Текст книги "На пути к истине (сборник)"

Размышления его растворялись в странных и по своему мудрых словах легенды:

 
Борцы за правду приходят ко мне с лёгким сердцем,
С радостью они произносят моё имя.
Я не считая, отдаю им покрывала,
Шарфы, шёлковые одежды и колчаны,
Не жалко мне и моей острой сабли,
Пусть гази всё уносит с собой.
Полосатую шаль, что стоит триста рупий,
Надетую всего лишь раз,
Пусть берёт себе нищий,
А дом – бродячий певец,
Эти добрые люди славят Бога,
И благодарят его за всё,
Но пусть не приходит ко мне тот,
кто хочет отнять у меня жену…
 

«Рассуждаю бог знает о чём, пекусь о малознакомом человеке, – опять думал он, – а вот жену, самого близкого человека, не распознал. Увели её и, похоже, насовсем… И легенда о том же. Пусть не приходит ко мне тот, кто хочет отнять у меня жену… Нет, уж лучше пришёл бы, отнял, да только отнял по-мужски, с боем, чем красть, когда меня нет дома…»

Шамсиев пытался мысленно представить, кто же он, этот новый избранник, как он ведёт себя с ней, как выглядит, но голос здравого рассудка тотчас же призвал его прекратить это бессмысленное занятие, и он, уже не слыша голоса Луизы, переключился снова на последние события дня.

Следователь был уверен почему-то, что если Вахрамеев сумеет установить человека, с которым разговаривал по телефону Борин, то это позволит, наконец, поставить точку в его пока запутанном деле. Но эта женщина в голубом…

И тут его словно кольнуло. Он вскочил мгновенно, как ужаленный, сел и огляделся. Да, так он и знал…

Из реки небрежным, неторопливым шагом выходила она, красивая, стройная. Дувший с реки ветерок чуть шевелил её роскошные светло-русые волосы. На ней был узенький жёлтый купальник, и в первые секунды Шамсиеву даже показалось, что он смотрит снятый Носовым видеофильм, и из воды навстречу ему выходит сошедшая с экрана Аристова.

Но уже в следующий миг Шамсиев взял себя в руки, встряхнувшись, отогнал от себя образ той убитой, увиденной на экране Аристовой, оставив в своём сознании лишь ту, которую он видел сейчас, в данную минуту, и мгновенно чувство растерянности в нём сменилось чувством бесстрашия и торжествующей злости. Что ж, он долго ждал этого! Теперь он будет действовать, действовать решительно и без промедления!

Шамсиев поднялся и, не проронив ни слова, направился наперерез той женщине.

– Вы куда? – крикнула ему вслед Луиза, приподнявшись и провожая его встревоженным взглядом.

– Луиза, милая, извини, я сейчас, я на минутку! – сказал он умоляюще, жестом руки прося девушку оставаться на месте, и ускорил шаг.

– Простите… – пытался остановить он женщину, когда до неё оставались считанные метры, но та резко повернула в сторону и быстрыми мелкими шажками заспешила к песчаному пригорку, возле которого сидела группа смуглых молодых людей, попивающих пиво и развлекающихся под музыку.

Видимо, это были её знакомые.

Подбежав к ним, она схватила полотенце и, отойдя чуть в сторону, стала вытираться, поглядывая с усмешкой в сторону приближавшегося к ним Шамсиева.

Следователь между тем был полон решимости подойти к насмешнице и выяснить, наконец, что ей надобно от него.

Но лишь успел он приблизиться к пригорку, как навстречу ему вышли двое здоровенных мускулистых парней, судя по всему, кавказцев. Они встали и преградили ему дорогу, воинственно сложив на груди волосатые руки.

Следователь остановился, молча обвёл здоровяков вопрошающе-холодным взглядом. Те смотрели на него вызывающе, с нагловатой улыбкой.

В какое-то мгновение Шамсиевым овладела безумная мысль напасть на этих мешавших ему парней, смять их любой ценой, смести с пути, но внутренний голос вовремя осёк его, приказав: «Ни в коем случае! Это погубит тебя, лишит последних шансов!»

Ещё несколько секунд он постоял перед застывшими в грозной позе парочкой, колеблясь и не зная, что делать, затем сдался и, пробормотав: «Извините, я, кажется, обознался!» – зашагал прочь.

Возвратившись к Луизе, он заметил, как та с грустью и упрёком посмотрела на него, но он не стал ничего объяснять ей, лишь молча улёгся на песок, рядом.

Однако через несколько тяжёлых безмолвных минут она спросила его тихо и безмятежно:

– Это была ваша знакомая?

– Нет, – сказал он чуть угрюмо. – Я не знаю эту женщину. Просто мне показалось, что она хочет сказать мне что-то…

– Наверное, это связано с тем делом… А скажите, за что убили ту женщину… ну, племянницу секретаря горкома?

– Если бы я знал это, то и убийца уже сидел бы за решёткой…

– А вы узнаете?

Шамсиев повернулся к девушке и, в первый раз тихонько коснувшись пальцами кончика её носа, сказал уже весело и шутливо:

– Постараюсь, если ты и дальше будешь кормить меня вкусными блюдами.

– Вы смеётесь, а глаза у вас всё равно грустные, – заметила она, посмотрев на него как-то внимательно. – Вам, наверное, сейчас нелегко…

– Не стоит об этом, Луиза! – тоном неунывающего, довольного жизнью человека заговорил Шамсиев, не сводя глаз с девушки. – Ты же знаешь, у каждого в жизни бывают и печали, и радости. К счастью, они периодически сменяют друг друга, и в общем-то остаётся хорошее настроение. Так возблагодарим же Аллаха за это!

Успокаивая так девушку, Шамсиев тем не менее не мог отделаться от мысли о неуловимой женщине, буквально ещё и от того, что он ощущал сейчас её присутствие, её непосредственную близость и в то же время чувствовал своё бессилие.

Да, опять он потерпел поражение. И на сей раз она, словно юркая ящерица, сумела увернуться от него!

Но вот что хотя бы малость утешало его: он видел, она стала терять чувство меры. Уж слишком рискованны были её поступки, они переходили всякие границы. Да, она явно переигрывала, а это добром не кончится. Недалёк час, он всё-таки схватит её, заставит выложить правду.

Ему почему-то вдруг захотелось уйти подальше от этого пляжного шума, от этих голосов, от этой музыки, доносившейся со стороны пригорка; укрыться где-нибудь в тиши, в замкнутом пространстве и хоть немного расслабиться. Он приподнялся, сел и, ещё раз окинув пляж и место, где резвились молодые кавказцы, угасшим тусклым взглядом, тихонько взял лежавшую рядом девушку за руку.

– Луиза, хочешь погуляем по городу?

– Вам здесь не нравится?

– Не в этом дело. Просто хочется немного походить, посмотреть на город, посидеть где-нибудь в тенёчке. Да и шумно здесь очень, неуютно…

– Понимаю… Я согласна. Будем одеваться?

Автобус, то сердито урча на подъёмах, то весело набирая скорость, катил по улицам утопающего в сумерках города.

Солнце уже пряталось где-то за крышами домов, разливая по небу яркие вечерние краски, и отблеск заката горел на стёклах окон, куполах церквей, рассеиваясь и наполняя улицы причудливым розоватым сиянием.

Старый, ничем не выдающийся город показался Шамсиеву особенно красивым в эту пору, когда медленно угасала привычная дневная жизнь, чтобы возродиться вновь, но уже в совершенно иной форме, разлиться по городу разноцветными ночными огнями.

После пляжа они долго гуляли с Луизой, избегая больших улиц, облазив укромные уголки и посидев в маленьком уютненьком баре. Расставаться им не хотелось. Шамсиев пригласил девушку к себе, и вот теперь они ехали чуть усталые, но довольные оба проведённым вместе временем.

Настроение у Шамсиева было отличное, и даже то, что он получил на пляже очередную «пощёчину» от терзавшей его незнакомки, теперь, казалось, уже не столь огорчало его. Просто он старался забыть о происшедшем, объясняя его некоей роковой случайностью, которую ему преподнесла судьба в преддверии ожидавшей удачи. В чём заключалась эта удача, он и сам пока не знал, но был почему-то уверен, что она ждёт его, вот-вот подаст ему руку и поможет поставить точку в затянувшемся расследовании. И уверенность в эту удачу вселяла в него, прежде всего, сидевшая рядом юная девчушка, в глазах которой, как ему казалось, не угасали надежда и радость жизни.

Он чувствовал, что она стала для него родной и близкой. Он ехал и время от времени с задумчивостью посматривал на неё. Чем же она привлекла его? Этими густыми локонами, вьющимся над смуглым гладким лбом? Этим тонким чуть вздёрнутым носиком? Этими пухлыми, сжатыми по-детски губами, маленькими ямочками возле их уголков?

А может быть, он ещё тогда, в первую их встречу, незаметно для себя влюбился в неё, и любовь просто дремала в его сердце всё это время, задавленная напряжённой работой, личными невзгодами и переживаниями?

На какой-то миг в сознание его закралась мысль о возможной близости с ней, которая испугала его, хлестнула, словно плетью, и он отогнал её прочь, как несусветную чушь, как пустую химеру. Он – зрелый, женатый мужчина, обременённый сложными делами и столь же сложной жизнью. Она же – вольная пташка, весёлая щебетунья. Что может быть общего между ними?

Просто в нём заговорил мужчина, забытый женой и обречённый на временное одиночество…

И вот они уже выходят из автобуса, идут по опустевшей и потемневшей улице к особняку, чуть возвышающемуся над кронами деревьев, их провожают мерцающие на чистом небе звёзды, как-то робко и загадочно мигая им вслед…

Он налил в бокалы вина.

– За что же мы будем пить? – спросила чуть смущённо Луиза, видимо, ещё стесняясь непривычной обстановки и воспринимая её с каким-то затаённым девичьим любопытством.

– За наш день! Первый день! Пусть он навсегда останется в нашей памяти! – сказал с улыбкой следователь, поднимая свой бокал и тихонько коснувшись бокала Луизы.

– Пусть останется… – ответила ему с чуть рассеянной улыбкой Луиза и, отпив глоточек, поставила бокал на стол.

– Скажите, у вас есть друзья? – спросила она вдруг.

Очевидно, она хотела спросить другое: есть ли у него женщина – в её голосе звучал именно этот вопрос – но сказать это открыто не осмелилась.

Шамсиев, как ни странно, не стал лукавить.

– Конечно есть, – сказал он с простодушной улыбкой. – И друзья, и жена, и дочь. Правда, с женой у меня не всё ладится…

– Что, она разлюбила вас? Или вы её? – с удивлением посмотрела на него девушка.

Вопрос прозвучал довольно неожиданно.

– Ну почему же… Ну, может быть, и не совсем так… – замялся следователь, как бы подыскивая подходящее объяснение. – В жизни не всё так просто, Луиза, и не всем явлениям можно сразу дать объективную оценку. Истина приходит гораздо позже. Впрочем…

Не договорив, следователь лишь махнул рукой.

После этого как-то сама по себе последовала длительная пауза. Но по виду Луизы чувствовалось, что ей не терпится продолжить этот разговор.

– Извините меня, – с детским упрямством проговорила она, взявшись руками за щёки, по которым то ли от выпитого вина, то ли от смущения разливался розоватый румянец. – Конечно, я могу показаться вам очень назойливой, но та женщина на пляже… Вы и в самом деле не знали её раньше?

– Уж не ревнуешь ли ты, Луиза? – рассмеялся Шамсиев, но, подумав немного, сказал уже вполне серьёзно и убеждённо: – Я ведь уже говорил, нет, даже никогда не встречался раньше и, пожалуй, не испытал бы такого желания, если бы не она сама, вернее, её странное поведение.

– Да, но ведь вы же хотели увидеться с ней, поговорить… И потом… И потом там, на пляже, вы вот так запросто встали и ушли, оставив меня одну…

Маленькая обида вкупе с наивной искренностью девушки до глубины души тронули Шамсиева.

– Не обижайся, Луиза, но всё произошло так неожиданно, – сказал он почти с отцовской нежностью. – Признаться, я и сам оказался в такой сложной ситуации, что не сразу сообразил, как действовать. Не пойму, какая сила повлекла меня к ней.

Луизу его слова, казалось, не только не убедили, а наоборот, ещё больше насторожили.

– Конечно, она такая красивая… – с грустью промолвила она. Казалось, ещё миг – и на глазах у неё появятся слёзы.

Было ясно, что девушку просто так не успокоить.

Ничего не говоря, Шамсиев встал, подойдя к телевизору, включил его, за ним – видеомагнитофон с находящейся в ней кассетой. Вернувшись, он сел и сказал сидевшей понуро девушке:

– Вот, посмотри…

Закрутилась видеоплёнка, снятая Носовым на берегу южного моря.

Луиза молча, с затаённым вниманием смотрела на экран, где, сменяя друг друга, проплывали кадры, запечатлевшие последние дни жизни Аристовой.

Сначала Луиза ничего не понимала, но, увидев пляж, женщину в жёлтом купальнике, тут же повернулась к Шамсиеву и произнесла громко и удивлённо:

– Так ведь это она!

– Ты ошибаешься, малышка, – мягко возразил ей Шамсиев. – Это другая женщина. Это Аристова, которую убили…

– А кто же та женщина, которую мы видели на пляже?

– Если бы я знал…

– Но ведь они так похожи!

– В том-то и дело. И женщина эта, та, что живая, ведёт себя очень странно. Она меня словно испытывает, всё время показывается мне на глаза, потом внезапно исчезает. И всё это, думаю, неспроста. Теперь ты, надеюсь, поняла, откуда мой интерес к ней…

– Боже, всё как в кино!

Глаза девушки буквально горели от любопытства. Некоторое время она сидела, пристально вглядываясь в экран и будто вспоминая что-то, потом вдруг резко повернулась к Шамсиеву и проговорила чуть взволнованным, но уверенным голосом:

– Я узнала её! Это была она, точно она!

– Ты о чём, Луиза? – непонимающе посмотрел на неё Шамсиев.

– Два дня назад эта женщина приходила к нам в кафе. Ну… ну, я не знаю которая, та или эта, что на экране, но одна из них. Она была в голубом платье, только волосы у неё были не распущены, а прибраны и скручены сзади в узел. Кажется, у неё ещё были тёмные очки. Помню, она заказывала салат, картофельную запеканку и кофе. Покушала, уплатила за обед, а потом села в голубой «Москвич» и уехала.

– В голубой «Москвич»? – переспросил Шамсиев.

– Да, я видела в окно.

На какое-то время следователь оставался неподвижно сидеть на стуле.

«Голубой «Москвич», голубой «Москвич»… – зароились у него в голове мысли. – Почему же я не поинтересовался сразу, есть ли у Борина машина, у него или у кого-либо из его друзей. Ведь эта женщина… Она так неожиданно появлялась и так быстро исчезала. Автомобиль… Ну конечно! Она пользовалась автомобилем! Как же ему раньше это не пришло в голову!..»

Попросив прощения у Луизы, он встал и, подняв телефонную трубку, набрал номер квартиры Трифонова.

Прокурор, как оказалось, бодрствовал. Его живая реакция на звонок, тёплое приветствие, лёгкий, непритязательный юмор, заключавшийся в первых же ответных фразах, свидетельствовали о хорошем расположении духа.

– Булат Галимович, это ты опять? Не спишь, как всегда, полуночник! Небось, обдумываешь всё, кого бы ещё взять за ворот и потрясти хорошенько… Ну, ладно, говори, какие ещё беды свалились на твою голову перед сном грядущим.

– Я понимаю, Александр Петрович, время позднее, – тоном, подчёркивающим важность начатого разговора, начал Шамсиев, – но, я знаю, доблестная милиция не дремлет, в райотделе, наверное, дежурят оперативники и работники ГАИ. Надо бы срочно разузнать, есть ли у Борина автомобиль и если есть, какой окраски и марки. Меня, в частности, интересует голубой «Москвич». Возможно, им владеет кто-нибудь из других работников драмтеатра…

– Вопрос ясен, но не понимаю, зачем тебе понадобились оперативники, работники ГАИ? – добродушно проворчал прокурор.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только одно. Я могу и сам сообщить тебе с полной достоверностью, что никакого автомобиля у Борина нет, а на голубом «Москвиче» разъезжает ближайший его друг Яков Борисович Шейнин, с которым ты только сегодня так любезно беседовал в театре…

– Это точно?

– Как в аптеке!

Следователь облегчённо вздохнул и заметил не без примеси дружеской лести:

– Ну и информбюро у вас, Александр Петрович! Сидите в кабинете, а видите всё, как с пожарной каланчи!

– Ну, будет маслицем подмазывать! Тут никакого искусства нет. Шейнин однажды подвозил меня домой после спектакля. Есть ещё ко мне вопросы?

– Нет, спасибо.

– Ну тогда будь здоров. Ты давай забудь там про всякие автомобили и ложись спать. Как говорили в старину, утро вечера мудренее!

– Спасибо ещё раз! Спокойной ночи!

Положив трубку, следователь на миг задумался. Полученная информация была очень ценной и на многое открывала глаза. Но думать об этом сейчас…

Луиза, сидевшая за столом и с каким-то заботливым участием наблюдавшая за ним, вдруг улыбнулась и предложила:

– Булат Галимович, я хочу выпить за ваши успехи!

– Да, да, Луиза, спасибо! Только что ты очень помогла мне! – словно опомнился Шамсиев и, наполнив бокалы, добавил, взглянув многозначительно на девушку:

– За тебя! Ты просто молодчина!

– А голубой «Москвич» – это очень важно? – спросила Луиза, отпив глоточек.

– Для меня да, Луиза, – медленно потягивая не крепкое, но приятное на вкус вино, ответил Шамсиев. – Теперь мне, я думаю, удастся узнать, кто эта загадочная дама и что ей нужно от меня. А потом мне, возможно, удастся выйти и на след убийцы…

– Я завидую вам. У вас такая интересная работа, – взглянула на него чуть исподлобья Луиза, потом помолчала немного. – А вы ведь назвали меня малышкой, и мне это очень нравится.

– Ты и есть малышка, – тихо сказал следователь, оглядев девушку долгим задумчивым взглядом и найдя её ещё более привлекательной, чем раньше.

Ему показалось, что появилось что-то осмысленное, повзрослевшее в этом доселе казавшемся юном личике, и в глазах, которые смотрели теперь на него не так, как в кафе – с озорством и наивным девичьим любопытством, – а пристально и серьёзно, источая вполне женскую, вполне осознанную доброту и нежность.

– Ты такая красивая, – заметил он, и в этих словах прозвучало нечто большее, чем простое восхищение.

– Спасибо. Уже поздно. Мне надо идти, – вздохнула она, посмотрев на часы.

– Ты можешь остаться, если хочешь. Я постелю тебе в этой комнате, а сам лягу в соседней. Там за балконом – сад, и по утрам щебечут птицы…

– Я тоже люблю их слушать…

Шамсиев не нашёлся, что сказать ей на это, лишь молча поднёс к губам бокал, чтобы допить оставшееся вино…

Он лежал под тёплым мягким одеялом, с наслаждением вдыхая проникающий через приоткрытую дверь балкона прохладный, насыщенный садовым ароматом воздух. Он думал о прошедшем дне, о Борине, об этой загадочной блондинке, так неожиданно вторгшейся в его жизнь.

Наполнявшие комнату призрачные лунные блики придавали его размышлениям ярко выраженную фантастическую окраску: она преследует его на голубом «Москвиче», за нею – ещё вереница автомашин. В машинах сидят крутые, готовые на любые дерзкие поступки парни, те самые кавказцы, опекавшие её на пляже. Вереницу замыкает машина с заместителем директора театра за рулём, любезным, симпатичным с виду джентльменом, школьным товарищем районного следователя. А руководящие указания исходят из душной полутёмной комнаты от старого, некогда известного, могущественного, а теперь беспомощного режиссёра, тихо лежащего на своей кровати в ожидании близкой смерти…

А он, Шамсиев, совершенно один, вокруг него сплетена настоящая паутина заговора, действует хорошо организованная группа людей, самых разных, умных, хитрых, пытающихся всячески воспрепятствовать ему в достижении истины.

Он же почему-то всё медлит, ждёт чего-то. Не решился даже на обыск. А ведь там могли оказаться вещественные доказательства, письма, фотографии, да мало ли что ещё. И вообще странная квартирка! Этот подсвечник, икона, эта дамская сумка на тумбочке, подозрительные шорохи в соседней комнате…

Нет, он должен немедленно проникнуть в это осиное гнездо, расставить, наконец, всё по местам, найти главного виновника!

Завтра же он поедет к Борину, произведёт обыск в его квартире, чем бы это ни было чревато, что бы ни сказал местный прокурор или этот экспансивный секретарь горкома…

Тихий, робкий стук в дверь прервал его размышления.

Он повернулся и так же тихо, чуть настороженно отозвался. В комнату вошла Луиза. В полумраке, при лунном свете она была точно кукла, маленькая и смешная, завёрнутая вся в одеяло так, что виднелись только голова и ноги. Пройдя вглубь комнаты, поближе к кровати, она села на стоявший рядом стул и как-то тяжело и взволнованно вздохнула.

– Не сердитесь. Мне почему-то не спится, – проговорила она виновато, еле слышным дрожащим голосом. – Всё мерещится та женщина с пляжа, кафе, её машина, и та убитая в крови, а ещё… ещё ваш взгляд, строгий и грустный, как у моего папы…

Он молча слушал её, чувствуя, как перехватывает дыхание, как неудержимо и беспокойно бьётся сердце, как разливается жар по всему телу, взывая к действию дремавшие доселе чувства и желания.

И она, видимо, ощутив жар его души, не сдержалась, не говоря больше ни слова, сбросила неловким движением с себя одеяло, поднялась со стула, подошла к его кровати и, взявшись рукой за край одеяла, остановилась, словно раздумывая. Но это был лишь миг – она откинула одеяло с тихим глухим стоном, то ли мучительным, то ли нестерпимо сладким, упала к нему в объятия. Руки его задрожали, ощутив под собой горячее трепещущее девичье тело. На какое-то мгновение она предстала перед его глазами такой, какой была на пляже, красивой, юной, с чистой смуглой кожей, изящными формами, и воля мгновенно покинула его. Измученный неудачами и одиночеством, истосковавшийся по женщине, он привлёк к себе это нежное трепетное тело и, совершенно потеряв власть над собой, начал осыпать поцелуями её лицо, шею, плечи.

– Ваша… ваша. В первый раз… – лишь прошептала она…

Проснулся он неожиданно, будто кто-то ущипнул его. Осмотрелся. Всё вокруг было как прежде. Только лунные блики на полу и стенах стали как бы более яркими, отчётливыми.

Луиза, полная покоя, лежала между ним и стеной, безмятежно опустив длинные ресницы, дыша легко и ровно и словно чуть улыбаясь во сне.

Одна рука у неё была запрокинута за голову, другая как бы стыдливо прикрывала груди. И оттого она казалась ещё более прекрасной.

Он вспомнил всё, что случилось между ними в эту ночь, и сердце его дрогнуло, наполнившись нежностью и любовью. Ему захотелось придвинуться к ней поближе, прижаться к ней, поцеловать в слегка улыбающиеся уста. Но резкий короткий щелчок заставил его мгновенно приподняться и посмотреть в сторону балкона. Что-то твёрдое, крохотное, ударившись о стекло балконной двери, отскочило и упало на пол.

Он понял, что это был маленький камешек. Но кто же бросил его?

Тихо, чтобы не разбудить Луизу, он встал с кровати и, слегка пригнувшись, через приоткрытую дверь скользнул на балкон.

Осторожно опершись на перила, он окинул взглядом сад, напряжённо всматриваясь в тёмно-зелёную листву деревьев. То, что он увидел там, внизу, в полумраке, заставило его чуть отпрянуть назад. Он не поверил своим глазам.

В гуще деревьев и кустарников, где проходила небольшая аллея, стояла она. Стояла с распущенными, как у русалки, волосами, дивная и красивая, словно воздушная, сотканная вся из голубого лунного света. Плавными движениями тонких, казавшихся прозрачными рук она звала его к себе.

Не поверив в реальность увиденного, Шамсиев протёр глаза, но никаких сомнений – это была она, та женщина, и она звала его, да, да, звала!

Чёрт побери! Шамсиева словно пронзило молнией. На рынке, на улице, на городском пляже такое ещё можно было как-то снести, но чтобы здесь, ночью, перед самыми окнами дома…

Возмущённый столь откровенной дерзостью, Шамсиев вернулся в спальню, по быстрому оделся и, убедившись, что Луиза по-прежнему спит, тенью выскользнул из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Он сразу побежал в сад, обошёл кусты, деревья, осмотрел аллею, но увы, ни единой живой души не обнаружил. Покинув сад, он вышел на улицу, осмотрелся. Ага! Глаза его в темноте различили одинокую фигуру в светлом платье, удалявшуюся в сторону кладбища. Несомненно, это была она, женщина-призрак.

И он тотчас бросился за ней.

– Эй! Слышите! Куда вы? Остановитесь! – кричал он ей вслед, прибавляя шаг, но она, словно улавливая темп его движения, с каждым мгновением всё отдалялась от него, пока совсем не растворилась в темноте.

Преследуя незваную гостью, Шамсиев достиг городского кладбища и, миновав ворота, остановился возле избушки кладбищенского сторожа, у которого побывал накануне. Он прислушался. Из приоткрытого окна доносился тяжёлый пьяный храп.

Шамсиев хотел зайти в избушку и разбудить старика, но вырвавшийся неожиданно из темноты протяжный и жалобный стон женщины заставил его мгновенно забыть об избушке и двинуться по тропинке вглубь кладбища, откуда слышался стон.

Он продвигался между рядами деревьев, точно пантера, тихо и осторожно, время от времени останавливаясь и озираясь по сторонам. Темнота давила на него, сковывала движения. Но он все шёл и шёл вперёд и, сам не зная зачем, шёл, уже не чувствуя страха, пока что-то не остановило его. Вглядевшись с напряжением в темноту, он увидел, что этим что-то были три фигуры, стоявшие прямо на его пути, буквально в двух метрах от него.

Он сделал ещё шаг вперёд и застыл.

И тут фигуры начали медленно и молча надвигаться на него.

Шамсиев не знал, что это были за люди, не видел их лиц, но перед его глазами почему-то сразу предстали те здоровенные смуглые джигиты с пляжа. Конечно, это были они.

Он приготовился к самому худшему.

Когда верзилы придвинулись совсем близко, он, почти вслепую, словно по какому-то наитию, почувствовал нацеленный в него удар и тут же, применив защитный приём, сумел отбить руку нападавшего и, не теряя и секунды, нанёс ему сильный и мощный ответный удар ногой чуть выше пояса, целясь в солнечное сплетение. В каратэ удар этот назывался «йоко-гери», и Шамсиев умел выполнять его великолепно.

Он почувствовал, как ступня его углубилась в мягкое, живое, отошла назад, затем последовал стон, а за ним – звук свалившегося на землю тела.

Но уже в следующий миг чей-то увесистый кулак тупой и тяжёлой оглоблей уткнулся ему в лицо, буквально оглушив и заставив отпрянуть назад. Тут же он получил ещё один удар и, успев ребром ладони резануть кого-то по шее, упал на спину, в мокрую траву. Что было дальше, он уже плохо помнил. Лишь чувствовал сквозь мутное сознание, как на него сыпались удары…

Очнулся он от прикосновения чьих-то тёплых, дрожащих рук, открыл глаза и увидел склонившееся над ним бледное, испуганное лицо Луизы. Девушка одной рукой придерживала ему голову, другой растирала висок.

– Ой, слава богу! – плача проговорила она, увидев, что следователь пришёл в сознание.

– Что случилось, Луиза? – тихо спросил Шамсиев, убирая с виска её руку.

Он приподнялся с помощью Луизы и сел, растерянно озираясь по сторонам.

В ту же минуту окружавшие их деревья словно ожили, засветились огнями, поблизости послышались голоса и вскоре к ним подбежали милиционеры с яркими электрическими фонарями в руках.

Какой-то здоровенный молодой сержант с широким угристым лицом и выбивавшейся из-под козырька белокурой чёлкой, присев, стал пристально вглядываться в него.

– Так это вы? Следователь из Москвы? – произнёс он удивлённо, посмотрев с растерянностью на стоявших рядом сослуживцев. – Я помню вас. Мы вместе выходили на эксперимент с Сурулёвым. Помните, наверное, он ещё бежать пытался…

– Кто вызвал вас? – недовольно спросил Шамсиев, поднимаясь на ноги и вытирая кровь с лица. Казалось, он уже был в полном порядке.

– Понимаете, товарищ следователь, позвонил какой-то гражданин минут пятнадцать назад, – начал объяснять с виноватой улыбкой сержант, почувствовав, видимо, некую неловкость перед Шамсиевым, – сообщил, что на городском кладбище какой-то пьяный мужик напал на женщину. А тут, оказывается, всё наоборот…

– Ничего не наоборот, – сказал Шамсиев уже спокойно и дружелюбным тоном, слизывая кровь с разбитой губы. – Шёл домой мимо кладбища, показалось, будто женщина кричит о помощи. Бегу на крик – и налетаю в темноте на дерево. Зашибся малость. А тут вот девушка невесть откуда появилась… Словом, ничего особенного. Возвращайтесь в райотдел и начальству доложите всё так, как я сказал…

– Понял, товарищ следователь! Ни слова лишнего! – добродушно пожал плечами сержант, довольный тем, что так удачно выбрался из щекотливой ситуации.

Он решил, видимо, завоевать полное расположение следователя, кивнув в сторону улицы и предложив:

– У нас там машины, товарищ следователь. Можем подвести, если желаете.

– Хорошо, идёмте, там посмотрим, – кивнул Шамсиев, и все направились к воротам кладбища.

– Как ты оказалась здесь? – шепнул следователь всё ещё дрожащей от страха Луизе.

– Я проснулась от звука калитки, – стала она объяснять тихо и с грустью, словно тоже чувствовала себя виновной в происшедшем. – Встала быстренько, оделась и вышла на улицу. Вижу, вы идёте в сторону кладбища, кричите кому-то, и решила пойти за вами. Когда дошла до кладбища, услышала шум, прибежала, вижу, бьют вас, пинают ногами. Я стала кричать. Они, видно, испугались и убежали куда-то. Потом приехала милиция…

– Хорошо, только прошу, больше никому ни слова об этом, – предупредил её следователь. – И, пожалуйста, поезжай домой. Я неважно себя чувствую и мне надо сейчас побыть одному…

– Ради бога, не гоните меня, я не хочу никуда уходить, – взмолилась она, тихонько взяв его за руку.

– Луиза, прошу тебя… Так надо… Я позвоню тебе…

На лице у следователя отразились усталость и страдание, и она молча смирилась.

За воротами стояли, светя фарами, два милицейских автомобиля.

Сержант снова предложил:

– Садитесь, товарищ следователь, мы живо вас подбросим, и девушку тоже.

– Спасибо, ребята! Мне недалеко. Я лучше пешком. А девушку, уж пожалуйста, подвезите. С почётом и уважением. Ведь она первой прибежала мне на помощь…

Шамсиев открыл глаза. Свет в комнате. За окном сияет солнце.

Боль во всём теле, свинцовая тяжесть в голове сразу напомнили ему события прошедшей ночи. Да, попал он, как кур во щип. О его приключениях, наверное, знает уже весь город: у этих парней из милиции длинные языки, и вряд ли его после такого случая обошли молчанием. Остаётся лишь сделать вид, что ничего не случилось, прикинуться этаким ничего не понимающим шлангом и в ближайшее время попробовать под любым предлогом попасть в квартиру к Борину. Эта женщина там – теперь он был в этом уверен. Надо всё-таки разобраться с ней. Не может же всё это длиться бесконечно!

Чуть кряхтя и пошатываясь, он встал с кровати, подошёл к висевшему на стене зеркалу и с каким-то страхом и подозрением взглянул на себя. Да, его неплохо разукрасили. Опухшие, разбитые губы, глаз заплыл, грудь в синяках и ссадинах. Ну прямо настоящий римский гладиатор! И в таком виде ему предстоит явиться в прокуратуру, предстать перед Трифоновым и его подчинёнными.

Прорезавший тишину комнаты резкий телефонный звонок прервал его грустные раздумья. Не поворачиваясь, наощупь, он отыскал телефонную трубку и с тяжёлым вздохом поднял её.

– Булат Галимович, добрый день! Вы дома? – услышал он знакомый, чуть взволнованный голос Вахрамеева.