Текст книги "Археологи: от Синташты до Дубны. 1987-2012"

Древнерусская Дубна. Дорога домой

В середине января 2009 года я приехал в Дубну, в конце февраля мы с Катей поженились, а к началу марта я нашел здесь работу – меня взяли в общественный фонд историко-краеведческих исследований и гуманитарных инициатив «Наследие»; тогда это была городская организация, позднее фонд получил региональный статус и стал московским областным.

Дубна оказалась прекрасным городом на Верхней Волге, а «Наследие» – уникальной общественной организацией, работавшей к тому времени уже более восьми лет (сейчас «Наследию» уже двенадцать лет). Здесь все эти годы занимались историко-архивными изысканиями, публиковали книги и методические материалы по истории Дубны и Дубненского края, организовывали тематические выставки, издавали историко-краеведческую газету «Дубненское наследие», постоянно пополняли сайт nаsledie.dubna.ru, являющийся самым подробным интернет-ресурсом по истории города и прилегающих к нему районов Московской и Тверской областей. У «Наследия» оказался небольшой офис и несколько человек сотрудников.

Город Дубна, Музей замка (ул. Жолио-Кюри, 17а). Здесь расположен офис Московского областного общественного фонда «Наследие»

Сам факт существования постоянно действующей общественной организации историко-краеведческого направления в маленьком городе с населением 70 тысяч человек уже был удивителен. При этом даже в больших городских центрах такие организации обычно существуют при какой-нибудь крупной структуре – или через них осваивают бюджетные деньги, или они живут на постоянной подпитке за счет грантов, чаще всего, от зарубежных организаций.

В режиме «самостоятельного плавания» небольшие историко-краеведческие организации, как правило, долго не живут – и судьба «Общества открытых исследований древности», которое мы с друзьями создавали в 2002 году, тому порукой. «Наследие» демонстрировало какой-то необыкновенный вариант: оно работало без всяких бюджетных денег, без зарубежных и иных грантодателей, функционировало исключительно за счет тех средств, которые находил сам или умудрялся получить от различных местных спонсоров инициатор создания и руководитель организации, выпускник Московского историко-архивного института Игорь Борисович Даченков, успешный предприниматель и политтехнолог, продолжавший тратить изрядную часть своего времени, жизни и средств на существование и развитие исторической науки в родном городе и крае.

Игорь Борисович Даченков, председатель Фонда «Наследие»

Памятный камень в Ратмино

На протяжении многих лет «наслединцы» занимались в том числе древней историей Дубненского края и даже поставили в 2004 году большой памятный камень, посвященный истории древнерусской Дубны – небольшого города, существовавшего в XII – начале XIII вв. при впадении реки Дубны в Волгу.

Древнерусская Дубна. Макет крепости в муниципальном музее археологии и краеведения

Изрядная часть бывшей территории этого города была разрушена Волгой после строительства Угличского водохранилища, но уцелевший участок вполне оставлял возможности для полноценных исследований. Однако серьезные археологические раскопки проводились здесь только в 1960-е годы, когда на протяжении трех лет древнерусскую Дубну копала экспедиция Государственного Исторического музея. В середине 1980-х сюда один раз приезжали с разведкой специалисты из Института археологии Академии наук – и всё, больше профессиональные археологи этим памятником не занимались. Однако им активно интересовались дубненские краеведы, ежегодно из осыпающегося берега Волги делались сборы подъемного материала, в том числе относительно хорошо документированные, как раз такие коллекции стали основой экспозиции дубненского музея археологии и краеведения, на их базе целый ряд важных выводов об истории древнерусской Дубны сделал известный специалист по средневековой археологии и сфрагистике Сергей Васильевич Белецкий.

Когда я приехал в Дубну, у участников общественного фонда «Наследие» и прежде всего у его руководителя Игоря Борисовича Даченкова был уже давно сформировавшийся серьезный интерес к продолжению археологических исследований древнерусской Дубны. Реализоваться этому интересу мешал только тот факт, что своих специалистов-археологов у «Наследия» не было: Дубна – город науки, но эта наука – прежде всего, ядерная физика; здесь есть хороший университет, в котором учат и теоретической физике, и химии, и геофизике – но исторического факультета в университете нет, соответственно, историки в городе встречаются нечасто, а археологи являются еще и весьма редкой разновидностью историков.

Лариса Пантелеева на раскопках древнерусской Дубны

В общем, меня моментально взяли на работу в «Наследие», летом удалось получить Открытый лист – и в начале августа 2009 года новорожденная Дубненская археологическая экспедиция приступила к исследованиям. Проблему с оборудованием мы как-то решили: лопаты купили, фотографические рейки изготовили и покрасили, наш первый оптический нивелир я выпросил на Аркаиме у Александра Михайловича Кисленко, он продолжал помогать нашему отряду, несмотря на то, что теперь нас разделяли две тысячи километров. Позже материальная база развивалась – вместо никуда не годных садовых лопат мы нашли и купили замечательные армейские БСЛ-110, приобрели современный нивелир, отличные новые рейки и многое другое, но начинать приходилось с азов. Главной проблемой, впрочем, было даже не оборудование, а кадры. И вот здесь мне дважды очень повезло.

Во-первых, в Дубне, как оказалось, уже несколько лет жил человек с прекрасной археологической подготовкой, более того – происходящий из тех же самых урало-казахстанских экспедиций, что и я, – Лариса Пантелеева. Мы с ней были немного знакомы по тематике борьбы с проектом горно-обогатительного комбината у границ Аркаимской долины и по празднованию 20-летия открытия Аркаима в 2007 году. Лариса – ученица того же Александра Михайловича Кисленко, много копавшая в юности в Северном Казахстане и на Южном Урале, участвовавшая в первых раскопках Аркаима. Затем она оказалась на Чукотке, работала в краеведческом музее, копала неолитические стоянки; в 2000 году переехала в Дубну вместе с мужем – военным геофизиком, и здесь в то время не нашла работу по археологической специальности, трудилась на разных других поприщах, но при этом сохранила хорошую профессиональную подготовку и огромное желание заниматься археологией. Мы встретились в Дубне благодаря Александру Михайловичу – и Лариса стала первым ценнейшим человеком новорожденной экспедиции. А вторым таким человеком стал дубненский краевед Игорь Зинин, давний приятель Игоря Борисовича Даченкова.

Мы с Игорем Зининым делаем зачистку берегового обрыва, 2009 год

Игорь Зинин с детских лет интересовался историей родного края, прекрасно знает все следы древней истории в этих местах, отлично разбирается в истории и археологии, имеет обширную научно-историческую библиотеку – он человек легкий на подъем, умный, энергичный и очень знающий, и оказался очень полезен для экспедиции.

Дубненские школьники, волонтеры и сотрудники Фонда «Наследие» на раскопках древнерусской Дубны

Основой состав участников работ и в 2009 году, и позднее набирали из волонтеров-добровольцев. Костяк волонтеров, естественно, составили участники «Наследия» и его руководитель Игорь Даченков, который неоднократно сам брался за лопату, но в первую очередь обеспечивал экспедицию инструментом, транспортом, деньгами и продуктами. Замечательные фотографии на раскопках делала Ирина Алексеева, редактор сайта nasledie.dubna.ru и выпускающий редактор газеты, которая к настоящему времени называется «Подмосковное наследие». Хозяйственное обеспечение полевого лагеря, а иногда и работу на раскопе взял на себя исполнительный директор «Наследия» Максим Карачаров. Несколько раз в самых непростых ситуациях с нами в поле выходил дизайнер «Наследия» Платон Муравицкий.

Ирина Алексеева, выпускающий редактор газеты «Подмосковное наследие», редактор портала nasledie.dubna.ru

Максим Карачаров, исполнительный директор Фонда «Наследие»

Кто только не работал лопатой на раскопках древнерусской Дубны: и нынешний председатель городского Совета депутатов Михаил Владимирович Подлесный; и помощник главы города, сопредседатель «Наследия» Дмитрий Александрович Буланцов; и второй сопредседатель фонда – депутат городского Совета Игорь Альбертович Вяземский; и многие городские краеведы, добровольцы, привлеченные Игорем Зининым, военные геофизики, приведенные Ларисой Пантелеевой и ее мужем Анатолием Владимировичем; школьники из археологического кружка, который мы сделали при Центре детского и юношеского туризма и экскурсий, и многие другие замечательные люди. Причем постепенно к раскопкам древнерусской Дубны подтянулись и участники нашего челябинского археологического отряда – здесь очень основательно работали Алексей и Екатерина Даниловы, Сергей Марков, Людмила Плеханова; на раскопки приезжал Андрей Злоказов. Фактически наш степной отряд продолжил полевую работу – только теперь на совершенно другой территории.

Параллельно с работой в «Наследии» мне посчастливилось около года трудиться в Музее истории науки и техники Объединенного института ядерных исследований – одного из центральных градообразующих учреждений Дубны. Эта работа, хотя и с совершенно незнакомым мне поначалу материалом, оказалась очень интересной. Позднее, в 2011 году, мне предложили стать директором небольшого городского музея археологии и краеведения. Конечно, я согласился – и с 2012 года Дубненская археологическая экспедиция стала совместным предприятием музея и «Наследия». Лариса Пантелеева тоже пришла на работу в музей, и мы вместе занялись изучением разных этапов истории Дубны и их представлением на выставках и в публикациях. Фонд «Наследие», теперь уже – Московский областной общественный фонд, начал оказывать музею постоянную поддержку в работе, и по ее результатам был награжден в 2012 году как лучшая общественная организация, действующая в Дубне. Коллекции с раскопок начали поступать в городской музей, где их принимает под свою опеку замечательный главный хранитель Вера Николаевна Гусева. Содействие экспедиции в работах по территории заброшенной деревни Ратмино оказал Евгений Юрьевич Крымов. И, конечно, совместная экспедиция от фонда и музея не смогла бы эффективно работать, если бы не постоянная помощь работе музея, которую оказывает курирующая наше направление деятельности заместитель начальника городского от дела культуры Людмила Юрьевна Кузминова, ее внимание и поддержка дают музею возможность развиваться в условиях весьма ограниченного муниципального бюджета.

Музей археологии и краеведения города Дубны Московской области

Раскопки древнерусской Дубны, 2012 год

Культурный слой древнерусской Дубны оказался весьма похож на культурные слои тех поселенческих памятников, которые мы изучали на Южном Урале. Зольники и прокалы, следы столбовых конструкций в материковой глине, фрагменты керамики и кости животных; правда, керамики куда больше, чем было на поселениях бронзового века. Здесь перед нами оказались остатки не поселка, а города, пусть небольшого и существовавшего около сотни лет – но в этом городе осуществлялось массовое товарное керамическое производство, и культурный слой оказывается насыщен керамикой на порядок сильнее, чем в более древних поселках. Если в Зауральской степи мы находили в среднем четыре-пять фрагментов керамики на один квадратный метр вскрытой площади – и это на поселениях позднего бронзового века, на Аркаиме, скажем, куда меньше – всего один фрагмент; то в древнерусской Дубне это сорок-пятьдесят фрагментов керамики на тот же участок. При этом надо отметить, что индивидуальная, тщательно орнаментированная мастером керамика эпохи бронзы, где каждый сосуд может быть как произведение искусства, конечно, выглядит гораздо более интересно, чем стандартная гончарная посуда древнерусского времени с одной единственной полоской какого-нибудь очень скромного орнамента.

Красноглиняная амфора, разбитая в древности керамическим грузилом для сети. Раскоп на посаде древнерусской Дубны, 2012 год

Бронзовые, железные и костяные предметы из раскопок древнерусской Дубны

Бронзовых предметов в раскопе встречается относительно немного – хотя, конечно, тоже во много раз больше, чем на поселениях эпохи бронзы; но самым массовым металлом является железо – целые предметы (ножи, пряжки, гвозди и многое другое) и их фрагменты, какие-то невразумительные обломки и спекшиеся от ржавчины куски – всё это обнаруживается очень обильно.

Древнерусская Дубна, расчистка погреба дома домонгольского времени

Существенно отличаются и конструкции, которые оказываются перед нашим взглядом после завершения вскрытия материка. Так, на поселениях эпохи бронзы длинные дома сооружались в специальных котлованах, а их стены опирались на системы столбов. Древнерусские дома – это срубы, их стены не оставляют в земле столбовых ямок, правда, эти ямки встречаются как элементы разного рода конструкций между домами (заборы, навесы и т.д.) и даже внутри них. Хозяйственные ямы – погреба – имеют в эпоху бронзы округло-аморфные очертания, вообще культуры того времени очень редко использовали в своей деятельности так привычные нам строгие формы квадратов и прямоугольников. Под древнерусским домом мы расчистили прямоугольную яму древнего погреба, стенки которой были укреплены деревянными плахами, прижатыми к песчаному грунту вбитыми в дно погреба столбами. Когда город сгорел, от плах остался уголь вдоль стенок погреба, а от столбов – такие привычные нам столбовые ямки в его материковом основании.

Дно древнерусского погреба со столбовыми ямками вдоль стенок

Совсем другим оказался и ров, окружавший древнерусскую крепость. На крупных зауральских поселениях эпохи бронзы типа Синташты и Аркаима присутствуют обводные рвы, которым часто приписывают оборонительное значение, хотя они, как правило, не глубокие, лишь с отдельными большими углублениями, и использовались главным образом как источник материала, глины для формирования фундамента внешней стены сплошных блоков жилищ и для сбора и отвода воды от этой общей стены жилых помещений.

Фрагмент склона рва древнерусской Дубны

А вот на древнерусской Дубне я увидел на практике, что такое настоящий оборонительный ров. Нам удалось расчистить только один его фрагмент, сохранившийся на неразмытой рекой оконечности Ратминской стрелки – мыса при впадении реки Дубны в Волгу; основная часть крепостных конструкций древнерусского детинца, к сожалению, уже уничтожена водой. Но даже этот небольшой фрагмент ясно дает понять, каким серьезным сооружением был древний ров: шириной 8-9 метров, глубиной 4,0-4,5 метра, с ровными стенками, опускающимися ко дну под углом около 45 градусов (при большем наклоне стенки рва начнут осыпаться).

При всех перечисленных отличиях, сходство между культурными слоями, оставшимися от функционирования поселенческих памятников разных эпох, всё же весьма велико – ведь и сами образы повседневной жизни оседлых скотоводов эпохи бронзы и древнерусского населения, казалось бы, не так уж сильно различались, особенно если сравнить и тот и другой с современным образом жизни городской цивилизации, прошедшей через горнило модернизации. Однако во всем этом сходстве есть и принципиально важное различие, и для археолога оно проявляется, прежде всего, в одном типе находок: это нательные кресты, так называемые «тельники», постоянно присутствующие в древнерусском культурном слое. Русь жила совсем иначе, чем древние народы; не потому, что так кардинально изменились условия и обстоятельства жизни, нет, как раз в этой сфере трансформации на протяжении тысячелетий шли очень медленно. Русь жила иначе, потому что у нее была совершенно иная религия, была христианская вера, было твердое понимание о различении добра и зла, было воспитанное верой умение вглядеться в собственную душу, был Христос.

Древнерусская Дубна. Наперсный крест и кресты-тельники – металл, камень, янтарь

Я довольно долго «бегал» от христианства – и вот наконец-то встретился с ним «лицом к лицу» на раскопках. Все годы своей археологической работы я очень хотел понять тех людей, жизнь которых изучает наша наука. Но пока я занимался эпохой бронзы Зауральской степи, такое понимание было, по большому счету, невозможно. Культурные и тем более духовные смыслы степной жизни трех-четырех тысячелетней давности можно было только нафантазировать себе, их практически невозможно понять и осознать в действительности.

Древнерусская Дубна. Бронзовый крест-энколпион начала XIII века, найденный в ходе исследований 2009 года

Здесь же, в Центральной России, православие на самом деле вставало из земли – и устремлялось ввысь. Рядом с нашими раскопами стоит православный храм Похвалы Пресвятой Богородицы. Я с некоторой опаской заходил туда: привык думать, что мне нечего искать в этих храмах, и зачастую старался не замечать их. Но они всегда оставались – как вызов. Здесь, в Дубне, этот вызов был везде. Шесть православных храмов в небольшом городе – и во многие из них мне регулярно приходилось заходить по работе. Это оказалось в итоге очень важным.

Верхний ряд иконостаса и роспись над алтарем храма Похвалы Пресвятой Богородицы в Ратмино, на месте расположения древнерусской Дубны

Как и многие люди нашего века, я был крещен, но не воспринимал это всерьез. Во всяком случае, я не исповедовался и не ходил к Причастию, не посещал церковные службы и не считал себя христианином.

Долгое время я полагал, что нахожусь в поиске подлинного, верного понимания Бога и мира. Я искал эту правду в традиционных дохристианских верованиях народов Евразии – и находил там то, что был почти готов принять за правду, но только этого было явно недостаточно для полноты понимания себя и мира, для полноты жизни. Неоязычником я так и не стал – хотя и делал определенные шаги в этом направлении.

Читал труды традиционалистов, одно время увлекся Рене Геноном, ездил в мечеть общаться с имамом, думал над принятием ислама – но, к счастью, отказался от этой мысли.

Пытался из кусочков древних мифов и собственного ощущения Бога слепить какую-то самую правильную веру – но довольно быстро понимал, что все, что лепишь таким образом, сразу же расползается в руках.

При этом я с большим интересом читал многих христианских писателей – и российских, и зарубежных. Мне очень нравятся книги Г.К. Честертона, К. Льюиса, Дж.Р.Р. Толкина. Долгое время был очень увлечен творчеством Н.А. Бердяева, одной из моих любимых книг стали «Три разговора» В.С. Соловьева. Нравились и некоторые современные христианские беллетристы, например, О.А. Чигиринская. Производили сильное, хотя и неоднозначное впечатление книги протодьякона Андрея Кураева. Очень понравился фильм «Остров». Но мне все время казалось: то, что так привлекает меня у многих христианских писателей, и настоящее, повседневное христианство – это какие-то совершенно разные вещи. Я говорил себе: «Вот если бы современное христианство было христианством Честертона и Льюиса, тогда я его, конечно же, принял бы».

То, что я считал при этом «современным христианством», конечно, ни в малой степени не являлось им на самом деле. Как и многие мои товарищи, воспитанные в сугубо атеистической среде, я принимал за него какие-то антихристианские сказки и пропагандистские агитки. Чтобы переломить это, был необходим личный опыт встречи с подлинной верой, с Церковью – как она есть, а не с тем, чем она кажется неприязненному или ненавидящему взгляду.

Конечно, христианство – это очень, невероятно трудно. Зайдя в него, ты признаешь направленное к тебе требование быть таким, каким тебе быть чрезвычайно непросто и вообще невозможно. Привычная картина себя как такого хорошего и славного человека распадается, чтобы никогда уже больше не собраться.

Я знаю неверующих, которые именно из-за своей обостренной внутренней честности не смогли стать христианами. Виктор Лысенко, удивительный человек, ближайший друг моей юности, трагически погибший еще совсем молодым, как-то написал, что принять христианство и не жить полностью по-христиански – недопустимо, нечестно, категорически нельзя, а по-христиански жить все равно не получится…

Наверное, нам, выросшим вне Церкви, нужен какой-то довольно основательный опыт разочарований в себе самом, чтобы смочь наконец-то сказать себя: «Да, я плохой человек. И из меня получится плохой христианин. Пусть так. Христос сказал, что он пришел не к здоровым, а к больным. И я очень хочу, чтобы он пришел и ко мне». А для этого нужно решиться, открыть Ему дверь.

Теперь я совершенно иначе посмотрел на ту русскую древность, которую мы изучаем в дубненских раскопах. Люди, жившие здесь восемьсот лет назад, не просто были нашими предками, не просто говорили на несколько более ранней версии нашего языка – их вера сохранилась до сегодняшнего дня в наших храмах, то главное, чем жила их душа – живо до сих пор. Те же молитвы возносятся и сейчас к Господу, создателю всего видимого и невидимого; те же грехи обличают люди в своих сердцах и того же спасения чают.

В изучении древней Руси к привычным мне археологическим материалам добавляется огромный массив письменных источников. Здесь и летописи, и «хождения» – заметки о путешествиях, прежде всего – христианских паломничествах; и религиозные размышления и поучения; и бытовые записки на берестяных грамотах, раскрывающие мир повседневных забот. Эти письменные источники позволяют представить себе культуру домонгольского времени с такой глубиной, которая совершенно невозможна для древних бесписьменных культур.

Только работая над материалами древнерусской Дубны, я понял: древняя Русь не кончилась, она все еще жива – в нас самих, в нашей стране. Ее археологическое изучение – это прикосновение к живым, подлинным корням нашего народа, которые все еще питают его душу.

Не надо идеализировать то время, в истории человечества не было ни одной эпохи, когда души людей не разъедали бы грехи, когда общество не было бы поражено тяжелейшими болезнями, вызванными этими грехами. Но знать и уважать историю и культуру древней Руси совершенно необходимо, без этого мы не сможем сохранить ни наш народ, ни нашу страну.

Всего пятый год я занимаюсь древнерусской историей и археологией – и каждый день открываю что-то новое, замечательное и удивительное в этой сфере. И сейчас я очень жалею, что ни в школе – в классе с исторической специализацией, ни в Челябинском университете на истфаке нас, кажется, совершенно не учили тому, насколько интересна и увлекательна наша русская древность. Возможно, сами наши учителя не чувствовали этого вкуса, или они не умели нам его передать… В шестнадцать лет я побывал в Пскове, был совершенно очарован этим городом, видел раскопки ленинградских археологов, даже совсем чуть-чуть участвовал в них – но не зацепило всерьез, тронуло душу – и осталось где-то в стороне… Поступая в университет, увлеченно конспектировал первые тома «Истории России с древнейших времен» Сергея Михайловича Соловьева. Еще в школьные годы многократно читал «Слово о полку Игореве», сейчас, перелистывая эту книгу, вижу в ней свои многочисленные карандашные пометки, которые не понимаю – что-то я пытался извлечь из этого текста, а что именно – уже не помню…

Но все это оставалось как-то в стороне. И в школьные годы, и в университете нас очень настойчиво ориентировали на то, что заниматься надо прежде всего тем, что находится у нас, в Зауралье, можно сказать – под ногами. А в итоге оказалось, что на протяжении многих лет я искал и придумывал для себя в древности те смыслы, которые придумывать вовсе было не надо – их можно было просто взять: настоящие, реальные, живые – взять и учиться работать с ними, учиться понимать их, так, как приходится это делать сейчас.

Я не жалею ни об одном из прожитых лет, у меня была прекрасная археологическая юность и потом в нашей степной жизни было очень много хорошего, а то, что не было хорошим, было, по меньшей мере, назидательным. Но сейчас, когда я, взрослый мужик, археолог с двадцатилетним стажем научной работы, постепенно добираю те азы древнерусской археологии и истории, которые мои коллеги из Центральной России освоили еще студентами или даже раньше, и при этом прекрасно понимаю, что вот это – именно то, что я искал всю жизнь, в душе всё же возникает некоторое сожаление о том, что нас, молодых историков из далекого, зауральского, но все-таки русского города, не ткнули в свое время носом в нашу собственную историю.

Впрочем, основным чувством является, конечно, не сожаление, а радость и благодарность Богу за то, что он всё-таки привел меня домой – что у меня есть семья, настоящее любимое дело и есть открытый путь к Нему, и теперь только от меня зависит – пройду ли я эту дорогу.