Текст книги "Опять воскресенье"

Было уже около часа ночи. В небе ярко сверкали звезды. Откуда-то издалека временами доносился печальный лай собаки. Плиний не стал переходить площадь, а пересек улицу Меркадо, вышел к улице Кампо и направился в сторону улицы Клаудио Коэльо. Дойдя до улицы Сервера, он замедлил шаги, приблизился к винному заводику Пабло Касаса и остановился у того самого «люка», в который провалился дон Антонио. Ему хотелось проверить, как выглядит этот «люк» без электрического освещения. Даже если предположить, что в ту ночь луна светила еще ярче, чем теперь, надо было очень внимательно смотреть под ноги, чтобы увидеть, закрыт «люк» решеткой или нет. Если же доктор шел, занятый своими мыслями, то вполне мог провалиться в него. Плиний несколько раз прошелся по злополучному «люку». Потом попробовал приподнять решетку руками, и она легко поддалась. В отличие от всех остальных она не была закреплена цепью. Плиний опустил решетку на место, и она заняла почти весь тротуар в ширину… Не будь разбита лампочка, дон Антонио сразу заметил бы, что решетка открыта. Горевшая лампочка, пусть даже маленькая, но висевшая достаточно высоко, хорошо освещала все три «люка». Если учесть, что окна и балконы соседних домов находились далеко от завода, то в лампочку можно было швырять камнями безнаказанно, не опасаясь, что кто-нибудь заметит.

Не зная, что ему делать дальше и зачем он ушел из дома, Мануэль уселся на каменный бордюр тротуара и закурил, прикрывая ладонью огонек, вспыхивавший всякий раз, когда он затягивался сигаретой.

Докурив, он затоптал окурок и пошел вниз по улице к дому Сары, учительницы. На пустынной улице царила полная тишина, дома были наглухо закрыты. Только из-за ставней окна учительницы пробивалась узенькая полоска света. Вероятно, это была спальня девушки, которая либо читала, либо переживала свое горе, перебирая письма и предаваясь воспоминаниям. А может быть, разговаривала с кем-нибудь из родных. Мануэль приник ухом к окну. Никаких звуков… В шестидесяти метрах от дома Сары, на противоположной стороне улицы, находился дом Доминго Паскуаля. Сквозь щели балконной двери, закрытой ставнями, тоже сочился свет. Без сомнения, комната эта принадлежала его сестре, страдавшей бессонницей почти до самого утра. Мануэль свернул за угол на улицу Клаудио Коэльо и окинул взглядом дом Гомеса Гарсиа. Дом был наглухо закрыт и погружен в темноту.

Плиний вернулся к дому Сары. Полоска света по-прежнему виднелась в окне. Мануэль снова приник к окну и прислушался. Никаких звуков. Вновь перешел на другую сторону к дому Доминго Паскуаля. В комнате с балконом тоже горел свет. Мануэль хотел было выкурить еще одну сигарету и присел, как раньше, на каменный бордюр тротуара. Но ему вдруг нестерпимо захотелось спать. Он поднялся, собираясь уйти, и тут вдруг двери балкона открылись, появился Доминго Паскуаль и равнодушно оглядел обе стороны улицы. Плиний замер на месте. Доминго поежился, словно от холода, вернулся в комнату и закрыл за собой балконную дверь. Свет в комнате по-прежнему горел.

Одолеваемый сном Плиний тоже поежился от холода, засунул руки в карманы вельветовых брюк и отправился к себе домой.

На следующее утро они вместе с доном Лотарио по своему обыкновению позавтракали в кондитерской Росио. Мануэль ничего не стал рассказывать ветеринару о своих ночных похождениях: днем они утратили свою остроту. Друзья говорили о разных пустяках, но, когда, перед тем, как уходить, дон Лотарио вскользь коснулся смерти дона Антонио, Мануэль пробурчал нечто невразумительное.

Дон Лотарио отправился в ветеринарную лечебницу, а Мануэль – к себе в контору. Час спустя явился Мансилья и сообщил о своем намерении сегодня же утром вызвать на допрос Гомеса Гарсиа. Плиний одобрил его решение, но почему-то не разгуливал, как обычно, по кабинету, а стоял у окна, наблюдая из-за жалюзи за тем, что происходит на площади. Так он простоял до одиннадцати часов, пока не увидел Доминго Паскуаля, который шел в казино «Сан-Фернандо». Ничего не сказав Мансилье, занятому чтением старого номера газеты, Мануэль решительным шагом вышел из кабинета и направился на улицу Сервера. На сей раз он не остановился у разбитой лампочки и «люков» винного заводика и даже не взглянул в сторону дома учительницы. Он приблизился к дому Доминго Паскуаля и дважды сильно постучал в дверь, которую ему тут же открыла сестра Доминго – вдова.

– Добрый день!

– Добрый день, Мануэль.

– Я могу поговорить с тобой несколько минут?

– Со мной? Конечно. Заходите.

Тереса Паскуаль, хотя и была намного старше Доминго, но в свои шестьдесят лет отличалась отменным слухом и, казалось, слышала все даже тогда, когда к ней не обращались.

– Входите, входите.

Она предложила ему сесть на один из стульев в патио и, привычно насторожив уши, спросила:

– Так чем могу служить вам?

– Тереса, расскажи мне, пожалуйста, все, что ты видела в ту ночь, когда дон Антонио проходил здесь в последний раз.

– Я видела? Я ничего не видела, Мануэль. В одиннадцать часов я уже ложусь спать.

– А я так понял, что ты ложишься очень поздно, потому что долго не можешь уснуть.

– Не знаю, кто такое мог сказать вам. Я, слава богу, всю свою жизнь засыпаю как убитая, едва прикоснусь к подушке.

– Ты уверена, что в ту ночь уснула сразу?

– Конечно, уверена. Могу поклясться, если хотите.

Она замолчала, хотя по-прежнему слушала во все уши.

– И в ту ночь ты тоже легла в одиннадцать?

– Нет, в ту ночь я легла еще раньше. Ровно в десять я была в постели… А почему вы меня спрашиваете об этом?

– Я многих расспрашиваю тут, в вашем квартале. Вдруг мне что-нибудь удастся выяснить. Ты не знаешь, брат твой ничего такого не видел или не слышал?

– Он ничего мне не говорил, но я нисколько не удивлюсь, если видел и слышал. Он всегда ложится спать далеко за полночь.

– А потом, наверное, отсыпается во время сиесты.[17]17
  Сиеста (исп.) – в Испании и некоторых других странах послеобеденный отдых в самое жаркое время дня (с двух до пяти часов).


[Закрыть] Если, конечно, рано встает.

– Да, днем он спит почти до пяти, потому что в пять идет в погребок поесть кроликов.

В два часа дня в казино «Сан-Фернандо» инспектор Мансилья рассказывал дону Лотарио и Плинию о своей встрече с Гомесом Гарсией. Гомес повторил ему, но уже более миролюбиво то, что уже сказал Мануэлю. Что его дочери стало хуже и ему пришлось снова вызывать дона Антонио, который уже был у них накануне днем. Но осмотр ничего не дал, и на другой день он отвез дочь в Мадрид.

– Когда я, как и вы, поинтересовался, из-за чего возникла у него ссора с доном Антонио, он, глазом не моргнув, ответил, что никакой ссоры не было. В Мадриде он жил в гостинице «Модерно». Но окончательно Гомес выдал себя, когда я спросил его, почему он после возвращения из Мадрида не явился в полицию и не заявил о том, что дон Антонио был у него после четырех ночи. Сначала он замолчал, а потом сказал, что, когда вернулся из Мадрида, ничего не знал об этом.

– Мне он сказал то же самое.

– Может, так оно и было?

– А вы какого мнения, Мансилья?

– Я твердо убежден, что он возил дочку в Мадрид делать аборт.

– Вы так думаете?

– Вы сами в этом убедитесь спустя несколько месяцев.

– …Значит, вы считаете, Мансилья, что дона Антонио убил он?

– Нисколько этому не удивлюсь.

– Дон Лотарио, а вы что скажете? Вы ведь хорошо знали дона Антонио. Вряд ли он был настолько наивен, чтобы не понимать, какая ловушка ему уготована, если он пойдет к Гомесу Гарсии, с которым накануне поругался.

– Вы уж простите меня, Мансилья, но я вполне согласен с Мануэлем. Доктор все отлично понимал.

– Понимать-то понимал, а все же попался в ловушку.

Плиний и дон Лотарио задумчиво переглянулись.

– Таково мое скромное мнение… Если у вас есть более веские доводы, я готов их выслушать.

– Пожалуйста, не заводитесь, Мансилья. Мы ведь разговариваем как друзья.

– Разумеется. Но вот что примечательно: дон Антонио почему-то отказывается ехать домой на машине, хотя время уже позднее, и идет пешком.

– Как раз это меня меньше всего удивляет, Мансилья, – ответил ему дон Лотарио, – он не любил ни у кого одалживаться.

Без четверти пять Плиний, отговорившись тем, что его ждут служебные дела, оставил Мансилыо и дона Лотарио в том же самом казино, куда они вновь пришли выпить по чашечке кофе, и отправился в самый конец улицы Майор, где, насколько ему было известно, находился погребок, в котором лакомился кроликами Доминго Паскуаль.

Прохожих в этот час было мало, и Мануэль стал прогуливаться на перекрестке, который по его расчетам должен был миновать Доминго Паскуаль.

Осень уже вступила в свои права, и Плиний почувствовал, как его пробирает дрожь. Солнце хоть и было ярким, но совсем не грело.

Разгуливая взад-вперед, Плиний все время думал о том, что привело его сюда: «Без сомнения, Доминго Паскуаль знает гораздо больше того, что говорит».

Ровно в пять часов Доминго Паскуаль появился на противоположной стороне улицы. Он шел, глядя себе под ноги, низко надвинув на лоб берет, и не шаркал ногами. Со стороны можно было подумать, что идет слишком грузный пожилой человек. Все в нем было неестественно. Плинию всегда казалось, что он похож на ненормального, которого выпустили ненадолго из больницы прогуляться по городу.

Погруженный в свои мысли, Доминго Паскуаль не заметил Плиния. Минуту поколебавшись, Мануэль решил незаметно следовать за ним до погребка и поговорить там. Но, не дойдя метров шестидесяти до улицы Медиодиа-, где находился погребок, Доминго Паскуаль присоединился к небольшой компании, стоявшей у двери жилого дома.

Тогда Плиний уже без всяких колебаний пересек улицу и тоже присоединился к этой компании.

– Как дела, Доминго? – дружелюбно спросил он.

– Идут помаленьку.

– А я все жду, когда ты мне еще что-нибудь расскажешь.

Доминго слегка пожал плечами, словно не знал, что ему ответить.

– Послушай, – вдруг сурово произнес Мануэль, – я вспомнил, что мне надо кое о чем тебя расспросить.

– Меня?

– Да.

– Когда?

– Сегодня же.

– Где?

– Где хочешь… Если не возражаешь, мы могли бы немного прогуляться вдвоем, – предложил ему Плиний, смягчая суровое выражение своего лица.

– Хорошо…

– Мне помнится, ты иногда гуляешь по Пасео де ла Эстаспон.

– Да…

– Давай встретимся там ровно в семь возле богадельни для престарелых. Договорились?

– Да.

– Не забудешь?

– Нет.

И Мануэль устремился вниз по улице Майор, заложив руки за спину.

Он вернулся в аюнтамиенто, а ровно в семь был уже на улице Пасео де ла Эстасион возле богадельни. В ожидании Доминго он закурил очередную сигарету, но в этот момент с улицы Конкордиа выехала машина, кто-то посигналил ему и, резко притормозив, остановил машину перед комиссаром.

Это была Сара, учительница, которая, вероятно, возвращалась из школы. Не успел Плиний сделать и шага к ней навстречу, как она, оставив мотор включенным, быстро выскочила из машины.

– Есть какие-нибудь новости, Мануэль? – спросила она, печально улыбаясь ему.

– Нет.

– День ото дня мне становится все тяжелее. Никак не могу смириться с мыслью, что Антонио нет в живых.

– Я очень хорошо понимаю вас.

– Вам удалось что-нибудь выяснить у Гомеса Гарсии, к которому в тот день приходил Антонио?

– Выясняем.

– Вы не знаете, сестра Антонио уехала?

– Не думаю. Вы с ней виделись?

– Нет… Она и не подозревает о моем существовании.

В эту минуту на улице Пасео дель Оспиталь, напротив площади Торос, появился Доминго Паскуаль. Он шел торопливо, но, увидев Плиния и Сару, замедлил шаги. Плиний смотрел на него, приветливо улыбаясь, а Доминго вдруг нахмурился и остановился на довольно значительном расстоянии от богадельни. Мануэль, продолжая разговаривать с девушкой, с удивлением наблюдал за поведением. Доминго Паскуаля. Внезапно он прервал разговор вопросом:

– Сара, вам знаком вон тот толстяк, что стоит на улице Пасео дель Оспиталь, чуть ближе к нам от площади Торос?

Сара вскинула голову и мило улыбнулась.

– Еще бы мне его не знать, Мануэль.

Доминго Паскуаль, заметив, что девушка смотрит на него, стремительно повернулся и быстро зашагал к улице Доктора Кахаля.

– Доминго! – окликнул его Плиний.

Но Доминго даже не оглянулся, а побежал во всю прыть, насколько позволяли его толстые, короткие ноги.

– Пойдемте со мной, Сара, поговорим по дороге. Я не хочу терять его из виду.

– Что случилось?

– Идемте, говорю вам.

– У меня в машине не выключен мотор.

– Тогда поехали за ним на машине.

– Воля ваша.

Мануэль быстро зашагал вслед за Доминго Паскуалем, а Сара, сев в машину, сделала разворот перед зданием богадельни.

Доминго Паскуаль бежал, время от времени оборачиваясь… Плинию не составило бы никакого труда догнать его, но он почему-то решил следовать за ним на некотором расстоянии.

Вскоре машина Сары поравнялась с Плинием.

– Садитесь, Мануэль.

– Спасибо.

Сара на мгновенье притормозила, и Мануэль уселся рядом с ней.

Добежав до угла улицы Санта Каталина, Доминго Паскуаль еще раз оглянулся и, не увидев позади себя Плиния, остановился в недоумении, озираясь по сторонам. Доминго заметил их в машине только тогда, когда они почти поравнялись с ним. Взбрыкнув, словно конь, он снова пустился наутек.

– Что теперь, Мануэль?

– Дайте ему нас обогнать.

– Прошу прощения, Мануэль, но я не очень хорошо понимаю, зачем мы едем за ним.

– …Честно говоря, я сам пока что этого не понимаю, сеньорита учительница.

– И до каких пор мы будем его преследовать?

– Не знаю.

Сара непонимающе пожала плечами и рассмеялась.

Достигнув улицы Пасео де Сиркуласион, Паскуаль сделал обманный маневр: он перешел на левую сторону улицы, чтобы, таким образом, ускользнуть от машины, которая должна была ехать по правой стороне.

– Над чем вы смеетесь, сеньорита Сара?

– Мы играем с ним в кошки-мышки. Он убегает от нас, а мы его догоняем.

– Отлично сказано… Так вы его хорошо знаете?

– Превосходно.

– Ах да, вы ведь соседи.

– Не только соседи.

– Что же еще?

– Мне смешно говорить об этом.

– А вы смейтесь и говорите.

– Он влюблен в меня. Такого постоянного поклонника, как он, у меня не было никогда в жизни.

– Ах, вот оно что?… Никогда не подумал бы.

– С тех пор как я поселилась на улице Сервера, он глаз с меня не сводит.

– И сватался к вам?

– Ну, что вы! Он даже ни разу не заговорил со мной. Только смотрит на меня из окна и с балкона, когда я выхожу на улицу или возвращаюсь домой. Особенно из окна. Бедный Антонио называл его «оконным поклонником номер два».

– Куда же он девался?

– Не беспокойтесь, Мануэль, оп только что свернул на улицу Санта Мария.

И тут же они увидели его. Доминго Паскуаль бежал, прижимаясь к стенам домов, но силы уже покидали его.

– Вон он. Опять на левой стороне улицы, чтобы мы не могли к нему близко подъехать.

– По-моему, Мануэль, вас нисколько не удивило мое признание в том, что Доминго Паскуаль мой поклонник.

– Напрасно вы так думаете. Я удивлен и даже очень.

Доминго Паскуаль обернулся и посмотрел на них печальными глазами.

– Почему?

– Вам никогда не приходило в голову, что этот ваш «оконный поклонник номер два» может иметь какое-то отношение к смерти дона Антонио?

Сара, не останавливая машины, повернула к Плинию удивленное лицо.

– Пожалуйста, смотрите вперед и притормозите на минутку.

– А вам это приходило в голову, Мануэль? – спросила она, слегка притормозив.

– Вот об этом-то я и спрашиваю вас и себя… У меня есть только подозрение и никаких доказательств.

– Из ревности? Но ведь этот человек не вполне нормальный.

– Именно поэтому… Поехали дальше, а то мы выпустим его из виду.

В течение почти получаса продолжали они преследовать Доминго Паскуаля, маневрируя на самой малой скорости, иногда двигаясь наравне с ним, и за все это время не проронили пи слова. Сара, крепко вцепившись в руль, сжав губы, не спускала глаз с Доминго Паскуаля, который с каждой минутой все больше терял самообладание и задыхался. То и дело он оборачивался назад и устремлял на нее свой печальный взгляд.

На какой-то миг Плинию показалось, что выражение ее лица смягчилось и она смотрит на Доминго с некоторым состраданием.

Когда они въехали на площадь, уже был вечер. И пока Сара на самой малой скорости разворачивалась, Доминго Паскуаль, уже окончательно поверженный, направился к дверям аюнтамиенто. Поднимаясь на тротуар, он споткнулся о его край и упал па бок, прикрыв голову руками.

Плиний быстро выскочил из машины и схватил его.

Доминго вспотел и задыхался. Двое караульных, которые стояли в дверях аюнтамиенто, и Плиний подняли его на ноги и буквально поволокли в здание на глазах многочисленных зевак, находившихся на площади.

Сара осталась у машины в ожидании Мануэля.

Несмотря на праздничный день, Мансилье пришлось приехать в то утро в Томельосо, чтобы, как он любил выражаться с присущей ему грубоватой манерой деревенского простака, «прикончить дело».

Инспектор, дон Лотарио и Плиний пили кофе, который принесли из бара «Лови» в кабинет начальника муниципальной гвардии Томельосо.

– Хотелось бы знать, Мануэль, – сказал Мансилья, прикрыв глаза, – как вы догадались, что убийство совершил этот олух Доминго Паскуаль?

– К этому выводу я пришел постепенно, Мансилья.

– Но как?

Дон Лотарио посмотрел на своего друга с нежной восторженностью.

– Меня насторожил тот интерес, который Доминго Паскуаль начал проявлять к этому делу. Зачем-то стал рассказывать нам го одно, то другое, и никогда раньше он не шаркал ногами. Как, впрочем, никогда не вмешивался в дела, которые мы расследовали у нас в городе.

– Прошу прощения, Мануэль, но что странного углядели вы в том, что он шаркает ногами?

– Мне почему-то показалось, что он начинал шаркать ногами, когда нервничал.

– Если я расскажу в Управлении безопасности в Алькасаре, что Плиний заподозрил Доминго Паскуаля в убийстве потому, что тот шаркал ногами, они все рты разинут от изумления и потребуют у начальства дать Мануэлю еще одну медаль за полицейские заслуги.

– Не надо преувеличивать моих заслуг, Мансилья… Я действительно заподозрил Доминго, по не в убийстве, а в том, что оп знает гораздо больше, чем говорит. Особенно когда его сестра сказала мне, что не видела в ту ночь дона Антонио и Гомеса Гарсию. А когда она добавила, что, наверное, он сам их видел, так как поздно ложится спать и шпионит за всеми из окон своего дома и с балкона… я понял, что он врет, и решил серьезно поговорить с ним. Ну а после того, как Доминго пустился наутек, увидев меня с учительницей, а та рассказала, что он влюблен в нее, тут уж все стало ясно.

– От кого же он бежал, если в конце концов сам сдался?

– Не знаю. Возможно, его мучила совесть, и он боялся встречи с Сарой.

– Он сразу вам во всем признался?

– Да, как только уселся на тот самый стул, на котором сидите вы, Мансилья, и немного отдышался… Он сказал, что открыл решетку «люка», но доктора в подвал не толкал. Просто заранее разбил лампочку на фонаре перед винным заводом и, зная, что доктор возвращается от Сары всегда одной и той же дорогой, две последние ночи, когда тот приходил к ней, открывал «люк», а потом бегал смотреть, провалился в него доктор или нет. Но каждый раз терпел неудачу. Вероятно, Антонио шел по краю тротуара или по другой стороне улицы. И только на третий раз, ночью, в среду, пятнадцатого октября, добился своего.

– Но ведь Антонио в ту ночь тоже ушел от Сары пешком.

– Да, конечно. Но в ту ночь, судя по его словам, он не стал открывать «люк», когда доктор уходил от Сары, а открыл его, когда увидел, как тот приехал вместе с Гомесом Гарсией… Потом Доминго, как всегда, пошел посмотреть, свалился ли доктор в подвал, и, обнаружив, что свалился, закрыл «люк» решеткой.

– А как он объясняет, за что убил: дона Антонио?

– Об этом он ничего не говорит. Когда я спросил, правда ли, что он влюблен в Сару, он словно в рот воды набрал. И как я ни старался, не смог выудить у него ни слова… Он преспокойненько рассказывал о том, как три ночи открывал «люк», а об этом – молчок.

– Ну и ну! А я был убежден, что доктора убил Гомес Гарсиа.

– Гомес Гарсиа был только косвенным виновником… Вот так-то. Теперь, как только судья отдаст распоряжение, можете увозить Доминго Паскуаля в Алькасар… Мне искренне жаль, Мансилья, что именно я, на которого наложена санкция, раскрыл это преступление.

– Иначе и быть не могло! – вырвалось у дона Лотарио.

– Зря вы так говорите, дон Лотарио.

– Ничего не зря, Мануэль. Дон Лотарио совершенно прав, иначе и быть не могло. Вы – лучший детектив Испании, настоящий мастер своего дела. И для меня большая честь работать вместе с вами.

Доминго Паскуаля усадили в полицейскую машину, и Мансилья повез его в Алькасар, а дон Лотарио и Мануэль остались стоять у дверей аюнтамиенто в слабых лучах ноябрьского солнца.

– Сегодня опять воскресенье, дон Лотарио.

– Теперь все дни до следующего происшествия будут для нас воскресными. Мы будем неторопливо прогуливаться со скучающими, глупыми лицами, видеть и слышать то, что видим и слышим изо дня в день всю свою жизнь. И даже умные речи губернатора нисколько нас не развлекут.

– Будем надеяться, что Франко скоро умрет и тогда оживет жизнь в нашей стране.

– Возможно, в Мадриде и в других крупных городах она и оживет, но здесь, у нас, ничто не изменится, вот увидите.

– Ладно, Мануэль, сегодня по случаю твоего успеха я плачу за пиво, холодные закуски, жареные кальмары и анчоусы в уксусе.

– Что ж, идет!

– Бедный Мансилья, ты его здорово огорошил такой неожиданной развязкой… да, признаться, и меня тоже. Интуиция тебя не подвела.

– Интуиция тут ни при чем, дон Лотарио. Просто совпадение случайностей.

– Ты же сам говорил, что случайности надо искать.

– Другого выхода нет, дон Лотарио.