Текст книги "Собачья работа"

Янка и Ланка ввалились в комнату с горящими глазами:

– Ну, показывай, чего привезла с войны?

Я, сидевшая над придвинутым к лавке сундуком (встать перед ним на колени не получалось), подняла глаза:

– Чего?

– Дарене жених с войны золотое кольцо привез, – вспомнила Ланка и завистливо вздохнула. – И серьги с камушками. А еще – целую штуку материи. И двух кобыл привел! Это не считая серебра.

– И Ганьке тоже, – поддакнула Янка. – Такой браслетик! И еще целый сундук с одеждой! Там такие платья! С вышивкой вот тут и тут!

Я только покачала головой. Девчонки, что с них взять.

Нет, бывало, что и я мародерствовала. Особенно искала нижние рубашки – их легче было рвать на портянки. Украшения не брала – и не только потому, что не для чего. Просто была уверена, что убьют, и кому тогда все достанется? Однополчанам, которые станут делить мои вещи после похорон. Так пусть они сразу все возьмут, мне не жалко. Правда, болталось на дне вещмешка несколько колечек, но я почти все их продала, пока валялась у Яницы, – сразу после войны продукты были дорогими, и отдавать приходилось за бесценок, лишь бы обменять на хлеб и масло. Ну а потом, как стала жизнь немного налаживаться, пришлось начать копить на возвращение домой.

– Платье и у меня есть, – сказала я, доставая из мешка то самое, которое мне сшила знакомая портниха в Пустополе. Уже полгода как оно валялось в вещах, все не было повода надеть.

– Ух ты! – У сестренок загорелись глаза, когда изумрудно-зеленая юбка и широкие рукава с золотистым узорным лифом легли на постель, раскинувшись там каждой складочкой. – Красота-то какая! Это, наверное, принцессы платье было, да? Или княжны? Где достала? А почему только одно? Еще есть? Покажи!

Девчонки так и вертелись рядом, заглядывали в глаза, косились на мой тощий вещмешок, словно я оттуда, как из орешка, подаренного феей, могла извлечь еще два наряда лучше этого.

– Оно такое одно. – Я присела рядом, погладила дорогую ткань. Полгода хранила – и ни одного дня не носила.

– А откуда взяла?

– На заказ шили. Для меня.

– Это тебе жених подарил, да? – заглянула в глаза непосредственная Ланка.

– Ты чего? – Янка пихнула сестру локтем в бок. – Нет у нее никакого жениха! Был бы – сюда бы привезла, познакомила!

Я отвернулась, не желая показывать, как задели меня слова сестры.

– Не горюй! – Ланка подошла сзади, обняла за плечи. – Все будет хорошо! Ты в этом платье на праздник Середины Лета в город сходи. Сразу жениха найдешь! Даже с твоей ногой!

Ну, это уж они слишком! Я сгребла платье и запихнула его в сундук.

– Извините, девчонки, я устала. Спать хочу!

Сестры переглянулись и тихо выскользнули, на прощанье одарив жалостливыми взглядами. Может, и правда не хотели ничего дурного, но настроение все равно испортили.

Так началась моя новая жизнь на старом месте. Дел было много – война порушила хозяйство, хотя враги сюда и не приходили, но бои шли под самым Брылем, и пришлось отдать практически всю живность и все запасы для стоявшей рядом армии. А потом отбивались от мародеров. Кабы не богатые подарки, которые сделали двум моим вышедшим замуж сестрам их женихи, родителям и вовсе не удалось бы подняться. Отец-то и умер потому, что надорвался от всех этих трудов – не выдержало сердце. Теперь мать крутилась одна, и я искренне надеялась, что смогу быть полезной в мирных трудах.

Все рухнуло на восьмой день.

Я проснулась от тихого прикосновения руки к плечу. Встрепенулась, открыла глаза и увидела склонившуюся надо мной мать.

– Тсс, – она прижала палец к губам. – Одевайся и спускайся вниз! И не разбуди сестер!

Девушки спали в соседней комнате. Я торопливо оделась и крадучись сошла по ступеням.

На кухне, несмотря на ранний час, в очаге горел огонь. На разделочном столе стояла миска с подогретыми остатками вчерашней мясной похлебки, лежали початый каравай хлеба, лук, порезанное кусочками сало, стояла большая кружка домашнего сбитня. Слуги еще не вставали, мать все собрала сама.

– Садись, поешь, – сказала она. – И уходи.

Уже протянутая к ложке рука замерла в воздухе:

– Что?

– Уходи, – повторила мать. Я поздно заметила, что на лавке чуть поодаль лежит седельная сума, кое-как набитая вещами. – Тебе здесь не место.

– Но почему? – Ноги подломились, и я рухнула на лавку. Деревяшка громко стукнула об пол.

– Ты пойми, Дайна, у тебя сестры. Они девушки на выданье, им женихов надо искать. А тут – ты. Кто их возьмет, когда у них такая сестра? Мало того что калекой вернулась, так еще и с войны. Люди пока помалкивают, но ведь все же знают, что ты целых шесть лет там была… с мужиками. И потом еще два года невесть где болталась и невесть как и с кем жила. Ты нас позоришь. На себя посмотри – ведь в тебе ничего женского! Кому ты такая нужна?

Наши глаза встретились:

– Т-тебе… Я думала, что нужна тебе, мама…

– Такая дочь мне не нужна, – покачала головой женщина. – Я девушку на войну провожала. А кто ко мне с нее пришел – сама не знаю. Мне тоже больно, но ради сестер, ради их счастья – уходи.

– Ради их счастья. – Я оглядела кухню. Все расплывалось перед глазами, в носу защипало. – Я ради их счастья кровь проливала, свою и чужую. Я думала, у меня дом есть…

– Не твой это дом. За меньшой сестрой он останется, когда ей придет пора замуж выходить. Ты им свет застить станешь. Не мешай сестрам. Уходи! У тебя – своя жизнь, у нас – своя.

– Куда же я пойду? – В голове не укладывалось. Всю войну я мечтала о том, чтобы вернуться домой, к маме, отцу и сестренкам. Копила деньги. Порвала отношения, которые могла бы сохранить, ради возвращения туда, где, как думалось, любят и ждут. И вот теперь меня гнали за порог.

– Не знаю, дочка, – мать засуетилась, пододвигая миску и ложку, – сама думай. А поесть надо. Никто не ведает, какая дорога тебе предстоит… Я вещички твои собрала, – она стала копаться в мешке, зачем-то показывая то одно, то другое. Надо же, даже то самое платье положила! – Тут и все деньги, которые ты принесла, все, до медной полушечки! Ничего не тронули! Нам чужого не надо!

«Чужого не надо!» Вскользь брошенные слова отрезвили и расставили все по местам. Я тут чужая. Погостила – и хватит. Пора и честь знать. Взяла ложку, зачерпнула похлебку. Права мать – дорога дальняя, силы нужны.

– А я вот тут тебе подарочек приготовила, – хлопотала она, пытаясь ласковым голосом как-то исправить содеянное. – Сережки с камушками! Помнишь, отец тебе подарил? Я сберегла! И колечко. То, самое первое, которое он с ярмарки привез! И бусы… Зеленые, помнишь? Остальное не могу отдать – это приданое девочек. Им замуж выходить, перед женихами надо как-то красоваться.

– А мне, – кусок застрял в горле, я силой заставила себя глотать, – мне они на кой?

– Ну как же? Тебе же надо на что-то жить? – Мать аж руками всплеснула. – Ты ж не работница! Кто тебя такую замуж возьмет? В монастырь разве что какой уйти – туда деньги нужны. Вот и продашь, чтобы приняли. Или поменяешь на что-нибудь. По нынешним деньгам им грош цена, но все лучше с ними, чем без них. Так ведь? – Она заискивающе заглянула в лицо.

– Так, – буркнула в ответ, снова принимаясь за еду.

Ничего. Выдержу. Я привыкла быть сильной. Будет больно, но как-нибудь переживу. Авось не сломаюсь. И куда идти – тоже знаю. В Пустополь. Поселюсь в тамошнем монастыре при храме Матери-Богини. Там уже живет несколько бывших воительниц, я лишней не буду. Как-никак почти восемьдесят злотых принесу. Чтоб совсем с тоски не взвыть, Янице помогать стану – работа привычная. Сиделкой при больных. И места знакомые. Съездила, называется, навестила родню. Что ж, пора назад.

Радуясь, что дочка не спорит, мать уложила в мешок вторую половину каравая, несколько перышек лука, кусок сала и полдесятка вареных куриных яиц. Потом подумала и добавила три редиски – крупные, поздние, наверняка водянистые и твердые. Прощальный гостинец…

Остальные мои вещи уже лежали у входа. Пришлось только подняться за мечом. Проходя мимо комнаты сестер, невольно замедлила шаг. Мелькнула шальная мысль – а не нарочно ли мать решила выставить меня из дома в такую рань, чтоб не стыдно было перед дочерьми? Вдруг девчонки захотят меня удержать? Будить и проверять не хотелось. Уходить надо, пока добром просят. А то… как бы не стали метлой поганой гнать!

За порогом стояло раннее утро, летнее, веселое, умытое росой. В кустах звенели птичьи голоса, раскрывались цветы. Пахло свежестью, скошенной травой и еще чем-то сладким и пряным. От первого же вздоха стало легко и свободно на сердце. Как же хороша жизнь!

Последний раз оглянулась на дом (жила в глубине души надежда, что мать все-таки опомнится и разрешит остаться!) и зашагала к воротам. Привратник вытаращил сонные глаза, но ничего не сказал, выпустил через калиточку. Я еще помахала рукой на прощанье и заставила себя улыбнуться. Пусть никто не видит моих слез. Если встречу знакомого, скажу, что роса. А куда иду с утра пораньше? Так это… в гости. Тут недалеко мой бывший однополчанин живет, решила навестить друга. Так и скажу. Потому и без лошади, что недалеко. Пусть верят.

В городке уже начали просыпаться люди – открыли ворота, хозяйки выгоняли скотину в стадо. Степенно брели коровы, взбрыкивали телушки, торопились, напирая друг на друга, овцы, а козы шкодливо стреляли глазами – куда бы сбежать? Пришлось сойти с дороги, дать стаду пройти. Хозяйки с любопытством провожали меня глазами, но остановить и пристать с расспросами не решались. Оно даже к лучшему.

Ждать, пока в нужную сторону тронется обоз, времени не было, так что пришлось измерять дорогу ногами. Новый протез сидел на ноге хорошо, нигде не натирал, и я опять добром вспомнила Витолда. Надо же, каким человеком оказался! Может, даже хорошо, что я поселюсь в его городе? Если какие сложности в монастыре возникнут, сразу к нему обращусь. По старой, так сказать, памяти. Жаль, что нельзя его сестренке подарить сережки, – у маленькой милсдарыни Агнешки такого добра навалом, и все дороже моих. А может, не стоит бередить раны ни ему, ни себе? Ушла – и ушла. Он небось обиделся.

После полудня солнце стало печь немилосердно. Пришлось сойти с дороги и устроиться на обочине, отыскав наклоненное дерево, чтобы удобнее было сидеть. Перекусила хлебом и вареными яйцами, посетовала про себя, что ведь проходила мимо речки и не догадалась напиться. А теперь либо возвращайся, либо терпи до ближайшего колодца. Впрочем, до соседнего города недалеко – к вечеру, если идти не останавливаясь, поспею, даже на гудящих от усталости ногах. Все-таки почти двадцать верст отмахала! А там можно на постоялом дворе задержаться на денек-другой, узнать, как побыстрее и подешевле добраться до Пустополья. Как ни крути, как ни терзай сердце болью, а податься мне некуда. А на месте – только к доброй Янице под крыло или в женский монастырь, черницей.

Уговорив себя, вернулась на дорогу. Но прошла всего шагов сто, когда увидела, что впереди, выехав из-за рощицы, показалась группа всадников, рысившая навстречу. Ох как же мне это не понравилось! Вдруг опять что случилось, и это скачут гонцы с недобрыми вестями? Тогда почему толпой? Их же не меньше десятка!

Я еще успела сойти с дороги. Еще успела повернуться вполоборота, прикидывая, что буду делать, если на меня обратят внимание – а ну как захотят задержаться и поразвлечься за мой счет? – и вдруг догадалась повнимательнее всмотреться в их лица. Знакомые лица. Особенно одно.

Нет, не проедут. Обратят внимание. Уже обратили. Почему? Зачем? Откуда?

Он осадил коня в тот же миг, когда наши взгляды встретились. Спрыгнул с седла, бросив повод, подбежал.

– Нашел…

Схватил за плечи, встряхнул как неживую, и вдруг прижал к себе, ткнулся подбородком в плечо.

– Нашел, нашел, нашел… – повторял как заведенный.

Я разжала пальцы, выронила мешок на дорогу. Поднять руки и обнять в ответ сил не было – так и стояла, слушая его бормотание в ухо. Вот и встретились. Значит, судьба?

– Как нашел? – только и была здравая мысль. Я же никому не рассказывала, куда еду.

Мужчина выпрямился, взглянул мне в лицо. Широко раскрытые глаза оказались так близко, что при желании можно было пересчитать ресницы.

– Ну ты же сама мне все рассказала. И про Брыль, и про то, что хочешь вернуться домой.

Да? И когда такое было? Впрочем, тайны из своего домашнего адреса я не делала, если спрашивали – говорила. Вот и пришло время ответить за свои слова…

– Кроме того, ты забыла в комнате свой носок.

– Свой – что? – ну да, хватилась уже вечером, когда решила переобуться. – А он-то тут при чем?

– Помнишь волшебную травку, которую дала знахарка Одора? – усмехнулся князь. – Я, как его увидел, сразу вспомнил.

Да уж. Бабка, к которой мы заезжали в поисках Агнешки, действительно что-то такое говорила. Мол, вот тебе травка, сделай из нее настой, потом в нем замочи клубок, смотанный из нитей вещи, которую носил пропавший человек, кинь тот клубок на дорогу – он тебя к нужному месту сам приведет. Неужели князь так меня искал?

– И когда ты уехала, – он все не спускал с меня глаз, продолжая придерживать за плечи, – мне вдруг стало так одиноко… так пусто. Я сначала не понял, что происходит. А потом пропала Агнешка…

– Что? Опять?

– Не бойся, мы ее быстро нашли. Она сидела в дальнем углу двора – как оказалось, том самом, где ты часто упражнялась с мечом. Девчонка скучала по тебе, и я понял, что тоже… соскучился. Я уже себя сто раз проклял за то, что тогда тебя отпустил. Возвращайся, а? Полнолуние прошло без тебя…

– И как? – против воли заинтересовалась я.

– Плохо. Какого-то нового алхимика пришлось на службу принять, так он такой отвар сварил, что лучше бы не брался… Я полночи по комнате метался и выл. Мне плохо без тебя. Возвращайся, пожалуйста! Я тебя очень прошу.

Вот интересно, что бы ответил князь, если бы узнал, что я и так и так направлялась в Пустополье? С ума бы, наверное, сошел от радости. Надо же, какое совпадение. Но вредная судьба не так уж часто баловала меня подарками, и верить в такую удачу пока что-то не хотелось.

– И в качестве кого я там появлюсь? Штатного телохранителя? Начальника стражи? Или…

– Моей невесты.

Ответом на столь смелое заявление был нервный смех:

– Ты с ума сошел! Я – невеста? Меня никто не примет! Это же такой позор… Я… не могу! Против всех… Против короля…

Витолд поджал губы. Я подумала: сейчас он скажет, что в этих словах есть суровая правда. Но он тряхнул головой, и по огонькам в глазах стало ясно, что решение принято.

– Ты столько раз меня защищала, – сказал мужчина, – а теперь я буду защищать тебя.

И тогда я поверила.

И испугалась. Потому что вспомнила про обещание, которое случайно дала Коршуну. И которое теперь обязательно исполнится через несколько лет. Но это ведь будет еще не скоро. А до тех пор…

Отбросив страх, я за затылок притянула Витолда ближе, чтобы наконец поцеловать.