Текст книги "Генезис платоновской философии. Первый том, вторая часть"

Элеатинский Зенон пытался доказать предположение своего учителя о том, что существует только Единое, показывая, что к Многому обязательно должны быть приложены противоположные предикаты, в результате чего оно аннулирует само себя и, следовательно, не может быть действительным. Но на самом деле это было чистым заблуждением, основанным лишь на том, что единство и множественность с самого начала были приведены к ложной дуалистической оппозиции; это было чистое круговое рассуждение, поскольку оно уже предполагало то, что сначала нужно было доказать, а именно, что понятие бытия несовместимо с противоположными предикатами.

Теперь Платон вынуждает Сократа не просто с самого начала предположить ошибочность этого вывода, но, напротив, описать его как нечто само собой разумеющееся, что видимости должны нести в себе противоположные понятия. Платон показывает нам, что это основано на изысканиях в Софисте, повторяя здесь, p. 129 C., в аналогичных словах тот же пример, на котором там, p. 251 A., объяснялась общность понятий.137137
  Zeller, Platonische Studien S. 188.


[Закрыть] Теперь Сократ объясняет это, как я уже говорил, тем, что в этом нет ничего особенного; это скорее вопрос решения гораздо более высокой проблемы – не повторяется ли то же самое отношение внутри идей. В то же время из этого мы видим, что различие между миром идей и миром явлений in abstracto также уже предполагается в результате «Софиста».

Если эристическая диалектика элеатов и мегарцев движется только внутри видимости, то Сократ наделяет ее достойным предметом в самих идеях. Именно Сократ подводит разговор к обсуждению этого положения, и отсюда видно, что Платон, возможно, даже придает ему большее значение, чем сам Парменид, или, по крайней мере, что роль, которую оно играет в диалоге, столь же важна.138138
  Stallbaum a. a. O. S. 295.


[Закрыть]

Сам Парменид, несмотря на все свои опасения, в конце концов не решается коснуться обоснованности положения, выдвинутого Сократом, с. 135 B.C.

Сначала, чтобы сориентироваться в ее объеме, следует своего рода классификация идей, в которой, очевидно, проводится различие между относительными, или ratio, абстрактными, или свойствами, и, наконец, родовыми терминами, с. 130, а затем ряд возражений против всей доктрины, которые сводятся к общей проблеме, как реальность видимости, которую Сократ взял на вооружение в защиту Зенона, может существовать в самой сущности идей. Это, по-видимому, ведет к тому, что два мира существуют бок о бок. Но тогда 1) никакое участие вещей в идеях было бы невозможно; напротив, участие различных вещей в одной и той же идее умножало бы или разделяло последнюю, ибо каждая должна была бы нести ее либо целиком, либо частично в себе, p. 131 A. – E. Напротив, 2) общее между ними можно было бы объяснить только из более высокого третьего, но в отношении этого пришлось бы повторить ту же трудность и тем самым добиться абсолютного прогресса, p. 131 E. – 132 B. То же самое противоречие возникает, однако, если 3) полностью пренебречь отношением участия и рассматривать вещи только как образы идей, ибо в этом случае сходство снова является высшим третьим, в котором участвуют оба, p. 132 D.-133 A. Если же даже 4) полностью отказаться от метафизической самосущности идей и оставить им только логическую самосущность, то есть превратить их в просто субъективные мысли, то, с одной стороны, этим мыслям не будет соответствовать никакой объект, поскольку идеи скорее являются объектом мысли, но, с другой стороны, таким образом мысль будет приложена ко всем вещам, которые участвуют в идеях, или, иначе, они будут иметь мысли без мышления, p. 132 D. -132 B.C. 132 до н. э. Хотя здесь прямо отвергается только предположение, что идеи – это человеческие мысли, те же самые рассуждения, очевидно, должны применяться, если бы мы хотели объяснить их просто как мысли личного Бога, ибо и в этом случае они потеряли бы свою метафизическую самость; тогда они всегда были бы в другом. Но было бы ошибкой считать, что Платон вообще не рассматривал их как мысли; с тем же правом нужно было бы утверждать, что Платон не хотел, чтобы их заранее всерьез рассматривали как архетипы внешности.139139
  In der That scheint freilich auch dies Steinhart a. a. O. III. S. 269 f. zu thun. S. dagegen Stallbaum a. a. O. S. 50.


[Закрыть] Кажущееся неприятие обоих предположений следует лишь из ошибочной предпосылки. Они действительно мысли, но мысли содержательные, самостоятельно мыслящие; более того, Платон сразу же говорит об идее знания, p. 134 A. Они действительно являются также мыслями Бога, если только считать божественной только высшую идею как таковую, ибо идеи являются собственным и высшим объектом познания; только мысля их, Бог мыслит высшее, что может быть мыслимо, – он мыслит самого себя.

Поскольку имманентное или трансцендентное общение между идеями и вещами, таким образом, оказывается невозможным, 5) все отношения между двумя мирами отпадают. Мы ничего не знаем о Боге, а Бог ничего не знает о нас. Оба мира независимы друг от друга, а значит, оба ограничены. Если мы таким образом лишаемся всякого знания и всякой истины, Бог теряет свою власть над нами, управление миром, p.l33B. – 134E.

Если теперь Парменид рекомендует Сократу использовать гипотетическое обсуждение в качестве предварительного диалектического упражнения, прежде чем он возьмется за определение природы Идей, то, по мнению Охигена, это полностью относится к этим собственным словам Платона, то, что Целлер 140140
  Plat. Stud. S. 182, genauer Phil. d. Gr. S. II. 340—301.


[Закрыть]называет целью второй части, где эта процедура действительно используется Парменидом, по отношению к первой, что вторая часть дает диалектический ответ, пусть даже в косвенных намеках, на вопросы, поднятые в первой части относительно учения об идеях.

Недаром, однако, Парменид вспоминает приведенное выше высказывание Сократа О применении гипотетической процедуры или диалектического развития противоположностей в области самих понятий, p. 135 E. Очевидно, это указывает на то, что те же трудности повторяются и в отношении самих идей друг к другу, иными словами, в какой мере их общность совместима с тем, что каждая из них существует одновременно как субстанция, существующая сама по себе. Несомненно, поэтому последующее развитие стремится решить обе трудности одним махом. Но это возможно только путем приведения обеих к безразличной, т. е. абстрактной логической форме. Это и есть выражение единого (εν) и неединого (ταλλα, ταλλα του ενος, το μη εν, p. 146ff.). Вопрос заключается именно в том, насколько единство не находит препятствий ни в своей собственной природе, ни в природе множественности, чтобы войти в последнюю и при этом остаться с самим собой в ней. Под единым, следовательно, мы будем понимать сначала не идею единства, а только его категорию abstracto, мир идей со стороны его единства, а под не-единым – неопределенную множественность как идей, так и вещей, абстрактно рассматриваемую в себе, отброшенную единством.141141
  Zeller, Plat. Stad. S. 108. 502) Непонятно, как Штейнхарт (Steinhart, op. cit. III. P. 276. 471 может искать удовлетворительное решение этой проблемы в четвертой части «Софиста», поскольку, с одной стороны, там вообще не упоминаются изложенные здесь понятия сходства и несходства, возникновения и распада, и столь же мало – понятия тождества и различия, которые играют там столь важную роль, но тем более, что там, как мы отметили в своем месте, не было дано никакого дальнейшего объяснения более точного отношения покоя и движения друг к другу, но все сводится к констатации относительного небытия. Точно так же я не могу обнаружить никакой разницы между методом, использованным в «Пармениде», и методом, использованным в «Софисте», ибо «позитивное теоретизирование» предстает там лишь в шутливом обличье. После этого моя условная уступка – Jahn’s Jahrb. LXVIII. p. 284 должна быть исправлена.


[Закрыть]

Но, наконец, если Парменид требует распространения той же процедуры на все другие противоположные понятия, то прежде всего на то, что противоположно самому единству, а именно на множественность, но затем и далее на сходство и несходство, движение и корову, возникновение и исчезновение, так что следует спросить: если то или иное является или не является членом противоположного, что тогда следует для этого самого и для другого; вряд ли это будет подразумеваться всерьез, ибо Платон вряд ли мог скрыть от себя, что такая процедура приведет к бесконечности; но, вероятно, это лишь призвано обратить внимание на то, что такая диалектика всех этих противоположных понятий уже имплицитно включена в последующее обсуждение согласно тому, что только что было сказано о значении Единого 502). Не исключено, однако, что этот отрывок все же может быть предвестием философа. См. ниже.

Вторая часть рассуждения теперь распадается на четыре большие части, поскольку выводы для единого и затем для неединого делаются как из гипотезы о том, что единое есть, так и из гипотезы о том, что его нет. Каждая из этих частей, однако, снова делится на два подраздела, второй из которых всегда решает выводы первого антиномически.

Несомненной заслугой Целлера является то, что он впервые более внимательно проследил за особенностями каждой из частей и тем самым сделал возможным более точное выяснение их взаимной связи, а значит, и вытекающего из нее положительного результата. Поэтому и наш рассказ будет в основном идти по его стопам. Но мы можем позволить себе пройти весь ряд в обратном порядке, потому что вторая гипотеза сначала разрешает необходимый предварительный вопрос о том, оправдано ли вообще предполагать такой принцип единства.

Исключительно для четвертой антиномии характерно то, что тезис, p. 164 B. – 165 E., и антитезис, p. 165 E. -166 C., не приводят к принципиально иному результату.142142
  Zeller, Plat. Stud. S. 178.


[Закрыть] Ведь в тезисе все возможные противоречивые предикаты не примыкают, как в других антиномиях, к не-одному, а только появляются, и из этого следует, что даже это появление может происходить только через отношение к единому. Поскольку, однако, согласно гипотезе, последнее опущено, антитезис лишь влечет за собой дальнейшее следствие, уже потенциально содержащееся в нем, что, следовательно, в истине не может возникнуть даже эта видимость, что поэтому с реальностью Единого также и реальность его противоположности рушится в пустое небытие.

Именно в силу этого обстоятельства, однако, из этой антиномии вытекает весьма решающий результат. Если учесть, что с отрицанием Единого, согласно вышесказанному, отрицается и сам мир идей, то для Другого остается лишь значение Другого в мире явлений, то, чем он отличается от идей, или, одним словом, платоновская материя. Это единственный способ, с помощью которого второй принцип может быть рассмотрен абстрактно от Идеи и, следовательно, чисто для себя, и действительно, нигде в трудах Платона нет отрывка, где это было бы сделано с такой же ясностью.

Однако, как представляется, Платон развивает это в Тезисах к критике атомизма,143143
  Steinhart a. a. O. III. S. 301 und was ich in Jahn’s N. Jahrb. LXVIII. S. 287 zu seiner Ergänzung bemerkt habe.


[Закрыть] и поэтому этот отрывок, похоже, указывает на то, что он, как считалось ранее, не оставил эту систему без внимания и использования.

Он справедливо утверждает произвольность допущения основных материальных составляющих, которые как таковые не могут быть далее разделены, и поэтому предполагаются абсолютно наименьшими составляющими, в противоположность делимости до бесконечности. Таким образом, он, очевидно, упраздняет ато-мистическую материю в анаксагорейскую или в хаос Нав-опова, другими словами, понятие атомов в понятие масс (ογχοι), которые, согласно выводам глаза, вскоре оказываются равными или неравными, большими и малыми, сходными или несходными, но истинный характер которых – это единственное определение, которое приписывается им не только внешне, но и в действительности – есть безграничность (απειρον), p. 164 D. и абсолютная разница между ними. 164 D. и абсолютное различие, с. 164 C, это. Но даже эту видимость и эту реальность материя приобретает только от идеи, от единства; без него она становится ничем (ουδεν). Отсюда понятно, почему это абсолютное другое или не-одно, это абсолютное отрицание впоследствии прямо называется απειρον и θατερον.144144
  Diese Stelle hätte Brei er in seiner vortrefflichen Schrift, Die Philosophie des Anaxagoras, Berlin 1840. s. S. 87 f. nicht unbenutzt lassen sollen, um daraus zu entnehmen, dass dies Verhältniss der platonischen Materie zur anaxagor eischen nicht erst vom Aristoteles, sondern bereits Yom Piaton selber entdeckt und an demselben Platon’s eigene Lehre herausgebildet ist.


[Закрыть]

Целлер145145
  a. a. O. S. 178.


[Закрыть] справедливо назвал эту антиномию космологическим доказательством реальности идей.

Две антиномии второй гипотезы имеют то общее, что из них в одинаковой степени вытекает абсолютная несостоятельность последней.146146
  Zeller am zuletzt angef. O. S. jedoch Anm. 519.


[Закрыть] Поэтому и в третьей антиномии противоречие между двумя ее членами гораздо менее резкое, чем в первой гипотезе, и может быть гораздо легче прослежено до совершенно соответствующего результата. В то время как Тезис, p. 160B. -163B., показывает, что, даже если представить его несуществующим, все равно необходимо связать с Единым определенное понятие, чтобы вообще рассматривать его как объект знания и философствовать о нем, что поэтому к нему должно быть приложено не что иное, как определенные предикаты, более того, что ему даже нельзя отказать в бытии, по крайней мере в смысле копулы (δεσμος p. 162 A.)147147
  Vgl. Hermann, Gesch. u. Syst. I. S. 508.


[Закрыть]; так и антитезис, p. 163B. – 164B., завершает этот результат, так сказать, контртезисом о том, что если все же строго придерживаться отрицания единства согласно гипотезе, то возникает невозможность утверждать последнее даже в мысли.

Тезис указывает на то, что вся гипотеза была бы состоятельной только в том случае, если бы с Единым было связано определенное знание; антитезис показывает, что она не состоятельна, поскольку, согласно ей, с Единым не может быть связано никакое определенное понятие. Здесь из единого вытекает тот же результат, что и из не-единого; оба они подтверждают друг друга. Таким образом, третья антиномия содержит, как верно замечает Целлер148148
  a. a. O. S. 177.


[Закрыть], онтологическое доказательство допущения идей, которое соотносится с космологическим доказательством четвертой антиномии, как синтез с анализом.

Теперь, однако, в тезисе все еще остается остаток, а именно: как следует понимать присоединение противоречивых предикатов к единству. Тот же самый вопрос, однако, в большей степени вновь возникает в рядах первой гипотезы и, если так, может найти там лишь приблизительное решение. Доказав несостоятельность второй предпосылки – о нереальности бытия, мы значительно приблизились к положительному конечному результату, поскольку теперь мы знаем, где его искать, и можем быть уверены, что первая, противоположная гипотеза окажется хотя бы условно несостоятельной.

Вторая антиномия, p. 157 B.– 160B., по своему результату полностью совпадает с четвертой. Ее тезис, p. 157B. – 159B., что конкретные определения небытия возможны только при доказательстве в нем хотя бы единства тотальности (ολον) как интегрирующего, тезис четвертой антиномии лишь усиливает этот самый результат тем, что даже если бы мы захотели абстрагироваться от единства, то даже бледная видимость таких определений порождается лишь видимостью интегрирующего единства. Если первое богаче в той мере, в какой оно все еще признает не-единство идеального и материального мира в нереализованной форме. Если первая богаче в той мере, в какой она все еще обобщает неединство идеального и материального миров в недифференцированном единстве, то она также страдает по этой причине неопределенной всеобщностью, и ее результаты проявляются гораздо конкретнее в тезисе четвертой антиномии в чисто материальном принципе. Если там выражена мысль о том, что единство совокупности возвращается в единство частей, что каждая часть образует единство в себе, а значит, сами части неограниченны по числу, то абсолютная делимость на бесконечность становится здесь еще более явной, хотя и в более ограниченной сфере. Однако, с другой стороны, второй тезис вновь более позитивно показывает, что отношение частей друг к другу и к целому уже является пределом.

Аналогичная связь существует и между двумя рассматриваемыми антитезами. Вторая, p. 159 B.– 160 B., доказывает, что если отделить Другого от реального Единого и, следовательно, поставить его рядом с ним с равной реальностью, то можно впасть в абсолютное противоречие; четвертая – что без реального Единого Другой фактически сам является абсолютным противоречием или чистым небытием; и если свести оба результата воедино, то окажется, что для Другого это одно и то же, независимо от того, хотят ли вообще отрицать Единое или поставить его во внешнее отношение к нему, то есть что его реальность не имеет другого, внешнего отношения. Т.е. что его реальность не отличается от реальности Единого – совершенно одинаковый результат, который положительно выражен в обоих тезисах.

Наконец, первая антиномия, p. 137 C. – 155 E., имеет ту особенность, что два ее члена расположены в противоположном порядке по сравнению с тремя другими: если в других случаях отрицание всех предикатов происходит в антитезисе, то здесь оно происходит в тезисе, p. 137 C. – 142A.)149149
  Steinhart a. a. O. Ill, S. 279.


[Закрыть]. Причина этого кроется прежде всего в полемическом отношении к элеатскому Единому; доказательство его абстрактности и ложности должно, конечно, предшествовать всему дальнейшему развитию, чтобы сразу же прояснить различие между платоновским и элеатским Единым. Но тогда характерно и то, что эта инверсия распространяется только на умозаключения о Едином, а не на умозаключения о не-Едином, и именно этот измененный внешний порядок заставляет нас надеяться, что ему соответствует и другой внутренний результат, так что, как в случае не-Единого простой результат, что его реальность есть то, что приписывается ему Единым, так и для Единого тот же результат, а именно, что его реальность не отличается от реальности Другого, не достигается, и поэтому все сводится к простому кругу. Напротив, таким образом мы невольно вынуждены придерживаться тезиса соответствующей третьей антиномии, которая одна оставила необъяснимый остаток, не только против тезиса, но и против антитезиса первой антиномии.

И действительно, мы не ошиблись. Оба тезиса изначально предлагают вполне непротиворечивый результат. Если первый заканчивается тем, что якобы реальное Единое, если оно исключает из себя всякую множественность и всякое различие, тем самым теряет и всякую реальность и само становится недоступным для мысли и познания, то третий, наоборот, начинается именно с того, что даже якобы нереальное Единое, чтобы вообще быть рассмотренным, с самого начала предполагает определенное познание себя и что оно не должно, по правде говоря, лишаться реальности.

Поэтому подлинно реальное единство должно быть постигнуто конкретно, так, чтобы оно включало в себя множественность; таков общий результат. Но теперь первый антитезис доказывает, что таким образом он также сдается всем противоречиям множественности, или, другими словами, что бытие Единого становится таким образом тождественным временному и пространственному существованию (ср., например, p. 145E. 152A..150150
  Genaueres bei Zeller a. a. O. S. 173 f.


[Закрыть] Или, другими словами, идея различия чисто относительного небытия понятий по отношению друг к другу, Единого по отношению к Бытию и обоих по отношению к самому различию, из которой исходит весь аргумент, также приводит к экстернализации идеи в видимость, превращению в абсолютное различие или абсолютное противоречие или абсолютное небытие, другими словами, в материю. С другой стороны, к счастью, в Тезисе, в силу того же относительного отрицания единого против многих, одновременно достигается исключительность первого против всякой детерминации. Как, в таком случае, если бы обе стороны, помимо ложного, основывались также на чем-то абсолютно истинном, если бы, другими словами, идея была в равной степени как ни тем, ни другим, так и, с другой стороны, как тем, так и другим всех определенностей и, следовательно, всех противоположностей, и, тем не менее, опять-таки в-третьих, ни тем, ни другим! (p. 155E.)

Если, однако, противоречия кажутся лишь нагромождением, Платон в специальном дополнении к первой антиномии p. 155E. – 157B. также предусматривает ее положительное решение.151151
  Diese ist erst von Zellers NAchfolgcrn genügend ausgebeutet worden.


[Закрыть]

Прежде всего, полученный до сих пор результат резюмируется здесь в том смысле, что Единое предстает то как существующее, то как относительное и абсолютно несуществующее, и в то же время как часть времени. Соответственно, либо с ним одновременно могут происходить и бытие, и небытие, и только это было бы неразрешимым противоречием, либо в одно время одно, а в другое – другое. Но это мыслимо только таким образом, что оно переходит во времени и последовательно из одного состояния в другое, следовательно, поскольку переход в бытие означает появление, а переход в небытие – исчезновение, то оно не есть, а становится всем тем, что противоположно, а именно не только абсолютным становлением, переходом из бытия в небытие и наоборот, но и всем относительным, т. е. взаимным становлением. То есть взаимный переход всех мыслимых двух противоположных детерминаций друг в друга, например, роста и абихмцна. Таким образом, однако, Платон только подошел к точке зрения Эмпедокла152152
  Cuno Fischer, De Pavmenide Platonico, Stuttgart 1851, s. S.58 f. 60.


[Закрыть], на которую уже могут указывать выражения αναχρινεσθαι и συγχρινεσθαι p. 156B. Но временная последовательность этой перемены тотчас же разрешается в мгновенное сцепление, и в этом отношении скорее можно найти опять-таки гераклитовский взгляд.153153
  Dies hätte Fischer a. a. O. schon im Hinblick auf Sophist, p. 242 D. E. nicht laugnen sollen.


[Закрыть] Но теперь Платон снова идет дальше этого, ибо замечает, что существует только переход (μεταβαλλειν) в переход и, таким образом, становление перед становлением, что весьма напоминает известное заблуждение элеатского Зенона (в Aristotle Phys. VI, 9), который отрицает движение потому, что оно вообще не в состоянии получить начало. Ведь бытие, чтобы перейти в небытие, и небытие, чтобы перейти в бытие, должно было сначала перейти в становление. Но Платон, только что показавший, что движение и становление необходимы, делает из этого вывод, что для того, чтобы становление вообще могло иметь начало, необходимо предположить точку, нейтральную по отношению к обеим сторонам оппозиции, между которыми движется каждое становление, то есть в последней инстанции нейтральную по отношению к бытию и небытию. Эта точка или момент (το εξαιφνης), однако, не лежит во времени, ибо невозможно представить себе время, в котором Единое не было бы ни бытием, ни небытием, иначе говоря, без предикатов, но скорее было бы чем-то вне времени, иначе говоря, оно есть идея времени. Кажущаяся реальной временность растворяется в идеальности момента или абсолютного сейчас; момент не лежит внутри времени, а скорее время лежит внутри момента: не идея имманентна вещам, а вещи имманентны идее154154
  Wie dies Zeller a. a. O. S. 181 im Uebrigen so richtig bemerkt.


[Закрыть]. В этом повороте фразы другое заблуждение Зенона против движения, а именно то, согласно которому летящая стрела покоится в каждое мгновение, кажется, снова в равной степени принимается во внимание, как и исправляется, поскольку вместо этого монадического возвышения мгновения над временем, предпринятого Платоном, зеноновское заблуждение а-мистически заставляет время состоять лишь из отдельных неделимых мгновений – то самое заблуждение, которое Аристотель и Гегель 155155
  Аристотель Указ. соч. Hegel, History of Philosophy I, p. 321 ff. (1st ed.). Вообще, сравнение точек зрения, с которых эти двое пытаются решить эти тригонометрии, с нынешними платоновскими, помимо расхождений, выявило бы и много родственного; жаль, что эта интересная задача завела бы нас слишком далеко в сторону.


[Закрыть]также утверждают против него. Более того, из того факта, что движение не состоит ни из чего, кроме покоя, зеноновское предложение хочет заключить, что движения вообще не существует, тогда как Платон скорее признает, что сам процесс движения растворяется в покое, поскольку он лежит в противотоке становления, что эта нейтральная начальная точка одного и того же является в то же время и его конечной точкой. Вместо абсолютного покоя Зенона Платон получает из идеи момента идею начала и, с другой стороны, завершения движения. Конечно, согласно этому, не существует актуального становления, но только вечное становление, и только в этом ослабленном смысле понятия становления, перехода и изменения принадлежат Идеям,156156
  Ни Дойшле, Die plat. Sprachphil. p. 35 f., ни я сам, Jahns Jahrb. LXVIII. 8. 285, не должны были отрицать этого. Ср. также, однако, единственно логичное выражение Polit. p. 283 E. οντως γιγνομενον. Штейнхарт справедливо сравнивает op. cit. III. p. 289 и 406. прим. 81 с высказыванием мегарика Диодора Кроноса (hei Sex. Empir. adv. Math. X, 85. 101) о том, что ничто не движется, но все всегда было движимо.


[Закрыть] и поэтому Платон, после отвлечения, возвращается к элеатской точке зрения как к фактической конечной основе своей собственной.

Но в этом отклонении кроется великое обогащение: теперь абсолютное бытие не просто совместимо со становлением в этом смысле, но, скорее, актуализируется только в нем. Только через становление оно овладевает абсолютным небытием, не будучи в то же время вновь им овладевшим, поскольку идея в высшей инстанции, то есть в этом своем пунктуальном безразличии, возвышается над всеми оппозициями, следовательно, даже над бытием и небытием, над единством и множественностью. Таким образом, в самом понятии момента заложена необходимость – на которую, правда, здесь еще нет намека – не объявлять идею бытия высшей, а признать над ней идею совершенного, абсолютного или метафизически хорошего, не имеющего противоположностей, как истинную реальность мира идей, как тот – чувственного мира. Эта идея, однако, возвышается над всеми оппозициями именно потому, что она вечно освобождает их от себя – на чем основана самость идей – и вечно вбирает их в себя и снова растворяет – так что в то же время все другие идеи имманентны ей – и этот процесс относится не только к конкретным идеям, но и к абсолютному небытию или самой материи.

Соответственно, Brandis 157157
  a. a. O. IIa. S. 247 f.


[Закрыть]не совсем верно судит, что один ряд мыслительных определений в первой антитезе, ограничение, бытие-в-себе, покой, тождество с собой, принадлежит верховной идее в ее абсолютном бытии-в-себе, другой – в ее растворении в чувственности: в ее абсолютном бытии-в-себе ей не принадлежит ничего другого, кроме нее самой, p. 157 A. B., а в его экстернализации в определенное бытие имманентных ему идей – то, что является относительным отрицанием, и, наконец, в его переходе в материю – то, что включает в себя абсолютное противоречие в самом себе, при котором, однако, одна сторона противоречия выражает сторону, обращенную к его бытию-для-себя, а другая – сторону, обращенную от него. И точно так же каждая отдельная идея может быть снова рассмотрена сама по себе, и, mulatis mutandis, могут быть получены те же результаты, ибо часть тотальности снова образует единство в себе, p. 158.

Таким образом, тезис третьей антиномии приобретает теперь также более позитивный смысл, а расходящиеся элементы с антитезисом первой антиномии, который в остальном соответствует ему, получают более ясное освещение.158158
  Auch dies ist folgerechterweise Zeller noch entgangen.


[Закрыть] Это расхождение, однако, состоит в том, что члены, которые в первой антиномии включены только в приложение, здесь присоединяются непосредственно к тезису. Таким образом, антиномическое образование возникает здесь уже в самом тезисе, который одновременно обретает и то, и другое, и ни то, ни другое в отношении изменения и становления для несуществующего Единого, с.163В. Несуществующее Единое теперь есть не что иное, как освобожденное от множественности, появившееся Единое, которое изменяется в этом отношении, но в то же время остается самим собой в появлении и вопреки ему, согласно вышесказанному. Поэтому, хотя, как верно замечает Целлер,159159
  a. a. O. S. 177.


[Закрыть] в этом третьем тезисе есть пробел, поскольку становление сразу же выводится из бытия и небытия, тем не менее его можно легко заполнить из вышеприведенного третьего раздела первой антиномии. В целом Платон проявил немалый такт, представив только это во всей широте антитетического развития, тогда как во все последующее он допускает сокращенную трактовку.

Если, согласно вышесказанному, каждая идея представляет собой самодостаточное единство в себе, абсолютное положение, то, наоборот, отрицание может занимать среди них место только как относительное. Абсолютное различие (αλλο, αλλα p. 140 A. B. 143 B. 146D. 164 C.) или безусловное небытие, таким образом, не входит в его круг. Но, с другой стороны, оно предстает как необходимый продукт относительного небытия, за исключением того, что оно с таким же успехом растворяется в нем, как и устанавливается, и находится в постоянном процессе возникновения и исчезновения. Поэтому совсем не странно, что и у Платона Аристотель говорит о материи Идей, поскольку именно в соответствии с этим в Идеях следует искать действительный принцип материи, в относительном – сущность абсолютного отрицания, поэтому и трудность согласования множественности видимости с единством Идеи Платон мог рассматривать как совершенно идентичную трудности согласования множественности в самих Идеях с их единством. Живой процесс самих Идей порождает мир видимости. Конечно, несомненно, что дуализм, таким образом, лишь очень слабо скрыт. Истинное становление – это просто становление; то, что лежит за его пределами, – просто видимость, и все же только эта видимость делает возможным различие, пусть даже условное, между конечностью и Идеями, без которого вся система Платона распадается на части160160
  Zeller a. a. O. II. S. 244—246.


[Закрыть]. Более того, то, что сам Платон утверждал против Гераклита и Протагора (Theat. p. 182 f.), что совпадение двух противоположных течений становления в один и тот же момент делает невозможным всякое определенное возникновение, не отменяется установлением момента как чего-то вневременного, и поэтому может быть даже обращено против него самого в такой усиленной степени, что таким образом даже конкретные идеи не могут возникнуть в реальной определенности из высшего. Его концепция становления лишь противоположна крайности Протагора: в то время как последний низводит ее до простого небытия, у него снова остается лишь caput mortuum живого процесса, в то время как там – по математической аналогии – бледный ноль, здесь – бледная бесконечность или огромная величина. Платон, по сути, лишь на шаг превзошел мегарианские абстракции, поскольку не признает в бытии Идей бытие, покинутое всяким становлением; с другой стороны, он полностью стоит на одной почве с ними, поскольку также рассматривает становление видимости как таковое как покинутое всяким бытием.161161
  Vgl. S. 348 f.


[Закрыть] Позже мы убедимся на основании одного отрывка из «Федона», что тяжесть этой трудности отнюдь не прошла мимо него, и точно так же мы можем, пожалуй, уже здесь предсказать, что именно этот момент заставил его впоследствии прибегнуть к мистическому пифагоновскому символизму чисел или к представлению о росте населения, как в «Законах».162162
  Steinhart op. cit. III. p. 472 f., конечно, наоборот, выводит этот позднейший отказ от строго диалектического пути из влияния пифагорейцев, но все платоновские диалоги учат прямо противоположному такой примитивной зависимости от них. Кстати, после всего вышесказанного не приходится удивляться тому, что Аристотель никогда не принимает во внимание Парменида в своем изложении платоновской доктрины, поскольку нельзя винить его за то, что он счел решение возражений первой части недостаточным и поэтому повторил эти возражения без дальнейших церемоний. Что, однако, несмотря на то. что все же может показаться неразумным, полностью отменяется очень верным замечанием St. all bäum l.c. p. 337 f. Parmcnidem enim si (Aristoteles) ad rem suam voluisset adhibere, fieri non polerat, quin simul inter-pretis partes sibi assumeret, quo negotio se supersedere posse cxixtimavit adftibi-tis iis, quae ex ipsius Platonis orc accepisset. Тем не менее, конечно, Штальбауму было предоставлено право продолжать: (Jiuie autem Plato ipse in prior? Parmcnidis parte contra doctrinam de ideis protutit, ea vereor ne Stagirites cup id ins… denuo proposuerit.


[Закрыть]