Текст книги "Генезис платоновской философии. Первый том, вторая часть"

Его возражения и замечания всегда более проницательны, они вводят совершенно новые фазы исследования, тогда как возражения и замечания Симмия служат скорее для того, чтобы заново доказать то, что уже было доказано против них, и выявить еще не обнаруженные последствия того же самого; его сомнение всегда тщательно преследует сам вопрос, и поэтому он действительно удовлетворен, как только получил на него ответ в последнем аргументе, тогда как Симмий, хотя он сразу же не знает, что еще можно привести против него, все же продолжает сомневаться, с. 107A. 107A.B. Поэтому сам Сократ хвалит искренний дух Кебета, с. 63A. Симмий же, напротив, явно более поверхностный мыслитель, что видно из того, что он не осознал несовместимость своего последнего возражения с предсуществованием, которое он сам уже признал. Очень красиво звучит, когда он говорит, что человек не должен прекращать расспросы, пока не достигнет предела своего знания, и не должен отбрасывать даже вероятное, когда определенное выходит за эти пределы, с.83C.D., Если бы только ему не хватало острого чувства, где кончается вероятность и начинается уверенность, и если бы уверенность не была для него еще предметом сомнения, потому что он не хочет, чтобы удовольствие от исследования кончалось на каком-нибудь пункте276276
  Denselben Sinn hat es wohl auch, wenn er im Phädr. p. 242 B. als unersättlicher Bedefreund geschildert wird. Man vgl. über diesen Absatz, was ich Jahn*s Jahrb. LXX. S. 125 gegen Steinhart bemerkt habe.


[Закрыть]. Поэтому в конце Сократ советует ему внимательнее изучить последние предпосылки, и он тоже будет убежден. Иными словами, Платон использует здесь свое сомнение, чтобы указать на то, что в его изложении все еще не хватает этого окончательного исследования, чтобы заново указать на изложение, которое должен дать Философ, или, по крайней мере, на более исчерпывающее рассмотрение идеи блага277277
  Vgl. Steinhart a. a. O. lY. S. 389 n. 557. Anm. 43, der aber blos an die Behandlung des Guten in den drei folgenden Dialogen denkt, was ich nur anter den S. 358 ff. gegebenen Beschränkungen sugestehen kann.


[Закрыть], поскольку, согласно вышесказанному, это как раз и есть окончательная предпосылка278278
  Man vergleiche die ähnliche Schlnsswendung im Kratylos.


[Закрыть]. С другой стороны, эти слова совершенно определенно выражают, что его доктрина бессмертия едина с его доктриной идей и стоит и падает вместе с ней. Поэтому, если со многих сторон утверждается279279
  Stallbaum a.a.O. S. 24. Schwegler, Gesch. d. Phil. S. 53. Steinhart a. a. O. IV. S. 414. 418 ff. (vgl. meine Gegenbemerkungen Jahns Jahrb. LXX. S. 126 f.) u. A. Man hat sich zu diesem Zwecke auch anf die angeblich blos hypothetische Ineinssetzung der Unsterblichkeit und Unvergänglichkeit im Schlnssbeweise p. 106 B. – E. berafen, und ich selber habe irrigerweise Jahn’a Jahrb. LXVIII. S. 589 wenigstens einen Felilschluss Piatons in Bezug auf dieselbe zugegeben. Allein Schmidt, Krit. Comm. 2. П. S. 74 – 81 hat nicht blos das Letztere hinlänglich beseitigt, sondern auch mit Recht erinnert, dass hier eben der sokratisirende Platon und nicht der kategorisch redende Aristoteles spreche, dass Sokrates in dialektischer Wendung dem Mitunterredner selbst die Entscheidung überlässt, ob beide Begriffe sich nothwendig einschliessen oder nicht, und sodann die aus dem Vorhergehenden gezogene bestimmte Antwort desselben, wenn das Unsterbliche und Ewige selbst nieht unvergänglich wäre, so gäbe es gar nichts Unvergängliches, ausdrücklich bestätigt, so dass mithin von einer blosen Hypothese und einem blosen Glauben dabei gar nicht die Rede sein kann.


[Закрыть], что его аргументы в пользу бессмертия не имеют для него никакой вероятности, то это значит спутать его точку зрения с точкой зрения Симмия.

Но Платон, кажется, в лице Федона выставил перед нашими глазами и не меньший недостаток тех просто интуитивных и восприимчивых умов, которые, смущенные проницательностью эристических оппонентов, не имеют сил победоносно отражать их нападки, а становятся, ибо если Сократ обращается к нему с этим предупреждением, то это, вероятно, свидетельствует о том, что он уже поддался этой опасности в то время, когда Платон писал этот диалог280280
  Steinhart а. а. О. IV. S. 397.


[Закрыть].

Таким образом, подлинно философский дух исследования Сократа проявляется здесь не только в противостоянии эристике и скептицизму, но и всему, что находится посередине. Так, он советует, если рассуждение, долгое время казавшееся нам здравым, впоследствии таковым не окажется, приписать это не делу, а лишь отсутствию должного сакрального знания, своей еще недостаточной подготовке в области диалектической методологии, точно так же, как при обмане со стороны тех, кого считаешь верными, следует приписать это собственному незнанию человеческой природы, а не злобе людей281281
  Das Hinkende in dieser Vergleichung, auf welches Sokrates selber aufmerksam macht, liegt nach Schmidt’s richtiger Bemerkung, Krit. Comm. 1. П. 8. 116 f., darin, dass es wenig sehr gute und sehr schlechte Menschen, dagegen viel Beweisführungen von beiderlei Art giebt.


[Закрыть].

Кстати, это сравнение также не является произвольным, а скорее корректирует резкость противопоставления философов и ниспровергателей в непосредственно предшествующем мифе через замечание о том, что большинство людей посредственны. Не стремление просто убедить других или убаюкать себя приятным самообманом, даже если связанный с этим обман других вряд ли продлится долго и даже если это облегчит последние минуты жизни ему самому и окружающим его людям, должно руководить истинным исследователем, как шутливо опасается Сократ, с которым он до сих пор сталкивался, а чистая любовь к истине.

Его друзья не должны принимать во внимание его предполагаемые эгоистические намерения, а только преследовать последние; он не хочет оставить жало в их душах.

Но насколько необходимым для доказательства вывода является вставка вышеприведенной рекапитуляции отношения бытия и становления из предыдущих диалогов, следует просто из того факта, что он с самого начала прямо основывается на этом отношении. Сначала в очень похожем, но несколько иначе ориентированном примере оттуда эксплицитно повторяется, что индивид никогда не может быть причиной. Ибо там говорится, p.96D. f. 100E.f., если кто-то выше другого на одну голову, то причина не в длине его головы (ведь голова – не единственная из конечностей, которая выше других283283
  Wer eine noch genauere Erläuterung hierfür wünscht, findet sic bei Schmidt, Krit. Comm. 2. H. S. 29—33 und S. 38—40.


[Закрыть]; здесь же, напротив, совершенно аналогично говорится, что если Сократ ниже Симмия, но выше Федона, причина этого отношения кроется вовсе не в индивидуальности всех троих284284
  Denn so erklärt Zeller, Phil. d. Gr. II. S. 194. Anm. 4 richtig den Ausdruck το Σιμμιαν χ.τ.λ. ειναι.


[Закрыть], а в идеях малости и величия, которые все трое разделяют в разной степени (или, другими словами, в различных идеях конкретных чисел и мер длины, которые присущи общей идее величия), p. 102 A. – D. Но этот пример теперь самым искусным образом выбран таким образом, что в нем утверждаются две прямо противоположные идеи, и теперь из предшествующего рассуждения можно вывести фактическую основу доказательства, а именно, что ни одна идея (как предмет) не является ни чистой как таковой285285
  Nachher p. 103 B. wird dies αυτο το μεγεθος mit dem Namen tb (μεγεθος) εν τη φυσει (d. i. die in der Natur oder im Wesen der Dinge) genannt, s. Stallbaum z. d. St., welchen ich mit Unrecht in Schneide-win’s Philol. 1850. 8. 403 f. Anm. 62 bestritten habe.


[Закрыть], ни даже ее παρουσια в вещах не способна воспринять противоположную идею (как предикат) и таким образом перейти в эту другую идею, ни вообще изменить себя ειναι ετερον η οπερ ην), но в этом случае, когда последняя приближается к ней, мыслимо только двоякое: либо он избегает его, либо погибает, тогда как, однако, субъект из круга феноменального мира может нести два таких противоположных предиката и при этом оставаться тем же самым субъектом.286286
  Ueber diesen ganzen Absatz vgl. Deuschle a. a. O. S. 162 f.


[Закрыть] – с. 102D.– 103A.

За этим бытием двух противоположных предикатов естественно следует упоминание об их одновременном становлении, то есть о происхождении противоположностей друг от друга в первом доказательстве, в виде возражения, которое, однако, отвергается на том основании, что там речь шла о вещах, а здесь об идеях287287
  Das αυτο το εναντιον bedeutet hier nicht, wie sich nach der sonstigen platonischen Terminologie erwarten liesse, die Idee des Gegensatzes, sondern die entgegengesetzte Idee, eine Uebertragung, die in der Sache ganz gerechtfertigt ist, denn das Gegensatz verhftitniss innerhalb der Ideen kann eben nur auf der Idee des Gegensatzes beruhen.


[Закрыть], p. 103A. – C. По правде говоря, это упоминание сделано скорее для того, чтобы подчинить и этот пункт приведенному здесь общему правилу и тем самым вернуть его к учению об идеях, ибо это чередование противоположных предикатов на одном и том же предмете есть не что иное, как сторона этого правила, относящаяся к παρουσια идеи. В становлении каждой вещи из ее противоположности противоположность, таким образом, относится только к предикатам, а становление – только к субъекту, и это становление происходит таким образом, что хотя эти противоположные отношения бытия соприкасаются друг с другом через посредство отношений между ними, они никогда не сливаются друг с другом, а скорее уклоняются друг от друга. Поэтому труднее объяснить их одновременное существование в одном и том же эмпирическом предмете, как это уже было затронуто в доказательстве из воспоминания. Однако не только это первое доказательство прикрепляет их к одному и тому же эмпирическому предмету лишь сравнительно (оно не говорит там: от меньшего к большему, но: от меньшего к большему и т. д.),288288
  Wie auch Deaschle, Die plat. Mythen S. 8, sehr richtig bemerkt.


[Закрыть] но и только что упомянутое доказательство само всегда находится в различных отношениях, то есть только относительно и пропорционально, подобно тому как доля вещей в идеях не может быть иной.

Таким образом, при этих противоположных отношениях предмет остается лишь относительно одним и тем же; но здесь опять-таки кроется тот факт, что становление вещей, насколько оно вообще может быть научно постигнуто, само есть не что иное, как особая форма и необходимое следствие этого состояния их отношений; в дальнейшем они представляются в постоянном среднем состоянии, которое, однако, есть в то же время постоянное переходное состояние между противоположностями. Однако благодаря взаимности отношений между ними переходные понятия, такие как засыпание и пробуждение, снова образуют между собой противоположности, и по крайней мере сохраняется относительное равенство каждой вещи с самой собой, без которого абсолютное становление, то есть ниспровержение всей платоновской системы, было бы неизбежно. В случае телесных вещей, однако, эта условная субстанциальность также лишь временна, они сами являются лишь изменяющимися условиями бытия своего общего субстрата или материи; в какой степени это отличается от души, хотя она также несет последнюю в себе, станет ясно из дальнейшего.

Остается, однако, одна трудность, и именно она, как кажется, беспокоит Кебета (p. 103 C. χαιτοι ουτι λεγω, ως ου πολλα με ταραττει), которая, конечно, опять указывает не на более раннее, а на последующее, но неосуществленное решение – в Philosophos. Если здесь прямо говорится, что никакая идея не может стать другой, чем она была раньше, то в «Пармениде» р.155Е. ff. такой переход утверждается наоборот. Но и там он выдвигается только как вневременной и как отмененный, не как становление, а как просто становление, а это, в сущности, означает не что иное, как ограничение становления в Идеях их простым взаимным отношением, и поэтому этот переход как просто отмененный не нуждается в дальнейшем рассмотрении. Взаимное отношение низших и высших идей, однако, опять-таки, как хорошо известно, совершенно аналогично отношению идей и вещей друг к другу. Таким образом, вместо становления мы имеем здесь движение в соответствии с двумя его возможными сторонами в рамках этого взаимного отношения, движение внутрь одной идеи и движение наружу другой, и мы имеем здесь единственное высказывание Платона, из которого мы можем определенно заключить, что это понятие превосходит становление. Таким образом, Платон отнюдь не отвергает полностью атомистически-механическое устранение становления в простое сложение и расхождение, как это могло показаться в предыдущем разделе; скорее, он лишь борется с материализмом этой концепции, и тем самым, напротив, наиболее близко подходит к той форме реализма в рамках своего идеализма, которую он оспаривает самым решительным образом, и это не должно нас удивлять, поскольку платоновские идеи – это монады, а монады в идеалистическом представлении соответствуют атомам в реалистическом представлении (см. выше с. 202). выше стр. 202). Но отсюда мы также можем получить полное представление о том, что Платон подразумевает под движением идей. Уже в «Софисте», стр. 248, он тесно связывает понятия движения и познания, а значит, и жизни и души, а в «Федре», как и здесь, душа предстает как познающая, движущаяся и одушевляющая; телесное само по себе не имеет движения, а Идеи не находятся в пространстве; наконец, высшая из них, которой присущи все остальные, была включена в предыдущий раздел как самая важная из этих остальных – νους. Поэтому его движение не может быть иным, кроме как ментальным или мыслительным; следовательно, оно означает не что иное, как то, что познание отождествляет себя со своим объектом, то есть в конечном счете с бытием. Случай гибели внутри движения не может, в конце концов, относиться к идее как таковой, но только к ее παρουσια в телесных вещах, а именно там, где происходит гибель самого субъекта, который является ее носителем, и этот случай должен был быть включен сюда только потому, что эта παρουσια здесь подведена под общую точку зрения с отношениями между самими идеями.

Следующее более подробное основание доказательства уже имплицитно содержится в предыдущем общем положении в силу отношения несводимости низших идей к высшим и вещей к их омонимичным идеям: не только сама идея, но и все омонимичные ей вещи, а далее все подчиненные ей конкретные идеи и их омонимичные явления никогда не занимают прямой противоположности ей – в качестве предиката, p. 103 C. -105 B., поскольку они обязательно всегда несут с собой ту более общую идею, которой они присущи. -105 B., потому что они обязательно всегда несут в себе ту более общую идею, которая им присуща; снег – холод, огонь – жара, жар – болезнь, один или три – странность, душа – жизнь, с. 105 B. – D..289289
  Sehr richtig bemerkt Strümpell а. а. О. I. S. 128, dass Platon hier den Satz des unmittelbaren und des mittelbaren Widerspruchs am Deutlichsten ausdrücke.


[Закрыть] Теперь язык выражает это исключительное отношение посредством собственных существительных, в которых, наряду с неполноценностью, заключена также невозможность причастия к этой противоположности290290
  Diese letztere Seite hat Schmidt, Krit. Comm. 2. H. S. 84—88 übersehen, wie Deuschle a. a. O. S. 163 f. richtig bemerkt. Doch vermag ich andererseits wiederum nicht, mit dem Letztem ein besonderes Gewicht darauf zu legen, dass es p. 106 E. nicht heisst, der Tod tritt an die Seele, sondern nur an den Menschen heran, da ja im Vorigen das entsprechende Verhältniss sogar als ein üerantreten entgegengesetzter Ideen an einander bezeichnet wird, wenn auch allerdings zuzugeben ist, dass nunmehr am Schlüsse des Beweises für den vorliegenden Fall der genauere Ausdruck gegenüber der ungenauem allgemeinem Bezeichnung im Verlaufe desselben gewählt wird. Auch ist es platonisch wohl kaum richtig gesagt, dass Leben und Tod gleichsam das potenzirte Sein und Nichtsein wären, denn Letzteres sind die höheren Begriffe, und da nach Platon nicht diese in den niedern, sondern umgekehrt immaniren, so liegt vielmehr auch auf ihrer Seite die höhere Potenz.


[Закрыть]. Противоположностью жизни является смерть или умирание, и, будучи мертвой, душа, следовательно, бессмертна, с. 105 B.-106 B. Случай гибели теперь исключен, ибо бессмертие и нетленность не могут быть отделены друг от друга, с. 106B. -107A.

То, что душа, с другой стороны, не возникла, не следует из данного доказательства, рассматриваемого само по себе, но следует, если в соответствии с его мерой включить и предшествующие доказательства, и особенно первое, к которому оно само возвращается и которое сведено им к правильной мере. Если, согласно ему, живые всегда обязательно происходят от мертвых, то это, в применении к душе, превращает состояние мертвости в промежуточное состояние между каждым двукратным существованием каждой души в человеческой телесности, и весь этот цикл как таковой не имеет ни начала, ни конца. Идея, душа и тело образуют, таким образом, нисходящую последовательность стадий; в первой субстанция и случайности, субъект и предикат всегда остаются неизменными; в душе случайности сменяют друг друга; в теле, наконец, субъект как таковой сам подвержен возникновению и исчезновению, хотя даже здесь, в цикле между этими двумя противоположностями, сохраняется закономерность и закон этого цикла. Закономерность и закон этого изменения в целом и в большом масштабе не отсутствуют. Остается только признать, что после всего этого:

для описания только что упомянутых промежуточных состояний. Но как из предыдущего доказательства, взятого само по себе, следует только продолжение жизни после смерти, так и промежуточные состояния теперь тоже представляются только в соответствии с этим, то есть не с интеллектуальной стороны, которая скорее связана с предсуществованием, а с этической, и к этому подводит замечание, что смертность души была бы настоящей находкой для нечестивых, так что со смертью они могли бы освободиться и от своего нечестия. Это тесно связано с сутью опровержения Симмия о том, что свойственное душе зло, порок, имеет не метафизическую, а только моральную природу, а потому, как еще более четко сказано в «Республике», не отменяет ее бытия и сущности. Фаэдр же мифически понимает как предсуществование только те из этих промежуточных состояний, которые наступают с прохождением каждого великого мирового периода. Таким образом, данный миф, как уже отмечалось на с. 243, дополняет приведенный там.

Он состоит из трех частей: сначала о суде над мертвыми, с. 107B.-108C., затем о различных обителях душ (вплоть до с. 113D.) и, наконец, обобщая обе части, о противоположных формах существования добрых и злых людей в будущем, как они складываются после этого. Через вторую часть теперь привлекается и физическая сторона всей доктрины, и таким образом через «Федота» в последующих диалогах излагаются этические и физические взгляды Платона, которые после всего, что было до этого, находят свою узловую точку в психологии. Если душа имеет существенное отношение к

телом, то природа последнего, в свою очередь, зависит от общей природы большого тела, которое является его обителью и в котором оно, так сказать, лишь частность.

В первой части души сначала достигают смертного приговора под руководством своего демона. В мифах о Федре и Политике демонами называются души, рассматриваемые без тела, то есть в их чистом отношении к Богу, и точно так же здесь описывается идеальное содержание души, то есть объективно ее высшее предназначение. Идеальное содержание души, то есть объективно ее высшее предназначение, совершенство, на которое она имеет право, но в котором она может иметь как большую, так и малую долю, и именно поэтому субъективно обитающая в ней разумная и направляющая божественная сила изображается под этим обозначением, эта сила, которая пронизывает даже ее низшие части в жизни как тяга к идеальному и божественному, Вот почему на пиру сам этот инстинкт был назван действительным демоном, хотя эти низшие части, конечно, первоначально лишены тела, но сам разум предстает в различных степенях своего эмпирического развития, выраженного мифически, сам более или менее телесный, менее или более покорный демоническому в нем. Более подробная мифическая окраска этого завершается отсылкой к мифу первой части, хотя внешние черты последнего вряд ли полностью соответствуют описываемой здесь эсхатологии, даже если последняя помещена между двумя моментами первой, призрачной жизнью и переселением в животные тела для нечестивых, ибо там к злым причисляются все нефилософы, тогда как здесь, среди наград добрых, на философов лишь мимолетно намекается как на кульминацию в конце; там – собственное желание, здесь – закон мира, который также возвращает порочные души к земному существованию в узком смысле слова. Но на самом деле догматическое ядро в обоих представлениях одно и то же, за исключением того, что теперь, когда положительное отношение души к телу также было открыто, жесткость оппозиции к нефилософам также смягчается.

Ибо суть эта не что иное, как то, что наказание и награда заключаются прежде всего в большом или малом несовершенстве и совершенстве, которые следуют за различными степенями того же самого, уже достигнутыми во время земного существования, как их необходимое следствие и в будущем; Не что иное, как это внутреннее следствие, есть суд над мертвыми, и оно состоит в том, что происходит увеличение как совершенства, так и несовершенства, что выражается в том, что до суда над мертвыми обе души освобождаются от своего демона, а с этого времени добрые даже от богов, Злые же руководствуются одной лишь αναγχη, слепой и бессознательно действующей простой физической необходимостью, ибо подобно тому, как они отделены от своего демона, они теперь также отделены от добрых душ и, таким образом, также лишены нравственно формирующего влияния последних. Их неустойчивые колебания – до суда в сопротивлении демону, после него – в результате отказа от руководства, – обозначают дисгармонию, царящую в них с самими собой и божественными законами. Разные пути в Аид – это также разные степени развития самих душ. Впоследствии другой демон возвращает их к человеческому существованию, то есть в промежуточной жизни в их внутреннем состоянии всегда происходят изменения.

Пространственно разделенное существование обеих душ – это, согласно вышесказанному, реальное мнение Платона. Как в «Федре» духовное и идеальное символизировались пространственной высотой, и оба они действительно частично совпадали, так и здесь. Земля, которая здесь расположена гораздо более определенно, чем там, в центре земного шара, является, таким образом, самым низким и в то же время действительно самым несовершенным мировым телом; Конечно, это в большей степени относится к ее внутренним частям, чем к поверхности, и поэтому народная концепция низших земных мест размножения вписывается в контекст по крайней мере так же, как и выдумка о высокой земле как месте воздаяния, которая основана на противостоянии ей, поскольку еще более высокие небесные тела скорее уже предвосхищены в «Федре» для еще возвышенного состояния предсуществования, и только философские души, кажется, еще возвращаются к ним, ибо даже если для них говорится лишь о неясно более чудесных, но трудноописуемых жилищах, с. 1140, то это означает, что здесь уже вмешиваются в детали платоновской астрономии, для которой здесь только закладывается фундамент. Таким образом, это будет истинный (ως αληθως) Аид раннего мифа, p. 80 D. cf. 81 A., названный так в противоположность подземному, и таким образом можно также понять, почему он называется невидимым и наделенным разумом, а именно в связи с душами небесных тел, и поскольку они действительно являются платоновскими богами*, выражение там, p. 82 B., которое позволяет философам достичь расы последних после смерти, полностью согласуется с этим. С другой стороны, добавленная здесь полная нетленность противоречит не только последним диалектическим разработкам, но и самой не менее предполагаемой пространственной обители, поэтому она является просто идеалом291291
  Bitter, Gesch. der Phil. II. S. 427 ff., dem ich entschiedener, als es Prodr. S. 19 Anm. 44 von mir geschehen ist, hätte folgen sollen; was daher in jener meiner frühern Darstellung hiermit nicht übereinstimmt, ist hiemach zn berichtigen. Eben so artheilt Steinhart a. a. O. IV. S. 51. 82. 455. S. jedoch Jahn’s Jahrb. LXX. S. 28 f.


[Закрыть], так же как этимологическая игра слов между Аидом и невидимым, согласно обычной манере Платона, уже указывает на нелитеральную версию, и правда скорее в том, что низшие части, душа и тело, которые также заново формируют философский дух в будущем, полностью ей подчиняются. Но чтобы достичь хотя бы приближения к предэкзистенциальному состоянию и для других лучших душ, служит дальнейшая фикция, что высокая земля уже проецируется в эфир, которым, согласно Платону, действительно окружены небесные тела, а не атмосферный воздух, тогда как в настоящем существовании, согласно этой фикции, мы сами уже живем в углублении земли, которая, однако, снова выше Аида. Это чередование возвышений и понижений придает теперь окружности земли, рассматриваемой снаружи, вид различных полос, а то, что их якобы двенадцать, является дальнейшим следствием этой фикции, поскольку основной формой эфира у Платона, согласно пифагорейским процессам, является додекаэдр (Tim. p. 55 C. ff.), от которого, таким образом, несколько родственная форма придается и окруженному им телу земли, по крайней мере в его высших частях292292
  Hermann, Gesch. n. Syst. I. S. 687 f. Anm. 634.


[Закрыть].

Но теперь это простое противопоставление восхождения и нисхождения в совершенстве само по себе недостаточно для обеих душ, поскольку разница между ними подвижна, проходит через множество различных степеней, а с другой стороны, даже помимо этого, награда и наказание, очевидно, недостаточно определяются ею, поскольку цель наказания – исправление (ср. Горгий), а это, по-видимому, здесь невозможно, поскольку для Платона мораль всегда восходит к интеллекту, и, следовательно, несовершенство предполагает постепенное снижение ее осознания. Поэтому «Горгий» уже должен был включать в себя боль и удовольствие для обеспечения своей эффективности (см. выше с.94), поскольку первая ведет к прозрению, и поэтому и здесь возникает острая необходимость в новом произведении – «Филебе», в котором доказывается, что чистое удовольствие обязательно следует за большим совершенством, тогда как несовершенство первоначально связано с более интенсивным чувственным удовольствием, которое, однако, всегда влечет за собой гораздо большую боль. Здесь же, напротив, достаточно чувственного образа, сочетающего муки и очищение, а именно жизни в воде и в огне, которые при добавлении частичек земли огрубевают до грязи и лавы и занимают место атмосферного воздуха в нашем случае и дыхания в случае блаженных. Кроме того, несмотря на разделение различных душ, должна быть возможна связь между ними, духовное влияние друг на друга или, по крайней мере, влияние общей духовной жизни (мировой души, звездных душ и земной души) на индивидуальную душу. Это, конечно, опять-таки опосредовано физически, а именно через течение этих потоков воды и огня, за исключением прекрасной мысли, относящейся к вторичной стороне, а именно к боли и удовольствию, о том, что прощение тех, против кого они совершили преступления, приносит наибольшее облегчение виновным. Это физическое посредничество, однако, чрезвычайно важно, поскольку оно дает сведения о деятельности души-земли, как проявление которой может быть понята и человеческая душа, что также снимает кажущееся противоречие в «Федре» (см. выше с. 235), согласно которому земля (Гестия) там неподвижна и, тем не менее, одушевлена и божественна. Земля лишена внешнего движения, но тем не менее в ее недрах не происходит круговорота телесной жизни; ее центр – это центр мира и, следовательно, также самая низкая и в то же время самая несовершенная точка конечного, центр тяжести и точка схождения этого собственного круговорота частей земли, но именно поэтому также и нулевая точка, точка во вселенной, где материя менее всего сдерживается идеей. Ибо именно поэтому здесь помещен Тартар, как место наказания неизлечимых преступников293293
  Steinhart a. a. O. IV. 453 f.


[Закрыть], за исключением того, что эта неизлечимость, как противоположная крайность неисправимости философов, естественно, имеет столь же мало реальности, как и последняя, ибо эта низшая степень несовершенства неизбежно означала бы, в силу имманентности идеи бытия в идее блага, в то же время полное погружение в бессущность и в небытие, а значит, и упразднение бессмертия. С другой стороны, столь же очевидно, что Платон совершенно серьезно говорит об оттоке и притоке всех частей из недр на поверхность земли и наоборот, хотя ограничение этого процесса потоками воды и огня отчасти объясняется вышеупомянутым контекстом, отчасти тем, что они дают наиболее подходящий образ для потока этого становления, а отчасти тем, что они просто поэтичны и фантастичны в своих деталях.

На то, что во всем этом рассказе, как мифическом, смешаны серьезность и завуалированность, правда и ошибка, и что даже то, что подразумевается серьезно, приводит лишь к аналогичной вероятности, Платон неоднократно намекает и здесь, p. 108 D. 114 D.

Из заключения диалога, которое следует далее, p. 115 A., более важные моменты уже предвосхищены нами, и только сила убеждения в последних словах умирающего Сократа, как такового, что он рассматривает смерть как лекарство от всех бед жизни, p. 118 A.,294294
  Stallbaum z. d. St.


[Закрыть] можно упомянуть и здесь.