Текст книги "Собачья работа"

Глава 17

Вот все и кончилось.

Скажу сразу – происшедшее меня просто ошеломило. Я целые сутки после этого никак не могла прийти в себя и провела несколько часов в своей комнате, наедине с терзавшей болью. Болью не только моральной, но и физической – как всегда сразу после полнолуния тело-предатель вспомнило о своем естестве, и я до вечера провалялась на постели, свернувшись калачиком и тихо поскуливая. На войне приходилось терпеть, стиснув зубы и стараясь ничем не выдать своего состояния, мучительно переживая от того, что кто-то увидит, заметит, неправильно поймет. Но здесь и сейчас… после того зрелища, которому стала свидетельницей…

Витолд – оборотень. Князь – оборотень. Мой князь, мой мужчина, которого я обнимала этой ночью, который целовал меня и прижимался всем телом, пытаясь слиться воедино. Оборотень, который трижды встречался на пути и все три раза не причинил вреда. Оборотень, которого пытались убить за то, что он таков, каков есть. И который меня нанял…

Да и не только я переживала случившееся. Челядь ходила как в воду опущенная. Госпожа Мариша горько плакала, сидя в людской. Переход от радости к горю оказался слишком внезапным, и многие просто были в шоке, не зная, что думать и чему верить. Некоторые гайдуки и многие шляхтичи разъехались из замка. Кто мог – вернулся в свои дома, у кого дома не было – предпочли вовсе покинуть город.

Собиралась в дорогу и княжна Ярослава. Девушка проплакала весь день напролет, запершись в своих покоях, а на другое утро вышла и перед завтраком заявила присутствующим, что не желает оставаться невестой оборотня и разрывает помолвку. Ее отец был полностью согласен с дочерью. Княгиня Эльбета, ни тем более Генрих Хаш ей не возражали, так что уже через несколько часов поезд несостоявшейся княгини Пустопольской должен был покинуть замок.

Но нашлись и те, кто не потерял присутствия духа. Таковыми оказались пан Матиуш Пустополь, а также отец и сын Хаши. Внезапно лишившись родственника и соперника, Матиуш словно расцвел и, едва Витолд был заключен под стражу, начал раздавать приказания. Кстати, он оказался единственным, кто пытался задержать княжну Ярославу, отговорить ее от поспешного отъезда.

Генрих Хаш ему в этом не препятствовал. Казалось, он полностью смирился с тем, что вместо одного князя Пустопольем теперь будет управлять другой. Старый рыцарь умел держать себя в руках.

На другое утро после ареста Витолда меня вызвали в рабочий кабинет князя. Еще с порога я случайно услышала негромкие резкие голоса.

– Я имею на это полное право! – Это был голос пана Матиуша, в котором звучали новые нотки. – Я – будущий князь Пустополь! И Эльбета должна стать моей женой!

– Вот как? – Голос Генриха Хаша оставался спокойным и ровным.

– Да. Она – вдова. Теперь, когда Витолда больше нет, ей придется искать себе защитника. Женщина не может управлять княжеством. Это – дело мужчины, ведь так? Я предложил ей руку и сердце.

– И что она?

– Отказалась! – Княжеский родственник насмешливо фыркнул. – Сказала, что не нуждается во мне! Она что, не понимает, что у нее нет другого выхода? Ей придется стать чьей-то женой! Витолда ей окрутить не удалось…

Услышав эти слова, я разозлилась и несколько раз стукнула кулаком в дверь. Голоса смолкли. Оба собеседника уставились на меня. По лицу милсдаря Генриха нельзя было сказать, что он испытывает какие-то эмоции. А вот развалившийся в кресле рядом пан Матиуш кипел от негодования.

– Дайна Брыльская по вашему приказанию прибыла, – сказала я, переступив порог и осмотревшись.

Пан Матиуш смерил меня взглядом. Перемены в его поведении были разительны – за какие-то сутки передо мной предстал другой человек. Но странное дело – я не испытывала ни страха, ни почтения, несмотря на то, что княжеский родственник уставился мне прямо в лицо.

– Панна Брыльская, – Генрих Хаш поднял воспаленные глаза в сеточке мелких морщин, – вас вызвали затем, чтобы сообщить, что в ваших услугах более не нуждаются. Вы свободны и можете покинуть город в любой момент. Никто и ни под каким видом не станет чинить вам препятствий. Если хотите, уезжайте хоть сегодня…

Признаться, я ожидала чего-то подобного, но все равно удивилась.

– То есть как?

– А вот так. – Рыцарь обмакнул перо в чернильницу и опустил глаза на лежащий перед ним пергамент. – Если не ошибаюсь, князь Пустополь нанимал вас, чтобы вы охраняли его драгоценную персону от предполагаемых убийц. Однако обстоятельства изменились. Сам ваш… подопечный оказался страшнее всех наемников, каких можно себе вообразить. Страшнее и опаснее. Вы в этом не виноваты, ибо вы не могли ничего знать наперед. Учтите, мы закрываем глаза на то, что мне сообщил сын – якобы вы помешали брату Домагощу добить пойманного оборотня. Вы же не могли знать, кто это такой! Ваша совесть чиста. Вы с честью выполнили свой долг, но в ваших услугах – повторяю! – больше не нуждаются. Можете быть свободны!

Кивком головы он указал мне на дверь и вернулся к письму. Я осталась стоять. Пан Матиуш, свидетель разговора, вертел головой, переводя взгляд то на меня, то на старого рыцаря.

– В чем-то проблема? – с видимым раздражением поинтересовался мужчина.

– Разрешите вопрос?

– Вы о деньгах? Сколько вам пообещал князь? Сто злотых? Я дам двести. В качестве компенсации. И хорошего коня. А также выпишу подорожную грамоту до самого Брыля, чтобы в трактирах по предъявлении оной вам предоставляли скидки и наилучшие условия.

Двести злотых! Ровно в два раза больше того, на что я рассчитывала. И подорожная, которая позволила бы сэкономить до трети дорожных расходов! Предел мечтаний для наемника в отставке.

– Все это будет вам выдано по первому требованию. Можете идти.

– Двести злотых? – прорвало наконец княжеского родственника. – Но это же огромные деньги!

– А что вы предлагаете, ясный пан? – холодно смерил его взглядом милсдарь Генрих.

– Сто. Ну, сто пятьдесят. Но не больше! – воскликнул тот. – Казна почти пуста, и я не могу позволить подобные траты…

– Вы не можете, а я – могу, – холодно парировал старый рыцарь.

– Это – моя казна! – заспорил пан Матиуш. – Я – новый князь Пустополь! Как ближайший родственник…

– Пока вы – и мой ближайший родственник тоже, – осадил его милсдарь Генрих. – Сын моей двоюродной сестры… Но имя вашего отца никому не известно. И пока король вас не утвердил, вы имеете те же права на княжеский венец, что и мой собственный сын. Кроме того, прежний князь…

– Он осужден!

– Он будет осужден, – с нажимом промолвил старый рыцарь. – И вот когда это произойдет…

Я вышла, чувствуя в душе тяжесть и пустоту. Спорщики не заметили моего ухода.

Итак, меня отправили в отставку. Просто-напросто выставили за порог, посулив не столько награду за верную службу, сколько взятку за молчание и обещание не вмешиваться. Просто королевский дар, если учесть, что я все-таки не справилась с заданием и князя не защитила. Но, как говорится, кто же знал, что в деле откроются новые обстоятельства? И потом, что это за глупость – защищать оборотня? Чудовище, опасное для людей?

Правда, это чудовище до двадцати восьми лет было обычным, хотя и не лишенным странностей молодым симпатичным человеком. Князь Витолд – кстати, старый рыцарь ни разу не назвал его по имени! – интересовался искусством, любил свою мачеху и сестренку. Как ни парадоксально это звучит, он никому не причинял зла… если не считать двух убийств. И его все любили. Ну почти все, как оказалось. Как же будет переживать маленькая Агнешка, лишившись брата! Правда, через четыре года у нее появится жених, а, когда расцветет, то и супруг.

Я незаметно свернула на женскую половину. Перед отъездом стоило попрощаться с девочкой. Она мне нравилась – чем-то напоминала младших сестренок. Я оставила их в возрасте восьми и девяти лет. Какие они сейчас? Наверное, уже невесты, а то и замужем.

Тихие голоса ворвались в сознание. Двое за закрытыми дверями были слишком увлечены разговором, чтобы замечать мои шаги в коридоре. Подслушивать нехорошо, но один из голосов принадлежал княгине Эльбете. И она как раз упомянула свою дочь…

– Нет, вы не можете увидеть Агнешку!

– Почему? – Это был Тодор Хаш. – Я – ее нареченный жених, и…

– Пока – да, но это ненадолго!

– Что вы имеете в виду?

– Я собираюсь расторгнуть вашу помолвку как можно скорее. Моя дочь теперь – единственная наследница древнего и знатного рода. И к тому же целого княжества! Я напишу королю, и его величество меня поддержит!

– Наследница? А как же пан Матиуш?

– Кто? Этот? – послышался тихий смешок. – Вы не хуже меня знаете, что незаконнорожденный сын женщины, которая даже перед кончиной отказалась назвать имя его отца, никак не может стать наследником имени и титула! Король никогда не подпишет указ о передаче ему венца! И моя дочь…

Улыбка сама собой натянулась на лицо. А княгиня умная женщина! Правда, она больше не кажется убитой горем из-за ареста пасынка, но ее можно понять – Витолд ей не родной. А вот Агнешка – другое дело. Есть хоть какое-то утешение в постигшем девочку горе. Лишиться любимого брата – это тяжело. Моя мама родила двух мальчиков, и оба умерли, так что я знаю, каково это.

– Ваша дочь – еще ребенок! – В голосе Тодора было столько холода, что мне стало страшно. – Беззащитный ребенок! Маленькая девочка! А Матиуш Пустополь – взрослый мужчина, которого от венца отделяет только жизнь вашей дочери.

– Я сумею защитить свое дитя!

– А кто защитит вас?

– Не пытайтесь убедить меня в том, что я не учла такой возможности! – парировала пани Эльбета. – Я уже отправила в монастырь письмо. В случае моей внезапной и безвременной кончины, если к тому моменту моей дочери не исполнится четырнадцати лет, ее опекуншей назначается ее тетя, мать Любана. Я упросила ее не только присмотреть за девочкой, но и самостоятельно распорядиться ее рукой. Но больше чем уверена, она тоже напишет королю, и его величество сам назначит жениха для княжны. И вряд ли это будете вы – с вашим-то низким родом…

– Вот как, – прозвучал голос Тодора, – вы вспомнили о моем происхождении. А раньше у вас было иное мнение!

Признаться, мне стало жутко. Я не видела лица рыцаря, но по интонациям догадывалась о его выражении.

– Раньше, – голос княгини дрогнул, – с нами был Витолд. Он являлся наследником имени и титула…

– Оборотень! Чудовище! Тварь из Бездны…

– И первенец моего супруга. Которому вы и ваш отец клялись в верности и присягали рыцарской честью!

– Мы клялись князю, а не зверю! – Кажется, Тодор был готов выйти из себя.

– Вот и поклянетесь новому – тому, кого изберет король!

– Этого не будет никогда! – Мужчина все-таки сорвался на крик.

Конечно, глупо ожидать, чтобы он ударил женщину, но после слов о звере и чудовище нечего было надеяться на рыцарскую честь. Да и мне стало неудобно стоять и подслушивать, посему я немного потопала ногами, изображая, что подхожу, а потом решительно постучала:

– Позволите?

Собеседники обернулись навстречу. Короткой заминки им хватило, чтобы притвориться, будто неприятного разговора не было. Вот только Тодор все еще сжимал кулаки, а княгиня прятала глаза и кусала губы.

Едва я переступила порог, как рыцарь, кинув на меня двусмысленный взгляд, поспешил откланяться.

– Что вам нужно? – спросила пани Эльбета, едва мы остались одни.

– Прошу меня простить, ваше сиятельство, но я хотела узнать, не нужно ли чего вам? Как-никак я была телохранителем вашего пасынка и могла бы охранять вашу дочь.

– Охранять? – усмехнулась княгиня. – Витолда вы хорошо охраняли…

– Простите.

Княгиня посмотрела на меня очень внимательно, словно пыталась проникнуть в самую душу.

– Здесь никому нельзя доверять, – промолвила она. – Я совсем одна. Я и моя девочка. Они набросились на нас как стая бешеных собак. Пан Матиуш уже предлагал мне руку и сердце. А теперь еще и Тодор. Матиуша я, впрочем, не боюсь. Он не способен на удар – слишком привык ничего не делать и плыть по течению. Но Тодор – другое дело. Моя дочь в опасности.

– Я в вашем распоряжении. И если что-то могу сделать для спасения девочки…

Пани Эльбета через мое плечо внимательно посмотрела на дверь.

– Письмо, – одними губами произнесла она. – К матери Любане… Оно еще не отправлено, а мне бы хотелось… это очень важное письмо. В нем говорится…

– Не надо ничего рассказывать, – прервала я. – Пусть это останется тайной. Давайте ваше письмо!

Княгиня бросила еще один взгляд на дверь, потом метнулась к бюро и извлекла откуда-то из его недр свернутый в трубочку лист, залитый сургучом.

– Матери Любане в собственные руки, – шепотом предупредила она.

Я спрятала послание на груди. Все складывалось одно к одному – мне ведь нужно побывать в монастыре и задать его настоятельнице пару вопросов относительно артефакта. А тут такой отличный повод… Но сначала требовалось кое-куда заглянуть.

Генрих Хаш на сей раз был один – пан Матиуш куда-то делся. Старый рыцарь все еще занимался бумагами и не сразу обратил внимание на мое возвращение. Пришлось немного покашлять и постучать по столу костяшками пальцев. Только тогда рыцарь поднял голову:

– Чего вам еще?

– Милсдарь Хаш, разрешите… остаться?

Выпалила – и сама себе ужаснулась. Звон золотых монет в ушах стал нестерпимым. К нему примешивался явственный грохот – это рушилась моя мечта о маленьком домике и пенсии по старости.

Мой собеседник медленно отложил перо.

– Вы в своем уме? – холодно поинтересовался он. Нет, я только что сошла с ума.

– Да.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.

– Понимаю, – произнес мужчина. – Вам некуда идти. Дома вас никто не ждет, а с вашей… травмой будет трудно сразу найти новое место в жизни. Хорошо, вы можете остаться. На некоторое время. До суда.

– С-суда? – не поверила своим ушам.

– А как же? В столицу уже отправлен гонец со срочным письмом. На днях сюда должен прибыть королевский дознаватель. Он допросит князя, проведет расследование и вынесет приговор.

Мне стало страшно. Не от смысла сказанного, а от того, сколь равнодушным тоном Генрих Хаш произнес эти слова.

– Вы считаете Витолда Пустополя… виноватым?

– А вы – нет? – хмыкнул он, снова берясь за перо. – Кто-то из великих мыслителей древности сказал: «Народ и женщины оправдывают виновных». Князь платил вам деньги. Он был привлекательным мужчиной, к тому же холостым и обеспеченным… Ваши симпатии легко объяснимы. Но есть факты, против которых не попрешь. Князь – оборотень!

– Он – сын вашего друга, и…

– Сын того, кому я всю жизнь служил и чьим предкам всю жизнь повиновались мои собственные предки! Он – единственный, последний представитель проклятого рода. Рода, в котором каждое поколение – понимаете, Дайна, каждое! – производило на свет хотя бы одного оборотня.

– Что? – признаться, я была поражена. Все что угодно, но только не это!

– Не ожидали? – Генриху Хашу явно доставляло удовольствие видеть мое ошарашенное лицо. – Эту тайну знали только члены княжеской семьи. Умирающий князь Доброуш доверил ее мне, поскольку у него не было родных братьев, а мы были друзьями. Правда состоит в том, что один из княжеских сыновей на протяжении вот уже трех с небольшим сотен лет неизменно рождался с отметиной проклятия. Как правило, у него не было детей – какая женщина захочет переспать с чудовищем, почти наверняка зная, что в любой день и час может пасть его жертвой? Если вы посмотрите семейные хроники, вы заметите, что практически в каждом поколении наследником рода становился второй, а то и третий сын, а не первенец! Ибо все первенцы рождались с проклятием. Доброушу не повезло. Он был единственным сыном своего отца. Он и Любана – это все, кто выжил из восемнадцати зачатых его отцом детей. Остальные либо рождались мертвыми, либо умирали вскоре после рождения. Поэтому Доброушу пришлось жениться и стать отцом. С третьей попытки. Он убил четырех из шести своих жен…

– Трех из четырех жен, – машинально поправила я. Помнится, госпожа Мариша рассказывала, что мать Витолда оказалась его третьей супругой, а княгиня Эльбета – четвертой. Три первые умерли явно не своей смертью, а последняя еще жива.

– На самом деле их насчитывалось больше. Просто не на всех он был официально женат. После матери нынешнего князя Доброуш дважды брал себе женщин в надежде, что они смогут произвести на свет еще одного сына, кроме того, первого. Не вышло. Боги, видимо, решили, что хватит проклятому роду существовать. Доброуш был смертельно ранен в одном из боев. Перед кончиной он рассказал мне все.

И старый рыцарь Генрих Хаш решил избавить мир от чудовища. Наверное, смерть его сына Мирчо от когтей оборотня только укрепила старого рыцаря в этом решении. Знал ли Тодор Хаш, что его отец собирается уничтожить его друга?

– А… пан Матиуш? – Даже хорошо, что этого княжеского родственника поблизости не было, при нем язык не повернулся бы задать такой вопрос.

– Матиуш? – Милсдарь Генрих презрительно фыркнул. – Ему никогда не стать князем. Да, он сын моей двоюродной сестры по материнской линии, но его отец… даже Доброуш не знал, от кого кузина нагуляла живот. Мальчишку записали Пустополем по одной причине – его мать официально не была замужем, и бастард получил ее имя. Но он все равно остается внебрачным ребенком, а такому король не отдаст венца. Пусть себе хорохорится и задирает нос. Нам он не опасен.

– Ее сиятельство княгиня Эльбета Пустопольская сказала, что он предлагал ей выйти за него замуж и закрепить наследственную власть…

– Ни за что! – отрезал старый рыцарь. – Этого не будет никогда. Я этого не допущу. Спасибо за ценную информацию. Мы начнем следить за паном Матиушем.

Вот так-то. «Мы». Смелое заявление. Особенно в свете недавних событий.

– Понятно, – услышала я свой голос сквозь шум крови в ушах. – Но я все равно предпочла бы… задержаться.

– Как хотите, – мужчина опять углубился в записи. – Как только решите нас покинуть, сообщите, и я выплачу вам деньги. Но после суда вам все равно придется уезжать! Здесь нет никого, кто нуждается в ваших услугах! А теперь оставьте меня – надо заняться делами.

Кивнув и отдав салют, я покинула кабинет. Как бы то ни было, но исполнить свой долг до конца я была обязана.

Поскольку повод посетить монастырь подвернулся отличный, откладывать поездку смысла не имело. Конечно, телохранитель княжны не должен ни на минуту отлучаться от девочки, но не верила я, что Тодор кинется что-то вытворять с сестрой Витолда, пока сам князь еще жив. Да, он арестован по обвинению брата Домагоща и заключен под стражу. Да, в столицу послали срочного гонца с просьбой прислать королевского дознавателя и расследовать это дело. Да, обвинение в оборотничестве – это либо костер, либо «питомник» в ордене Орла. Но ведь суда не было. По всем законам князя только подозревают, и в интересах самого Тодора пока поумерить прыть. Скорее ему стоит направить свою энергию на то, чтобы держать пана Матиуша в стороне.

День был серым, пасмурным. Весна в этом году выдалась прохладная и сырая, больное колено то и дело напоминало о себе. Дул порывистый ветер, и я здорово продрогла по дороге, не догадавшись захватить теплый плащ. Тем более что уже при въезде в город стал накрапывать мелкий дождик, который сек в лицо, словно колол острыми иголочками. Дождик постепенно усиливался, так что, отдав сестре привратнице коня, я со всех ног поковыляла к собору, спеша обойти его кругом, чтобы попасть в примыкавшие к нему покои настоятельницы.

Матери Любаны не было на месте – она после трапезы отправилась проверять хозяйство, да еще собиралась навестить в лечебнице кого-то из захворавших сестер, так что пришлось ее ждать. Наконец она появилась – словно маленький шарик, выкатилась из темного коридора.

– Мне сказали, меня кто-то ждет, – промолвила настоятельница. – А это вы!

Я почувствовала себя неуютно.

– Вы уже знаете о…

– О Витолде? – Мать Любана прошла в переднюю комнату. Служка тотчас засуетилась, подкладывая на угли свежие полешки, чтобы огонь разгорелся жарче. – Да, еще вчера Генрих прислал гонца.

– Простите…

– За что? – Настоятельница всплеснула руками. – Вы же не знали, кто он!

– Я догадывалась.

– Вот как? – Присевшая было в кресло, она снова вскочила. – И вы молчали?

– Да.

– А теперь вы хотите узнать, знала ли я? Да. С самого начала. И я, и Доброуш. Мы старались сделать все, что могли, но, видимо, этого оказалось недостаточно.

– Витолд… то есть, его сиятельство обречен?

Мать настоятельница долго молчала, глядя в пол, а потом промолвила:

– Я буду молиться за него.

Дождь усилился, яростно забарабанил по окошку. Вошла служка, быстро прикрыла ставенку, составленную из стеклянных шариков. Стук капель стал глуше, в комнате потемнело, и пришлось зажечь свечу. Выскользнув на минуту, служка опять вернулась, принесла два больших бокала подогретого вина с пряностями – для матери Любаны и гостьи. Мне не предложили сесть, пришлось стоять у камина.

– У вас ко мне дело, – вспомнила настоятельница.

Я свободной рукой полезла за пазуху и достала письмо княгини Эльбеты. Отставив бокал, мать Любана быстро его прочла.

– Умница, девочка, – прокомментировала она решение матери Агнешки. – Я сделаю для малышки все. Но она не права, что так резко отзывается о Матиуше. Конечно, его родство очень дальнее и натянутое, да еще и исключительно по материнской линии, но в таком деле, как наследование титула, все играет роль. Король меня поймет. И я даже рада, что малышка не достанется Тодору Хашу.

Я вспомнила, что когда-то сама Любана была помолвлена с Генрихом Хашем.

– Вам хотелось породниться с этой семьей?

– Это, скорее, традиция, – невесело усмехнулась настоятельница. – Чуть ли не в каждом поколении Хашей предпринимается такая попытка. Единственный удачный союз – это между моим дядей, Збышеком Пустополем, и той девицей Хаш, в результате которого на свет появилась мать Матиуша. Во всех остальных случаях в дело вмешивался случай, и свадьба расстраивалась. Да, Матиуш близкий родственник Витолда, и при определенных условиях может претендовать на венец. А уж если выбирать, я бы предпочла его.

Я кивнула:

– Понимаю вас…

– Ничего ты не понимаешь! Как бы то ни было, княгиня имела все права говорить, что Тодор Хаш низкого рода – хотя бы по сравнению с Матиушем Пустополем. Что ты намерена делать теперь?

Переход был таким резким, что я ответила правду:

– Буду охранять Агнешку.

– Почему? Она тебя просила?

– Нет, я предложила сама. Агнеша – сестра Витолда… его сиятельства, и…

– И у нее та же кровь! Этим письмом, – настоятельница потрясла свернутым в трубочку листом, – княгиня отдает судьбу своей дочери мне в руки. И я сумею распорядиться наилучшим образом.

Мать-настоятельница сказала это таким тоном, что я почувствовала неладное:

– Что вы говорите?

Женщина быстро прошлась по комнате, ломая пухлые руки.

– Это встречается очень редко, – словно в раздумье заговорила она. – Проклятие передается по мужской линии и заражены только первенцы, старшие сыновья в семье. Витолд и Доброуш были не просто старшими – единственными. Ходил слух, что у нас с Доброушем имелся сводный брат, внебрачный сын нашего отца, но я искала его и не нашла. Наверное, ребенок умер во младенчестве, как умирали все остальные наши братья и сестры. Неужели наш отец не отыскал и не приблизил бастарда именно потому, что иначе должен был отдать венец и власть Доброушу? Следов нет, и если Витолда казнят, Агнешка останется последней. И проклятие никуда не денется, ибо в ней та же кровь.

– Она…

– Агнешка – волчица! – прошептала мать Любана. – Мне ведомы тайные силы. Я изучала старинные книги, проводила ритуалы… Отреклась от возможности иметь семью именно по этой причине…

– Вы тоже? – Признаться, тут мне стало страшно. По комнате металась, ломая руки и еле сдерживая чувства, женщина-оборотень, всю жизнь подавлявшая свою природу из страха перед нею.

– За триста тридцать лет, минувшие с того дня, в роду было всего четыре женщины, наделенные этим проклятым даром. Агнешка – четвертая. Она не должна выйти замуж. А если такое случится, то… кто знает, сколько из ее детей унаследует проклятый дар! И какие это будут дети. Пообещай мне, – настоятельница остановилась, – поклянись спасением души и именем Богини-Матери, что в случае опасности сразу, рискуя своей жизнью, отвезешь девочку ко мне!

Мать Любана заглянула мне в глаза, и по коже прошел озноб – я вспомнила слова брата Домагоща о том, что все дети женщины-оборотня наследуют ее проклятый дар. Род князей Пустопольских был обречен.

– А пан Матиуш? Он тоже… э-э…

– Э нет! Он – сын дочери и поэтому чист от проклятия. Более того, никто из его сыновей не унаследует проклятой крови.

Вот, значит, как. Интересно получается. Если Агнешка выйдет замуж за Тодора, род князей-оборотней будет продолжен, хотя и под другим именем. Учитывая то, что мне рассказал брат Домагощ про наследование проклятого дара, все ее дети, сыновья и дочери, станут оборотнями. А если Агнешка, как и мать Любана, примет постриг в монастыре, венец перейдет к пану Матиушу, официально тоже князю Пустополю, но – не оборотню.

Эта мысль напомнила мне еще кое о чем, а именно о главном поводе, из-за которого я вообще взялась за доставку письма.

– Мать Любана, прошу вас, вспомните, кто приезжал к вам в гости накануне похищения артефакта?

Она усмехнулась:

– Думаешь, я сама не пыталась вспомнить? Никого не было!

Однако мне показалось, что все-таки она чего-то не договаривает.

Следующие две недели прошли как в тумане. Я ни на шаг не отходила от Агнешки, дневала и ночевала в ее покоях к вящему неудовольствию княгини. Каждый день и час ожидала нападения, но милсдарь Генрих как в воду глядел. Ни сами Хаши, ни пан Матиуш не предпринимали активных действий. Пока не будет дознания и суда, князь Витолд останется лишь обвиняемым. Именно приговор развяжет им руки – в этом случае закон окажется полностью на их стороне. И тогда княгине Эльбете придется решать – либо выходить замуж за Матиуша, закрепляя за ним право на княжеский венец, либо отдавать дочь и тот же венец, если уж на то пошло, Тодору Хашу. Сами понимаете, лично меня не устраивали оба эти варианта.

Дознаватель, присланный королем, прибыл как раз в новолуние. Быстро! Я, если честно, думала, что придется ждать несколько месяцев – скажем, до конца лета. Видимо, брат Домагощ тоже приложил руку к составлению письма, потому что дознаватель, пан Вышко Вышонец, едва переступив порог, поинтересовался, где в данный момент находится «подорлик».

Мы с Агнешкой были во дворе. Девочка ни на шаг от меня не отходила, так что княгиня даже начала ревновать – дочь явно предпочитала мое общество материнскому. Любопытство заставило нас подойти поближе.

Дознаватель был невысокого роста, на вид такой благообразный и тихий, что больше походил на лавочника средней руки, чем на того, кого прислали сюда король и инквизиция. Он появился в темно-коричневой рясе, поверх которой накинул короткую, до бедра, черную суконную свиту, перехваченную широким кожаным поясом. Судя по перевязи, к нему можно было подвесить и меч. Сопровождали его два гайдука в ярко-алых мундирах королевской гвардии и двое слуг.

Отправив слугу за братом Домагощем, дознаватель огляделся по сторонам так, словно пытался запомнить внутренний двор замка до мельчайших подробностей.

– Значит, вот где все происходило, – пробормотал он и заметил нас с Агнешкой: – Дитя мое, подойти поближе! Не бойся!

Девочка крепко стиснула мою руку.

– А я вас не боюсь, – запальчиво крикнула она издалека.

– Да? – Он склонил голову набок. – Ты знаешь, кто я?

– Вы приехали, чтобы судить моего брата!

– Я приехал, чтобы установить истину, милое дитя, – улыбнулся тот. – Я не судья, а всего лишь дознаватель. И зовут меня пан Вышонец. Именно суд будет определять меру наказания для преступника на основе тех фактов, которые я представлю.

– Витолд ни в чем не виноват!

Мне пришлось дернуть девочку за руку, чтобы она вела себя сдержанно.

– Это и предстоит установить. Так вы – сестра арестованного? Могу я узнать ваше имя?

На сей раз девочка вняла моим настойчивым тычкам.

– Агнесса Пустопольская, – церемонно произнесла она и сделала реверанс.

– Очень приятно. – Пан Вышонец подошел ближе. Смотрел он очень внимательно, и мне это не слишком нравилось. – Вы любите своего брата?

– Очень! Витолд добрый. Он никогда никого не обижал!

– А мне донесли, что он убил несколько человек. Разорвал их когтями. Что он – оборотень, жуткое чудовище…

– И мой брат! – снова взвилась девочка. – Не всех же он убивал! Дайну вот не тронул!

– Дайну? – Круглые глаза дознавателя остановились на моем лице. – Кто это?

– Это я, – пришлось сознаваться.

– Вот как? Значит, вы остались в живых после столкновения с оборотнем?

– Многие остались в живых после столкновения с ним, – уклончиво ответила я.

– Их допрошу позже. Сейчас я разговариваю с вами. Почему оборотень вас не тронул?

– Не знаю, – соврала я. То есть знаю, но не скажу. Оборотень или нет, чудовище или нет, но Витолд не мог причинить мне вреда. Я доверяла этому человеку – а благодарностью в ответ платил зверь.

– Я тоже пока не знаю. Но скоро мы это выясним.

На крыльце показался «слеток» – оруженосец и слуга брата Домагоща. Этот тихий паренек почти не выходил из комнаты, отведенной рыцарю, ни с кем не разговаривал, лишь передавал приказы или просьбы «подорлика», кажется, никто не знал его имени. Приблизившись, он тихо промолвил:

– Брат Домагощ ждет вас.

– Хорошо. – Пан Вышонец улыбнулся и, махнув своим слугам, направился в замок. Но уже на ступенях обернулся через плечо: – Я не прощаюсь.

Князя Витолда держали не в подземельях его родового замка. В один из первых дней его перевезли в городскую тюрьму, постаравшись скрыть от народа тот факт, что князя обвиняют в оборотничестве. Слух по городу шел совсем другой – дескать, при охоте на чудовищного кабана он был тяжело ранен, и эта болезнь выражается в каких-то странных припадках: князь сильно ударился головой и теперь немного не в себе, мечется в горячке, бредит и ведет себя странно. И исходов возможно два: либо он поправится, либо останется одержимым до конца дней. В этом случае ему придется отречься от власти и доживать свои дни где-нибудь взаперти, в клетке как дикому зверю.

Услышав в «Кровавой Мари» этот слух (деньги благодаря княгине Эльбете у меня теперь были, так что заказала не просто дешевый и слегка разбавленный «пенсионный» эль, а хорошее вино), я подумала, что тут чувствуются сразу две руки: Тодора Хаша и брата Домагоща. Сам молодой рыцарь, несмотря на сопротивление княгини Эльбеты и Агнешки, не терял надежды стать в будущем новым князем, женившись на подросшей княжне. Письмо-то матери Любане я отвезла, но что будет дальше? Артефакт украли из-под ее носа, хотя о нем практически никто не знал. Про письмо известно. Долго ли оно будет в безопасности? А что до рыцаря, то «подорлик» несколько раз проговаривался, что их орден отлавливает истинных оборотней для опытов и разведения. Князь Витолд истинный оборотень, более того, «молодой здоровый самец», и наверняка ему в зоопарке ордена уже приготовили самок, или с кем там его собрались спаривать. Лично у меня при одной мысли об этом в душе поднималась волна отвращения. Он человек, нельзя с ним обращаться, как с животным!