Текст книги "Археологи: от Синташты до Дубны. 1987-2012"

От Лисьих гор до Ахуново. Куда ведет дорога?

В апреле 2003 года мы выехали жечь Аркаимскую степь. Наше намеренье было вполне законно: решение о весеннем пале приняли биологи и экологи заповедника на совещании предыдущей осенью. Заповедная степь с течением времени покрывается толстым слоем ветоши, образованной стеблями и листьями сухой травы. Семена, которые роняют степные травы, застревают в этом слое и не достигают земли. Степь зарастает густым кустарником, ее покидают многие звери и птицы. В древности образования ветоши не допускали дикие копытные: тарпаны, сайгаки, косули, постоянно поедавшие степную траву. В культурном ландшафте степи эту же функцию выполнял человек, выкашивая отдельные участки, и домашние животные: лошади, коровы, овцы.

Однако Аркаимская долина была заповедана в 1991 году. Здесь не пасут скот, нет разрушительных явлений перевыпаса, но нет и необходимого для существования степи воздействия диких копытных. Десяток косуль в заповедных колках – скромный остаток некогда весьма многочисленных стад. Аркаимская степь затягивалась ветошью, зарастала кустарником – и было принято решение пустить весенний пал.

Было ли оно правильным – не знаю, сегодня уже не уверен. Но в ту весну десять лет назад нас завораживала возможность создать этот управляемый пожар. И вот мы цепью шли по степи, а за нами вставала стена огня. Вставала – и с шорохом и треском двигалась следом. Это было странно и весело – зажигать, а не тушить степной пожар. Страшно мне стало только вечером, когда я увидел, что весь огромный купол неба затянут сплошными слоями грязного дыма. Настала ночь – но звезды не появились. Мы сделали в тот день столько дыма, что звезды захлебнулись в этом дыму…

На следующее утро мы выехали на «Барсе» Евгения Чибилева вдоль берега Большой Караганки курсом на поселок Ново-Кондуровский. Там, в шести километрах от аркаимской базы, на склоне невысокого холма, среди распаханных полей стоит одиночный менгир. Каменистые сопки окрест него, местами поросшие редким березовым лесом, зовутся Лисьими горами. В начале двадцатого века в этих «горах» добывали золото. Ближайший к ним Александровский поселок многие жители здешних мест по сей день называют Катангой, по имени африканской земли, знаменитой в то время своими золотыми приисками.

Менгир Лисьи горы до начала раскопок

Менгир – тяжелая гранитная плита, застывшая немного наискось в веками длящейся попытке лечь обратно в землю, из которой ее подняли люди. Сейчас он возвышается над дневной поверхностью степи чуть более чем на метр.

Впервые мы обследовали его в 1998 году с Ларисой Петровой – она сказала тогда, что он похож на степного сурка или тушканчика, смотрящего вдаль через реку. В его причудливой форме и вправду можно увидеть очертания морды, глаза, уши, широкое, кургузое тело.

Неподалеку от него раскинулось большое поселение эпохи бронзы. Отчасти оно разрушено пашней, но на нетронутых плугом участках и сегодня можно легко различить сдвоенную цепочку овальных ям – котлованов древних жилищ, выстроенных в неширокую улицу вдоль берега реки. С распаханной части поселка за несколько лет экспедиционной работы собрано более тысячи фрагментов керамики – обломков древних сосудов, покрытых геометрическим орнаментом, многочисленные кости домашних животных, несколько десятков каменных орудий и бронзовый нож, изготовленный три с половиной тысячи лет назад.

В тот выезд я решил «пощупать» менгир – заложить у него небольшой раскоп и, если повезет, получить материал, который позволил бы его датировать. Опыт раскопок нескольких подобных памятников подсказывал, что рассчитывать на богатые находки здесь не приходится. Несколько фрагментов керамики, пара косточек – это все, что мы надеялись найти, и то при изрядной доле везения. Эти вещи могли быть ценны не сами по себе, а как свидетельства того времени, когда был установлен менгир. Мы полагали, что его поставили жители близлежащего поселения в эпоху бронзы, но это еще предстояло проверить. Никто не ожидал по-настоящему интересных находок.

УАЗик-«Барс» не то чтобы ехал – он просто-напросто пёр по залитой водой степи. Начало апреля – в Южном Зауралье это время паводка. На короткое время река Караганка воображает себя Уралом, мало что не Волгой. Перебраться через нее можно только на лодке. С холмов в реку бегут многочисленные ручьи. Колеи залиты водой, машина буквально плавает в грязи. Ехать по ней можно только накатом, потеряешь скорость – и все, завязнешь по самые оси, придется бежать за трактором.

Но вот поля грязи позади. Переваливаясь в старых колеях и промоинах, УАЗик взбирается на холм и тормозит у менгира. Мы размечаем небольшой прямоугольный раскоп, бьем по его углам деревянные колышки и начинаем в две лопаты с Антоном Шмидтом снимать дерн. УАЗик уходит – почти уплывает – на аркаимскую базу. Он вернется за нами вечером.

Уже в первый день работы, сняв верхний слой почвы, мы наткнулись на заледеневший грунт – почва еще не оттаяла. Лопаты пришлось сменить на ломы. Темпы работы резко падают. Крепнет мысль о собственной глупости: чего ради рвать жилы, размахивая ломом, когда через месяц земля отогреется и ее можно будет копать даже совочком. Одиннадцатое апреля – самая ранняя из известных мне археологических экспедиций. Силы молодые, девать некуда…

Тщательно просматриваем выгребаемый грунт. Несколько фрагментов керамики, пара отщепов, оставшихся от изготовленных в древности каменных орудий. Трубчатая кость… Впоследствии выяснится, что это кость ребенка, но в тот день я принял ее за овечью – у человека и мелкого рогатого скота трубчатые кости весьма похожи. Я не ждал ничего неожиданного. Нанес наши скромные находки на план раскопа – и мы идем дальше.

Тяжелый менгир, сохранивший в себе холод зимней степи, нависает над раскопом. Чем глубже мы уходим, тем больше он нависает. В какой-то момент перестаешь понимать – на чем он вообще держится. Перспектива оказаться под рухнувшим камнем выглядит все менее забавной и все более реальной.

Менгир Лисьи горы, погребение женщины с двумя новорожденными младенцами

Путь вниз закрывает гранитная плита, краем уходящая под менгир. К счастью, менгир, проседая в грунте с глубокой древности, навалился на эту плиту и сломал ее. Оставшиеся обломки можно убрать вручную.

На большей части раскопа мы вышли на материковый грунт – желтый суглинок, не тронутый человеком. Но в районе менгира продолжает идти серая гумусированная супесь. Здесь в древности была яма – именно ее закрывала найденная нами гранитная плита.

Погребение под менгиром Лисьи горы

Продолжаем работать. Я периодически отвлекаюсь на вычерчивание планов и профилей, записи о находках и характере грунта.

На третий день к нам со Штирлицем на раскопе присоединился Евгений. Под вечер именно он, в очередной раз поднимая лом, бьет им с размаху в грунт и неожиданно пробивает в нем аккуратную круглую дырку. Что это – древний горшок? Нет – человеческий череп. Вот уж не ожидали… Впервые в зауральской археологии мы обнаружили древнее погребение под менгиром. И даже, как выяснилось чуть позже, не одно, а целых три погребения – одну из древних загадок, которыми так богата археология.

На следующее утро, временно мобилизовав биолога Илью Еременко в археологи, мы в три ножа начинаем расчистку могильной ямы. Под ножом открываются кости, возникают серые обводы горловин керамических сосудов, нежданной радостью сверкает зеленая патина древней бронзы. И через несколько часов мы видим перед собой потрясающую картину.

На левом боку, головой на север и лицом на восток, сложив перед собою руки и подогнув колени, лежит женщина. Впоследствии Александр Хохлов, самарский антрополог, определит по костям – ей было около тридцати пяти лет, в последние годы жизни у нее были выбиты несколько зубов и сломаны кости носа. В голове ее стоят два керамических сосуда – такие делали в шестнадцатом-четырнадцатом веках до н.э. люди «срубной» археологической культуры. На шее – несколько простеньких пастовых бусин, на правой руке – два бронзовых браслета, распавшиеся от времени на части. Один из них смогла склеить Елена Куприянова, и его можно увидеть в музее на Аркаиме.

А перед женщиной, напротив ее рук, живота, груди, расчищены два маленьких скелетика с раздавленными тяжелой землей черепами. Лицом друг к другу лежали два новорожденных младенца. Близнецы, скорее всего – ее дети.

Керамический сосуд эпохи бронзы из погребения под менгиром Лисьи горы

Что произошло здесь в древности? Умерли ли они во время родов или у них была другая участь? Откуда у женщины на лице следы тяжелой травмы или жестоких побоев? Почему их похоронили не под курганом на другом берегу реки, где располагается большой могильник, а здесь, в двух шагах от поселка, и почему поставили над ними менгир?

Бронзовый браслет из погребения под менгиром Лисьи горы. Реконструирован Еленой Куприяновой

На многие из этих вопросов нет уверенных ответов. Возможно, такое необычное погребение было связано с рождением и смертью близнецов – но это уже гипотезы. Во всяком случае раскопки на Лисьих горах впервые за всю историю изучения зауральских менгиров дали однозначную датировку времени установки камня – не вызывает никаких сомнений, что он был установлен непосредственно над погребением. Значит, менгир датируется эпохой бронзы, серединой второго тысячелетия до н.э., ему около трех с половиной тысяч лет, и он, скорее всего, был установлен жителями расположенного на склоне того же холма поселка эпохи бронзы.

Это – очень важные данные, которые позволяют датировать по аналогии довольно большой комплекс менгиров того же типа: крупные, высокие камни весом до полутора-двух тонн имеют вытянутую или подпрямоугольную форму и материал, как правило, гранит. Все они находятся в непосредственной близости от поселений эпохи бронзы, в пределах 100-150 метров от крайних жилищных впадин древнего поселка; во всех случаях – несколько выше поселка, на поднимающемся над ним коренном берегу, склоне холма или иной небольшой возвышенности (практически все поселения эпохи бронзы Зауральской степи расположены между рекой и холмами так, чтобы холм прикрывал их от ветра, что особенно важно в степи зимой).

Анализ топографического расположения этих менгиров позволяет предполагать, что в каждом случае они устанавливались у обочины подходящей к поселку дороги. Вероятно, данные менгиры выполняли в культуре эпохи бронзы функцию пограничного знака, отделяющего поселок от степного пространства. Расположенный у дороги, которая является связующим элементом между поселком и окружающим миром, менгир мог представлять собой символического стража, замыкающего границу и оберегающего жилье. Возможно, также менгир в некоторой мере манифестировал, представлял поселок – в силу его расположения он был виден с большего расстояния, чем дома и другие строения. В этом плане его функции можно сопоставить с функциями современных стел и других сооружений, устанавливаемых на обочинах дорог при въезде в города и поселки.

Отдельные вертикальные камни, стоящие на возвышенностях, скорее всего, являются не менгирами, а какими-то поминальными стелами или пограничными знаками эпохи кочевников.

Датировка и значение в древней культуре зауральских аллей менгиров представляются мне пока неясными. Находок, позволяющих уверенно датировать хотя бы одну из них, до сих пор нет. Топографически аллеи располагаются в совершенно разных условиях, они могут состоять как из небольших, так и из огромных камней. По большому счету, единственным общим признаком этих сооружений является их устойчивая ориентировка – все известные мне аллеи менгиров Зауральской степи вытянуты широтно: по направлению запад-восток, с не очень значительными отклонениями.

В Средней и Центральной Азии довольно часто встречаются цепочки вертикально установленных камней, весьма похожие на зауральские аллеи. Они отходят на восток от каменных курганов или иных конструкций эпохи кочевников. Возможно, изучавшиеся нами аллеи относятся к этому же типу памятников. В таком случае на их западном окончании должна располагаться земляная или каменная насыпь.

К сожалению, до сих пор ни одна западная оконечность аллеи не была раскопана. В случае первой Чекинской аллеи это вряд ли целесообразно, поскольку сразу к западу от сохранившейся цепочки камней начинаются развалины старой карды – она, вероятно, уничтожила или существенно повредила древний объект, который мог здесь находиться.

В начале мая 2003 года «охота на менгиры» продолжалась. Наш отряд выехал целенаправленно искать менгиры в окрестностях уже известных поселений эпохи бронзы по берегам Большой Караганки. Это была идея Лены Поляковой, она и возглавила данную разведку. В лагере, стоявшем под высоким скальным обрывом, на площадке с видом на гору Чека собрался в тот выезд весь наш отряд: здесь были Сергей и Ирина, я, Андрей, Штирлиц, Лёша, Лена и оба Жени – Дави и Гали, Давыдов и Галиуллин, а также аркаимский водитель Коля Чупахин и археоастроном Андрей Кузьмич Кириллов.

На крыльце вагончика на Аркаиме, перед отъездом в майскую разведку 2003 года. Марина Галиуллина, Антон Шмидт, Сергей Марков, Елена Полякова, Ирина Алаева

Менгиры удалось найти у нескольких поселений: это были, главным образом, обломанные в глубокой древности или вообще упавшие плиты, но они реально присутствовали – и это замечательным образом подтверждало выдвинутую гипотезу о связи менгиров с поселениями эпохи бронзы.

В разведке 2003 года, у менгира, лежащего на площадке поселения Большой Родник II

К концу мая 2003 года я получил Открытый лист, дающий право на исследование менгиров и разрушаемого поселения у поселка Ахуново, мы согласовали эти работы с башкирскими органами власти и выехали на раскопки со школьным отрядом, набрать который среди учащихся 12-й школы Челябинска помог Евгений Чибилёв. Впервые мы копали в Зауральской Башкирии, куда раньше наведывались только с разведками.

Мегалитический комплекс Ахуново, раскопки 2003 года

В старший состав ахуновского отряда на первом этапе работ вошли Андрей Злоказов, обеспечивавший оперативные разъезды на своей новой машине «Нива-Фора»; Антон Шмидт – Штирлиц, Слава Савин и две девушки – волонтеры из Москвы, Наталья и Влада. Мы работали на Ахуново больше месяца, вскрыли четырьмя раскопами почти тысячу квадратных метров на менгирах и на поселении эпохи бронзы, за время работы здесь побывало довольно много народу, могу сейчас даже не всех вспомнить. На Ахуново в разное время были Петр Петров, Наташа Батанина, Лёша Данилов, Лена Полякова, Лера Гашек, археоастрономы Андрей Кузьмич Кириллов и Юлия Никитонова, Екатерина – еще один волонтер из Питера, Евгений Чибилев со своим биологическим отрядом, Илья Еременко, десять человек школьников. Кто-то работал на Ахуново несколько дней, кто-то – две или три недели, только мы со Славой Савиным вынесли его от звонка до звонка.

Ахуново, мы с Вячеславом Савиным выносим носилки

Ахуново, 2003 год. На переднем плане – Вячеслав Савин и Андрей Злоказов

К сожалению, так и не появились на этих раскопках Сергей и Ирина – их задержала в городе необходимость закончить и выслать в Москву отчеты за предыдущий год работы; но я в то время очень огорчился и даже обиделся, потому что очень на них рассчитывал. Неделю спустя после начала работ Штирлиц умудрился превратить «Ниву» Андрея из ездящего транспортного средства в летающее, правда, летела она недалеко и недолго. В общем, они с Андреем уехали в город чинить машину; Лена с Лёшей долгое время не приезжали, задержавшись в городе; Сергей с Ириной не прибыли вообще – и в самые ответственные и сложные моменты работы в лагере осталось всего два взрослых мужика: я и Слава, остальные были девушки и школьники, в общем – приходилось непросто.

Наш отряд на Ахуново после завершения раскопок

Мегалиты Ахуново – самый сложный и интересный мегалитический памятник, который мне приходилось исследовать. Здесь вокруг большого, двухметровой высоты, центрального камня тридцатиметровым кольцом стоят восемь невысоких менгиров. Еще один крупный менгир установлен внутри кольца, и три – в отдалении от него, на севере и на юго-западе.

Мегалитический комплекс Ахуново, раскопки 2003 года

Раскопки позволили обнаружить внутри кольца менгиров еще одно кольцо – это восемь столбовых ямок, остатки древних деревянных столбов, окружавших центральный менгир на расстоянии в среднем около двух метров от него. Распределение по окружности древних столбов, стоявших в этих ямках, и соответствующих им менгиров в большом круге совпадает.

Вокруг менгиров было сделано около двухсот находок: главным образом, обломки керамических сосудов; полтора десятка каменных предметов. Фрагмент одного из орнаментированных сосудов был обнаружен непосредственно под самым южным менгиром. Сделанные находки датируются второй половиной второго тысячелетия до н.э. и относятся к черкаскульской археологической культуре. Впрочем, большинство из них может быть и не связано с менгирами, а представлять собой своеобразный «шлейф» культурного слоя поселения того времени, расположенного в непосредственной близости от менгиров.

Валерия Гашек, 2003 год

Работавшие с нами на раскопках археоастрономы пришли к выводу, что менгиры Ахуново могли использоваться в древности как пригоризонтная обсерватория. По их мнению, наблюдения с их помощью восходов и закатов Солнца и Луны позволяют определять ключевые даты календарного цикла – дни зимнего и летнего солнцестояния, весеннего и осеннего равноденствия, моменты смены циклов высокой и низкой Луны. Согласно их предположениям, наблюдения велись от небольших менгиров, расположенных по кругу, через вершины двух высоких менгиров – центрального и южного – на горизонт, где фиксировалась точка соответствующего значимого события астрономического цикла. Датировка объекта археоастрономическими методами позволила предположить, что он был сооружен на рубеже третьего и второго тысячелетий до н.э.

Если определенные Андреем Кузьмичом Кирилловым и Юлией Никитоновой археоастрономические азимуты действительно были значимы и сознательно учитывались строителями мегалитического комплекса, можно выдвинуть гипотезу, что он предназначался не для определения ключевых дат годового цикла, которые гораздо проще устанавливать календарным исчислением дней, а для символического воплощения в сакральной конструкции закономерностей годового движения Солнца и Луны. В таком сооружении календарные астрономические явления становятся доступны непосредственному наблюдению, т.е. превращаются в культурные событие.

В то же время целый ряд обстоятельств заставляют меня сомневаться в том, что менгиры Ахуново были установлены в соответствии с некими археоастрономическими принципами.

Прежде всего, сама по себе схема наблюдения от круговых менгиров через один из центральных представляется сугубо искусственной, гораздо логичнее было бы наблюдать разные направления, находясь в центре конструкции.

Во-вторых, археоастрономические азимуты на комплексе всё же проведены с изрядной долей условности. Менгиры расположены недалеко друг от друга, они имеют обширные верхние площадки, многие из них покосились, а некоторые вовсе утратили свое древнее местоположение. В этой ситуации проведение точных азимутов через их вершины просто невозможно, направления определяются в довольно широких рамках, и выбор конкретных значений вполне может оказаться неосознанной подгонкой под желаемый результат.

Также предложенная археоастрономическая схема не объяснила структуру всего памятника. Через некоторые менгиры никакие астрономически значимые азимуты не проходят – зачем, в таком случае, эти менгиры были установлены?

Сама система варьирования направлений азимутов то на один, то на другой из центральных менгиров и использование для ориентации на летнее солнцестояние не основных менгиров комплекса, а нескольких установленных в стороне камней выглядит нелогичной и вызывает сомнения в адекватности предложенной реконструкции.

Для сооружения, предназначенного для фиксации событий на горизонте, мегалитический комплекс Ахуново совершенно неправильно расположен. Он находится на склоне холма, недалеко от уремного леса, который в древние времена вполне мог быть гораздо больше и гуще и закрывать наблюдение горизонта почти по половине азимутов.

Если бы древние люди строили пригоризонтную обсерваторию, ее гораздо логичнее было бы расположить на вершине холма, откуда открывается хороший вид во все стороны горизонта, причем эта вершина находится совсем недалеко, в ближайших сотнях метров. Странное топографическое положение менгиров Ахуново никак не может быть объяснено с точки зрения археоастрономии.

Результаты археологических исследований в контексте общих данных о данном типе памятников позволяет более-менее обоснованно пытаться датировать время установки менгиров эпохой поздней бронзы и связывать их с поселением черкаскульского времени середины второго тысячелетия до н.э. Археоастрономическая дата, определенная, правда, по одному единственному азимуту, оказывается на полтысячелетия древнее. Я не могу предложить ни одного логичного объяснения этого противоречия, кроме предположения, что археоастрономические азимуты не учитывались строителями Ахуново и трактовка данного объекта как пригоризонтной обсерватории всё же неверна.

К сожалению, вопрос об археоастрономическом значении менгиров Ахуново имеет уже не академический характер. Этот археологический памятник постигла та же судьба, что и Аркаим – только это произошло в меньшем масштабе. Ахуново уже является полностью мифологизированным объектом в системе современных «экстрасенсорно-эзотерических» представлений, сюда ездят «паломники», они воспринимают «энергию», совершают какие-то приношения деньгами и разными предметами…

Когда мы начали раскопки менгиров, современное население поселка Ахуново, представленное главным образом татарами-мишарями, рассматривало мегалитический комплекс как особое, скорее – запретное, «плохое» место и рассказывало легенды о том, что под его камнями похоронен великан Алпамыс (Алпамыш). Местное название этого комплекса было Алпамыса кабере – «могила Алпамыша». Образ этого эпического героя известен у большинства тюркских народов Великой Степи.

Однако уже тогда некоторые местные жители, наиболее активно интересовавшиеся комплексом и оказавшие нам помощь в его обнаружении, рассказывали какие-то истории про летающие тарелки, которые они якобы видели в районе менгиров, и вообще активно транслировали фантастические идеи и представления на тему этих камней.

После того, как археоастрономы получили первые результаты на Ахуново, ими была сформулирована мысль, что по количеству фиксируемых астрономически значимых направлений Ахуново вполне сопоставимо со знаменитым Стоунхенджем.

Этой идеей я поделился с кем-то из региональных журналистов, она вошла и в тексты наших первых информационных заметок о результатах раскопок. Таким образом, я сам фактически спровоцировал широкое распространение представлений об Ахуново как о некоем «Башкирском Стоунхендже» и сделал это на основе предварительных, гипотетических выводов археоастрономов. Неоднократно критикуя Геннадия Борисовича за провоцирование популистских и вненаучных концепций Аркаима, я сам в данном случае пошел по той же кривой дорожке. К сожалению, не мог принципиально исправить ситуацию тот факт, что я не стал далеко продвигаться в этом направлении и, в отличие от Геннадия Борисовича и Аркаима, не принял участия в формировании современной мифологии Ахуново и никак в дальнейшем не поощрял антинаучные интерпретации этого археологического памятника.

Увы, первичного толчка в виде образа «Башкирского Стоунхенджа» оказалось вполне достаточно. Отталкиваясь от этого образа, сектанты и учителя различных «эзотерических» движений, имеющие потребность в существовании «сакральных» мест, на которые можно было бы направлять обрядовую активность их «паствы», вполне успешно сформировали мифологию Ахуново как «места Силы», великого древнего не то башкирского, не то арийского святилища. Увы, но именно наши исследования на Ахуново и я лично как руководитель этих работ и инициировали весь этот процесс, на последствия которого мне сейчас очень горько и стыдно смотреть. Всего один сезон обычной полевой работы, одна статья, которую журналист озаглавил услышанными от нас, сугубо образными словами «Башкирский Стоунхендж» – и вот такие печальные последствия. Сейчас образ Ахуново в общественном сознании, как и образ более знаменитого Аркаима, способствует не популяризации научных данных об истории и археологии, а распространению антинаучных и антихристианских фантазий и измышлений.

Бетонируем основания менгиров Ахуново после раскопок. Андрей Злоказов, Александр Ковалев, Антон Шмидт

Я долгое время пытался «закрыться» от этой ситуации, не читать того, что пишут об Ахуново в Интернете, надеялся на то, что «эзотерический» интерес к Ахуново постепенно сойдет на нет – однако, судя по всему, это была совершенно неправильная стратегия поведения. Ничего на нет не сойдет и никто за меня мою вину не расхлебает, надо самому возвращаться к теме и к археологическому памятнику и начинать работать над его адекватным представлением в современной культуре. Видимо, это единственный способ если не вовсе исправить, то хотя бы чуть-чуть улучшить сложившуюся ситуацию.

После завершения раскопок в 2003 году мы еще раз вернулись на Ахуново – с Андреем Злоказовым на его «Ниве», со Штирлицем, Шурой Ковалевым и, кажется, кем-то из девушек. Раскопанные нами менгиры стояли очень неустойчиво, а некоторые из них уже успели повалить какие-то люди. Мы закупили в Учалах цемент, намешали раствор, набрали камней – и тщательно забетонировали основание каждого менгира, а также присыпали борта раскопа, чтобы они не осыпались.

Современное состояние мегалитического комплекса Ахуново

В дальнейшем местная администрация по собственной инициативе вывезла отвал и огородила площадку мегалитического комплекса сначала временной оградой, а затем и постоянной – весьма красивой и стильной. В окрестностях менгиров была устроена постоянная автопарковка, навесы, беседки, туалеты для туристов – причем туалеты оказались прямо на территории древнего поселения и еще более повредили его и так уже полуразрушенный культурный слой. Совсем недавно фотографии того, что представляет собой современное Ахуново, мне передал уфимский археолог Виталий Федоров.

Прекрасно, что этот археологический памятник находится трудами местных властей в таком хорошем состоянии. Но при этом очень печально, что вся эта инфраструктура приема туристов нацелена на работу с теми, кто едет сюда в «экстрасенсорные» паломничества. Сейчас необходимо попробовать хоть как-то переломить ситуацию с адекватной информацией об этом объекте.

В научном аспекте опыт исследований Ахуново приводит к еще одной интересной идее. Мне представляется возможным, что Ахуново с его круговым расположением столбов и камней вокруг центрального менгира только кажется нам уникальным для Зауральской степи археологическим памятником. Дело в том, что по топографии, по форме, материалу и расположению центральный менгир Ахуново полностью соответствует другим менгирам, обнаруженным в ближайших окрестностях поселений эпохи бронзы. Большинство этих менгиров до сих пор не раскопано, а там, где раскопки производились, как на тех же Лисьих горах, исследовался лишь крохотный участок в непосредственной близости от самого менгира. Более того, даже в этих условиях нам иногда встречались другие камни, какие-то небольшие плиты или менгиры, расположенные на каком-то расстоянии от центрального камня – так, например, было на Системе-8, где мы даже продолжили раскоп до одной такой плиты. Однако только в Ахуново мы раскопали вокруг центрального менгира обширный прямоугольник размером тридцать на двадцать семь метров и четко зафиксировали в этом раскопе всякого рода дополнительные конструкции.

Мне представляется вполне вероятным, что при проведении обширных раскопок в окрестностях других менгиров, расположенных у поселений эпохи бронзы и представляющихся нам сейчас одиночными объектами, также будут выявлены системы кольцевых столбов и упавшие в землю, практически не читаемые с поверхности дополнительные камни и плиты. Вполне вероятно, что структура культового комплекса, выстроенного вокруг центрального, самого большого камня, была более-менее похожей на всех поселениях того времени – как похожи их жилая архитектура, система расположения домов, топографическое положение поселков в речных долинах и многое другое. Древние культуры были нацелены на воспроизведение стереотипных образцов, и, может быть, именно на Ахуново мы впервые раскрыли модель структуры этого образца, а дальнейшие раскопки покажут, что он имел весьма широкое географическое и хронологическое распространение. Впрочем, пока это всего лишь предположение для размышления.

Раскопки на Степном, 2003 год. Елена Полякова, Дмитрий Устюжанин, Елена Куприянова, Дмитрий Зданович, Валерия Гашек, Федор Петров

Вскоре после завершения раскопок Ахуново я решил пожить и поработать в Екатеринбурге, который и тогда, и сейчас предпочитаю называть Свердловском, как в годы моей юности. Этому были разные, главным образом субъективные причины. Сам для себя и для своих коллег я объяснил эту затею тем, что еду работать над докторской, однако на самом деле тут было замешано многое: и несчастная любовь; и временное разочарование в полевой археологии, которая все время манит каким-то результатом, а после проведения работ ты оказываешься перед еще большим количество вопросов и проблем, чем до их начала; и обида на ту часть нашего отряда, которая «опрокинула» меня со своим участием в ахуновских раскопках; и желание начать жизнь с чистого листа, которое иногда возникает у людей, столкнувшихся с проблемами и разочарованиями… В общем, это была не сама лучшая идея, поскольку убежать от себя невозможно, но полтора года работы в Свердловске, на кафедре философии и кафедре социальной антропологии Уральского государственного технического университета, много мне дали и многому научили.

На конференции 2003 года, мы с Еленой Куприяновой

Перед отъездом в Свердловск я еще раз выехал в поле: в августе 2003-го собрал небольшой отряд, который отправился помогать заканчивать раскопки на Степном Лене Куприяновой и Диме Здановичу. В состав этой команды вошла Лена Полякова, мои родители, имеющие хороший опыт участия в археологических экспедициях; мой сын Николай, которому как раз исполнялось в том августе семь лет, он очень хорошо общался на Степном со своим одногодкой Семеном Куприяновым, который был там вместе с мамой. Еще с нами поехала подруга нашей семьи, вузовский преподаватель Наталья Эдуардовна Майн, имевшая в молодости большой опыт участия в археологических работах, и археоастроном Андрей Кузьмич Кириллов.