Текст книги "Экология права. На пути к правовой системе в гармонии с природой и обществом"

Закон сам по себе как общедоступное благо

Если мы хотим, чтобы закон стал частью решения наших проблем, то нам следует позаботиться о таком подходе к нему, в основе которого лежит экологическое проектирование. Нам необходим подход небольшого масштаба, устроенный по принципу «снизу вверх», эффективность которого проистекала бы из его повсеместного использования и из его согласованности с потребностями и взглядами сообществ в целом. Нам нужно начать рассматривать сам закон как общедоступное благо, для чего юридическая практика должна находиться в тесном контакте с сообществами и вместе с ними вести борьбу с экстрактивным правопорядком. Чтобы такая общественная юридическая практика была генеративной, она должна включать в себя практику взаимного обучения юристов и тех, кто пользуется общедоступными благами, для того чтобы помогать друг другу в выработке экоправового понимания. Это, в свою очередь, связано с непосредственной вовлеченностью участников сообществ в деятельность по подготовке материалов к судебным заседаниям и с таким обучением профессиональных юристов, когда они становятся юристами, защищающими права пользователей общедоступных благ. Такой союз обеспечит последних экономически достижимыми услугами высокого экоправового качества. В противостоянии «Нет – высокоскоростному поезду» («No-TAV»)[178]178
  TAV – аббревиатура итал. Treno ad Alta Velocità – высокоскоростной поезд. – Прим пер.


[Закрыть], ведущемся в долине Сузы, важной вехе в борьбе итальянцев за общедоступные блага, была создана такая юридическая группа, взаимодополняющая сообщества и профессиональных юристов.

Внедрение такого правового подхода требует в первую очередь осознания того, что в реальной правовой жизни законность не проистекает исключительно из политического процесса. Напротив, наиболее важный источник права – лаборатория реальных жизненных ситуаций. Ценности и потребности, разделяемые всеми членами сообщества и обслуживающие некоторую социальную активность, со временем оформляются в качестве традиций или обычаев, объединяющих сообщество. Иногда называемые социальными нормами, эти правила обладают такой легитимностью, возраст которой значительно выше, чем возраст современного государства.

Фактически такое обычное право всегда служило основанием для развития торгового права, начиная с Античности и Средних веков и до наших дней. Торговцы всегда вели свои дела в масштабах гораздо больших, чем те, что соответствовали границам юрисдикций политических властей. Торговцы из Карфагена могли бы вести торговые дела по всему Средиземноморью, конкурируя с римлянами; арабские купцы доплывали до самого Северного моря; голландским, португальским, венецианским кораблям всегда удавалось достичь самых отдаленных рынков. Все эти торговцы заключали между собой сделки в весьма произвольной форме: часто рукопожатия было достаточно для того, чтобы скрепить соглашение, поскольку в основе таких многократно совершаемых сделок лежала репутация торговца[179]179
  См.: Grossi (2006).


[Закрыть].

Со временем из таких рукопожатий выросла сложная система обычного торгового права, которая определила стандарты правильного поведения и которая в дальнейшем формировала еще более сложную систему транснационального коммерческого права, известную как lex mercatoria. Возможность вмешательства свыше, со стороны государств, которые год от года становились все сильнее и централизация которых год от года росла, в область деловых обычаев и самовыполняющихся законов всегда была чрезвычайно ограничена. Эта возможность ограничена даже сегодня, когда решения системы третейских судов признаются и приводятся в исполнение в большинстве правовых систем беспрекословно[180]180
  См.: Dezalay и Garth (1998).


[Закрыть]. Вне всякого сомнения, этот спонтанный правовой порядок признается в качестве легитимного и соблюдается экономическими субъектами даже тогда, когда они не принуждаются к этому государством. Другими словами, легитимность обусловлена децентрализацией, поиском консенсуса индивидами и группами во взаимодействии между собой. Примечательно, что торговое право возникает как самостоятельная и легитимная система благодаря тому, что купцы были юридически грамотны в том, что касалось их сферы деятельности, так что через свои гильдии они могли очень хорошо формулировать свои законы и самостоятельно следить за их исполнением. Например, банкротство возникло и получило свое имя от обычая разбивать прилавок (banco), за которым неплатежеспособный купец занимался продажей товара на рынке, что символизировало невозможность совершения торговых операций в дальнейшем.

Сходным образом для экоправа (ecolaw) существенным оказывается непосредственное участие людей в жизни сообщества; этого можно добиться, применяя относительно простые институциональные инструменты, как, например, народные суды присяжных, собирающиеся для контроля за инвестиционными решениями, за социальной и экологической стоимостью производства или для того, чтобы выступать в защиту будущих поколений и планеты в целом. Демократический надзор за экономикой возможен, интересен, весел и давно назрел. Такой надзор, руководствуясь парными ценностями экологической устойчивости и социальной справедливости, стал бы контролировать то, что производится, с помощью каких средств и для кого. Эти изменения экономики окажутся довольно реалистичными, как только люди смогут переделать себя из потребителей в граждан. Мы могли бы сказать, что такая модель управления экономикой основывается на принципе «верховенства права, принадлежащего всем» – это система, обеспечивающая эффективный контроль за экономическим поведением отдельных людей в целях обеспечения сохранности экологии и социальной справедливости[181]181
  См.: Mattei и Nader (2008).


[Закрыть]. Экоправо как раз и является такой правовой системой, способной интерпретировать законы, регулирующие отношения между людьми, как часть новых законов, действующих в интересах природы и в интересах живого, не принадлежащего человеческому роду.

Совместное пользование общедоступными благами и новый экоправовой порядок

На протяжении всей книги мы неоднократно подчеркивали, что общедоступные блага должны стать организующим принципом нового экоправового порядка, точно так же, как экологическое сообщество служит структурным элементом природы. Совместное пользование общедоступными благами, означающее участие людей, как единого сообщества, в их содержании, создает то коллективное знание, которое необходимо нам для решения сегодняшних системных проблем. Производство такого коллективного знания оказывается не под силу ни одной иерархической структуре, основанной на концентрации власти и изоляции. Возьмем, к примеру, «Википедию». Никакая другая энциклопедия не может аккумулировать в себе такое количество коллективных знаний и опыта. Вместе люди умнее, чем каждый из них по отдельности, вне зависимости от того, насколько умен и информирован каждый человек по отдельности. К несчастью, доминирующая сегодня структура власти существенно затрудняет осознание тех богатств, что таят в себе общедоступные блага. Вот почему сегодня чрезвычайно существенным оказывается критическое мировоззрение, которое проистекает из реальной практики совместного пользования общедоступными благами знаний и опыта, существующей по ту сторону господствующих теперь средств массовой коммуникации.

СМИ, стоящие на службе у капитализма, попросту избегают рассказов об успехах некапиталистических альтернатив. Эта довольно примитивная стратегия замалчивания тем не менее чрезвычайно эффективна, так как результатом ее применения становится то, что граждане чувствуют себя слишком слабыми, чтобы что-то менять. И хотя сегодня человеческая цивилизация в целом, из-за постоянного пренебрежения экологическими принципами, стоит на пороге катастрофы, капитализм заранее обзавелся свитой экспертов и ученых, которые внедряют в сознание людей концепции, превращающие их из политического субъекта, каковым они все вместе являются, в толпу одиноких потребителей, где каждый в отдельности слишком занят и слишком напуган, чтобы оказать сопротивление[182]182
  См.: Klein (2014).


[Закрыть]. И хотя многие указывают на то, что замедление темпов глобального экономического роста – это путь к решению проблемы, их голоса не достигают сферы преобладающего в СМИ дискурса. Как следствие, возможные перспективные решения проблемы не поддерживаются официальным политическим процессом и им не представлены. Вместо этого и СМИ, находящиеся в руках корпораций, и правительство работают на опережение, препятствуя осознанию опасности. Способность капитализма устранять все разногласия и всегда возвращаться к недальновидной коммерческой деятельности просто удивительна. Право собственности и верховная власть, поощряющие единоличную концентрацию богатства и власти, защищают свой способ существования до последнего[183]183
  См.: Debord (2014); Дебор (2000).


[Закрыть].

Сообщество существует там, где люди могут осознать такое положение дел и где может быть организовано сопротивление и самозащита. Некоторые люди, в особенности в США, боятся сообщества и коммунитаризма, так как в них им видится угроза их свободе и даже опасность репрессивного государственного коммунистического режима. Однако сделать общедоступные блага центром экоправа для того, чтобы установить гармоничные отношения между ними, с одной стороны, и сообществами и природой – с другой, не означает возврата к закрытому средневековому коммунитаризму или к разновидности тоталитарного коммунистического режима, каким его обычно изображают американские СМИ. Эти страхи, как ни странно, редко показываются на поверхности корпоративного капитализма, который сам прячется за манией свободного индивидуального выбора[184]184
  См.: Grande (2015).


[Закрыть]. Усиление общинных (communal) связей существенно для развития политической организации, способной к восстановлению качества человеческих отношений – сети коллективных целей, где общая ответственность и взаимодействие всех со всеми преобладают над индивидуализмом и жестокими корыстными интересами.

Действительно, те, кто пользуется общедоступными благами, контролируют друг друга, ограничивая эксплуатацию. Но сообщество при этом является единственным условием, когда люди доверяют друг другу, когда они делятся своими мнениями и знанием между собой и разрабатывают стратегии сопротивления агрессивному поведению капиталистических институтов – как государственных, так и частных.

Экологические сообщества, служащие моделями для экоправа, никогда не бывают закрытыми. Они зависят от энергии и питательных элементов окружающей среды, а также и от периодических нарушений сложившегося положения дел, что дает толчок их эволюции. Аналогично, различные виды сообществ, которые составляют люди, укрепляют друг друга за счет формирования сетей взаимоотношений с теми сообществами, которые разделяют с ними одну и ту же цель жизни[185]185
  См.: Bauman (2001).


[Закрыть]. Сообщество может быть щедрым и гостеприимным. Оно также может быть эгоистичным, закрытым и нетерпимым. То же можно сказать и о людях; корпорации, между тем, устроены так, чтобы проявлять исключительно эгоизм и ограниченность[186]186
  Чрезвычайно любопытная аналогия между корпорацией и социопатом предлагается в документальном фильме «Корпорация», снятом по книге Balkan (2003).


[Закрыть]. Институты экоправа должны приложить все силы для того, чтобы сообщества, так же как и люди, развивали в себе щедрость и гостеприимство, а не эгоизм и нетерпимость. Сообщество, действующее в центре экоправа, не отделяет природное от социального, так как ему известно об искусственном разделении природы и культуры и о столь же искусственном разделении права, политики и экономики. Подобно этому, новый экоправовой порядок должен способствовать повторному возникновению коллективной силы, которая бы использовала право как коллективный инструмент политических преобразований. Такое принятие решений с широким участием как в политике, так и экономике – решающий аспект, указывающий на необходимость расположить правовую систему не в центре индивидуального физического или юридического лица, а в центре «целого», состоящего из сообществ, сетей, качественных измерений отношений, которому обеспечен непосредственный доступ к знанию, закону и ресурсам.

Хорошим примером построения такой экономической демократии, к которому один из авторов этой книги (Маттеи) имеет непосредственное отношение, служит передача водопроводной системы Неаполя, принадлежащей корпорации, в руки свежесозданного институционального образования Acqua Bene Comune («Вода как общее благо»). Цель такой передачи заключалась в том, чтобы водопроводной системой Неаполя владели и управляли люди и рабочие в интересах всего общества и интересах будущих поколений. Опыт такой передачи был следствием продолжительной борьбы по защите общественной воды от грозившей ей в Италии приватизации, включавшей в себя национальный референдум, когда 27 млн итальянцев проголосовали за то, чтобы признать воду общедоступным благом[187]187
  См.: Bailey и Mattei (2013).


[Закрыть].

При схожих обстоятельствах возник еще один институт – как реакция на противоречащие здравому смыслу действия, начало которым было положено соглашением двух международных компаний, Veolia и Suez, разделивших парижский рынок поставщиков водопроводной воды на две части: одна занималась обслуживанием rive gauche (левого берега) Сены, другая – rive droite (правого берега). Победивший на выборах мэра города кандидат, выступавший за то, чтобы признать воду общедоступным благом, не только заново заставил обратить внимание общества на городскую сеть водоснабжения, но и разработал передовую систему управления, основанную на участии всех заинтересованных сторон в новообразованной компании Eau de Paris («Вода Парижа»).

Если выделить главное, то оба этих института исходят из предположения, что целью работы сети водоснабжения должно быть не получение прибыли, а служба обществу и выполнение обязательств перед будущими поколениями. Eau de Paris и Acqua Bene Comune Napoli преследуют одну и ту же цель, записанную в их уставах, достижение которой жизненно важно для общества и экологии. Их советы директоров ограничены в своих действиях этой целью, а любые шаги, преследующие получение прибыли, запрещены. В управлении этими институтами гарантировано участие общества. В рамках традиционной логики корпораций успех деятельности компании измеряется количественным способом, как размер прибыли на рынке. В мире общедоступных благ рынок не может служить мерой успешности компании, потому как здесь логика успеха, согласная с экоправом, основывается не на количественных, а на качественных показателях. Критерием оценки успешности выступает не рынок, а участие в управлении всех заинтересованных сторон. Коллективная ответственность наделяет легитимностью коллективные контролирующие действия в отношении как государственной, так и частной экономической деятельности. Контроль, осуществляемый таким образом, является качественным и основывается на прагматичном стремлении коллектива, куда входят рабочие, простые потребители, экологические активисты и некоторые из выбранных членов городского совета, понимать и осуществлять руководство компаниями в соответствии с их уставами. Традиционная корпоративная форма организации компании, все равно частной или государственной, устроена так, чтобы можно было продавать максимальное количество воды, поскольку в условиях любого монополистического товарного рынка прибыль растет вместе с количеством проданного. Напротив, если вода рассматривается как общедоступное благо, то основная задача в таком случае сводится к тому, чтобы сэкономить ее как можно больше, средством к чему служит повсеместное распространение экограмотности и ограничение всех видов ненужных трат. Рынок неприспособлен для того, чтобы следить за экономией воды и снижением ее продаж – за целями, достижение которых является жизненно важным для общества.

Нам все еще предстоит пройти долгий путь, если мы хотим создать соответствующие юридические структуры, чтобы управлять водой, транспортом, удалением отходов и другими видами общественной деятельности как общедоступными благами, однако примеры Неаполя и Парижа показывают, что попытки организации таких структур, хотя и являются сложными, все же, несмотря на это, могут быть успешными.

Этика сообщества

Поставить общедоступные блага в центр правового поля означает затронуть наши экстрактивные свободы, которые, как мы видели, основываются сегодня на неограниченных правах собственности и на принципе верховенства права. Тем не менее, учитывая то, что сегодня экологическая обстановка постоянно ухудшается, правильно будет уяснить границы, в рамках которых следует эти свободы защищать. Неправильно то, что правами тех, кого еще нет на свете, правами тех, кто стал заложником изменения климата, жертвуют во имя неограниченной добычи и эксплуатации.

Те, кому экологические соображения, призывающие отказаться от эгоистического поведения и риторики, кажутся неубедительными, возможно, изменят свое мнение под воздействием принципиальных соображений этического характера. С такой переменой часто приходится сталкиваться, например, в дискуссиях об употреблении в пищу мяса. Употребление мяса всегда было чем-то исключительным, тем, к чему прибегали в особенных обстоятельствах и что во многих культурах имело некоторое сакральное значение[188]188
  См.: Shurtlef и Aoyagi (2014).


[Закрыть]. Во многих культурах и религиях также существуют правовые нормы, касающиеся употребления мяса и накладывающие запрет на его чрезмерное потребление. Все больше и больше людей понимают, что употребление больших объемов мяса экологически разрушительно, так как интенсивное разведение животных оказывает широкомасштабные последствия на экологию, общество и здоровье на всем протяжении пищевой цепочки.

Тем не менее сегодня, вовсе не заботясь о сокращении потребления мяса, капитализм превратил употребление мясных продуктов, как это произошло ранее с культурными и другими существенными сторонами жизни человека, в товар, доход от торговли которым получают корпорации. Закон о свободе предпринимательства превратил людей в безжалостных истребителей разумных животных[189]189
  См.: Russi (2013).


[Закрыть]. Некоторые становятся вегетарианцами, руководствуясь этическими соображениями, связанными с мыслью о том, что наделенные чувствами и разумом живые существа выращиваются в ужасных условиях и подвергаются неслыханным страданиям только для того, чтобы удовлетворить нашу свободу выбора того, чем питаться. Другие решают отказаться от употребления продуктов животного происхождения из экологических соображений, так как производство мяса, в особенности говядины, требует больших затрат природных ресурсов, в первую очередь воды и верхнего плодородного слоя почвы, и, кроме того, связано с выделением значительного объема метана – мощного парникового газа.

Большинство людей, однако, будучи оторванными от природы, относятся к мясу просто как к еще одному фасованному пищевому продукту и абсолютно не задумываются об этой разрушительной привычке. Но так ли уж немыслима попытка снизить показатель потребления мяса на душу населения, прибегая для этого к тем же самым мерам, которые используются в борьбе с сигаретами и алкоголем, то есть к наглядному изображению причиняемых такими привычками страданий?

Таким образом, обращение к этике может серьезно поспособствовать тому, что люди начнут заботиться об общедоступных благах, так же как использование этических доводов в некоторых обществах с успехом заменяет необходимость принуждения людей к определенным действиям посредством официально принятого закона, так как люди готовы совершать эти действия на основе самопринуждения.

Этическое поведение всегда означает приемлемое в нашем обществе поведение. Следствием причастности к семье, профессиональному сообществу, нации или культурной традиции всегда выступает система того, что можно и нельзя делать. Экограмотность говорит нам о том, что все мы принадлежим oikos, «домохозяйству Земля» (oikos – греческий корень слова «экология»), и это означает, что вести мы себя должны соответствующим образом.

Этическое поведение в «домохозяйстве Земля» означает поведение, которое соблюдает базовые экологические принципы и тем самым поддерживает сеть жизни. Совместное пользование общедоступными благами в рамках этического сообщества – это выбор, совместное индивидуальное решение, вытекающее из осознания того, что либо мы придерживаемся стиля жизни, совместимого с экологией, либо мы живем за счет других, тех (это стоит повторить еще раз), кто живет сейчас, кто еще не родился, и тех, кто относится к другим видам.

Глава 10
Экоправовая революция

Научная революция ввела понятие природы как машины и понятие разума человека как того, что превосходит природу. Последовавшая за ней промышленная революция произвела колоссальный «прогресс» в том, что касалось технического развития, эффективности производства и институциональных преобразований, превративших часть общедоступных благ в концентрированный капитал, что было необходимо обществу для того, чтобы преодолеть суровость натурального уклада жизни. Концентрированный капитал означал развитие промышленности, наук и искусств, повышение качества медицины и, следовательно, более здоровые условия жизни для многих людей.

Вместе с тем концентрация капитала также требовала превращения земли в «товар». Для достижения этой цели землевладельцы объединялись с институтами власти, чтобы подавить сопротивление людей – тех, кто жил общинами, занимаясь натуральным сельским хозяйством с незначительным разделением труда. Традиционные для этих людей процессы производства были заменены современным капиталистическим производством продуктов питания и промышленных товаров. В этой борьбе земельная аристократия получила поддержку в виде теории неограниченных прав собственности, основанной на идеологии свободы, понятиях прогресса и производительного труда, разработанных Джоном Локком, а также – в виде теории неограниченного государственного суверенитета, предложенной Томасом Гоббсом[190]190
  См.: Macpherson (1962).


[Закрыть].

Обратная сторона «прогресса»

Сегодняшний доминирующий правовой порядок обслуживает потребности накопления капитала. Для этого он постепенно отделился от политики и экономики – тех областей, где право может служить потребностям людей. В области политики, в связи с постепенным распространением избирательного права, современный правовой порядок принял форму либерального конституционализма, который правит миром сегодня. В области экономики современный правовой порядок принял форму рыночного капитализма (laisser faire), ограничить который может только государство. Как мы уже говорили в главе 6, современная западная концепция социальных институтов искусственно отделяет людей друг от друга и от их экосистем. Две простые теории – собственности (Локк) и государственного суверенитета (Гоббс) – с идеологической точки зрения кажутся противоречащими одна другой, но в действительности они совместимы по своему содержанию (обе говорят о концентрации и индивидуализации власти и изоляции) и целям (превращение общедоступных благ в капитал).

Сделка, заключенная между этими теориями, привела к постепенному разрушению общинных институтов, когда-то предоставлявших основание для удовлетворения репродуктивных потребностей природы и когда-то бывших в согласии с ними. До сих пор нарратив, связанный с ростом, инновациями, модернизацией и усовершенствованием, убеждал даже тех, кто был в проигрыше от этих общественных процессов, что единственной мерой богатства выступают деньги, меновая стоимость и накопление, а любые немонетарные, человеческие ценности не так важны. Людей убедили в пользе упорного труда, в пользе продажи времени за заработную плату для того, чтобы принимать участие в накоплении и потреблении. С этой точки зрения, например, домашняя работа, такая как уход за детьми или людьми пожилого возраста, приготовление еды, пошив одежды или строительство жилья, не считается собственно производством, не способствует приращению богатства и не повышает ВВП, так как осуществляется за рамками рыночного обмена. Аналогично, единственным признанным средством удовлетворения желаний выступает приобретение товаров и услуг на рынке.

Начиная со времен движения огораживания, неустанная пропаганда, воспевающая успехи научно-технической революции, вынудила сельских жителей (которые изображались оскорбительным для них способом) свыкнуться с мыслью о том, что их жизненный уклад примитивен и груб, ему не хватает культуры и он уступает жизни в городе. Но для большинства городского населения жизнь, в конечном итоге, складывается из долгих часов на вредных для здоровья фабриках, передвижениях, приводящих к стрессу, или из низкооплачиваемой работы, без страховых пособий и гарантий социальной защиты. Большинство сельских жителей убеждены в том, что у них нет никакой культуры, несмотря на то, что они остаются единственными в обществе, кто еще способен на такую важнейшую вещь, как воспроизводство продовольствия экологически устойчивым способом, использующим очень старое и сложно устроенное коллективное знание, подобное искусству.

Результатом такой идеологии служит то, что сегодня это древнее коллективное знание постепенно погибает; оно замещается промышленным производством, и, таким образом, сами средства людей к существованию переходят в аутсорсинг к небольшому числу глобальных корпораций. Повышенное использование технологий в сельском хозяйстве обернулось тем, что на производство продовольствия стало тратиться большое количество воды и нефтепродуктов; в сельский образ жизни был внедрен промышленный тип производства (все более и более независящий от экологических циклов), а люди стали убеждаться в том, что знание, как и технология, носит кумулятивный характер. Мы склонны верить тому, что в настоящем мы всегда знаем больше, чем мы знали в прошлом (что наше знание подобно поколениям мобильных устройств, где каждое последующее поколение – шаг вперед по сравнению с предыдущими), хотя в действительности мы постоянно теряем значительные объемы локального знания о природных процессах. Сегодня многие фермеры только и знают, как преобразовывать нефтепродукты в продовольствие, производимое промышленным способом, с использованием химикатов, ГМО и тяжелой техники. Очень немногие знакомы с местной флорой, знают о лекарственных или каких-то других полезных свойствах растений, о способах скрещивания семян или о том, как использовать местные особенности природных экосистем для того, чтобы ограничить действие пестицидов.

В современных западных обществах такая идеологическая конструкция (ставшая самоисполняющимся пророчеством) по-прежнему надежно защищена от критики. Например, в 1950-х и 1960-х годах многие итальянские девушки не стали бы выходить замуж за того, кто не стремился к тому, чтобы работать на предприятиях, расположенных в северных районах страны. Другие стыдились того, что им приходится самим делать макароны (pasta), так как считали это занятием бедняков и предпочитали покупать уже готовые макаронные изделия в магазинах. Широкомасштабный План Маршалла – проекты финансовой поддержки энергетической и других отраслей промышленности, уничтожившие живописные побережья стран Южного Средиземноморья, горячо приветствовались массами (множеством), жаждавшими рабочих мест в промышленности и экономического прогресса. По телевизору передавали, как огромные тракторы с корнем выдирают старые оливковые деревья, олицетворяя тем самым могущество прогресса; зловоние, исходящее от загрязнения окружающей среды, вызванного деятельностью человека, выдавалось за «дух современности», а весь предшествующий жизненный уклад – за «устаревшую экономику оливковых рощ»[191]191
  Об этом см. замечательный документальный фильм, в основу которого легли архивные материалы, «La zuppa del demonio» («Суп дьявола») (2014), реж. Давиде Феррарио (Davide Ferrario).


[Закрыть].

В Италии живописные горные деревни с их вековыми каменными и деревянными домами, с их хитроумно устроенными системами водоснабжения, которые коллективно строились и содержались, были покинуты жителями, отправившимися на поиски работы на промышленных предприятиях. Сегодня уже никто не обращается к услугам сапожника. Действия корпораций приводят к нарастанию концентрации собственности олигополий в снабжении питьевой водой, топливом, семенами и другими товарами первой необходимости. Немногие знают, как возвести даже самую простую постройку, например сарай; большинство из нас имели бы ужасающий внешний вид, если бы одевались в одежду собственного изготовления. Отовсюду слышны речи о том, что «рынок» освободил нас от подобных забот, создав условия для эффективного разделения труда. Однако для того, чтобы согласиться пользоваться товарами и услугами, предлагаемыми на рынке, нужно иметь достаточно средств. Индивид, который вынужден покупать товары и услуги на рынке, в действительности менее свободен, если у рынка нет альтернативы. Посмотрим на человека с низким уровнем дохода, который живет в городе США, где очень сложно купить свежие овощи и где государственный детский сад обходится чрезвычайно дорого. В такой ситуации предположительная внерыночная стоимость самостоятельного производства продовольствия и одежды, ухода за ребенком будет выше, чем если бы такой человек стал покупать продовольствие и одежду в Walmart. Как общество с высоким уровнем урбанизации, мы зависимы от рыночных механизмов, предлагающих только дешевые гамбургеры «Макдоналдса», субсидируемые за счет окружающей среды и здоровья людей.

Обратная сторона наших попыток господствовать над природой и эксплуатировать ее теперь стала слишком очевидной. Гармоничные образы древней и средневековой архитектуры, красота и неповторимость изделий ручной работы, все, что основывалось на знании, передаваемом из поколения в поколение, теперь заменено выполненными из пластмассы и произведенными промышленным способом артефактами, приносящими окружающей среде вред. Как долго будет служить шкаф, купленный в IKEA, по сравнению со шкафом, сделанным ремесленником? Действительно ли это дешевле, если принять во внимание срок службы, предполагаемую степень эксплуатации природных и человеческих ресурсов, включая тех мастеров-ремесленников, кто из-за промышленного способа производства потерял свое дело? На самом деле – нет, ни с точки зрения общества в целом, ни с точки зрения отдельного потребителя. Однако 99 % населения развитых стран не по карману качественные товары, а 1 % свободно выбирает извлечение большей прибыли из производства вредных для окружающей среды товаров с коротким сроком службы.

Большинство ремесленных навыков, как и навыков обработки земли, были утеряны вследствие сознательных попыток поставить людей в зависимость от крупного промышленного производства. Расширяющийся разрушительный цикл состоит в том, что такому производству, в свою очередь, необходима громадная концентрация капитала, которая требует присвоения все большего объема общедоступных благ.

Превращение территории из места для жизни и выстраивания взаимоотношений с людьми и природой в территорию, подлежащую продаже и разработке, дало нам мертвый монокультурный пейзаж, состоящий из автозаправочных станций и торговых центров. Более того, такое институциональное устройство и поддерживающая его идеология стали казаться чем-то вроде «здравого смысла». Кто из нас способен сегодня вообразить себе какую-то иную экономику или иной социальный порядок? За очень короткий период генеративные институты, основанные на длительных коллективных отношениях, были устранены из официального правового поля и перестали быть предметом публичного обсуждения.