Текст книги "Хищники"

ГЛАВА 11

Еще через неделю я в последний раз встретился с Серым и Синим костюмами. Произошло это в «Голубой ноте», за маленьким угловым столиком, который отделялся от зала тяжелой портьерой. Встреча эта отличалась от прежних: французы пришли в форме. Серый костюм оказался бригадным генералом французской армии, Синий – генералом полиции. Поль подвел меня к их столику. В этой части клуба я никогда не садился. Ее резервировали для геев.

Французы не поднялись нам навстречу. На этот раз я отдал им честь. На столике стояла бутылка коньяка. Армейский генерал наполнил бокалы мне и Полю – Ваше здоровье! – Он поднял свой.

– Ваше здоровье! – ответили мы. Полицейский посмотрел на меня.

– Мы очень довольны тем, как ты справился с порученным делом. Все прошло как по писаному.

– Благодарю вас, сэр, – ответил я.

– Все механики, которых ты вызывал на подмогу, разъехались по своим частям? – спросил армейский генерал.

– Да, сэр. Кроме одного. Он служил в моем взводе еще до того, как мы прибыли во Францию. Полицейский посмотрел на меня.

– Тот самый, кого перевели в Норвегию?

– Да, сэр.

– А почему ты не отослал его обратно в Норвегию? – поинтересовался армейский генерал.

– Он хотел остаться здесь. – Взглядом я обратился за помощью к Полю. – Его перевели туда из-за трений с военной полицией. Он возил своего босса, и их застукали в ночном клубе, запрещенном для посещения американским военнослужащим Полицейский улыбнулся.

– Твоего друга отправили в Норвегию, чтобы спрятать концы в воду?

– Да, сэр.

– Ты устроил этот перевод?

– Нет, сэр. Тогда таких возможностей у меня не было.

– Но ты знал, что его перевод организовал твой командир? – спросил армейский генерал.

– Да, сэр.

– Ты думаешь, твоему другу можно доверять и он умеет держать язык за зубами? – спросил полицейский.

– Да, сэр.

Они повернулись к Полю.

– Что ты скажешь?

– Джерри и Бадди подружились задолго до начала войны, – ответил Поль. – Я нисколько не сомневаюсь, что они оба заслуживают доверия.

На этот раз коньяк разлил полицейский.

– За ваше здоровье!

– И за ваше! – откликнулись мы с Полем. Армейский генерал положил передо мной конверт.

– Это премия за отличную работу. Я взял набитый банкнотами конверт.

– В этом нет необходимости, но я благодарю вас за щедрость, господа.

Полицейский улыбнулся.

– И я хочу, чтобы ты знал, что тебе никто не будет досаждать, если ты решишь продать оставшиеся джипы на черном рынке.

– Спасибо, сэр.

Мы все встали, обменялись рукопожатиями, и генералы отбыли. Мы с Полем сели. Конверт все лежал на столе.

Я раскрыл его. Сосчитал банкноты. Пять тысяч американских долларов. Я посмотрел на Поля.

– Думаю, половина предназначена тебе. Он покачал головой.

– Со мной уже расплатились. Это твои деньги. Я присвистнул.

– Это какое-то безумие. Я же заработал больше двадцати пяти тысяч долларов.

– Позволь заверить тебя, что эти двое наварили куда больше. Ты им ничего не должен. И ты в полной безопасности. Услугу, которую ты им оказал, они не забудут.

– Я не знаю, как спрятать все это от американских властей, – вырвалось у меня.

– А почему тебе не поступить так же, как Бадди?

– Но он женат. И отдал деньги жене.

– Жизель сохранит их для тебя.

– Но мы не женаты, – напомнил я.

– Жизель тебя любит.., а деньги для нее значения не имеют. У нее они будут в целости и сохранности. Я подумал о Китти, о том, как она сберегла мои деньги.

– Я мог бы предложить тебе оставить их у меня, но это небезопасно. Я корсиканец, и слишком много людей во французских властных структурах знают о моих связях с сепаратистами. Если возникнут какие-то осложнения, они уничтожат меня и отберут все, что мне принадлежит.

– Господи, – вздохнул я. – Не понимаю я этого. Поль кивнул.

– Так уж устроен мир. Ирландцы сражаются с англичанами. Евреи – с арабами. Всегда найдутся люди, готовые драться за свою родную страну. Они верят, что именно они должны принести родине свободу. То же самое происходило и у вас. Вспомни Гражданскую войну.

– Спасибо за исторический урок, – не без сарказма ответил я, – но к моим деньгам он не имеет никакого отношения. Я по-прежнему не знаю, как их сохранить.

– Ты всегда можешь их задекларировать, – рассмеялся Поль. – Скажешь, что выиграл в карты. Заплатишь налоги и будешь спать спокойно. Конечно, денег у тебя останется совсем ничего, зато ты будешь чист перед законом.

– Теперь ты смеешься надо мной.

– Конечно, смеюсь. Если ты можешь кому-то довериться, так это Жизель. – Поль поднялся из-за стола. – Мой тебе совет – поговори с ней сегодня же вечером.

Я провожал Поля взглядом, тюка он не скрылся за дверью, ведущей за кулисы. Сукин сын сказал чистую правду. Ничего другого мне не оставалось. Я не хотел, чтобы меня снова обчистили. Дядя Гарри и Китти преподали мне хороший урок. Но довериться я мог только Жизель.

Апрель заканчивался. Тридцатого, в одиннадцать вечера я сидел за столиком Поля в «Голубой ноте» и ждал, пока Жизель отработает свой номер и мы сможем пойти домой. Я как раз поднес ко рту стакан с пивом, когда за спиной раздалось: «Сержант Купер!»

Голос я узнал, поэтому тут же вскочил, вытянулся в струнку и отдал честь.

– Полковник!

– Вольно, сержант. – Он сел за столик.

– Да, сэр. – Я тоже опустился на стул. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить, сэр?

– Спасибо, Купер. Как ты думаешь, есть у них канадское ржаное виски?

– Я могу спросить. – Я сделал знак официантке. Но Поль оказался проворнее. Он уже спешил к нашему столику.

– Полковник. – Улыбка растянула его рот до ушей. – Я счастлив вновь видеть вас здесь.

Поль умел расположить к себе людей. Последний раз он видел полковника несколько месяцев назад, когда Бадди приводил его в клуб.

– Полковник спрашивает, если ли у тебя канадское ржаное виски.

– Нет, сэр, – печально ответил Поль. – Но я готов угостить вас американским бурбоном.

– Пойдет, – ответил полковник. – Спасибо. И стакан имбирного эля.

– Сию минуту, сэр, – просиял Поль. Полковник пристально посмотрел на него.

– И я хотел бы поговорить с сержантом наедине.

– Мой кабинет к вашим услугам, сэр, – поклонился Поль. – Никто вас там не потревожит.

Пять минут спустя мы сидели в кабинете Поля. Я попал туда впервые. Маленькая, со вкусом обставленная комната. Старинный стол, за ним кресло, напротив – обитый кожей диван. На стене несколько афиш.

Полковник уселся за стол. Поль поставил перед ним бутылку бурбона, стакан, лед и имбирный эль. Полковник наполнил стакан и наклонился вперед.

– Война заканчивается, – заговорщицким шепотом сообщил он мне, словно я об этом и не подозревал.

– Да, сэр.

– Я получил приказ закрыть мастерские.

Я молчал.

– Мне известно, что у тебя одиннадцать джипов, которые можно отремонтировать, и еще несколько, годящихся только на запасные части. – Полковник смотрел на меня. – Как мы их можем использовать?

– Я еще не думал об этом, – солгал я. Не хотелось говорить ему, что я уже получил разрешение корсиканцев продать джипы на черном рынке.

– Вот и я не знаю, что с ними делать. – Полковник допил стакан и снова наполнил его. – Меня переводят в Детройт с заданием организовать демобилизационный пункт, чтобы как можно быстрее отправить на гражданку всех моих подчиненных.

– Да, сэр.

Тут полковник уговорил второй стакан и принялся за третий.

– Я могу взять тебя с собой, сержант. Начальство понимает, что одному мне не справиться. Я подумал, что мое предложение может тебя заинтересовать. Ты хорошо на меня поработал, и я хочу показать, что не забываю добро.

Я молча смотрел на него. Лицо полковника раскраснелось, чувствовалось, что еще немного, и он окончательно надерется. Я, конечно, уже смекнул, что к чему. Ему хотелось увезти меня в Штаты только для того, чтобы после его отъезда я никому ничего не рассказывал о наших делишках. Кроме того, я ему не доверял. Полковник слишком много пил, и у меня не было уверенности, что с ним я попаду в Штаты, а не окажусь на дне океана с пулей в затылке.

– Я ценю вашу заботу, сэр, но после войны мне хотелось бы остаться во Франции.

– У тебя есть девчонка?

– Да, сэр. Но меня может заменить Бадди, сэр. Он хочет поскорее попасть в Штаты. И с радостью поедет с вами. Вы ведь знаете, как он вас уважает.

Полковник задумался, опять наполнил стакан.

– А что будешь делать ты?

– Меня вполне устроит, если вы оставите мне демобилизационное удостоверение, датированное днем окончания войны. Я уверен, что найду здесь работу.

Ответа полковника я ждал, затаив дыхание. А он долго смотрел на дно стакана. Потом в который уже раз наполнил его.

– Хорошо, сержант. Этого рядового пришлешь ко мне. Я знаю, что ума для такой работы ему хватит. Я подпишу твое демобилизационное удостоверение, и ты сможешь отослать его в штаб, когда захочешь. И я лам тебе ордера на уничтожение оставшихся джипов. Постарайся заработать на них какие-то деньги.

– Благодарю вас, сэр. – Я отдал ему честь. Полковник поднялся, попытался ответить мне тем же но покачнулся и повалился на стол, сбросив на пол бутылку и пустой стакан.

Поль, должно быть, обладал шестым чувством. Не прошло и двух секунд, как он влетел в кабинет. Посмотрел на полковника.

– Пить он не умеет. французы кажутся такими смешными, когда хотят казаться серьезными.

– Пришли сюда толстяка, чтобы он помог мне привести полковника в чувство. А потом я сбегаю за Бадди. Он отвезет полковника домой.

– А что он хотел тебе сказать? – спросил Поль. Я улыбнулся.

– Наверное, тебе придется еще какое-то время терпеть мое присутствие. Демобилизационное удостоверение я, считай, получил. Между прочим, можешь сказать Серому и Синему костюмам, что Бадди отбывает с полковником.

ГЛАВА 12

Внезапно все переменилось. Двумя днями позже, второго мая, Бадди посадил Уллу на поезд, отправляющийся в Норвегию, и забрал два своих баула из моей конторки в гараже.

– Сегодня переночую на квартире полковника. Завтра мы улетаем в Штаты.

– Отлично.

– И это все, что ты хочешь мне сказать? – Бадди пристально смотрел на меня. – А как насчет того, чтобы пожелать мне удачи?

Я улыбнулся.

– Бадди, я и не знал, что ты такой сентиментальный! Мне-то казалось, что тебе эмоции неведомы.

– Джерри, таким я могу быть только с тобой. Ты всегда был моим другом, и мне уже кажется, что мы братья.

– Так и есть, – кивнул я. – Но теперь ты сворачиваешь на другую дорогу. Мне будет тебя недоставать, но я с этим свыкнусь.

– Мне тоже будет недоставать тебя.

Я посмотрел на Бадди. Его щеки блестели от слез.

– Ты плачешь.

– Ниггеры не плачут. – Он обнял меня. – Просто ты у нас такой чокнутый. Второго такого не найти. Я прижал его к себе.

– Ты мой лучший друг, сукин ты сын. Лучший друг во всем мире. А теперь отпусти меня, а не то люди подумают, что мы голубые.

Бадди отступил на шаг, достал сигарету, закурил.

– Как насчет того, чтобы взять джип и отвезти меня в штаб?

Достал сигарету и я.

– Ты не меняешься. А я-то подумал, ты пришел попрощаться.

Бадди рассмеялся, пустив дым из ноздрей.

– Именно для этого я и пришел. Но подумал, а почему бы тебе не подвезти меня. Все-таки мы лучшие друзья.

– Ну ты и жмот. – Я схватил его за руку. – У тебя же много денег. Можешь позволить себе раскошелиться на такси.

Бадди пожал мою руку. В другой и он, и я держали сигареты.

– Когда я теперь тебя увижу?

– Не знаю, – ответил я. – Пока покручусь здесь.

– После войны?

– Да, после войны.

– А как мне с тобой связаться? Я задумался.

– Через клуб Поля. Он всегда будет знать, где я.

– Ты сможешь иногда писать Улле?

– Обязательно напишу. К тому же она понравилась Жизель. Они уже обменялись адресами.

Бадди взглянул на часы:

– Время поджимает. Пора бежать.

Я вновь пожал ему руку.

– Удачи тебе, Бадди.

Он улыбнулся:

– И тебе тоже.

Бадди повернулся и вышел из моей каморки.

Пятью днями позже, 7 мая, война в Европе закончилась. Париж ударился в веселье. Американские солдаты стали народными героями. Вино, шампанское, пиво лились рекой. Женщин, замужних и незамужних, охватила лихорадка. Пары трахались в парках, подъездах, на лестницах. Везде царила любовь.

В «Голубой ноте» народ толпился с того момента, как клуб распахивал свои двери, и до закрытия. Гомосексуалисты ничем не отличались от остальных. Все столики по обе стороны от центрального прохода были заняты. То и дело хлопали пробки, вылетающие из бутылок с шампанским. Я не смог сесть за свой обычный столик, поэтому отправился за кулисы, откуда и наблюдал за происходящим.

Поль подошел ко мне и положил руку на плечо.

– Что скажешь?

– Война действительно закончилась. Никогда не думал, что можно так радоваться.

– Чувство это копилось долгие годы. Вот и выплеснулось наружу. Мы пережили столько смертей. Такие разрушения.

– Мне-то повезло. На настоящую войну я так и не попал. Может, я должен этого стыдиться?

– Ты обычный человек. И выбора у тебя не было. Все решения принимала за тебя армия. С тем же успехом тебя могли послать на фронт. В этой жизни ни за что нельзя поручиться.

– Ну не знаю. Для меня война обернулась бизнесом.

– Опять же армия поручила тебе это дело. Подбирать то, что плохо лежит. Ты дисциплинированный солдат. Выполнял отданный тебе приказ.

– Французы все такие?

– Они ничем не отличаются от других. Они воровали, лгали, сотрудничали с врагом, выдавали своих евреев. И многие неплохо на этом заработали. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. И в результате страной будут править бюрократы, а не патриоты, которые рисковали жизнью ради победы.

Я смотрел на Поля.

– Ты презираешь и тех, и других.

– А почему нет? Они отдали половину Азии, четверть Африки и пятнадцать процентов Среднего Востока, потому что высосали оттуда все соки. А Корсику держат в темнице, считая, что еще могут ею попользоваться.

– А что будет с клубами? Война-то закончилась. Поль рассмеялся.

– Клубы выживут. Возможно, они не будут приносить столько денег, раз уж американские солдаты отбывают на родину, но в Париж в поисках развлечений и удовольствий съезжается весь мир.

– Я все-таки сомневаюсь, правильное ли я принял решение. Так и не знаю, что мне тут делать.

– Расслабься, – ответил Поль. – Сегодня надо праздновать. А волноваться о будущем станем позже. – Он посмотрел на царящее в клубе веселье. – Пожалуй, сегодня я отменю оба представления и распущу девочек по домам. А то их изнасилуют прямо на сцене.

В одиннадцать вечера мы с Жизель уже шагали домой. Улицы заполняла радостная толпа. Американская форма притягивала людей, как магнит. Люди останавливали меня, целовали, говорили об американцах самые добрые слова.

Наконец мы добрались до квартиры. Я шумно выдохнул, когда мы поднялись на пятый этаж.

– Я уж опасался, что меня на радостях съедят. Жизель улыбнулась, отпирая дверь.

– Все счастливы, потому что впервые за долгие годы чувствуют себя в безопасности. Война лишила нас уверенности в собственных силах.

– Все уже позади. – Я вошел в квартиру. – Теперь мы начнем забывать войну.

– Мы ее не забудем. – Жизель бросила плащ на стул и повернулась ко мне. – Я тебя люблю. Я не боялась, потому что ты был рядом со мной. Теперь я боюсь.

Я заглянул ей в глаза. Синие-синие и полные слез.

– Почему, Жизель? Мы же по-прежнему вместе.

– Надолго ли? – прошептала она. – Рано или поздно ты вернешься домой. И я останусь одна. Как моя сестра, когда возлюбленный оставил ее.

– Я же остаюсь здесь, ты это знаешь. Мое демобилизационное удостоверение уже подписано. Я только разберусь с оставшимися джипами, и – прощай, армия. – Я привлек Жизель к себе. – А если я вернусь в Штаты, ты поедешь со мной.

Она посмотрела на меня.

– Ты это серьезно? Не потому, что я так расстроилась?

Я нежно поцеловал ее.

– Обещаю.

Мы прошли в спальню. Я разделся раньше Жизель, поэтому принес из кухни радиоприемник и поставил его на прикроватный столик. Настроил на «Голос Америки». В Нью-Йорке только наступило утро, и комментатор вел передачу с Таймс-сквер.

Его голос едва прорывался сквозь радостный рев толпы. Впервые я услышал на английском те же слова, что весь вечер повторялись на французском.

– Война в Европе закончилась. Пришел День Победы.

А потом Кейт Смит[35]35
  Смит Кейт (Кэтим Элизабет Смит, 1907 – 1986) – знаменитая американская певица и актриса, чья сценическая карьера длилась более 50 лет. Активно содействовала сбору средств на ведение войны. Песня «Боже, благослови Америку», написанная в 1918 году, а потом благополучно забытая, благодаря Кейт Смит приобрела необычайную популярность. Во время войны пластинка с этой песней трижды попадала в список бестселлеров.


[Закрыть] запела «Боже, благослови Америку». Тут я заплакал. Все еще не мог поверить в то, что произошло. Мир вновь перевернулся.

В этот момент Жизель вошла в спальню и остановилась у двери. В чем мать родила. Над своей «киской» она приклеила бумажный американский флаг. А в руках держала бутылку шампанского и два бокала.

ГЛАВА 13

Демобилизационные документы прибыли две недели спустя. Не только мои, но и всего взвода. Ко мне подошел сержант Фелдер. В руке он держал приказ с указанием даты вылета.

– Вроде бы тебе обещали, что мы успеем распродать джипы.

– Обещали, – кивнул я. – Но они меня кинули. В армии это запросто.

– У нас же осталось еще семь джипов, – не унимался Фелдер. – Мы теряем кучу денег.

– Ты возвращаешься домой, – напомнил я. – И жаловаться тебе не на что. Тебя же не посылают на Тихий океан.

– Я слышал, сюда направляют офицера, чтобы тот проследил за сдачей оставшегося имущества.

– Фелдер, отвяжись, – оборвал я его. – Поезд ушел. Ты и так прилично заработал. Поезжай домой и не забудь купить подарки жене и детям. Теперь у тебя есть деньги, чтобы открыть авторемонтную мастерскую, о чем ты и мечтал. Я уверен, жена примет тебя с распростертыми объятиями.

– А я вот сомневаюсь. Особенно если я привезу ей триппер.

– Господи! Да ты же подхватил его шесть месяцев назад! Неужели не вылечился?

– Я был у врача трижды. И всякий раз он говорил мне, что я здоров. Оказалось, что нет. – Фелдер печально вздохнул.

– Да перестань. Триппер сейчас лечат, как насморк. Фелдер посмотрел на меня.

– Просто я мудак. Мне очень нравилась эта девчонка и, вылечившись, я снова шел к ней.

– Действительно, мудак, – рассмеялся я. – Но теперь можно поставить точку. Больше к ней не ходи. До отлета еще несколько дней. Тебя успеют подлечить.

Он все качал головой.

– Какой же я глупец.

– С кем не бывает, – рассмеялся я. – И вот что еще. Я хочу, чтобы ты подготовил джип для меня. Я уезжаю через три дня. И чтоб выглядел он как новенький! А я запишу благодарность в твое демобилизационное удостоверение.

Машину Фелдер подготовил мне раньше срока. На это у него ушло только два дня. В тот же вечер я перегнал джип в один из гаражей Поля. Наутро те джипы, что были на ходу, мы переправили в гараж одного из корсиканцев, близкого друга Поля.

А во второй половине дня дверь моей каморки у дальней стены мастерских распахнулась, и я увидел стоящего на пороге лейтенанта.

– Сержант Купер? – спросил он.

Я встал, отдал честь.

– Да, сэр.

– Лейтенант Джонсон. – Он поднес руку к фуражке. – Мне приказано отвезти твоих солдат в штаб.

– Да, сэр. Они вас ждут.

– У тебя осталось девять человек?

Я кивнул.

– Да, сэр.

– Они готовы уехать немедленно?

– Они в казарме, сэр.

– Я приехал на автобусе, который доставит их в штаб. По пути в казарму лейтенант оглядывал мастерские, двор.

– Тут столько разбитых джипов. Разве их нельзя отремонтировать?

– На каждый у нас есть приказ об уничтожении, сэр. Мы снимали с них годные детали и узлы и устанавливали на те джипы, что снова шли в дело.

– А чего ты не продал их как вторсырье?

– У меня нет такого права, сэр. Это собственность армии, и распоряжаться ею может только штаб. Я лишь выполняю приказы.

– Странно. – Он пожал плечами. – В штабе могли бы об этом подумать.

Я промолчал.

– Как следует из приказа, после демобилизации ты остаешься во Франции, – сменил тему лейтенант. – А почему ты не хочешь возвращаться домой?

– Мои родители умерли, сэр. Так что возвращаться мне не к кому.

– У тебя есть девушка?

– Да, сэр.

Он кивнул.

– Я так и думал, сержант. Это основная причина, по которой солдаты хотят здесь остаться.

Я не ответил, лишь искоса посмотрел на него. Молодой парень, не старше меня.

– Вы тут давно, сэр?

– Да нет, сержант. Три недели как прибыл из Уэст-Пойнта[36]36
  Академия сухопутных войск, старейшая в США. Основана в 1802 году.


[Закрыть].

Опять я не стал комментировать его слова. Лейтенант посмотрел на меня.

– Знаешь, сержант, завидую я тебе. Я-то войны не застал. А тебе удалось столько повидать. Я просил направить меня на Тихий океан, а оказался в Европе.

– Здесь тоже нужны люди, сэр.

Ну и чудик, подумал я. Если он чего и упустил, так это пулю в лоб.

– Отсюда меня переводят в Берлин. Там, должно быть, будет поинтереснее. Я видел все фильмы с Марлен Дитрих. Эти немки очень хороши.

Мы уже подошли к казарме. Я открыл дверь и рыкнул по-сержантски: «Смир-на!»

Только в конце июня я отремонтировал все джипы, спрятанные в гараже приятеля Поля. Фелдер и солдаты давно отбыли, поэтому мне пришлось нанимать французов. Всех их нашел Поль. Это были мужчины в годах, далеко не призывного возраста, а потому и не попавшие в армию. Зато дело свое они знали, многие всю жизнь проработали на автомобильных заводах.

Проблема состояла в другом, по-французски я практически не говорил, а потому зачастую не мог объяснить, что мне от них нужно. Рабочие же не знали ни слова по-английски. Кончилось тем, что Жизель стала проводить в гараже несколько часов в день, переводила мои указания на понятный им язык. Только с ее помощью нам удалось довести работу до конца.

Потом мне пришлось с ними расплатиться. На это ушло девять тысяч долларов из моих сбережений. В итоге у меня осталось семнадцать тысяч. Но деньги я потратил не зря. Выглядели джипы лучше, чем в тот день, когда они выкатились из заводских ворот. Французские автомобильные компании еще только налаживали производство, но многие потенциальные покупатели соглашались ждать французские авто.

Если бы не Поль, у меня могли возникнуть проблемы со сбытом. Но он был на моей стороне. И нашел желающих приобрести джипы. Однако уже не за такую высокую цену, по которой они уходили во время войны. 25 июля я продал последний джип Прибыль составила двадцать тысяч долларов плюс новенький джип с брезентовым верхом и боковыми окнами из плексиглаза.

Жарой и влажностью летний Париж напоминал ад. Но все с радостью возвращались на работу, которая свидетельствовала о начале мирной жизни. Однако только начав работать, народ тут же вспоминал о летнем отпуске. Я понятия не имел, что во Франции уход в отпуск – почти что религиозный ритуал. Летом французы покидали Париж. Гуляя по улицам, я видел в основном американских и английских военных, но никак не мирных французских горожан.

Свое недоумение я выплеснул на Поля, когда вечером пришел в клуб.

– Почему так происходит? Я ничего не понимаю. Раз уж началась нормальная жизнь, почему вы не можете вести себя, как нормальные люди?

Он рассмеялся.

– Это нормально. Даже во время войны французы уходили в отпуск.

Толстяк, который приглядывал за дверью черного хода, он же шофер и телохранитель Поля, торопливо подскочил к нашему столику.

– Послушайте радио! – возбужденно воскликнул он. Поль знаком предложил мне последовать за ним. Мы поспешили в его кабинет. Комментатор что-то верещал. Говорил он так быстро, что я не смог разобрать ни слова.

Вскоре Поль обернулся ко мне. Начал объяснять, что к чему, но так разволновался, что то и дело перескакивал с английского на французский. Но я все-таки уяснил, что американцы сбросили на Японию атомную бомбу, в результате чего погибли тысячи людей.

Поль смотрел на меня с перекошенным от ужаса лицом.

– Это же кошмар. Так много жертв. И все невинные люди, никогда не воевавшие. Кто же придумал такую бомбу?

Я покачал головой.

– Не знаю. Никогда о ней не слышал. Поймай «Голос Америки». Может, там нам все объяснят.

Поль покрутил диск, но поймал Би-би-си. Английский комментатор тараторил с той же скоростью, что и французский. И не менее возбужденно.

– Американцы сбросили атомную бомбу на японский город Хиросиму. Президент Гарри Трумэн, выступая перед американским конгрессом, сказал, что эта бомба остановит войну на Тихом океане и спасет жизнь тысячам американцев, которым в противном случае пришлось бы штурмовать один японский остров за другим.

Поль выключил радио, не дав мне дослушать.

– Атомная бомба? Что же это за зверь?

– Не знаю, – ответил я. – Но, думаю, штука хорошая, если может остановить войну.

– Политики! – В голосе Поля слышалось отвращение. – Социалисты пытаются лишить де Голля власти, потому что война закончилась и он им уже не нужен. Англичане дали Черчиллю пинка, не успели немцы капитулировать. Французские социалисты и английские лейбористы на самом деле пособники коммунистов. В конце концов Россия будет контролировать всю Европу.

Вечером, вернувшись домой с Жизель, я пересказал ей разговор с Полем и спросил, все ли французы так думают.

Она заулыбалась.

– Это вряд ли. Поль – корсиканец, и у него слишком уж живое воображение. В конце концов это произошло за тридевять земель. И не должно нас волновать.

Я достал бутылку пива и сидел за столом, пока Жизель не появилась из ванной.

Взглянув на меня, она рассмеялась.

– Почему бы тебе не лечь в постель? Теперь война действительно закончилась.