Текст книги "Иногда Карлсоны возвращаются"

Дело Степана Кулакова. Сумасшедший поезд

Порядок внесения выкупа за похищенного Степана оказался прост, но отличался неопределенностью. Игорю Кулакову предписывалось явиться на Ярославский вокзал и сесть на поезд «Москва – Архангельск», №16, отправляющийся в одиннадцать часов пятьдесят минут. В поезде его будут ждать дальнейшие инструкции.

– Игорь Анатольевич, – настаивал Кротов, – мы не можем брать на себя всю полноту ответственности. Мы обязаны поставить в известность милицию.

Кулаков за одну ночь постарел на десять лет. Он выглядел пассивным и податливым. Но предложение привлечь к делу милицию заставило его вернуться к прежнему тону:

– Да вы что? А если он что-то сделает Степану? Он же велел, чтобы никаких ментов!

– Если он захочет, – спокойно возразил Кротов, – то сделает. Если уже не сделал. Андрей Мащенко очень на вас зол, так ведь?

В сущности, Кротов выходил за пределы профессиональной этики, разговаривая так с клиентом своего агентства. Но ему до смерти надоело, что клиент только и делает, что врет, изворачивается и вместо того, чтобы способствовать освобождению собственного сына, препятствует поимке преступника.

Кулаков испытующе взглянул на Кротова: кажется, сам не помнил, называл он фамилию Мащенко или нет. Вспомнил, что точно не называл, и снова сник.

– Так как же насчет милиции? – скорее не спросил, а потребовал Кротов.

Кулаков бессильно кивнул:

– Привлекайте кого угодно. Только делайте что-нибудь, прошу вас, делайте! Я себе не прощу…

Чего не простит себе Кулаков – давнего преступления или возможной гибели сына – так и осталось невыясненным.

Возглавляющий МУР генерал Владимир Яковлев не нуждался в том, чтобы ему представляли агентство «Глория». А агентство «Глория» не нуждалось в том, чтобы ему представляли молодых, но уже опытных оперативников – Володю Яковлева, сына генерала, и Галину Романову. В помощь этим перспективным сотрудникам выделили группу захвата. Предположительно, у Андрея Мащенко мог быть сообщник… Взять его или самого Мащенко было бы удачей. Случается ведь, что преступники, похищающие детей богатых родителей, так и остаются безнаказанными и пользуются плодами своих неправедных трудов… А тут дело еще осложнялось личными мотивами. Откровенно говоря, мало шансов, что удастся вернуть мальчика живым.

Естественно, отцу об этом не говорили. Кулаков и так был деморализован – страхом за сына, напряжением, недосыпанием, сознанием, что теперь некоторые неблаговидные моменты его прошлого могут стать известны не только ему одному. Он был деморализован даже Ярославским вокзалом, на который вся компания прибыла заблаговременно, – и в ожидании поезда Кулаков шарахался то от бомжей, то от старух с тележками, то от хозяйственных мужиков, волокущих какие-то железные и деревянные громоздкие предметы в направлении пригородных электричек.

«Совсем наш буржуин от народа оторвался, – подумал Филипп Кузьмич. – Так вот при каких болезненных обстоятельствах происходит, высокопарно выражаясь, возвращение к великой сермяжной правде».

Галя Романова ничего такого не подумала. Не отягощенная предыдущим общением с Кулаковым, она сосредоточилась на том, что они должны спасти ребенка. Эта сверхзадача заставляла ее внимательно следить по сторонам, и Галя старательно выискивала своими украинскими, похожими на темные вишни глазами предполагаемого преступника. По телефону сообщили, что Кулаков получит знак в поезде, но возможно, человек, который должен получить от него чемодан с требуемой суммой, уже находится здесь, рядом? И Галя озиралась, отмечая как людей, подпадающих под описание Андрея Мащенко, так и просто подозрительных личностей. Подозрительных набралось – вагон и маленькая тележка: вокзал есть вокзал! А вот приметы Андрея Мащенко оказались, как бы это выразиться, равномерно распределены среди популяции. Попадались сероглазые брюнеты, но невысокие, а также высокие брюнеты, но с черными и карими глазами; раза два мелькнула даже седая прядь надо лбом, но в одном случае она принадлежала молодому парню в дырявых джинсах и с развязными движениями, а во втором – так и вообще почтенной даме. Если Андрей Мащенко явился вместе с ними на Ярославский вокзал, должно быть, он здорово замаскировался!

До отбытия поезда осталось две минуты. Проводницы волновались, хлопали откидной ступенью, торопили уезжающих и провожающих. Нечего делать, пришлось занять свое место в вагоне. Кулаков предусмотрительно занял вместе с сыскной братией целое купе. На посторонний взгляд, это было очень странное купе. Здесь не чувствовалось того воодушевления, которое невольно посещает даже вполне оседлого человека перед дальней дорогой; здесь не размещали в ящиках сумки и чемоданы, не задергивали и не отдергивали занавески, не расправляли на столе салфетку, не ставили на нее бутылку с нагревшейся минеральной водой. Дух путешествия не витал над головами собравшихся здесь. Лица у них были хмурые и скучные, точно они сидели не в вагоне, а в офисе, и до конца рабочего дня оставалось еще добрых пять часов.

Отзвучали вокзальные предупреждения: «Скорый поезд… отправится… с… пути…» – и скорый поезд, покачнувшись, отчалил от Ярославского вокзала. Галя Романова, притулившаяся возле окна, невольно взглядывала на проносящиеся мимо зеленые склоны: уж очень она, южанка, любила лето. Володя Яковлев, сидевший возле двери, изучал коридор. По коридору беспокойно сновало изрядное количество пассажиров, отыскивающих свои места, но непохоже, чтобы кто-то из них стремился передавать Кулакову рекомендации по расставанию с деньгами.

Кулаков сидел на середине полки, прижимая к себе чемоданчик. Агееву, которого в этот день буквально преследовало заимствованное из Гайдара слово «буржуин», представился Мальчиш-Плохиш, который вот так же прижимает к выступающему пузцу чемодан, полный варенья, печенья и… чем его там еще соблазнила проклятая гидра капитализма? Вид у Кулакова сейчас, когда он не следил за своим лицом, сделался суровый, словно он намекал, что объявившемуся Андрею или его сообщнику придется отнимать у него деньги силой. А то и выгрызать зубами…

Ни сообщник, ни сам Андрей, однако же, не объявлялись. А между тем поезд все одолевал и одолевал километры. Выехав за пределы Москвы, вагоны покатили среди ландшафтов Подмосковья. По всем купе проводницы успели проверить билеты и предложить постели, возле туалета образовалась и рассосалась очередь, а похитителей – ни слуху ни духу.

– Так мы, пожалуй, и в Архангельск приедем, – пошутил Кротов. – А что, прекрасный русский город, шедевр северного зодчества. Кто-нибудь из вас там бывал?

Шутка не добавила присутствующим оптимизма. Общий уровень оптимизма в купе убывал обратно пропорционально километрам, отделявшим поезд от Москвы. А что, если приказ сесть на поезд – очередная коварная уловка? Что, если их просто уводят – то есть увозят – подальше от места настоящего действия? Что, если деньги не понадобятся, потому что Андрей Мащенко и не собирался обменивать ребенка на деньги? Но тогда – что же он делает с ним? Никто из присутствующих не делился этими вопросами с остальными, однако все догадывались, что мысли их движутся в одном направлении. Так же, как и поезд…

От резкой пронзительной трели звонка все в купе вздрогнули. Игорь Кулаков весь передернулся, прежде чем запустить руку в карман пиджака и извлечь мобильный телефон:

– Да, я. Андрюха, это ты? Да что же ты творишь, парши… А, что? Где мы находимся? А черт его знает! Завод вроде какой-то справа… Труба? Труба, да, есть, полосатая. Выбросить? Мост? Какой мост?

На этот раз переговоры закончились довольно-таки быстро. Нажав кнопку разрыва связи, Кулаков объявил во всеуслышание:

– Сейчас будет мост. Он… Андрей потребовал, чтобы я выбросил из поезда чемодан с деньгами, когда мы будем проезжать под этим мостом.

Игорь Кулаков, сопровождаемый Агеевым и Кротовым, устремился к тамбуру, придерживая чемодан. Галя и Володя срочно связались с ближайшим постом – одним из нескольких, которые на такой случай были расставлены по ходу следования поезда.

Времени на раздумья не оставалось: мост уже виднелся вдали. Вот сейчас рельсы совершат поворот – и поезд выйдет на финишную для чемоданчика с деньгами прямую… Опытные работники милиции присматривались: ага, склон, под ним – зеркальный извив речушки, чуть дальше – вход в какой-то бетонированный тоннель… Скорее всего, тот, кто им нужен, поджидает в тоннеле. А может, он – среди тех загорелых мужиков, которые пытаются удить рыбу на реке? Высокий склон. Если резко затормозить?.. Эх, неудобно. Страшно неудобно. Тот, кто внизу, в выгодном положении по сравнению с ними: подхватил чемодан – и деру…

Ветер хлестал Кулакова по лицу, когда тот, размахнувшись, послал чемодан в полет по зеленому склону. Позади хлопала дверь: там сотрудники «Глории» и Галя Романова отбивались от проводниц, пытаясь их убедить, что это никакой не теракт и все находится под контролем милиции и прокуратуры. Чемодан продолжал катиться по склону; время от времени очередная неровность почвы отправляла его в короткий полет. Игорь Кулаков, хотя и не примеривался, выбрал, как нарочно, именно тот участок склона, по которому чемодан мог слететь беспрепятственно. Попади он правее, так и остался бы лежать в траве.

За этим полетом снизу наблюдал молодой человек со светлыми, барашковой волнистости, волосами, одетый в полосатую футболку и серые, подкатанные до колен, брюки. В данный момент его волновало одно: выдержат ли замки? Собирать доллары, если бы их разметало по зеленой травке, пришлось бы слишком долго… Однако и сам чемодан, и его замки оказались достаточно крепкими, чтобы донести свое увесистое содержимое до самого низа. Точно послушная собака, чемодан улегся на песок речной отмели возле ног человека с волнистыми волосами, который подхватил его и как можно быстрее бросился выполнять следующую часть обдуманного накануне плана…

Пассажиры поезда №16 «Москва – Архангельск» пережили не самые приятные секунды, во время которых вагоны как следует тряхнуло. Плохо закрепленные сумки попадали на пол, как спелые плоды, напитки выплеснулись из бутылок, большинство пассажиров получило ушибы разных частей тела, а один профессор-историк вставными зубами прикусил себе язык. Как всегда в таких случаях, вспыхнуло общественное возмущение, замешанное на испуге:

– Что там такое? Взрыв?

– Теракт! Чеченцы!

– Крушение! Нам-то повезло, а передние вагоны – в лепешку…

– Рельсы разобрали! Потом сдадут в скупку металлов!

– Да что вы придумываете? Просто какая-то сволочь дернула стоп-кран.

«Сволочи», остановившие поезд, уже вовсю из него эвакуировались. Галя Романова мимоходом порадовалась, что на этом задании она не в форменной одежде: форма предполагает юбку, а Галочка с утра предусмотрительно влезла в джинсы. И все же ей, небольшой и кругленькой, как колобок, нелегко было достигнуть твердой почвы: оказывается, от двери до рельсов без платформы – такая высота! По счастью, Володя Яковлев и Филипп Кузьмич галантно подхватили ее под руки. А дальше Галя уже действовала самостоятельно и грозно ринулась в сторону предполагаемого врага, нащупывая табельное оружие, которое применять не собиралась… но для устрашения оно сгодится. Попутно, правда, смотрела, куда ступает, чтобы случайно не убить противника, свалившись ему в буквальном смысле на голову.

Игорь Кулаков по комплекции мало чем отличался от старшего лейтенанта Романовой, разве что был на голову выше. Однако, прыгая с поезда, он обошелся без помощников. Кажется, все это происшествие влило в него дополнительные физические силы. В сущности, от него не требовалось дальнейших действий – он мог доехать до ближайшей остановки и сесть на поезд в обратном направлении… Но он не хотел оставаться в стороне. Этого он бы просто не вынес.

Группа захвата скатывалась по склону едва ли не с той же скоростью, как и чемодан: этот народ пары-тройки синяков не испугается. Очутившись внизу, они с редкой организованностью, не сговариваясь, разделились на три группы. Первая пошла обшаривать загадочный бетонный тоннель, вторая бросилась к рыболовам, а третья побежала в сторону ближайшего шоссе. Вторая группа вскоре присоединилась к третьей: дачники сообщили им кое-что важное.

Местность здесь была дачная, но не слишком оживленная, и машин на асфальтовой дороге было – раз-два и обчелся. Далеко впереди маячил велосипедист, который сосредоточенно приник к рулю, крутя педали. Судя по коричневой хозяйственной сумке, из которой углом выпирал чемодан, его-то и следовало изловить…

Игорь Кулаков продолжал потрясать глориевцев, превосходя собственные физические возможности. Мало того, что он, ненамного отстав от тренированных членов группы захвата, выбежал на шоссе – он также рванул вслед велосипедисту, намереваясь, очевидно, догнать его на своих двоих. Однако полноватое телосложение, короткие ноги и одышка не оставляли этой затее никаких шансов.

Агеев голоснул. Проносящиеся мимо владельцы собственных транспортных средств его проигнорировали. Они отлично видели, что на обочине собралась пусть небольшая, но подозрительная толпа, и меньше всего хотели оказаться в чем-то замешаны.

– Стой, стрелять буду! – Наконец-то найдя применение табельному оружию, Галя сделала предупредительный выстрел. Велосипедист, спиной чуя губительный свинец, резвее заработал ногами. Второй выстрел Галя сделала по колесам… Эх, промазала! Человек на велосипеде был уже далеко…

– Это вы, что ли, похитителей ребенка ловите? – рядом с ними притормозила зеленая «девятка».

– Мы! Ура! – не удержался от несолидного восклицания опытный опер Володя Яковлев. Наконец-то подоспели помощники с ближайшего поста!

Теперь они наверняка догонят человека с чемоданом, полным долларов…

Дело Кирилла Легейдо. Переговоры с французами

После пережитого испытания Александру Борисовичу трудно было привести себя в порядок. Перед глазами все плыло, голова кружилась так, что легко было вообразить себя мухой, которая ходит вверх ногами по потолку. Однако в любом состоянии Турецкий не мог забыть, что обещал быть на переговорах в агентстве «Гаррисон Райт». А это обещание он обязан исполнить, живой или мертвый. От него зависит, потеряет ли хороший человек веру как в правоохранительные органы, так и в частные охранные агентства. Веру в то, что наши сыщики умеют не только арестовывать невинных людей, но и восстанавливать справедливость… Одним словом, час спустя Турецкий – аккуратно причесанный, бодрый, будто не лежал совсем недавно без сознания, вошел в переговорную рекламного агентства.

Он успел как раз вовремя. За столом рассаживались Леня, Таня, парень копирайтер, бородач арт-директор и двое господ, чем-то похожих друг на друга – первый повыше и потоньше, второй пониже и потолще, оба в дорогих пиджаках. Встретив мужчин с такой внешностью на московской улице, Александр Борисович принял бы их за гостей из Чечни или Дагестана. Однако то, как привычно переговаривались они по-французски, доказывало, что эти смуглые черноволосые мужчины родились в местах, расположенных ближе к Пиренеям, чем к Кавказу. А впрочем, они могут и не быть коренными французами: этнический состав Франции в наши дни довольно пестрый. Де Голль со своим «освобождением» от Алжира здорово подгадил потомкам… От размышлений на национальные темы Турецкого отвлек громкий голос исполнительного директора. Леня обратился по-английски ко всем присутствующим:

– Поскольку не все мы знаем французский, с позволения Жюля и Джима мы будем общаться на английском.

Французы выразили благосклонное согласие, закивав брюнетистыми головами.

Таня, заметив Турецкого, приглашающе махнула рукой:

– Позвольте представить, новый сотрудник моего креативного отдела, Александр Турецкий. Садитесь, Александр!

Двое рекламистов – арт-директор и копирайтер – удивленно переглянулись и вопросительно посмотрели на Таню. Она осталась невозмутима. Французы, почувствовав общее замешательство, напряженно-вежливо улыбнулись. Леня тоже изобразил улыбку, похожую скорее на гримасу:

– Ну что ж, если все в сборе, то начнем.

Леня вставил диск в ноутбук, подсоединенный к проектору. Большой экран на стене вспыхнул синим цветом – изображение появилось не сразу. Зазвучали первые музыкальные такты ролика. Отсветы картинок, которые возникли на экране, легли на лица…

Честно сознаться, Александр Борисович не в состоянии судить, был рекламный ролик хорошим или так себе. Он лишь краем глаза замечал, как молоденькая актрисулька на экране сексуально изгибалась, демонстрируя части тела, цензурно дозволенные к обнажению, вокруг которых вилась мультипликационная цветная лента, демонстрируя негу и ласку косметики «Do»… Несравненно больше его интересовала реакция сотрудников «Гаррисон Райт». А сотрудники «Гаррисон Райт» напряженно и даже несколько затравленно поглядывали на французов. Французы же созерцали происходящее на экране с каменными лицами.

– Леонид, вы не могли бы повторить последние секунды ролика? – по-английски прозвучала в гробовой тишине реплика Жюля, заставившая всех вздрогнуть, как шаги Командора.

Леня кивнул и поспешно нажал на кнопку компьютерной мыши. Вновь зазвучали последние такты музыки.

Женский голос интимно промурлыкал по-русски:

– Косметика Do. Уход от и Do.

– Если можно, – вмешался теперь Джим, – чуть раньше, до пэкшота… да, вот здесь, на крупном плане актрисы. Нажмите на паузу.

На экране застыло девичье лицо. Нежная кожа, мягкая улыбка. С точки зрения Турецкого, не Мона Лиза и не Анджелина Джоли, но ничего себе мордашка, смазливенькая. Во всяком случае, для рекламы косметики она вполне подходит… Однако Жюль, очевидно, придерживался иной точки зрения, потому что заговорил в быстром темпе, почти визгливо:

– Мы утверждали другую актрису… Относительно этого лица мы отмечали, что оно недостаточно гламурно.

– Но это лицо было утверждено вами как бэк ап… – постарался оправдаться Леня.

– Господин Легейдо сумел тогда нас убедить, – возразил настырный Жюль. – Но вы не предупредили нас о форс-мажоре с вашей основной актрисой перед съемками.

– Как? – Леня больше даже не делал попыток улыбаться. – Разве Кирилл не отправлял вам сообщение, что актриса…

– Было одно сообщение, но в непонятной формулировке, – заявил Джим. – Мы не придали ему значения.

– Мы разделяем ваше горе и скорбим с вами о кончине господина Легейдо, – припечатал Жюль, – но вынуждены сказать, что фирма Do не может оплатить этот ролик и продолжать сотрудничество.

– Что ж, это ваше право… – помолчав, ответил Леня. – Однако хочу напомнить вам о гарантийном письме, которое вы предоставили банку, давшему нам кредит в 300 тысяч евро на эти съемки.

– Леонид! – надменно сказал Джим. – Несмотря на трагическую кончину господина Легейдо, мы очень удивлены, что вы, как исполнительный директор, не знаете, что творится в вашем агентстве.

– На этапе подписания сметы господин Легейдо заверил нас, что гарантийное письмо не требуется, – поддержал его Жюль. – Мы не подписывали никакого письма…

– Если у вас есть сомнения, – снова Джим, – вы можете связаться с нашими юристами или обратиться в международный арбитраж.

На Леню было жалко смотреть. Обессиленный, он опустился на стул. Глаза его неподвижно уставились в пол. Прочие сотрудники «Гаррисон Райт» замерли, точно фотограф скомандовал им: «Сейчас вылетит птичка!» Вот только выражения их лиц вряд ли подходили для групповой фотографии…

Нанеся последний удар, французы поднялись с места. И вот тут-то, словно желая подсластить пилюлю, Жюль произнес единственное за все время общения с агентством более или менее русское слово:

– Дозвиданья!

Оба француза вышли из переговорной. Повисла недобрая тишина. И в этой тишине, необычно медленно, словно с трудом проталкиваясь сквозь ее плотность, Таня подошла к городскому телефону, сняла трубку, нажала две кнопки.

– Скажи всем, чтоб зашли в переговорную, – скомандовала в трубку креативный директор. – Да, сейчас. Да, все, кто сейчас в офисе.

Ведущие сотрудники агентства ждали. Турецкий в силах был прекратить происходящее, но ждал и он: во что выльется этот спектакль? В дверях появились несколько парней и девушек – человек семь. Не понимая, очевидно, зачем их вызвали, они нерешительно толпились у входа.

– Ребят, проходите, садитесь! – радушно замахала руками Таня. – Сейчас наш строгий и принципиальный исполнительный директор Леонид Савельев расскажет нам, как он разорил наше агентство…

Леня, продолжавший до сих пор так же убито сидеть на стуле, поднял голову. Действительно ли глаза у него были заплаканы, или это померещилось Турецкому вследствие плохой освещенности переговорной?

– Что? – простонал Савельев. – Таня, ты что говоришь?

– То, что знаю. – Таня рубила наотмашь, сплеча. – В чем уверена. Ты, Ленечка, создал себе якобы безупречное алиби… – Произнося это, Таня шагала с гордо поднятой головой взад-вперед перед экраном, на который до сих пор проецировалось лицо актрисы. По гневному лицу Тани пробегали свет и тень. – Ты всем вокруг говорил, что Кирилл подписывал сметы с французами без тебя. И так могло показаться со стороны, потому что общался с людьми всегда он, а тебя было как-то не видно…

– Таня… это что, и есть твои доказательства? – Леня будто бы не мог поверить своим ушам.

– Да! Еще ты говорил, что все финансовые документы по этой теме – в директории Кирилла, и вскрыть ее ты не можешь.

– Я и сейчас так говорю! – взвился исполнительный директор.

– Не смеши меня! Даже я вскрыла ее за пять минут. И увидела, что там нет ни гарантийного письма в банк, ни уведомления о замене актрисы.

– Ты? Но ты же говорила, что не знала пароля…

Но Таня, не слушая его жалкий лепет, гнула свою линию:

– А раз их там нет, значит, их там никогда и не было. И не по вине Кирилла, а по твоей вине.

– Таня! Все знают, что я всегда был против такого риска! Я всегда брал гарантийные письма…

– Тебя поманили хорошей должностью в крупном агентстве, – упрямо перебила его Таня. – И ты решил тут рискнуть напоследок, потому что наша судьба тебя уже мало волновала? А когда не получилось, договорился с кем надо и устроил падение самолета?

– Абсурд! – Когда Леонид это услышал, мужество как будто вернулось к нему, даже глаза мигом высохли. – Зачем бы мне было Кирилла убивать?

– Затем, чтобы сохранить твою безупречную деловую репутацию. – Таня, как видно, заранее все продумала. – Тебя в рекламе знают только по работе в агентстве Кирилла Легейдо «Гаррисон Райт». Аккуратной, точной, без финансовых рисков…

Леня молча посмотрел на Таню. Она с вызовом глядела ему в глаза.

– Будь Кирилл жив, вся Москва бы уже знала, что это ты нас разорил, – продолжала Таня. – Кто бы тебя взял после этого на самую ничтожную финансовую должность? Никто! Вот потому ты и убил Кирилла…

Арт-директор вскочил с места. Борода у него от возмущения растопырилась, точно банный веник:

– Танюх, ты че, охренела?

– А что? А вдруг она права? – поддержал Таню копирайтер.

– Да стопудняк это бред! – никак не мог успокоиться арт-директор. – Лень, девушка заболела, не обращай внимания…

Таня непроизвольно сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. Глаза ее светились в полутьме опасным блеском, точно у приготовившейся к нападению рыси.

– А может, ты с ним заодно? – бросила она в лицо арт-директору.

– Я? Ты мала еще рассуждать, с кем я и за что!

Все начали говорить одновременно, причем на повышенных тонах. Деловое совещание перерастало в безобразную ссору. Копирайтер замахнулся на исполнительного директора. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, Турецкий набрал в грудь побольше воздуха и рявкнул:

– Тихо! Всем оставаться на местах! Следователь Турецкий, по поручению генпрокуратуры!

Волшебное слово «генпрокуратура» оказало свое обычное действие: вмиг стало тихо.

– Мы занимаемся этим делом, – без крика, спокойно произнес Турецкий. – Прошу вас всех воздержаться от скороспелых обвинений. Дело расследуется. В нем появились новые обстоятельства. Я обещаю: скоро все станет ясно…