатира, – он отчетливо проговаривал каждое слово. – Мы все.

Послушные сумасшедшие положили на пол ножницы, скрепки, клей, рваные листы зеленой бумаги и прошли мимо меня по направлению к входной двери. Черно-белая парочка также поднялась с пола – вальсирующими шагами они прокружились по комнате и выскользнули в дверной проем.

Серый Кардинал, наблюдая за этим зрелищем, лишь покачал головой:

– Дурдом. – И покинул Песочную Комнату вслед за остальными.

Я смотрела в глаза Сатиры. Уставшие, больные, но такие тёплые. Она взволнованно дышала, с улыбкой глядя на меня. Словно ждала какого-то великолепного сюрприза, необыкновенного чуда. И она точно знала, что ощущение ожидания может быть намного приятнее, чем само ожидаемое.

Последовав за Юлием, я не стала оборачиваться. Мне совсем не хотелось знать, изменился ли её взгляд, увидевший мою спину.

Едва я открыла входную дверь, как на меня обрушилась лавина снега: все вышедшие вперед посчитали своим долгом поздравить меня с наступающей зимой. Все, за исключением танцующей пары. Они кружились, глядя только друг на друга.

В ответ на запущенные в меня снежки, я сгребла с земли рыхлый снег и запустила им в Юлия:

– Ах, так?!..

Он ловко увернулся, приседая за новой порцией искрящихся холодом и свежестью кристаллов. В моих волосах застряли комочки снега, прилетевшего откуда-то справа. С удивительно искренней улыбкой Юлий запустил снежком в том направлении. Послышались возмущенные радостные вопли, и на нас снова обрушилась лавина белых пушистых комков.

Я едва не свалилась с ног, когда чей-то снежок попал мне в грудь, но кто-то подхватил меня сзади за плечи, удержав в равновесии. Юлий смеялся, когда предназначенные для меня комки снега разбивались об его спину:

– Держись на ногах крепче, это злая игра. Побежали, – шепнул он мне на ухо и потянул за собой.

С индейскими криками четверо раззадоренных нашим бегством смеющихся сумасшедших помчались следом. Мы с Юлием встретили их шквальной атакой снежков из-за угла дома. Но их было явно больше, противостояние было бесполезным.

Мой спутник, с добродушным хохотом, который, в принципе, от Серого Кардинала было слышать очень странно, вытрясал снег, попавший ему под воротник черного френча. Он потянул меня за плечо и сквозь громкие вопли атакующих нас противников прокричал:

– Беги до следующей стороны дома, я попробую прорваться через них, встретимся у противоположной стены!

Я не успела ответить, Юлий с воинственным кличем помчался к четырем нашим преследователям.

«Ну точно как дети» – подумала я, наблюдая, как они валяются в снегу, закапывая друг друга.

Зато, когда я бросилась в общую веселящуюся склоку, самого Серого Кардинала там уже не оказалось. Меня бы буквально похоронили под снежным покровом, если бы я, изловчившись, не выскользнула бы из четырех пар варежек и не помчалась бы к противоположному углу дома, где Юлий должен был ждать меня.

Но за углом был только снег, едва ощутимый ветер и запах талой воды.

Я задумчиво взглянула на белую землю: на нетронутой снежной глади виднелись отпечатки всего одной пары ног, и вели они вовсе не от угла, где стояла я, а откуда-то справа, со стороны узкой улочки, ведущей к городскому парку.

Кто-то ещё решил посетить нас этим внезапно заснеженным днем. Кто-то, чьи подошвы были не похожи на огромные отпечатки кроссовок Наркомана. Да и на аккуратные плоские следы Серого Кардинала они мало походили. Это были чужие подошвы пары обыкновенных осенних ботинок, надетых как раз по сезону, пришедших откуда-то извне, не из мира, которым окружил себя Юлий.

Дорожки вдоль дома не было, обычно никто здесь не ходил. Делая осторожные глубокие шаги в снегу, я пробиралась к следующей стороне, туда, где окна дома выходили на ограду городского парка.

– По выражению твоего лица можно догадаться: ты вряд ли желаешь, чтобы я пригласил тебя в дом, – голос Юлия, чуть надрывистый, доносился из-за угла дома. Как я и думала, он был там вовсе не один.

– Из тебя получился такой же отвратительный чтец по лицам, как и режиссер, – холодные интонации этого человека я никогда не слышала раньше. – Ты можешь не приглашать меня к себе, это твое право. Я – не Наркоман, я не стану вламываться без твоего позволения.

Осторожно заглянув за угол, я увидела две тёмные фигуры, с нескрываемой ненавистью смотревшие друг на друга.

Юлий, который был выше ростом своего собеседника, зло глядел сверху вниз на неприметного парня с растрепанными короткими темными волосами:

– Лжешь. Ты заходишь сюда, когда тебе это зачем-то нужно, и вовсе не утруждаешь себя ожиданием приглашения.

– Хочешь оскорбить меня, друг мой? – Если бы ослепляющий снег не превращал бы их силуэты в бездушные черные пятна, я, быть может, смогла бы разглядеть лицо незнакомца и то, с какими эмоциями он произносит свои небрежные, но острые слова. – Ты не замечаешь, мне кажется, что твоя подружка скатывается всё ниже, к безумию. И, как неловко, всему виной ты. Что же ты будешь делать дальше, поделись со мной своими размышлениями?

Серый Кардинал словно выдохнул облако ненависти, наполнявшее его до настоящего момента. Изменившимся, скорее просящим, чем утвердительным голосом, он произнес:

– Я не отпущу ее. Ты и Наркоман приняли меня когда-то к себе, она тоже может…

– Но Сатира не входит в наши планы, – пальцами левой руки незнакомец несколько раз пощелкал перед лицом Юлия, словно желая, чтобы тот очнулся. – Ты слышишь меня или нет? Сатира – совсем не то, что нам нужно, в ней есть безумие.

– Разве безумие – не порок?

Собеседник Юлия снизил голос:

– Я сказал, нет. Это лишь твоя прихоть.

Произнесенные им слова взбесили Серого Кардинала. Он резко схватил незнакомца за горло и, развернув, прижал его к облезлой стене дома:

– Фред, чувства у тебя есть? Ты был человеком когда-нибудь?! Не родился же на свет жестоким, холодным? Ты неужели не можешь понять: я не могу отпустить ее! Она – часть меня, лучшая часть!

Фред даже не сопротивлялся явному желанию Юлия задушить его. Чуть хрипловатым голосом он процедил:

– Твоя лучшая часть… Она осталась очень далеко. В твоей прошлой жизни, и звали её вовсе не Сатирой.

Порывисто дышащий Серый Кардинал ударил Фреда головой о стену, но тот лишь рассмеялся:

– Попробуй, давай, скажи, что это не так. Солги мне.

Я заметила, что хватка Юлия ослабла, его подбородок дрожал. Фред отодвинул от себя удушающие ладони без всяких усилий, поправил воротник рубашки, вылезший из-под куртки.

Поникший Юлий сделал шаг назад.

– А на счет того, каким я родился, – Фред заговорил устало, словно короткая склока отняла у него много сил. – Не тебе судить об этом. Ты близко не знал даже тех людей, которых бросил. Не будь высокомерен.

– Убирайся. – Серый Кардинал грубо и неловко толкнул его в плечо.

– Вижу, у тебя сегодня необузданное желание подраться, – незнакомец ухмыльнулся: – Я уйду, только это мало что изменит. И ещё, кстати, – Фред вдруг повернулся лицом в мою сторону: – Ты, быть может, всё же познакомишь меня с этой мышью, что подслушивает за углом?

Я поняла – пытаться скрыться бесполезно. Сделав несколько показательно-уверенных шагов, я оказалась рядом с двумя темными силуэтами.

– Это Кнопка, – без всякого выражения произнес Юлий.

– Здравствуйте, милая девушка.

Лишь теперь я могла рассмотреть лицо Фреда. Он не был привлекательным. Красивым – да, но – отталкивающим. Правильные острые черты лица, белая кожа с бежевым, а не розовым оттенком. Карие, очень насыщенного цвета глаза, окруженные такого же цвета ресницами. Тонкие губы, изогнутые в вечной усмешке.

Когда он наблюдал за тем, какое впечатление производит на меня его внешний облик, усмешка на его лице начала расплываться, уголки рта приподнялись. Усмешка превратилась в оскал. Пугающую гримасу дополняли глаза – холодные, несмотря на теплый древесный цвет.

– Что же, вижу, вы не лишены здравого смысла, – Фред предупреждающе поднял вверх указательный палец, когда я собиралась его перебить: – Не стоит, прошу вас, не отвечайте мне. Я всё равно уже ухожу, мне здесь не рады. Я хочу лишь дать вам хороший совет, – он уже без всякого смеха взглянул мне в глаза: – Знаешь, мышь, ты бы бежала отсюда как можно дальше. А то, в один прекрасный день, когда пружинка с сыром соскочит с петельки, тебя прищемит так, что мало не покажется. Всего доброго. – Прощаясь, он склонил голову и, развернувшись, побрел в направлении городского парка, не оборачиваясь.

У меня мурашки пробежали по коже. Он напоминал дикаря. Но не тупого и грязного, а ловкого, кровожадного. Классический образ маньяка в моем представлении. Вовсе не тихоня-ботаник, а твердый, дерзкий убийца, готовый в секунду незаметно для окружающих полоснуть хирургическим лезвием, прерывая жизнь очередной жертвы.

Юлия тоже трясло, но совсем не от страха. В его глазах желание придушить этого уходящего маньяка мерцало холодными, мёртвыми звёздами. Я потянула его за рукав френча:

– А кто он?

– Он – самый невыносимый подонок из всех, кого я когда-либо знал, – Юлий опустил взгляд. – Это Фред.

Мне вспомнилось о том, что он говорил Сатире сегодня утром. Что ждет друга, который должен к нему придти. Что он не хочет, чтобы пришедший друг видел, как Сатира сходит с ума.

– Это его прихода ты ждал? – Я продолжала тянуть к себе его руку, пока Юлий не обнял меня небрежно за плечи. – Это о нём ты говорил, да?

– Ты слышишь вокруг себя слишком многое, – Серый Кардинал тихонько повел меня к ограде городского парка, возле которого росла раскидистая старая обветренная ель. – Тебе иногда всё же стоит пользоваться советами, которые тебе дают.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – Мне уже стало совсем неинтересно: – Или этого хочет Сатира?

Горький смех Юлия заставил меня пожалеть о своём вопросе:

– Сатира… Бедная девочка, она совсем не понимает, что делает лишь хуже. Она имитирует крайнюю степень сумасшествия. И делает это мастерски, посмотри, – он махнул рукой куда-то в сторону, но я и не подумала следить взглядом за его жестом: – Посмотри на них, Кнопка, все они верят ей. И я поверил бы, если бы всё это не начало меня удушать. Они подыгрывают, смеются, считают себя такими же остроумными и неординарными, как и она. Хотя, по сути своей, они всего лишь жалкие малодушные марионетки, таких тысячи, миллионы.

Его рассуждения плыли мимо меня, я с трудом пыталась вникнуть в суть сказанного Юлием. Но так было с ним всегда. Он начинал говорить, и всё переплеталось в его словах, всё было запутанно, мутно, обволакивающе.

– Как я могу помочь тебе? – К горлу подступило чувство самодовольства, высокой снисходительной жалости.

– Ты не можешь, Кнопка, – он снова рассмеялся, но уже более тепло и просто. – В этом вся ирония твоего положения. Ты хочешь мне помочь, но ты не знаешь, от кого и зачем нужно меня спасать. И нужно ли…

Его рука скользнула по моей шее, Юлий нежно приподнял мою голову:

– Или тебе спасать стоит себя, а не кого-то другого?

Ласкающий, непошлый поцелуй одними только губами растворил его вопрос в воздухе. Словно и не было никакого предостережения, ничего тёмного, ещё неизвестного мне.

Юлий легко качнулся и упал на спину, потянув меня за собой. В одно мгновение я оказалась в мерцающем, несмятом ещё снегу.

Ловкие длинные пальцы одним движением расстегнули молнию моей куртки и невозмутимо заскользили под узкую юбку, задирая её как можно выше.

– А если они сюда придут? – Было странно видеть, что выражение лица Серого Кардинала ничуть не изменилось:

– Разве здесь кто-то ходит?

Он помог мне выбраться из рукавов куртки, и я залезла руками под его рубашку. Такая властная, сильная спина. Обняв его ногами, можно было почти расслабиться и только дышать. Он сам нашептывал мне что-то на ушко, двигаясь нежно и медленно:

– Так просто, не правда ли? Я бы даже сказал… безрассудно. Одни называют это любовью, кто-то ищет только наслаждения… А иные видят в этом счастье…

Юлий никуда не торопился. Это мне хотелось скорее довести неспешные движения до кульминации. То ли казалось, что он вдруг очнется от своего внезапного помешательства, то ли я действительно боялась, что кто-то из сумасшедших может случайно забрести сюда.

– Счастье в тебе, – я обняла его покрепче, уцепившись подбородком за его плечо. – Ты – моё счастье.

Ветер тихонько колыхал ветви ели. Они казались чёрными на фоне ослепительного неба. Неба без единого облачка. Казалось, на нас надето так много одежды, а Юлий всё равно настолько близок ко мне. В моей голове расцветало чувство радости от того, что я получила то, чего так хотела. Дышать стало чуть труднее, и я, чтобы не раздражать себя ярким светом, перевела взгляд на стены Дома, Где Никогда Не Запирается Дверь.

Она стояла прямо у окна. У последнего не заклеенного стекла. Она, кажется, держала что-то в руках, но моё внимание медленно растекалось, по коже начинала волнами пробегать приятная теплая дрожь. Лицо её было бесчувственно, покрыто зелеными отсветами искусственного лета.

Сатира не опускала взгляд. Возможно, она одна знала, каких сил ей стоило вот так просто и немо стоять, не отводя глаз.