Текст книги "Экология права. На пути к правовой системе в гармонии с природой и обществом"

Огораживание и узаконенное разрушение Общедоступности благ

Похожие явления происходят в период возникновения традиции общего права в средневековой Англии[53]53
  См.: Buckland (1936).


[Закрыть]. Процесс развития права, протекавший в академической среде на Европейском континенте, Англии не коснулся. Здесь, начиная примерно со времени Нормандского завоевания (1066), общее право королевства создавалось решениями рано централизованных королевских судов Лондонского Вестминстер-холла. В этот период формируется традиция общего права, которое создается как система правил, употреблявшихся для решения конфликтов между собственниками, возникавших в среде джентри – нетитулованного мелкопоместного дворянства. Великая хартия вольностей 1215 года оспаривала домыслы о том, что вся земля будто бы принадлежит королю, и защищала права владельцев земельной собственности (в данном случае права крупных феодалов – баронов).

Герцоги Нормандии – короли Англии – вместе с владельцами феодов, которым они жаловали права владения, упрочивали свою власть путем непрекращающихся попыток захвата общинных владений, иногда соперничая при этом друг с другом и довольно редко получая отпор от противостоящих таким захватам общин. Если Великой хартией вольностей учреждалась защита прав баронов на частную собственность от посягательств со стороны короля, то менее известной Лесной хартией 1217 года обеспечивалась защита права рядовых граждан на совместное использование лесов от посягательств теперь уже и короля и баронов[54]54
  См. искусную реконструкцию этого документа у Linebaugh (2008).


[Закрыть]. Несмотря на то что Лесная хартия впоследствии была погребена под тысячами страниц юридических комментариев, посвященных исключительно защите частной собственности, она явилась первой, хотя и неудавшейся, попыткой обеспечить сельским жителям равный доступ к природе и ее дарам (воде, пище, топливу, крову) и защитить их право на этот доступ от централизованного экстрактивного права, находящегося в частных руках (у баронов) или сосредоточенного в руках государства (у короля). В течение последующих столетий частное огораживание многочисленных общинных земель Англии, подтвержденное соответствующими полномочиями и обеспеченное гарантиями наказания в случае нарушения установленных прав владения, сделалось самым известным примером превращения общих благ в частную собственность.

Рассуждая о ресурсах, важно помнить, что те из них, которые являются необходимыми для удовлетворения потребностей человека, не создаются для этого специально, а добываются, то есть отбираются у природы. Люди не могут произвести даже такой простой ресурс, как воду, а при ее отсутствии – и ни один из видов продовольствия. Контроль над ресурсами и их накопление с целью использования в будущем были и остаются основной причиной политической напряженности и важнейшей движущей силой в развитии общественных институтов.

Преобразования, послужившие причиной начала эпохи модерна на Западе, требовали извлечения, накопления и концентрации огромного количества человеческих и природных ресурсов, позднее включенных в понятие «капитал»[55]55
  См.: Marx ([1867] 1992), Маркс (1962).


[Закрыть]. В течение XVI и XVII веков новшества в области права, сообразные с духом времени, преследовали цель развить экономику стран и усилить их влияние до такой степени, какая была необходима для того, чтобы превратить их в независимые империалистические государства, имеющие достаточно возможностей для того, чтобы освоить недавно открытые земли далеко за своими пределами. Так, например, для того, чтобы обеспечить растущую текстильную промышленность Англии шерстью, нужны были обширные пастбища для выпаса овец; это привело к необходимости оградить землю, ранее находящуюся в общем пользовании и открытую для доступа по традиционным нормам средневекового общего права.

Не подлежит сомнению то, что ущемление прав крестьян на доступ к земле не было исключительно английским нововведением и не ограничивалось территорией Англии. Как мы уже убедились, то же самое поведение было свойственно власть имущим в Римской империи. При этом интенсивность, с которой протекал процесс превращения общинных владений в частную собственность, начавшийся в конце XV века и завершившийся к началу XIX века, является беспрецедентной. Также невозможно найти аналог и сложному процессу изменения права, запущенному для того, чтобы покрыть уничтожение традиционных прав, таких как право на сбор колосьев, на собирание хвороста и другого лесного материала, на доступ к рекам, озерам и т. д.

Ученые расходятся во взглядах на причины, последствия и отношения носителей власти к огораживанию земель в Англии. Представители династии Тюдоров, опасаясь крестьянских волнений, противились огораживанию и приняли сдерживающие этот процесс законы, выказывая тем самым пренебрежение к интересам джентри, имевшим свое представительство в парламенте. И все же после свержения в 1688 году (известного как Славная революция) Якова II Стюарта парламентские акты (известные как парламентское огораживание) ускорили передачу земель в частную собственность и присваивание таким землям соответствующего статуса. Бунты, вызванные огораживанием, наиболее знаменитый из которых – Мидлендский бунт 1607 года, жестоко подавлялись и были нечастыми. Об улучшении качества земель, о научном ведении сельского хозяйства начинают вести речь в XVIII веке – в ходе обсуждения целесообразности огораживаний – с агрономами, юристами, экономистами, инженерами. Даже философ Джон Локк хлопочет о том, чтобы превратить безжалостный классовый грабеж бедняков в рассказ о прогрессе и эффективности[56]56
  См.: Linebaugh (2008).


[Закрыть]. К началу XIX века всем доступные общинные земли, управляемые в соответствии с древними традициями, оставались только в отдаленных горных районах страны.

В некотором смысле те, кто выступал в поддержку повсеместного огораживания, были правы: осуществлявшееся благодаря поддержке парламента, оно сыграло важную роль в возникновении и развитии текстильного производства, что в значительной степени позволяет объяснить ту роль колыбели промышленной революции, которую пришлось сыграть Англии. Централизованная политическая система, впервые заработавшая именно в Англии и имевшая своим источником «научное» разделение между государственным суверенитетом и частной собственностью, создала идеальные условия для того, чтобы капитализм укрепил свою власть и идеологию. Последовавшая за этим концентрация капитала, которой еще не знала история, в совокупности с достижениями в области науки обеспечивала поразительное развитие технологии, которым сопровождалось начало XVIII века[57]57
  См.: Tigar (2005).


[Закрыть].

За такой успех пришлось заплатить большую цену. Большинство крестьян, из тех, кто вел натуральное сельское хозяйство и кому раньше был открыт доступ к общинным владениям, были лишены этого права и вместе с тем лишились возможности быть задействованными в стремительно совершенствующемся сельскохозяйственном производстве. И хотя многие из них требовались для работы на возникавших в то время централизованных мануфактурах, крестьяне сопротивлялись переселению, урбанизации и фабричной жизни. Так, бедняки, не имеющие постоянного места жительства, стали социальной проблемой в Англии XVI–XVIII веков.

Никто не описал последствий огораживания лучше, чем Томас Мор, сам чрезвычайно опытный юрист и председатель первых «судов справедливости». В «Утопии», своем самом известном сочинении, Мор дает яркое описание того, как начиналось огораживание:

Ваши овцы <…> обычно такие кроткие <…> теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города. Именно, во всех тех частях королевства, где добывается более тонкая и потому более драгоценная шерсть, знатные аристократы и даже некоторые аббаты, люди святые, не довольствуются ежегодными доходами и процентами <…> в своих имениях они не оставляют ничего для пашни, отводят все под пастбища <…> Эти милые люди обращают в пустыню все поселения и каждую пядь возделанной земли <…> он [знатный аристократ] выбрасывает вон арендаторов, лишает их – или опутанных обманом, или подавленных насилием – даже их собственного достояния или, замучив обидами, вынуждает к продаже его[58]58
  More ([1523] 2010), 10–11, Мор (1978).


[Закрыть].

Несмотря на то, что движению огораживания содействовало издание обширной литературы, посвященной «новшествам в сельском хозяйстве», оно понималось в большей степени как принципиальное, хотя и неустойчивое совпадение интересов Короны (защищаемых лордом-канцлером Фрэнсисом Бэконом) с интересами земельной аристократии (позицию которой отстаивал главный судья Англии и Уэльса Эдвард Кок [1552–1634]), отменяющее все обязательства, которые гарантировала ранее Лесная хартия.

Сделка между государством и собственностью

Последовавший за Славной революцией Акт о престолонаследии (1701) не только утверждал порядок преемственности верховной власти в Англии и Ирландии, но и, что очень важно, устанавливал принцип верховенства права в качестве научной истины. Срок пребывания в должности судьи в судах общего права определялся министерством исходя из примерного поведения кандидата. Это позволяло судьям отстаивать права частных собственников перед посягательствами на них со стороны государства, возможности которого отныне не распространялись за пределы «справедливого судебного разбирательства»: верховной власти приходилось считаться и с общим правом, и с толкованием судами законодательных актов парламента[59]59
  См.: Baker (2002).


[Закрыть]. С этого времени профессионально подготовленные юристы начинают принимать решения о соответствии судебной практики надлежащей правовой процедуре, устанавливая и провозглашая право страны с помощью научного метода, которому учил Бэкон. Судьи, подчиняющиеся закону (который они же и утверждали), теперь разрешали споры о привилегиях между парламентом (представляющим частную собственность) и Короной (представляющей государство).

Акт о престолонаследии в то же время не считался с интересами простого народа (commons) и политическими силами, их представлявшими. Он не допускал никакого серьезного правового исследования процессов огораживания, основываясь на том, что люди незнатного происхождения и крестьяне, не имевшие представительства в парламенте, не обладали также и доступом к судебной системе. По большому счету, суды общего права не были достаточно подготовлены к тому, чтобы защищать коллективные интересы, в особенности коллективные интересы беднейших слоев населения. Эта ситуация сохраняется и сегодня. Таким образом, соглашение парламента и Короны, которое и привело к возникновению принципа, известного как принцип верховенства права, не только лишало большую часть крестьян права владения, но и предоставляло властям в распоряжение всевозможные средства, предусмотренные законом (часто чрезвычайно жестокие и основанные на нелепых домыслах) и способствующие принуждению лишенных собственности людей к работе на обслуживании новых механизмов концентрации собственности – работе в обрабатывающей промышленности[60]60
  См.: Foucault (1975), Фуко (1999).


[Закрыть].

Так принцип верховенства права вытеснил общедоступные ресурсы из области прав собственности, которые охраняются законом. В самом деле, немалое количество коллективных прав, из тех, что признавались средневековой феодальной системой землевладения, и были описаны и использованы Э. Коком, бесследно исчезло после воцарения неограниченного современного права собственности, пропагандируемого Бэконом и Локком. Чрезвычайно сильная и эффективная господствующая пропагандистская позиция, называющая изменения, которые принесла с собой эпоха модерна, усовершенствованием жизни, затрудняет вынесение беспристрастного исторического суждения о средневековом праве[61]61
  Объемный и исполненный с большим искусством труд историка права Паоло Гросси дает справедливую оценку сложившемуся положению дел. См.: Grossi (2010).


[Закрыть]. В общем и целом огораживание не только разделило земли, но и оторвало людей от Вселенной (kosmos), а существовавшие до этого цельные сообщества разбило на отдельные части. Люди, которые когда-то были членами сообществ, теперь в недружелюбной городской среде, как правило, были предоставлены сами себе. Этот важнейший поворот в жизни людей заменил жизненный уклад (безусловно, очень тяжелый), в котором крестьяне были частью своего экологического сообщества, жизненным укладом (возможно, еще более тяжелым), основанным на обмене труда на заработную плату.

Превращение крестьян в промышленных рабочих предполагало гораздо большее, чем простое втягивание традиционно эксплуатируемого класса в новую отрасль. Жизнь крестьян, поддерживаемая гарантированными им общими ресурсами, была сложной, но лишенной отчуждения. Крестьяне работали тогда, когда им позволяла погода, и обычно проводили много времени, взаимодействуя друг с другом, занимаясь совместным строительством, добычей и приготовлением пищи. Темное или холодное время, когда не было возможности трудиться на улице, крестьяне проводили вместе в своих домах, занимаясь различными ремеслами. Несмотря на притеснения, оказывавшие влияние на условия жизни крестьян при средневековом феодализме, люди, в условиях экономики деревни, проживали жизнь, неразрывно связанную с трудом, а потому она не казалась монотонной. В общем, жизнь среднего человека того времени, крестьянина, хотя, разумеется, и недостаточно длинная (но не короче, чем жизни тех, кто населял города), по своему характеру основывалась на качественных параметрах и человеческих отношениях, она не измерялась в единицах времени, которые подлежат продаже на рынке.

Жизнь таких взаимозависимых, основанных на общинном существовании сообществ плохо поддавалась управлению, упорядочиванию и совершенствованию со стороны власти, которая бы сама не имела к такой жизни непосредственного отношения. Общинное право распространялось и на взаимные обязательства, которые брали на себя члены общины, с одной стороны, и община – с другой, и на длительные отношения между сторонами этих обязательств. Это была местная система, лишенная официальных судов и каких бы то ни было различий между религиозной, политической и судебной властью. Средневековое народное право (folk law), которое разрешало доступ к общинным владениям и регулировало их использование, было таким общественным институтом, решения которого часто оспаривались, но в рамках которого всегда можно было достигнуть соглашения путем переговоров. Оно каждый раз приспосабливалось к конкретным условиям конфликта, так что до момента возникновения конфликта, требующего вмешательства, систему народного права невозможно было описать. В общем, целями такой системы были всеобщее единство, объединение людей в сообществе, а не их изоляция и обособление; разделение ответственности и обязанностей между всеми членами общины, а не умножение и сосредоточение власти.

Одним из наиболее продолжительных последствий усовершенствований права должно было стать вытеснение общинной модели социальной организации в область, лежащую «вне закона». Представители юридической профессии – судьи, адвокаты, прокуроры и правоведы – не считали «настоящим правом» те местные, ориентированные на специальные условия применения, множественные вариации права, несмотря на то, что они содержали в себе огромный управленческий потенциал, который работал с чрезвычайной гибкостью и сохранял общины как целое. Причина таких взглядов заключалась в том, что общинное право противопоставляло себя двум институтам эпохи модерна, выглядевшим привлекательно в глазах юридического сообщества того времени – частной собственности и государственного суверенитета; оба эти института действовали сообща, стремясь уничтожить традиционную систему, а людей и ресурсы преобразовать в капитал.

Работа в фабричных условиях была чрезвычайно монотонной и не зависела ни от погоды, ни от времени года. Квалификация рабочих, вместо того чтобы расти по мере того, как все новые и новые члены общин привлекаются к производству, напротив, с ростом числа рабочего класса падала, что давало возможность собственникам платить за труд меньше и поддерживало невысокий уровень условий труда. Когда крестьяне сопротивлялись этому новому, чуждому для них способу зарабатывать на жизнь, государственные власти были готовы к тому, чтобы предоставить собственникам средств производства силу, необходимую для обеспечения функционирования этого нового «рационального» способа труда и ведения коммерческой деятельности, – суровые законы, карающие тех, кто отказывался работать, нищих, не занятых на производстве. Тюрьмы и психиатрические лечебницы, нужда в которых никогда не возникала в сельской местности, там, где община сама следила за отклонениями и пресекала их под страхом изгнания, появились в конце XVIII века как неотъемлемая часть нового способа производства[62]62
  См.: Foucault (1975), Фуко (1999).


[Закрыть].

По мере того как гуманистическая парадигма утверждала разум отдельного человека в качестве основы современного общества, замкнутые на самих себе сообщества стали символом подавления индивида коллективом; средневековая община была объявлена местом, где закон отсутствует и где царствует одно только невежество. Современные правовые институты, основанные на правах частных собственников, с успехом заменили средневековое холистическое мировоззрение. Представление о мире, как о творении Бога, и об общей собственности, на которую у каждого есть право, было заменено представлением о разделенной на части земле, где частные собственники конкурируют между собой, стремясь завладеть всеми ресурсами. В последующие столетия правоведы и ученые-политологи, следуя гуманистическому мировоззрению и рассуждая в рамках юридических понятий, пришедших из Древнего Рима, в правильности которых они не сомневались, отказывались признавать юридическую правомерность какой бы то ни было разновидности организации общества, если та действовала вне пределов редукционистского дуализма частной собственности и государственного суверенитета. Главенствующей стала одна-единственная концепция, в соответствии с которой прогресс общества понимался как постепенный выход людей из животного природного состояния в такое состояние, в котором они властвуют над природой и подчиняют ее своим целям. Даже сегодня общие ресурсы (commons) находятся во власти действующего правительства и считаются собственностью суверенного государства, а не людей и как таковые могут быть беспрепятственно проданы или переведены в частную собственность (что означает, что они могут быть изъяты из нашего общего благосостояния) без какого бы то ни было судебного рассмотрения[63]63
  См.: Mattei (2011).


[Закрыть].

Взаимодействие науки и закона: Фрэнсис Бэкон

Как мы уже знаем, Фрэнсис Бэкон занимался и философией природы, и юридической практикой. Его взгляды на право и политику, как одного из создателей научного канона и как сторонника монархии в борьбе, завершившейся с принятием Акта о престолонаследии 1701 года, спустя 75 лет после его смерти сформировались под влиянием его научного мировоззрения. Никакой другой автор не поможет нам лучше понять тот разрыв, что существует между знанием в области права, покоящимся на античном формализме и узаконенном традицией, и современным научным знанием, с его претензией на ясное, измеримое основание в виде законов природы[64]64
  См.: Baker (2002).


[Закрыть].

Бэкон был первым английским юристом, кто заложил фундамент того, что сегодня мы бы назвали критикой традиции общего права; он также первым явно указал на аналогию между понятием законов природы и сферой права.

Рассуждая о законах, Бэкон выделял среди них те, которые были характерны исключительно для определенного региона (такие законы он называл «привычками природы»), и те («фундаментальные и всеобщие законы»), открыв которые можно было бы видеть основание, которое они предоставляют для законов первого типа. Один аспект права основан на традиции, от места к месту он меняется. Другой аспект принадлежит профессиональной сфере, он универсален, а значит, вероятно, к нему приложим научный метод. Этот последний аспект, в англоамериканских правовых системах именуемый общим правом, принадлежал той области знаний, которой занимались юристы со времени начала формирования римского права. И тем не менее во времена Бэкона именно юристы, а не ученые-правоведы были ответственны за принятие законов, составляющих систему общего права Англии, и их методы Бэкон называл средневековыми и ненаучными – отчасти на основании сравнения их деятельности с деятельностью своих современников, придерживающихся самых передовых взглядов (преподавателей университетов, гуманистов от юридических наук, читающих римское право в Англии и в остальной части Европы, в соответствии с теми последними требованиями, которые предъявляла к знанию наука того времени).

Для Бэкона традиция общего права была лишь коллекцией средневековых силлогизмов, основанных на невежестве и суеверии и созданных для того, чтобы служить интересам земельной аристократии. Средневековое право включало в себя ритуалы, символы, магические представления, так же как и субъективные умозрительные толкования. В такой системе клятва могла служить доказательством, а всевозможные ритуалы рассматривались как способы обнаружения истины, в которых Богу отводилось место главного распорядителя, и могли включать все что угодно, начиная от судебного поединка и заканчивая пытками водой или огнем. Хотя и редко используемые во времена Бэкона, эти инструменты добычи доказательств по-прежнему считались приемлемыми с точки зрения права. Во времена Бэкона, и значительно позднее, их использовали в качестве средств для выработки юридической стратегии при рассмотрении споров в суде. Например, вынесение постановлений судом о возмещении убытков (действие, преследующее своей целью взыскание компенсации за убытки, понесенные вследствие умышленной порчи собственности) распространилось как самая действенная форма защиты частной собственности из-за того, что такие постановления выносил суд присяжных. Ведь это казалось гораздо более разумным, чем организовывать разбирательство, устраивая конное сражение между его участниками, к которому обязывал стороны «приказ о праве» (writ of right) – обычный для того времени юридический инструмент защиты прав частного собственника. Такие предпочтения в процедуре оборачивались тем, что взыскатель, обратившийся в суд, сам предпочитал постановление о возмещении убытков постановлению о праве даже в том случае, если это последнее предоставляло ему возможность получить особое возмещение, не ограничивающееся материальной компенсацией[65]65
  См.: Milsom (1985).


[Закрыть].

Средневековое общее право собственности, знаменитое описание которого можно встретить в книге по праву, считавшейся во времена Бэкона самым важным сочинением в этой области, – в «Институциях» Эдварда Кока (известном как «Кок против Литлтона»), – также включало в себя традиции, обычаи, нравы и нормы поведения, религию и в конечном счете – политику. Таковы были иррациональные составляющие средневекового права, от которых правовая современность, вместе с Бэконом, стоящим у его истоков, старалась освободить все свои законы – рациональные в своей основе и по своему замыслу. Подобно тому как вкус, запах, цвет и красота были исключены из области научных изысканий, обычаи, нравы и нормы поведения, этические представления и представления о правде, чувства, ценностные установки – все, что наделяет закон жизнью, – со временем были исключены из абсолютистского представления о правовом порядке. Это представление, получившее название «правового позитивизма», преобладает в праве и сегодня. Бэкону были хорошо знакомы инквизиторские приемы, включавшие «выпытывание истины» из подсудимого, так как эти приемы использовались в системе судов справедливости. Он вносил множество изменений, в особенности в область норм доказательного права, – так им предпринимались попытки по усовершенствованию системы судебных предписаний, которая на тот момент все еще подчиняла себе порядок применения норм общего права. Бэкон модернизировал и подвел научную основу под судебные процедуры, использовавшиеся для установления истины. С этого момента впервые (и это было кардинальное улучшение) ученые-правоведы признали, что применению юридической санкции должен предшествовать сбор фактических материалов, преследующий цель восстановить последовательность событий, которые привели к судебному разбирательству. Аналогично, процесс в канцелярском суде Бэкона теперь мог быть инициирован без каких бы то ни было затруднений – через подачу искового заявления и выпуск извещения о предъявленном иске (так же, как это происходит сегодня) – и происходил с использованием процедур раскрытия доказательств в высшей степени современных и подобных тем, о которых говорится в американских федеральных правилах гражданского судопроизводства.

Не представляется возможным выяснить, был ли это Бэкон-юрист, кто повлиял на Бэкона-ученого так, что тот выступил с идеей выпытывания у природы ее истин[66]66
  См.: Merchant (1990).


[Закрыть], или же, напротив, Бэкон-ученый оказал влияние на Бэкона – реформатора права, заставив его избавиться от процедур, не имеющих ничего общего с разысканием истины. В любом случае благодаря Бэкону англо-американское доказательное право получило в свое распоряжение идею, что непосредственное, выстроенное на разумных основаниях расследование способствует обнаружению истины – фактов несомненных и установленных окончательно. Таким образом, теория права глубоко впитала в себя дух научной революции и в особенности дух картезианского рационализма, а ведущие юристы Европы встроили этот дух в институциональное устройство права.

От холистического к антропологическому естественному праву

Существенным элементом приватизации общей собственности стал играющий в этом процессе одну из ведущих ролей мыслительный прием, заключающийся в переосмыслении естественного права: то, что раньше считалось установленным Богом, теперь приобрело легитимность благодаря человеческому разуму. Необходимым условием этого перевода был отказ от холистического мировоззрения, преобладавшего в правовом мышлении в период Античности и Средних веков. Мышление XIV века протекало под знаком холизма – мировоззрения, объединяющего религию, натурфилософию, политику и право в одно неразрывное целое. Холизм лежал в основе научного обобщения римских юридических документов, предпринятого Бартоло де Сассоферрато и на протяжении веков служившего для Европы сводом норм общего права. В Англии, двумя веками позже, холистическое мировоззрение насквозь пропитало обобщение общего права, выполненное Эдвардом Коком, не потерявшим своего влияния несмотря на критику Бэкона.

На протяжении XVI века холистическое мировоззрение все еще сохраняло свои позиции в одной из ведущих юридических школ того времени – у поздних испанских схоластов. Развернувшие свою деятельность преимущественно в университете Саламанки, они разрабатывали всеобъемлющую правовую систему, известную как испанское естественное право. Ведущие представители этого направления, такие как Франсиско де Витория (1492–1546), принадлежали к числу первых юристов западной правовой традиции, которые предпринимали попытки амбициозного синтеза римского права с идеями Аристотеля и Формы Аквинского – точно так же, как сам Фома Аквинский работал ранее над объединением идей Аристотеля и христианского богословия[67]67
  См.: Gordley (1990).


[Закрыть]. Тщательным образом выстроенная система естественного права, разработанная испанскими схоластами, создавалась с целью дать толкование законам в русле холистического понимания природы и Бога – эта система отражала всеохватывающее мировоззрение ее авторов, заключающее в себе аристотелевские понятия распределяющей и уравнивающей справедливости. По Аристотелю, распределительная справедливость, касающаяся должного распределения благ в обществе, относится к целому, в то время как уравнивающая справедливость, связанная с исполнением договорных обязательств между индивидами, относится к элементам этого общества[68]68
  См.: Gordley (2013).


[Закрыть].

Интерес схоластов к распределительной справедливости, а значит, и к органичному благополучию общества (organic well-being) свидетельствовал о том, что человек воспринимался ими как часть цельного холистического общества. Гуманистический дух времени вместе с тем добавил к этому небывалый уровень внимания к рациональному индивиду как «атому» общества, способному определять свой путь самостоятельно, а не просто быть членом все подавляющей коллективности. Изучение общества и права, проводимые в XVI веке в университетах и академиях, не могли оказывать длительное сопротивление наметившемуся изменению во взглядах на общество, когда оно стало восприниматься как сумма его составных частей. В своих исследованиях природы новому человеку не были нужны ни Бог, ни тем более церковь. Подобно этому в исследованиях законов такому человеку не требовалось ничего, кроме своего собственного разума.

Поздние испанские схоласты были последними учеными юристами Средневековья в континентальной Европе, а их система естественного права, характеризующаяся равновесием целого и его частей, являла собой последний удивительный пример средневековой мысли, еще не испытавшей влияния нового мировоззрения, но тем не менее уже использовавшей научный метод. Впоследствии, однако, наиболее интересные холистические аспекты, характеризующие их мировоззрение, были полностью уничтожены последовавшим развитием естественного права, которое после Реформации приняло рационалистическую направленность и протекало в XVII веке в Нидерландах, преимущественно в Лейденском университете.

Решающие изменения были связаны с именем Гуго Гроция (де Гроут) (1583–1645), протестантского юриста и политического деятеля из Нидерландов, основавшего юридическую школу, известную как северная школа естественного права, которая отталкивалась в своей деятельности от картезианского представления о рациональных естественных законах. В ней естественное право сводилось к совокупности отношений между отдельными суверенными субъектами (физическими или виртуальными индивидами; последнее – юридический термин, обозначающий нечто, напоминающее государство или корпорацию), – совокупности, которая регулируется общим правом, основанным на разумных началах[69]69
  О развитии и изменениях в теории права, происходивших в университетах континентальной Европы, см. недавний всеохватывающий комментарий в: Gordley (2013).


[Закрыть]. Гроций также положил начало современному международному праву, когда обосновывал положение о том, что отношения между суверенными субъектами могут возникать или на добровольной основе (по договоренности), или на основании принципов «справедливой войны», которой они угрожают один другому (это понятие он перенял у испанских схоластов).

Большую часть своей жизни Гроций работал экспертом по юридическим вопросам и защищал интересы Голландской Ост-Индской компании – первой глобальной корпорации. Он проявлял удивительные способности, так как мог принимать на основе объективных и всеобщих принципов разума такие правовые решения, которые не только удовлетворяли его могущественных корпоративных клиентов, но и в то же время считались приемлемыми для «цивилизованных» суверенных государств[70]70
  См.: Meiksins Wood (2012). С. 119 и далее.


[Закрыть]. Особенно важно было умение Гроция предоставлять правовые преимущества частным корпорациям перед государством. Так, например, в своей книге Mare Liberum («Свободное море») он утверждал, что Ост-Индская компания имела право на то, чтобы захватить португальский корабль и расхитить находящиеся на нем товары. Гроций указывал на то, что претензии Португалии на исключительное право пользования некоторыми морскими путями противоречили естественной открытости морских просторов как глобального общего ресурса. Это, по мнению юриста, оправдывало нападение на корабль, так как тем самым защищался разумный порядок вещей. Так, акт оправдания корпоративного грабежа, парадоксальным образом проведенный блестящим юристом, который использовал понятие римского права об открытом море как естественном общем ресурсе (res communis omnium), дал начало новой отрасли права – международному праву.