Текст книги "История мировой литературы. Древний Ближний Восток"

Осознав свою ошибку, Энлиль посылает своего советника Нуску с богатыми предбрачными дарами в Эреш, но главное – с наказом передать Нидабе следующие слова от его имени:

 
Я неженатый муж и весть шлю тебе о моем желанье!
Дочь твою хочу взять в супруги, да будет на то твое согласье!
Моим именем дары тебе шлю,
прими же ныне то, что прислал я!
Я – Энлиль, отпрыск, порождение Аншара,
я всемогущий властелин Вселенной!
 
 
Нинлиль – будет имя твоей дщери,
по всем странам оно разнесется!
Гагишуа – дар мой брачный, как сокровищницу ей подарю я!
Киур воистину подарю ей, да станет ее любимым домом!
В Экуре на престоле моем могучем
 
 
со мною вместе да воссядет,
ей Судьба определена будет!
Меж Аннунаков, богов великих,
да будет присуждена ей доля!
Тебе отдаю, в твои руки, жизнь черноголового народа! [68]
 

Последними словами Энлиль хочет сказать, что теперь от решения матери Суд будет зависеть не только судьба ее дочери, не только судьба его, Энлиля, но и судьба шумеров – «черноголового народа», ведь без покровительства Энлиля он погибнет, а сам Энлиль уже не сможет жить без Суд. Нидаба-Нанибгаль весьма благосклонно принимает это сообщение, дары и устраивает пир в честь посланца Энлиля. Она просит передать, что дарами и достойным предложением Энлиль принес ее сердцу радость и смыл обиду (не совсем понятное место; по-видимому, речь идет об обиде из-за того, что жених первоначально принял Суд за священную блудницу; однако слово, стоящее в оригинале, переводится точнее как «говорить о ком-то дурно», «марать чью-либо репутацию»; вероятно, замечает В. К. Афанасьева, «маранье репутации произошло в тексте первого рассказа»[289]289
  Афанасьева, В.К. Комментарий // От начала начал… С. 369.


[Закрыть]). Нидаба передает приглашение сестре Энлиля – Аруру (она же Нинмах – «Могучая госпожа») прибыть к ней в дом для подготовки брачной церемонии (это говорит об особой роли сестры жениха на свадьбе). На пиру Нидаба призывает свою дочь, чтобы она своими руками подала гостю кубок с пивом.

Энлиль чрезвычайно обрадован доброй вестью, которую принес ему Нуску: «…как плоть Энлиля возликовала, как возрадовалось сердце» [70]. Он тут же начинает готовить богатые дары, чтобы отправить их в Эреш. А так как он верховный бог, отвечающий за процветание и плодородие, то достаточно ему только пожелать – и к нему сбегаются самые лучшие животные, которых он отправляет в подарок своей невесте и будущим теще и тестю:

 
Он главу воздел – и они побежали,
Он главу воздел к долинам – и к нему побежали твари.
Козлы-ослы – четвероногие, что вольно множатся по степи,
Кому нет числа в горах высоких,
кого своим выбором он коснулся.
Быки, олени, зубры красные,
антилопы со своими козлятами,
Медведи, горные козлы, кабаны,
Рыси, лисы, горные козы, горные овцы,
водные буйволы, обезьяны,
Толстый жирный рогатый скот с крутыми боками,
с громким ревом,
Дикие коровы со своими телятами, быки пряморогие
на лазуритовой веревке,
Овцы с ягнятами, козы с козлятами дерутся-бодаются,
прыгают, скачут,
Большие козлы бородатые бьют копытами,
землю царапают,
Стадо, достойное владыки,
Энлиль прямо в Эреш направил. [71]
 

Не менее красочно описание тех вкусных яств (прежде всего молочных продуктов, меда, фруктов и орехов), которые Энлиль отправляет в Эреш для свадебного пира:

 
Большие сыры горчичные, сыры малые ароматные,
Изделия из молока – круглые, печеные, квашеные,
Золотистый мед душистый, мед бочонками, мед сладчайший,
Всю тяжесть того груза Энлиль прямо в Эреш отправил.
Финики, фиги, большие гранаты…
Вишни, сливы, орехи всех видов, фисташки, желуди,
Финики Дильмуна[290]290
  Дильмун – блаженная (райская) страна в шумерской мифологии. См. главу «Первая легенда о райском саде».


[Закрыть] в больших корзинах,
«небесный лазуритовый» финик[291]291
  Смысл выражения неясен; вероятно, речь идет о каком-то особом сорте фиников.


[Закрыть],
Зерна гранатов, что брызжут соком,
большие гроздья винограда,
Редчайшие фрукты деревьев горных,
плоды диковинные садов зимних,
Изобилие садов фруктовых
Энлиль прямо в Эреш направил. [71]
 

Кроме того, в числе даров – серебро, золото, драгоценные камни в ларцах. Когда все это изобилие даров в сопровождении Аруру и Нуску достигло Эреша, выяснилось, что город не может всего вместить и то, «что не вместилось, на дороге грудами, кучами лежало» [71]. Невероятная щедрость Энлиля окончательно растопила сердце Нидабы, которая, как дает понять автор, все еще помнила о нанесенной обиде. Теперь же, «церемонии все отбросив» [71], она благословляет Суд на брак с Энлилем:

 
Да станешь супругой-избранницей Энлиля,
да будет на то благословенье!
Да сплетется прекраснейший с тобою шеей.
«Открой лоно, любимая», —
тебе да скажет!
Не прерывайте радость желания,
наслаждайтесь друг другом долго!
Вновь и вновь до предела любитесь друг с другом —
и рождайте и умножайтесь! [72]
 

И в этом фрагменте, и далее в тексте подчеркивается, что брак Энлиля и Нинлиль обеспечивает плодоносность природы, процветание Шумера. Однако важен и чисто человеческий, психологический аспект: на этот раз любовное слияние богов происходит не в каком-то странном «укромном месте», но в роскошном и благоуханном брачном покое, на царском ложе, не через насилие, но по обоюдному согласию, в радости сердца:

 
В покое на ложе, ложе цветенья – наслажденье,
что леса кедрового благоуханье.
Энлиль корень воздел, супруге своей блаженство дал,
радость доставил,
На престоле господства с нею воссел,
благословение ей произнес.
Владыка слов благих определил Судьбу госпоже,
жене-избраннице своего сердца. [72]
 

В. К. Афанасьева справедливо отмечает в своем комментарии, что эти строки – «как бы ответ на описание сближений Энлиля с Нинлиль в первом рассказе»[292]292
  Афанасьева, В.К. Комментарий // От начала начал… С. 370.


[Закрыть]. Исполненный благоговения перед своей избранницей, Энлиль назначает особую роль Нинлиль: отныне она будет отвечать за рождение людей, будет покровительницей рожениц: «Да будешь ты Нинту – госпожа рождений, та, кто раскрывает колени» [72]. Более того, отныне Нинлиль, уподобленная прорастающему зерну, т. е. вечно обновляющейся жизни, вместе с Энлилем становится гарантом процветания страны, самой «жизнью Шумера»:

 
Отныне жена пустынного места, чужестранка —
хозяйкою в Доме станет!
Супруга цветущая моя, та, кого родила Нидаба,
Ашнан, зерном произрастающим, жизнью Шумера
воистину станет… [73]
 

Вдобавок во владении Нинлиль – наследие ее матери Нидабы: «Вся писцовая искусность, пестрозвездные таблички, стило, доска для сглаживания табличек, // Исчисление счета, сложение-вычитание, лазуритовая веревка – для измерения, // Землемерного колышка глава, границ-полей межевание, каналов-рвов устроение…» [73]. Так, констатирует автор текста, малоизвестная и малозначительная богиня получает новый статус, становится супругой великого владыки, владычицей богов и людей: «Прежде Суд, отныне Энлиль – владыка и Нинлиль – владычица! // Божество, что имени не имело, отныне великое имеет имя, великие дарения жертвует!» [73].

Поэма «Женитьба Энлиля» несет в себе множество интересных аспектов. Она сообщает важные и колоритные подробности о том, как происходили у шумеров сватовство и собственно свадебная церемония. Однако особенно интересно то, что вторая поэма об Энлиле и Нинлиль явно спорит в своих основных моментах с первой, словно древний автор поставил задачу продемонстрировать, что все в истории «обзаведения» верховного шумерского бога супругой было совсем не так, как рассказывала поэма «Энлиль и Нинлиль», что все было сделано «по правилам». Как отмечает В. К. Афанасьева, «в рассказе неоднократно подчеркивается “законность” отношений Энлиля и Суд и опровергается даже намек на сближение их до законного брака, тем более – рождение младенцев. Многие фразы первого текста цитируются и тут же опровергаются: “ничего этого не было” – как бы пытается уверить своих читателей (слушателей) автор»[293]293
  Афанасьева, В.К. Комментарий // От начала начал… С. 368.


[Закрыть]. Можно увидеть в этом определенную эволюцию взглядов шумеров на семью и брачные отношения, стремление упорядочить свободные сексуальные связи, свойственные архаическому обществу. Теперь невозможна связь (тем более насильственная), не освященная торжественной брачной церемонией; явный акцент делается на девственности Суд и на соединении героев по взаимной любви. В таком случае, кажется, вторая поэма должна, по сути, отменить первую, а первая уже не должна восприниматься шумерским сознанием как авторитетный, тем более сакральный, текст. Однако этого не произошло. В. К. Афанасьева пишет: «…удивительнее всего то, что, судя по числу сохранившихся копий, обе версии были достаточно популярны в течение достаточно длительного промежутка времени – более тысячи лет»[294]294
  Афанасьева, В.К. Древнейшая в мире. С. 26.


[Закрыть]. Исследовательница объясняет это тем, что в обоих рассказах «сталкиваются и противопоставляются друг другу не только и не столько стадиально бытийные формы развития общества, сколько эзотерический и экзотерический мифологические пласты»[295]295
  Афанасьева, В.К. Комментарий // От начала начал… С. 369.


[Закрыть]. В двух текстах сталкиваются «тайное знание и массовое сознание»; если первая поэма – «миф космического сознания», то вторая – «земного, а в категориях социальных – стремление ранней государственности к упорядочению свободных брачных отношений, характерных для архаических обществ»[296]296
  Афанасьева, В.К. Древнейшая в мире. С. 26.


[Закрыть]. Это еще раз демонстрирует, насколько сакрально-мифологическое глубоко внедрено в сознание, насколько оно остается неизменным даже в ходе эволюции социальных отношений и психологии человека.

Если собственно космогонические мифы до нас не дошли (они являются частью этиологических сказаний), то мифы об устройстве земного бытия, о сотворении божеств, которым поручено следить за порядком на земле, о сотворении сельскохозяйственных орудий представлены очень обильно и составляют самую обширную часть шумерских мифологических сказаний. Некоторые из них связаны с деятельностью Энлиля. Так, в одном из сказаний Энлиль создает скотоводческих богов Эмеша (Лето) и Энтена (Зиму), которые приносят на землю изобилие и плодородие:

 
Энтен приказывает овце родить ягненка,
Корове и телке велит он дать много мяса и жира,
он создает изобилье.
В долинах дикому ослу, козлу и газели он дал радость,
Небесным птицам в вольном небе – он дал им вить гнезда.
Рыбам в море, в заболоченных реках – он дал им
иметь потомство.
Деревья он посадил, он создал плоды.
Зерно и травы он создал в изобилии…
Эмеш создал поля и деревья, сделал просторные
стойла и пастбища,
В полях он создал изобилие…[297]297
  Цит. по: Афанасьева, В.К. Литература Древнего Двуречья. С. 88.


[Закрыть]
 

Энлиль благословляет и освящает города, дарует им изобилие. Путешествие богов-покровителей того или иного города за милостью к Энлилю является распространенным мотивом шумерских мифологических сказаний. Так, в одном из них описывается путешествие из Ура в Ниппур бога луны Нанны, который приносит Энлилю богатые дары, а тот наделяет Ур богатством, окрестные реки, леса, поля – плодородием. В другом сказании бог Энки сотворяет город Эреду, или Эредуг (поднимает его из морской пучины), и отправляется к Энлилю с просьбой освятить город.

Большинство этиологических преданий связано с деятельностью еще одного важного общешумерского бога, почитаемого не менее, чем Энлиль, – бога подземных (пресных) вод и мирового океана, а также бога мудрости Энки. Энки – сын первородной бездны Намму (его жилище именуется Абзу – «бездна») и бога Ана, мощью своей равный Энлилю. Именно он практически воплощает в жизнь повеления Энлиля. Энки предстает как бог-цивилизатор, как культурный герой, и его деятельность во многом сходна с деяниями египетского Осириса или эллинского Прометея. С Энки шумеры связывали возникновение практически всех установлений цивилизации, культурных явлений (способом творения вновь выступает божественное слово или божественная воля). Он считался покровителем тайного знания и искусства врачевания (это искусство он передал своему сыну Ассалухи). Главное святилище Энки находилось в городе Эреду (он же Эриду, Эредуг) – самом древнем городе в шумерской традиции. Там исполнялись гимны в честь Энки, которому доверены были самим Аном таинственные ме – «сути мироздания», без которого не смогла бы поддерживаться жизнь на земле. Так, в гимне «Властелин остроглазый…», написанном от имени Ур-Нинурты, шестого царя I династии города Исина и последней собственно шумерской династии Месопотамии (начало 2-го тыс. до н. э.), говорится:

 
Властелин остроглазый[298]298
  Согласно В. К. Афанасьевой, в оригинале буквально – «Властелин искусного и возвышенного глаза». Исследовательница поясняет: «Глаз, как и ухо, – вместилище мудрости, разумения. Особая острота зрения предполагает глубину внутреннего видения» (Афанасьева, В.К. Комментарий // От начала начал… С. 380). Именно поэтому шумеры изображали своих богов и царей с большими глазами и ушами.


[Закрыть], составитель замыслов,
всеведатель, сердце просторное!
Энки, Разум Обширный,
Аннунаков предводитель могучий,
Ясномудрый, заклятий творитель,
Слова даритель, планов провидец,
В решеньях судебных от восхода солнца и до заката
мудрых советов податель,
Энки, владыка всех истинных слов, как то подобает,
тебя да восславлю!
Ан – отец твой, царь-владыка, семени испускатель, он,
что все на земле для людей устроил,
Мироздания Сути тебе доверил,
для княжения тебя возвысил. [105]
 

До нас дошла мифологическая поэма в 450 клинописных строк, которую ее первый издатель С. Н. Крамер условно назвал «Энки и мироздание»[299]299
  Наиболее известны следующие издания и переводы поэмы: Bernhardt, I. Enki und die Weltordnung / I. Bernhardt, S. N. Kramer. Jena, 1959; Falkenstein, A. Enki und die Weltordnung / A. Falkenstein // Zeitschrift für Assyriologie. № 56; Benito, C. Enki and the Worldorder: Dissertation, 1969 / C. Benito // Ann Arbor Microfi lms. 70–76.


[Закрыть]. Она открывается гимном в честь Энки, который затем сам берет слово и произносит хвалу себе – сыну всемогущественного Ана:

 
Мой отец, властелин вселенной,
Во вселенной дал мне сиянье.
Предок мой, всех стран владыка,
Все Сути собрал, вложил мне в руку!
Из Экура, храма Энлиля,
К Абзу моему в Эредуге все искусства,
всю искусность мою принес.
Я – праведное семя, быка великого исторжение[300]300
  Быком метафорически именуется Ан; сравнение с быком – символом мужской плодоносной силы, равно как и изображение наиболее почитаемых богов (особенно связанных с плодородием) в виде быка типично для древних культур Ближнего Востока.


[Закрыть],
я – сын первородный Ана!
Светоч, взошедший в Кигале, – я,
владыка великий Шумера – я!
Надзиратель над властелинами – я,
отец всех стран чужеземных – я!
Старший брат всех богов – я, изобилия творитель – я!
Писарь книги вселенной – я,
Разум Премудрый всех стран – я,
С Аном-царем суд справедливый в чертогах небесных
вершу – я!
С Энлилем вместе на горных вершинах, откуда он смотрит,
судьбы решаю – я!
Решение судеб, там, где солнце встает, он вложил в мои руки!
Я тот, о ком нежно сказала Нинту,
Кому Нинхурсаг дала доброе имя,
Я – предводитель всех Аннунаков,
Сын первородный светлого Ана!
 

(Перевод В. Афанасьевой)[301]301
  Цит. по: Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. С. 106. Здесь и далее текст поэмы «Энки и мироздание» цитируется в переводе В. К. Афанасьевой по данному изданию с указанием страниц в квадратных скобках после цитаты.


[Закрыть]

Восхваляя себя, Энки подчеркивает особую силу и власть своего Слова: «По Слову моему загон построен, хлев возведен, // Слово мое к небесам приблизилось – с небес дождит изобилие! // Слово мое к земле приблизилось – рыб потоки несет половодие» [107]. Таким образом, здесь, как и в гимнах Энлилю, оформляется концепция творящего Слова (по шумерским представлениям, для того чтобы что-то возникло, оно должно быть названо богом), хотя Энлилю принадлежат генеральные замыслы, а Энки – их конкретное воплощение. Даль нейший сюжет поэмы и составляет его путешествие на землю, чтобы, произнеся соответствующие слова, устроить миропорядок, определить судьбы стран и городов. Первым делом Энки определяет судьбы Шумера:

 
О Шумер, Великая Гора, страна вселенной!
В сиянии невыносимом от восхода и до заката солнца, та,
что Сути дает всем народам!
Твои Сути могучие недоступны,
Твои глубины непостижимы.
Место рождения твоих богов, словно небо, недостижимо!
<…>
О Шумера дом! Загоны твои да будут построены, коровы
твои да умножатся!
Овчарни твои да будут поставлены, овцы твои да будут
бесчисленны!
Твои домы святые пусть рукой до небес достанут!
Пусть ануннаки в их глуби решают судьбы! [107]
 

После этого Энки отправляется в Ур и благословляет его (вероятно, ко времени создания поэмы Ур был главным городом Шумера):

 
Град достойных омовений, словно бык, стоящий прочно!
Чертог изобилия страны, колени раздвинувший,
подобно горе зеленеющий!
Рощи абрикосовой тень раскидистая, собою по праву гордая,
Твои Сути совершенные да будут прямы!
Могучий Утес, Энлиль, произнес на земле и в небе твое
славное имя,
Град, кому судьбу решил Энки,
Ура святыня, к небу да воздымешь шею! [108]
 

Затем Энки идет на «черную гору» – в Мелухху (возможно, Нубию – Эфиопию). «Весьма примечательно, – пишет С. Н. Крамер, что Энки относится к этой стране почти так же благожелательно, как и к самому Шумеру. Он благословляет здесь деревья и тростники, быков и птиц, золото и серебро, медь и бронзу, а также обитателей этой страны»[302]302
  Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. С. 108.


[Закрыть].

Возвратившись на землю «черноголовых», Энки наполняет живительной влагой Тигр и Евфрат и поручает две великие реки заботам бога Энбилулу. Он обильно населяет реки рыбой и поручает следить за ней божеству, названному «сыном Кеша». Энки также определяет законы движения моря (Персидского залива) и передает его в ведение богини Сирары. Далее Энки призывает ветры и назначает их владыкой бога Ишкура, который «скачет на грозах и бурях». Энки создает плуги и ярмо, повелевает быку пахать, а полю – рожать зерно:

 
Плуг, ярмо и упряжь он направил,
Государь великий Энки, он быку велел идти прямо,
Борозде священной уста открыл он,
Полю доброму зерно рожать повелел. [108]
 

Энки создает мотыгу, форму для кирпича и поручает каждую отрасль хозяйства заботам того или иного божества: богу Энкимду (от Энки-Имду – «Энки создал») – попечение над каналами и полями; строительство домов – Мушдамме, «великому зодчему Энлиля»; «царю гор» Шаккану (Сумугану, Сумукану) – животных и растения; форму для кирпича – богу кирпича Кабте; надзор за хлевами и овчарнями, производством молока, сливок, масла – богу-пастуху Думузи. Энки создает нить и поручает искусство ткачества богине Утту. Наконец, он выступает как мудрый законодатель – проводит границы и поручает следить за ними «во всей вселенной» богу солнца Уту.

Затем сюжет принимает неожиданный поворот: в дело вмешивается честолюбивая богиня Инанна, которую почему-то обошел Энки, распределяя власть над миром. Инанна перечисляет права, которые получили ее божественные сестры Нинисинна, Нинмуг, Нидаба, и несколько раз повторяет свой вопрос:

 
Я – жена, для меня, для одной что сказано?
Я – Инанна пресветлая, какова моя должность? [109]
 

Далее из уцелевшего текста (пятьдесят строк поэмы плохо сохранились) можно понять, что Энки наделяет Инанну большой властью – всевозможными одеяниями (она – законодательница мод), способностью привлекать мужчин и любовью к битвам и разрушениям.

Культы Инанны и ее супруга – покровителя пастушества Думузи были очень важны для шумеров. Образы этих богов чрезвычайно ярко и живо представлены в шумерских мифологических сказаниях.

Мифологические сказания об Инанне и Думузи

Инанне – богине любви и раздоров, одной из наиболее почитаемых у шумеров (впоследствии в Месопотамии столь же распространенным будет культ ее вавилонского двойника – Иштар), посвящен целый цикл мифологических сказаний. К их числу принадлежит мифологическая поэма «Инанна и Энки», текст которой был опубликован еще в 1911 г., но долгое время ее перевод был затруднен из-за темноты смысла. Лишь тридцать шесть лет спустя небольшой фрагмент – левый верхний угол таблички, обнаруженный С. Н. Крамером в Музее Древнего Востока в Стамбуле, дал ему ключ к пониманию текста (этот перевод впервые опубликован в его книге «Шумерская мифология» в 1944 г.). С тех пор ученики профессора Крамера внесли множество новых нюансов в понимание наиболее трудных фрагментов текста, в первую очередь связанных с перечислением божественных ме – «сутей», законов и атрибутов цивилизации[303]303
  Полное издание, перевод и подробные комментарии к поэме подготовлены немецкой исследовательницей Г. Флюгге – в качестве докторской диссертации под руководством проф. Крамера. См.: Flügge, G. Der Mythos «Inanna und Enki» unter besonderer Berücksichtigung der Liste der me / G. Flügge. Berlin, 1973.


[Закрыть].

Неведомый автор поэмы перечислил сто с лишним элементов, определяющих лицо цивилизации. «Этот перечень, – пишет Крамер, – представляет собой список всевозможных учреждений, жреческих функций, ритуальных принадлежностей, эмоциональных состояний, различных верований и доктрин»[304]304
  Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. С. 110.


[Закрыть]. Характерно, что в этом перечне на равных правах присутствуют как абстрактные понятия («власть богов», «царская власть», «радость сердца», «мир» и т. д.), так и наименования различных видов конкретной человеческой деятельности («плотничество», «медничество», «ремесло грамотейное», «кузнечное дело» и др.), а кроме того – совершенно конкретных предметов (например, различных музыкальных инструментов). Показательно также, что наряду с позитивными, благотворными для человека понятиями («прямота», «доброта», «мудрость» и т. д.) перечислены и явно нежелательные для гармоничного состояния общества: «клевета», «вражда», «страх», «ужас», «раздоры» и т. д. При этом все они представлены как «божественные» установления, без которых не может существовать вселенная. Быть может, это подтверждает мысль о том, что этические учения еще не занимали главенствующего положения в древнем сознании, а божественная сфера считалась источником как блага, так и зла (при этом в земной жизни человек, конечно же, стремился избежать последнего). Так или иначе, но именно со списком ме, четыре раза повторенным в поэме, больше всего загадок у исследователей, ибо не все они расшифрованы вследствие отсутствия контекста. «Но и того, что расшифровано, – пишет профессор Крамер, – достаточно для характеристики этой первой письменно зафиксированной попытки исследования культуры, выразившейся в перечне того, что сегодня определяется общим термином “атрибуты цивилизации”»[305]305
  Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. С. 110.


[Закрыть].

Непосредственным сюжетом поэмы, названной в русском переводе В. К. Афанасьевой по первой строке – «К Эредугу в Абзу помыслы обратила…»[306]306
  От начала начал… С. 47–61 (коммент. – с. 365–367).


[Закрыть], является путешествие Инанны из Урука, которому она покровительствует, в Эреду (Эредуг), где в своем храме (водяной бездне Абзу) пребывает Энки, Властелин Мудрости и хранитель божественных сутей – ме, на которых зиждется цивилизация. Инанна задумала завладеть ме и доставить их в Урук, чтобы умножить его благосостояние, сделать его центром мира. Добивается она этого хитростью, как следует напоив Энки на пиру, который в честь прибытия Инанны устраивает советник и посланец Энки Исимуд. Захмелевший Энки готов все отдать светлой Инанне («светлая» – постоянный традиционный эпитет, сопутствующий имени Инанны). В самый разгар веселья Энки восклицает:

 
Светлой Инанне, дочери моей, да отдам я ей:
Доблесть, Могучесть, Несправедливость, Праведность,
Градов ограбление, Плачей устроение, Радость сердечную
Чистая Инанна в обладание да получит,
Именем моей силы, именем моего Абзу!
Светлой Инанне, дочери моей, да отдам я ей:
Лживость, Земель мятежность, Мирность,
Бегство поспешное, Жилье надежное.
Светлая Инанна в обладанье получит
Именем моей силы, именем моего Абзу!
 

(Перевод В. К. Афанасьевой)[307]307
  От начал начал… С. 50. Далее шумерские тексты, кроме особо оговоренных случаев, цитируются в переводах В. К. Афанасьевой по данному изданию с указанием страниц в квадратных скобках после цитаты.


[Закрыть]

Таким образом Энки продолжает перечислять ме, повторяя: «Светлой Инанне, дочери моей, да отдам я ей…» Поведение богов в поэме практически ничем не отличается от поведения людей: опьяневший Энки, не вполне отдавая отчет в своих действиях, в порыве щедрости дарит Инанне божественные ме (судя по контексту, все они имели какое-то материальное воплощение). Этого-то как раз и добивалась хитроумная Инанна: она грузит ме на свою Небесную барку (при этом деловито перечисляя: «Доблесть он мне дал, // Могучесть он мне дал, // Неправедность он мне дал, // Праведность он мне дал, // Ограбление градов он мне дал…» [51] и др.) и отплывает в Урук (возможно, что богиня перечисляет ме стражам Эредуга, чтобы подчеркнуть, что она их законно увозит из города).

Однако протрезвевший Энки (буквально сказано: «пиво из него вышло»[308]308
  Афанасьева, В.К. Комментарий // От начала начал… С. 366.


[Закрыть]) вскоре удивленно замечает, что ме нет на их обычном месте. Но он ничего не помнит и расспрашивает о случившемся Исимуда. Энки перечисляет ме и многократно перебивает себя вопросом: «Где они?» На это следует неизменый ответ Исимуда: «Мой господин все отдал своей дочери» [52–53]. Энки впадает в страшный гнев, пытаясь найти виновного. В ответ на его вопли ему указывают на лягушку (!), которую он и убивает, вымещая на ней свою злость:

 
Дом Энки словами его не пренебрегал,
Многомудрому, кто решения принимал, кто громко вопил,
«Там, у засова ворот лягушка квакала», – так ему сказали.
Место она, мол, показала.
Энки схватил лягушку за правую лапу.
В покои светлые свои вошел.
Он взял в руку дубинку сосновую, самшитовую.
Он швырнул ее птицам небесным.
Он швырнул ее рыбам бездны.
…он разбил.
…он разбил [53].
 

Кажется, в тексте явно присутствуют юмористические черты: очень уж смешон могучий бог, вымещающий злость от сознания собственной вины на маленькой лягушке. Раскаиваясь в своей неуместной щедрости, Энки повелевает догнать Небесную барку Инанны и захватить ее, а Инанну пешком отправить в Урук. В помощь Исимуду он дает пятьдесят морских чудовищ (классический мотив чудесных помощников, свойственный волшебной сказке). Исимуд догоняет Инанну и передает ей требование Энки вернуть ме. Инанна страшно возмущена тем, что Энки нарушил свое слово, и, иронизируя, говорит, что тогда и слова его, сказанные Исимуду, не нужно воспринимать серьезно:

 
Отец мой мне сказанное изменил?
Слова свои праведные преступил?
Слова великие свои обесчестил?
Отец мой неправду сказал, неправду изрек!
Ложно именем силы своей, именем Абзу клялся?
Ложно тебя ко мне послал! [54]
 

Тогда по знаку Исимуда морские чудовища набрасываются на барку Инанны, но ей на помощь приходит ее посланец Ниншубур (точнее – Нин-Шубура – «госпожа-свинья», скорее всего – гермафродит; в различных языческих культурах гермафродиты фигурируют в культах плодородия). На каждой из семи стоянок от Эредуга до Урука морские чудовища нападают на Небесную барку Инанны, но Ниншубур отражает их натиск, а «Инанна Сути – дары свои – в ладье небесной дальше везет» [55]. Так богиня благополучно достигает Урука и выгружает на берег божественные ме при всеобщем ликовании жителей города. Как можно понять из очень поврежденного финала, возмущенный Энки сам явился в Урук, чтобы забрать ме, но Инанна, препираясь с ним, отказывается их вернуть. Исследователи предполагают, что в конце появляется сам Энлиль, чтобы восстановить порядок и вернуть ме на их законное место (так, например, считает Г. Флюгге), однако, судя по реконструкции финальных строк В. К. Афанасьевой, Инанна возражает и Энлилю. Разрушенная последняя табличка не позволяет достоверно судить, чем закончился спор и как ме были возвращены в Эредуг.

Одна из мифологических поэм, связанных с Инанной, представляет интересную параллель к знаменитому библейскому сюжету о Каине (земледельце) и Авеле (пастухе) и, возможно, проливает некоторый свет на его архаический мифологический подтекст. Полный текст поэмы, условно именуемой исследователями по-разному – «Думузи и Энкимду», «Пастух и земледелец», «Спор между пастухом и земледельцем», «Спор между скотоводством и земледелием», точнее же всего – по первой строке: «Разговор. Он сестре говорит ласково…» [127], стал известен в целостном виде в 1952 г., когда А. Фалькенштейн, объединив два фрагмента на двух табличках, до того воспринимавшихся как разные тексты, доказал, что это единое произведение. Оно содержит 145 строк, при этом Я. Ван Дийк полагает, что по-прежнему не хватает около пятидесяти строк – принятого в шумерских сказаниях мифологического пролога, вводящего события в общемировой, космический контекст[309]309
  См.: Van Dijk, J. La sagesse suméro-accadienne / J. Van Dijk. Leiden, 1953. P. 65–85. (Chap. I V. Dumuzi et Enkimdu: Le Pasteur et la laboureur).


[Закрыть].

Непосредственным сюжетом поэмы является сватовство женихов к богине Инанне и выбор ею супруга. Открывается произведение диалогом между Инанной и ее братом – богом солнца Уту. Речь идет об изготовлении свадебного покрывала для Инанны, и из диалога вырисовывается весь процесс выращивания льна и производства льняного полотна, причем в форме фольклорных предсвадебных, игровых и рабочих песен. Например:

 
«Хозяюшка, стебли льна принесу тебе.
Инанна, стебли льна принесу тебе».
«Брат, когда стебли льна принесешь мне,
Кто отобьет их для меня, кто отобьет их для меня?
Стебли эти, кто отобьет их для меня?»
«Сестра, того, кто отобьет, приведу.
Инанна, того, кто отобьет, приведу».
 
 
«Брат, когда приведешь того, кто отобьет,
Кто спрядет их для меня, кто спрядет их для меня?
Стебли эти, кто спрядет их для меня?»
«Сестра, того, кто спрядет, приведу.
Инанна, того, кто спрядет, приведу». [127]
 

И так далее, в тех же формах и выражениях обсуждается процесс изготовления свадебного покрывала. При этом у Уту есть достойный «кандидат» в супруги для Инанны – бог пастушества и скотоводства Думузи: «Царь да подарит тебе радость. // Владыка загона да подарит радость» [127]. Однако у Инанны уже есть избранник – бог земледелия Энкимду:

 
О нет, избранник моего сердца, избранник моего сердца,
Мой избранник, о ком мое сердце сказало,
Он без лопаты зерно сгребает.
Он закрома зерном заполняет.
Землепашец, он горы зерна взгромождает.
Пастух же в загоны овец загоняет. [128]
 

Уту продолжает ласково, но настойчиво уговаривать Инанну выйти замуж за Думузи, доказывая, что занятие пастуха – священно, что именно он – царского рода (напомним, что все цари Шумера именовались пастырями), а Энкимду ей не пара:

 
Как малая девочка, ты неразумна.
Дева Инанна, загон пастуха – священен.
Над бороздой кто склоняется – тебе ли он пара?
Инанна, тот, кто следит за канавами, – тебе ли он пара?
Супругом твоим пастух да станет!
<…>[310]310
  Здесь лакуна – разрушено примерно пять строк текста.


[Закрыть]
…Сестрица, да станет пастух тебе мужем!
Дева Инанна, отчего ты не хочешь —
Хороши его сливки, его молоко превосходно.
Все, что рука пастуха производит, – прекрасно.
 
 
Инанна, да будет Думузи тебе супругом!
Ты, кто сияющими каменьями вся изукрашена,
отчего ты не хочешь?
Хороши его сливки, ты будешь их пить с ним вместе,
Ты, сень царей, отчего же ты не согласна? [128–129]
 

Инанна упорно отказывается, ибо в ее глазах Энкимду, который «растит изобильные травы и злаки», лучше, чем пастух, который может ей дать всего лишь покрывало из грубой шерсти (не стоит забывать, что все произведение – спор-состязание земледелия и скотоводства, типичный для шумерской культуры, любившей подобные произведения в жанре – адаман-дуг-га – спора-диалога: «Зерно и Овца», «Мотыга и Плуг», «Лето и Зима», «Серебро и Медь», «Дерево и Тростник», «Птица и Рыба» и т. д.):

 
Да не будет пастух мне супругом!
Покрывалом из новой шерсти меня не покроет!
С ним вдвоем дабы лечь – не промолвлю ни слова!
Я, дева, да возьмет меня земледелец!
Землепашец, кто растит изобильные травы!
Землепашец, кто растит изобильные злаки! [129]
 

Далее вновь следует лакуна, и более обширная: разрушено более 15 строк. Возможно, именно здесь следовала речь землепашца Энкимду, который восхвалял свое дело, судя по тому, что дальше это делает пастух Думузи. Отсутствие плавных переходов в тексте заставило исследователей предположить, что текст исполнялся особым образом – с мимическим сопровождением, т. е. разыгрывался как особое действо. Это подтверждается и заключительной строкой – «Для исполнения» (т. е., возможно, для представления). Я. Ван Дийк считает, что текст носил не столько культовый, сколько светский характер и мог разыгрываться перед одним из царей III династии Ура, в годы правления которой он и создан. Тогда перед нами образец специфического шумерского театра.

После лакуны в тексте появляется новый персонаж, о котором уже шла речь заочно, – Думузи. Он произносит длинный и красочный монолог, в котором перечисляет достоинства свои и своего дела и доказывает, что он ничуть не хуже землепашца, что землепашец не сможет жить без него, как он без землепашца, что, в сущности, процветание Шумера строится на их совместных усилиях:

 
Землепашец и я, землепашец и я.
Чем это лучше меня землепашец?
Если он даст мне муки своей белой,
Я ему, землепашцу, дам овец моих белых.
Если он даст мне лучшего пива,
Я ему, землепашцу, молока дам густого.
Если он даст мне сладкого пива,
Я ему, землепашцу, дам моей простокваши.
Если он даст мне пива цеженого,
Я ему, землепашцу, дам взбитых сливок.
Если он даст мне легкого пива,
Я ему, землепашцу, молока дам с травами.
Если он даст мне своих сладких фруктов,
Я ему, землепашцу, молока дам смешанного,
ото всех от тварей.
Если он даст мне хлебов своих сладких,
Я ему, землепашцу, дам сыров медовых.
Если он даст мне фасоли мелкой,
Я ему, землепашцу, дам сыров своих мелких.
Больше, чем сможет он съесть,
Больше, чем сможет он выпить,
Сливок дам я ему в избытке,
Молока густого дам в избытке!
Чем же лучше меня землепашец? [130]
 

Уже из этого монолога очевидно, что пастух Думузи обладает миролюбивым характером, способным на компромисс, но и упорным в достижении цели (этим он напоминает знаменитых библейских пастухов-скотоводов – избранников Божьих – Авраама, Исаака, Иакова, Моисея, Давида). Как можно понять из контекста, Думузи удается переубедить Инанну и добиться ее расположения и согласия на брак с ним. Довольный, он погнал своих овец «по холмам-полям орошенным» [130]. Однако на этих «холмах-полях орошенных» его встречает хозяин полей – Энкимду. В тексте не совсем понятно, кто же пытается затеять ссору, но, судя по всему, это делает Энкимду, ведь это он подходит с какой-то целью к Думузи: