Текст книги "Хищники"

– У меня достаточно денег, чтобы жить, не работая, даже в Америке. Главное в том, что я тебя люблю! Я хочу, чтобы мы жили вместе.

Брэд посмотрел на него и поднял бокал с вином.

– Я тоже люблю тебя!

Они чокнулись, выпили вина. Первым заговорил Жан-Пьер.

– За нашу верность!

Под столом Жан-Пьер положил руку на бедро Брэда, затем двинулся выше. Почувствовал его твердеющий фаллос.

Часть вторая
Два франка за литр

ГЛАВА 12
ДЖЕРРИ В АРМИИ

Пятницу, да еще тринадцатое число я считал для себя несчастливым днем. В феврале 1942 года этот день выдался еще и холодным. Я стоял с голой задницей в Гранд-Централ, проходил медицинскую комиссию. Меня осмотрели никак не меньше двадцати врачей, и они заглянули во все отверстия в моем теле, от задницы до ушей. Наконец осмотр закончился. Я оделся и теперь сидел по другую сторону стола от врача лет пятидесяти, который внимательно просматривал мою медицинскую карту. Каждые несколько минут поверх нее он смотрел на меня.

– Ты еврей? – наконец спросил он.

– Да, доктор, – ответил я.

– Я тоже еврей. Я молча кивнул.

Он поднялся, взял какой-то маленький черный инструмент с лампочкой на конце, сунул его сначала в мое правое ухо, потом в левое. Вновь сел за стол.

Продолжил чтение медицинской карты. Затем раскрыл толстый фолиант и начал что-то из него вычитывать. Я огляделся, не стоит ли кто за мной. Нет, очереди выстроились к другим врачам. Мне призывники напоминали скот, идущий на бойню из какого-нибудь ковбойского фильма. Врачи не видели в них людей. Их интересовали только результаты осмотра. По ним врачи или давали добро на службу, или освобождали от нее. Никого не волновало, хотел человек служить или нет.

Но я полагал, что со здоровьем у меня все в порядке, поэтому не понимал, в чем заминка. Повернувшись к доктору, я забарабанил пальцами по столу. Доктор поднял на меня глаза.

– Ты хорошо слышишь?

– Более чем.

Он вздохнул.

– Джерри, когда тебе делали мастоидектомию[24]24
  Удаление верхушки сосцевидного отростка. Зачастую выполняется при воспалении среднего уха, когда гной прорывает барабанную перепонку.


[Закрыть]? Я задумался.

– Не помню, доктор. Наверное, я был совсем маленьким.

– Скорее всего. Перфорация в барабанной перепонке практически затянулась. Тебе повезло, что операцию не пришлось делать на втором ухе. Иначе ты бы уже оглох.

– И что все это значит?

– Ничего. Если б в детстве тебе сделали операцию на оба уха, ты бы получил категорию четыре-эф.

– Но, доктор, мне говорили, если у человека перфорированная барабанная перепонка и он не слышит так же хорошо, как остальные, этот человек может остаться без головы.

Доктор хохотнул.

– Ты получишь категорию один-бэ. Годен к нестроевой.

– И что из этого следует?

– Тебя определят то ли на кухню, то ли в ремонтные мастерские. Может, даже писарем, – ответил он. – Честно говоря, не знаю, как они тобой распорядятся.

– Я бы мог подсказать, как мною распорядиться. Оставить меня дома.

– Где же твой патриотизм, Джерри? Ты Должен сгорать от желания убить Адольфа Гитлера.

– Я еврей, доктор, а не герой.

Доктор заполнил формуляр и передал мне.

– Эта бумага определяет тебя в категорию «годен к нестроевой». Не один-а, но и не четыре-эф. Тебе надо прийти завтра и пройти дополнительную проверку. Я рекомендовал направить тебя в авторемонтные мастерские.

Я взглянул на доктора. Потом прочитал формуляр и наконец-то понял, какую он оказал мне услугу.

– Спасибо, доктор. Я вам очень признателен. Большое спасибо.

Он улыбнулся мне, похлопал по плечу.

– Ты напомнил мне сына. Он еще учится в медицинской школе, и я молю Бога, чтобы эта ужасная война закончилась до того, как ему придется идти в армию.

– Спасибо вам, доктор, – повторил я. – Надеюсь, все сложится хорошо и для вашего сына.

Гранд-Централ я покидал в превосходном настроении. И тут меня окликнул знакомый голос. Бадди. Я направился к нему.

– Каким ветром тебя сюда занесло? Таким несчастным я его никогда не видел.

– Меня призвали.

– Ты уже прошел медкомиссию? Бадди закурил сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым из широких ноздрей.

– У меня все в норме. Один-а. А что у тебя?

– Один-бэ.

– Это еще что такое? Впервые слышу.

– Я тоже. Но жаловаться мне не на что. Доктор рекомендовал отправить меня в авторемонтные мастерские.

– Да что ты понимаешь в автомобилях? Ты даже не знаешь, как на них ездить! Я уставился на него.

– Пошли отсюда. У меня есть идея! Из Гранд-Централ мы вышли на Лексингтон-авеню и завернули в маленький кафетерий. Взяли по чашке кофе, сели за пустой столик. Бадди пригубил кофе.

– Черт, какой горячий!

– Дай ему остынуть, – и я протянул Бадди формуляр, полученный от врача.

Он прочитал его, посмотрел на меня.

– А мне что с этого? Я такой не получу. – Он вытащил из кармана полоску бумаги, повертел ею у меня перед носом. – Мой врач определил меня в категорию один-а.

– Что с тобой произошло, Бадди? Куда подевался тот-хитрец, которого я всегда знал? Что с тобой сделала медкомиссия? Запугала до смерти?

– А что я могу поделать?

– Разве ты не помнишь старика-негра, который умеет так ловко подделывать документы? Ты еще меня с ним знакомил. Не он ли нарисовал Эдди лицензии, разрешающие ему изготовлять сельтерскую, развозить ее на грузовике и продавать?

– Да, я знаю этого старика.

– Он все еще при деле? Ты говорил мне, что он изготавливает карточки социального страхования, водительские удостоверения, свидетельства о рождении для четырнадцатилетних, чтобы те числились шестнадцатилетними и могли работать.

– А мне-то что до этого? – Бадди никак не хотел меня понять.

– Давай навестим его. Ты говорил, что он классный специалист. – Я сунул Бадди под нос свой формуляр. – Пусть изготовит копию и определит тебя в механики. Тогда нас не разлучит и армия.

– Ты забыл одну мелочь, – пробурчал Бадди.

– Какую?

– Ты белый. А я – черный.

– Кожа у тебя почти такая же светлая, как и моя. Если кто-нибудь спросит, мы скажем, что ты – кубинец.

Бадди молчал целую минуту. Потом улыбнулся, впервые за весь день.

– Я, наверное, псих. – Он достал из кармана деньги. – Поехали. Деньги на такси у меня есть. Чем скорее я перейду в категорию один-бэ и стану белым, тем лучше.

На следующее утро мы оба прошли дополнительную проверку и в тот же вечер ехали на автобусе в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси.

Пять часов пути, и автобус остановился у ворот военной базы. Дождь сменился снегом. Температура воздуха падала с каждой минутой.

Из автобуса вышли двадцать призывников. Встретил нас здоровяк-сержант, вообразивший себя генералом. Отвратительный тип. Плевать он хотел, что мы промокнем и замерзнем. Про усталость я и не говорю. Сначала он выстроил нас в ряд. Потом перестроил по росту. Я со своими пятью футами и восемью дюймами оказался посередине, Бадди, вымахавший до шести футов и двух дюймов – в конце.

Потом сержант встал перед нами и провел перекличку. Все фамилии он аккуратно записывал в свой блокнот в черном переплете. Записав, сержант повторил перекличку, ставя в своем блокноте крестик против каждой фамилии. Наконец, он отвел нас к длинному столу, где мы получили обмундирование. Потом – в казарму, там было так же холодно, как и на улице. Сержант указал каждому его койку. К койке полагалась полочка, на которой стояли две книги, и тумбочка с двумя дверцами – В книгах вы найдете все необходимое, чтобы понять, как вы должны одеваться и вести себя в армии. Сейчас я вас оставляю. Увидимся при побудке, в пять утра. К тому времени вы должны одеться, как положено. Спокойной ночи.

– Сержант! – обратился к нему один из призывников, отдавая честь.

Сержант осадил его, едва это слово сорвалось с его губ.

– Призывник, младшему командному составу честь не отдается. Ее отдают только офицерам, начиная с лейтенанта и выше.

– Извините, сержант. – Призывник опустил руку. – Я просто хотел спросить, покормят ли нас обедом. Сержант расхохотался ему в лицо.

– Вам не повезло. Обед съели в восемнадцать ноль-ноль. Но утром вам дадут завтрак, – А как насчет отопления, сержант? – подал голос другой призывник.

– Ты теперь в армии, сынок! Так что придется позаботиться о себе самостоятельно. Где обед? Где отопление? – передразнил он призывников. – Я скажу офицерам, что нам прислали каких-то неженок! Разберитесь сами! – Он развернулся и вышел из казармы.

Мы переглянулись. Бадди покачал головой.

– Армия – дерьмо!

Он выглянул из окна. У дальнего угла стояли большие мусорные контейнеры. Как раз в этот момент к ним подходил солдат в белой поварской куртке.

Я прошелся по казарме в поисках вентиля, подсоединяющего батареи к общей системе отопления. Бадди тем временем повернулся к своим новым сослуживцам.

– Если вы скинетесь по паре баксов, обед я нам организую.

Прошло не так уж много времени, и Бадди стал капралом.

ГЛАВА 13

А на следующий день началась строевая подготовка. К вечеру болело все тело, а ноги просто жгло огнем. Я купил и использовал две банки мази Слоуна. Она так воняла, что другие солдаты моего взвода старались держаться от меня подальше.

Наконец наступило воскресенье. Я рассчитывал хоть немного отдохнуть. И мы отдыхали. До полудня. А потом нас снова погнали на плац. И только в шесть часов мы смогли принять душ и пообедать. К тому времени я едва держался на ногах. Рухнул на койку и тут же заснул.

Приснилась мне последняя пятница, которую я провел дома. Ко мне пришла Китти. Все свои вещи я уже уложил в дешевые чемоданы, которые купил по настоянию Китти. Она обещала, что сохранит их до моего возвращения. А потом Китти расплакалась.

Я прижал ее к себе, носовым платком вытер слезы.

Она заглянула мне в глаза.

– Не знаю, как мне без тебя жить. Буду вспоминать о тебе каждый день. Я так боюсь, что тебя убьют или ранят, Джерри. – Из ее глаз вновь покатились слезы. – Вдруг ты останешься без руки или ноги? Я буду о тебе заботиться.

Я засмеялся, попытался поднять ей настроение.

– Волноваться тебе придется только в одном случае: если мне отстрелят конец. – Я схватил ее руку и сунул себе в штаны. Член у меня уже стоял, а Китти, конечно, позаботилась, чтобы он затвердел еще сильнее. Она поглаживала мой фаллос, а я постанывал от удовольствия. Потом задрал ей платье, спустил трусики. «Киска» у нее уже взмокла. Я раздвинул губки и двумя пальцами начал мягко поглаживать клитор.

Китти сжала мои яйца, начала гонять мне шкурку. Я кончил чуть ли не сразу. Подхватил ее на руки и бросил на кровать.

Китти уже срывала с себя одежду, а я начал мазать ее соски соком «киски». Из моего члена еще сочилась сперма, и я поднес его к взбухшему клитору Китти. Когда на него падали капельки, Китти стонала в экстазе. Внезапно у меня вновь все встало И я оттрахал ее так, будто знал, что завтра уже не наступит.

Я взглянул на часы. Семь вечера. Мы лежали на кровати, курили. Я повернулся к Китти.

– Тетя Лайла ждет нас к обеду. Мы должны прийти к восьми.

Китти не ответила. Наклонилась ко мне, поцеловала. Потянулась к моему «игрунчику».

– Еще разок, а потом и отправимся.

– У меня не встанет, – возразил я. – Я приму душ, а потом начнем одеваться к обеду. Когда вернемся, тогда и потрахаемся.

Китти рассмеялась, а я поднялся с кровати и босиком зашлепал в ванную.

Проснулся я, как от толчка. Это был сон. По такой реальный. Мой последний вечер с Китти. О результате я мог бы не упоминать. Поллюция. В армии – впервые.

В подсобке воздух загустел от табачного дыма. Раз в неделю здесь играли в покер. Начинали в двадцать два ноль-ноль. По армейскому времени.

Сержант Майер, командир нашего взвода, сидел во главе стола.

– Прибавляю ставку, – процедил он, жуя кончик сигары, и бросил в миску четвертак. Бадди сошел с ума.

– Принимаю и прибавляю еще. В миске прибавилось полдоллара.

Я посмотрел на свои карты. Масть с тузом пик, но ведь мне жить с сержантом еще восемь недель. А Майер – такая сука. И в покер он играл лишь для того, чтобы сшибить лишний доллар. Сержантам много не платили.

Я посмотрел на разгоряченное лицо Бадди. Попытался дать ему знак – не зарывайся. Но Бадди думал только о покере. Я положил карты на стол.

– Я пас.

Сержант поднял ставку еще на полдоллара. Однако Бадди это не остановило. Он бросил в миску два доллара.

– Как насчет этого, сержант?

– Ты упрямый козел. – Сержант пожевал сигару, задумался. – Принимаю твою ставку и поднимаю ее. – На стол легла пятерка.

Бадди не отступил, приняв ставку сержанта. Последний выложил свои карты на стол. Четыре туза. А в это время туз пик лежал передо мной. Я присвистнул.

– Черт! – вырвалось у Бадди. Он-то мог похвастаться лишь тремя дамами.

Сержант сунул деньги в карман и начал собирать карты.

– Это игра не для сосунков! – назидательно заявил он.

Бадди молча отошел. Я же остался сидеть. Сержант переворачивал карты спасовавших. Перевернув мои, увидел туза пик, замялся, потом посмотрел на меня и кивнул. Я знал, что поступил правильно.

Бадди я нашел на скамейке у бейсбольной площадки.

– Майер мухлюет! – вырвалось у Бадди.

– Но он наш сержант. Помни, его стараниями ты стал капралом. Слушай, мы тут уже два месяца, и я начал понимать, что он за человек. Здесь сержант считает себя королем. Ты ему нравишься. Не доставай его, и он будет гладить тебя по шерстке.

– Я видел, как он из рукава достал туза.

– Считай, что получил хороший урок.

– Какой же?

– Не ставить доллары в игре на четвертаки. С нашим жалованьем нельзя терять голову. – Я достал сигарету, закурил. Да, на свежем воздухе табачный дым пах иначе.

– Есть известия от Китти? – поинтересовался Бадди.

– Нет. Телефон у нее отключен. По правде говоря, из Нью-Йорка мне никто не писал. – Я затянулся. – На следующей неделе нас отправляют в училище автомехаников в Детройт Я думаю смотаться на денек в Нью-Йорк и посмотреть, что там делается.

– А ты еще глупее меня. Один день в Нью-Йорке – это самоволка. Получишь шесть месяцев гауптвахты. А если выяснится, что мои документы поддельные, мы оба загремим в федеральную тюрьму. Так что лучше не высовываться.

Перед тем как лечь спать, я решил еще раз позвонить Китти. В столь поздний час у автоматов практически никого не было. Я бросил в щель три десятицентовика и продиктовал номер телефонистке. Мгновение спустя она сказала мне, что номер отключен. Тогда я назвал ей домашний номер дяди Гарри.

Раздались гудки. Телефон все звонил и звонил, но трубку на другом конце провода не снимали. Я положил трубку, забрал монеты и зашагал к казарме. Я ничего не понимал. Дядя Гарри и тетя Лайла в это время всегда были дома, а телефонный аппарат стоял у них в спальне на прикроватном столике. Даже если бы они спали, такое количество звонков не могло их не разбудить. Я решил позвонить им на, следующий вечер, но пораньше.

Едва я вошел в казарму, как сержант из своей комнаты выкрикнул мою фамилию. Я поспешил к нему. Сержант еще не снял форму. Я решил, что меня вызвали по важному делу, вытянулся в струнку и отдал честь.

– Да, сэр, сержант.

– Говнюк, – рявкнул он. – Ты в армии уже два месяца, но не можешь запомнить, что младшим командирам честь не отдают.

Я опустил руку.

– Извините, сэр.

Он покачал головой, всем своим видом выказывая недовольство, затем протянул мне телеграмму.

– Только что принесли из штаба роты. Я ее увидел после того, как закончилась игра. Поискал тебя, но ты как сквозь землю провалился.

– Спасибо, сержант. – Я вскрыл телеграмму. Она была от Толстой Риты.

ДОРОГОЙ ДЖЕРРИ! ДЕЛО ВАЖНОЕ. ПОЗВОНИ МНЕ НОМЕР JA1-5065. В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ДНЯ И НОЧИ.

РИТА КАСТЕНБЕРГ

Я сунул телеграмму в нагрудный карман.

– От твоей подружки? – полюбопытствовал сержант. – Обычно они шлют телеграммы, если влетают или просят денег.

– Это не моя подружка. Просто работала в том же месте, что и я. – Я помялся. – Понимаю, уже поздно сержант, но вы позволите мне еще раз сходить к телефону? Я быстро.

– Конечно, иди. И я надеюсь, что ты ее не накачал! – рассмеялся сержант.

Я вернулся к телефонам-автоматам. По обоим разговаривали. Ждать мне пришлось целую вечность, поэтому нужный мне номер я продиктовал телефонистке уже во втором часу ночи.

Трубку взяла Толстая Рита.

– Джерри?

По голосу чувствовалось, что она плакала.

– Я получил твою телеграмму. Что стряслось?

– Гарри завладел бизнесом моего брата, Джерри, и продал его.

– Как ему это удалось?

– Он заманил Эдди. Тот поставил не на тех лошадей, не смог расплатиться с долгами, вот его бизнес и перешел к Гарри.

– А как насчет моих денег? – спросил я.

– Я задала Гарри этот вопрос, и он ответил, что это его деньги, потому что твой отец мухлевал с расписками и часть выручки присваивал себе. – В трубке послышались всхлипывания Риты.

– Сукин сын! – выругался я. – Я обо всем расскажу тете Лайде. Все-таки мой отец приходился ей братом.

– Твой дядя ничего тебе не "сказал? Ты не сможешь даже поговорить с ней. Она в больнице, умирает от рака. Врачи говорят, долго она не протянет.

– Господи!, – Я снова выругался и врезал по стене кулаком. – Гарри ничего не говорил. Он знает, как я люблю тетю Лайлу. Он должен был сказать мне о ее болезни.

– Он совершенно с тобой не считается. Даже переманил твою подружку, Китти. Поселил ее в квартире неподалеку от киоска, а негритоску выбросил. Кроме того, он взял Китти на работу и назначил менеджером, потому что сам много времени проводит в больнице. Так она первым делом предупредила меня, что я работаю у них последние две недели.

– Я дозвонюсь до этого сукиного сына и все ему выскажу!

– Побереги свои деньги. Ночи он проводит с Китти, а номер телефона на работе они сменили.

– Значит, я по уши в дерьме. На следующей неделе нас переводят на другую базу, и я не могу получить увольнительную даже на один день.

– Нам тут ловить нечего. Но один наш приятель предложил нам работу у Кайзера[25]25
  Кайзер Генри Джон (1882 – 1967) – промышленник, предприниматель. Занимался строительством дорог на Западном побережье, а также крупнейших плотин и мостов.


[Закрыть]. Мы с Эдди уедем в Калифорнию, как только я получу выходное пособие.

– Черт! Такое ощущение, что весь мир сошел с ума.

– Тут ты абсолютно прав. Эдди и я благодарны тебе за то, что ты пытался сделать для нас. Пока мы в Нью-Йорке, будем сообщать тебе о твоей тете.

– Спасибо, Рита. Ты настоящий друг.

– Я люблю тебя, Джерри. Не суйся под пули. Буду молиться за тебя. Удачи тебе.

– И вам удачи. Надеюсь, все у вас будет хорошо. Счастливого пути. – Я повесил трубку.

В казарме все лампы уже потушили. Свет падал лишь от уличных фонарей. Я увидел, что Бадди сидит на койке и курит – Где тебя носило? – шепотом спросил он.

– Звонил по телефону.

– А что случилось?

– Моя тетя Лайла умирает от рака.

– Жаль Такая милая женщина. Я испытывал к ней самые теплые чувства.

– Это еще не все. Дядя Гарри вновь уговорил Эдди делать ставки на лошадей и за долги отнял его бизнес.

– А на закуску ты мне скажешь, что он увел и твою девчонку, Китти.

– Ты прав. Гарри вышвырнул ту негритянку и поселил в ее квартире Китти. Кроме того, назначил ее менеджером. Она первым делом уволила Толстую Риту.

– А как насчет тех денег, которые ты имел в бизнесе Эдди, и тех, которые Китти положила для тебя в банк?

От Бадди у меня не было тайн.

– Их нет. Гарри говорит, что эти деньги отец утаил от него.

Бадди тяжело вздохнул и затушил сигарету.

– Ты в жопе.

– В самоволку я уйду или получу увольнительную, но в город поеду и устрою им веселую жизнь. Зря, что ли, ты учил меня управляться с бритвой.

– И проведешь остаток жизни в тюрьме. Позволь мне позаботиться об этом. У меня есть пара приятелей в Гарлеме. Они все сделают в лучшем виде, а ты останешься чистеньким, словно ангел.

– Не знаю. – Я насупился. – Это не одно и то же.

– Согласен, но зато тебе не придется садиться на электрический стул. Знаешь что, ложись-ка ты спать. К утру остынешь. Через две недели мы переберемся в Детройт, и Нью-Йорк останется в далеком прошлом.

Я долго смотрел на него, потом согласно кивнул.

– А ты ведь чертовски умный сукин сын! Бадди рассмеялся.

Я подошел к своей койке, улегся на нее и тут же уснул.

ГЛАВА 14

По прибытии в Детройт нас отправили не на военную базу, а в училище автомехаников при заводе компании «Виллис оверленд». Компания изготовляла джипы. Сотни этих машин ежедневно сходили с конвейера и отправлялись за океан. Рядом с заводом армия построила большие ангары. Они и служили казармой для двухсот солдат, направленных в училище. В Детройте мне понравилось куда больше, чем в Форт-Диксе. По крайней мере тут мы работали и учились только восемь часов.

А Бадди вообще катался как сыр в масле. По вечерам он играл в карты, а днем принимал ставки. Мне оставалось только удивляться, как ему удается осваивать автомеханические премудрости. Но он справлялся и с этим.

Пробыв в Детройте две недели, я заволновался. Толстая Рита мне не звонила и не писала, а я хотел знать, как там тетя Лайла. И в воскресенье я позвонил Рите сам. Трубку сняли после четвертого или пятого звонка.

– Рита? – произнес я.

– Джерри! – воскликнула она. – Я пыталась связаться с тобой всю прошлую неделю, но эта глупая армия держала в тайне твое местонахождение. Мне отвечали, что перед отправкой за океан ты получишь номер полевой почты и я смогу писать тебе по этому адресу. Письмо обязательно дойдет, где бы ты ни был.

– Я еще в Америке, – ответил я. – А номер полевой почты они отправят моим родственникам.

– Скорее всего его получит Гарри. Твоя тетя Лайла умерла на прошлой неделе. Я думала о тебе. Жалела о том, что тебя нет в Нью-Йорке. Твоя тетя мне нравилась, и я ходила на ее похороны.

Я ответил не сразу.

– Все-таки Гарри – подонок. Ведь я близкий родственник. Гарри разрешили бы позвонить мне и сообщить о смерти тети Лайлы. Но он пальцем о палец не ударил, хотя знал, как я люблю тетю.

– Он не хотел тебя видеть. На похоронах с ним была Китти, вся в черном. Гарри знал, что ты бы их обоих убил.

– Китти-то почему оделась в черное? К семье она не имеет никакого отношения. Толстая Рита глубоко вздохнула.

– Теперь имеет. Через два дня после похорон они с Гарри поженились.

– Господи! Он же в два раза старше ее!

– Я проработала у Гарри девять лет. Он всегда любил молоденьких. Рози, его маленькой негритянке, было семнадцать, когда он взял ее на содержание.

– Должно быть, у меня что-то с головой. Я не знал, что Гарри клюет на молоденьких.

– Теперь об этом говорить поздно. Надо жить своей жизнью и забыть о нем. Я рада, что ты позвонил, так как завтра мы поездом уезжаем в Калифорнию.

– Хорошо. Я найду способ связаться с тобой и с Эдди. Счастливого пути и удачи вам. Спасибо за новости.

Я повесил трубку. Злился я не столько на Гарри, сколько на Китти. Сука! Отдала все, что я имел – мои деньги и ее «киску», – Гарри. Наверное, любовь с первого взгляда, решил я.

Учеба у меня и Бадди ладилась. Мы стали классными специалистами. Нас даже оставили в Детройте, чтобы теперь уже мы обучали новобранцев. Через шесть месяцев нам присвоили звания сержантов, и каждый из нас вел свой раздел. Я – ремонт и восстановление двигателя. Бадди – покраску внешних и внутренних поверхностей. Дай ему волю, он бы красил джипы в черный цвет, но армии требовался только грязно-оливковый, поэтому артистические изыски Бадди остались невостребованными. Сержантам разрешалось каждый третий уик-энд отправляться в увольнение на джипе. Мы воспользовались этим правом, как только получили новые звания.

Сержант выдал нам пропуск. Мы сели в джип, и Бадди повез меня в город. В центре Детройта жили главным образом черные. В многоквартирных домах селились семьи заводских рабочих. Они теперь изготовляли не автомобили, а танки и двигатели для самолетов и десантных катеров. Черные не получали ничего, кроме денег. У них была высокая почасовая оплата, и они могли работать, сколько захочется, хоть все двадцать четыре часа в сутки.

Бадди знал, куда едет. Он прямиком подвез нас к дому, который выглядел получше остальных. Чистенький, подкрашенный. Едва мы подошли к подъезду, дорогу нам заступил здоровяк-охранник.

– Мой кузен Лерой дома? – спросил Бадди. Охранник, судя по всему, его знал.

– Он внизу, в клубе.

– Тогда мы спустимся к нему.

– Не получится. Он готовит новое шоу и просил его не беспокоить.

– Позвоните ему и скажите, что пришел Кларенс. Со мной он увидится. Я посылал ему девушек для нового шоу.

Я повернулся к Бадди.

– Не знал, что у тебя такие связи. Он мне подмигнул.

– Черные, они всегда держатся друг за друга. Вернулся охранник, переговорив по телефону.

– Вы можете спуститься. Дорогу знаете?

– Лучше бы нам ее показать. Мы тут впервые.

Мы проследовали за охранником к двери черного хода. По лестнице спустились вниз и попали в пустую кухню. Затем прошли в клуб, откуда слышалась музыка. Длинная стойка бара, столики примерно на девяносто посетителей. У одной стены – маленькая сцена, танцплощадка и возвышение для музыкантов.

Места на нем как раз хватало для пианино и ударной установки.

Когда мы вошли, шесть чернокожих девушек танцевали на сцене. Лерой, широкоплечий, высокий, симпатичный негр, сидел за столиком рядом с пианистом и барабанщиком.

Увидев нас, он поднялся и махнул девушкам рукой. – Перерыв на десять минут.

После чего Лерой направился к нам и, широко улыбаясь, протянул руку Бадди. Потом притянул его к себе, тепло обнял.

– Кларенс! Когда я видел тебя в последний раз, ты еще держался за материнскую юбку. – Он рассмеялся. – А теперь ты уже в армии.

– Немножко подрос за это время, Лерой, – засмеялся и Бадди. – Я рад, что дела у тебя идут отлично.

– У меня есть мощная поддержка, – улыбнулся Лерой. – Мои партнеры – Пурпурная мафия. Отличные парни. – Он повел нас в бар. – Что будете пить?

Бадди указал на меня.

– Мой друг Джерри Купер. Мы уже три года работаем вместе.

Лерой пожал мне руку. Чуть не размозжил кости.

– Кларенс – твой друг, значит, ты – мой друг. Мы все выпьем канадского виски.

– Нам со льдом и водой, – попросил его Бадди. – К крепким напиткам мы не привыкли. Пьем только пиво.

Лерой все улыбался.

– Хорошо. Мы все выпьем пива. Что еще я могу для вас сделать?

– Как тебе понравилась Рози? – спросил Бадди. – В «Кабаре Смолла» она блистала. Лерой посмотрел на него.

– Ты ее трахал?

– Нет, – ответил Бадди. – Дядя Джерри несколько лет держал ее для себя. А потом вышвырнул на улицу.

– Почему? Она его обкрадывала?

– Ни в коем разе. Она девушка честная, – ответил Бадди. – Мы хотели с ней поговорить. Джерри думает, что как раз дядя обокрал его, Лерой повернулся ко мне.

– И ты знаешь Рози?

– Никогда ее не видел. Но я думаю, что она могла бы сообщить мне много интересного. Для меня.

– Хорошо. Но вы не сможете поговорить с ней до завершения ее выступления. Сегодня у нее первое сольное выступление, и я не хочу отвлекать ее. Не дай Бог, расстроится и сорвет дебют.

– Конечно, мистер Лерой, – кивнул я. – Вы только скажите, когда мне можно будет поговорить с ней, к этому времени я и подойду.

Лерой посмотрел на Бадди.

– А почему бы вам не посидеть здесь, пока мы не закончим репетицию? Потом вместе пообедаем.

Мы с Бадди остались у стойки. Лерой еще какое-то время гонял кордебалет. Наконец подошел к нам.

– Значит, так, – густым баритоном изрек он. – Сначала поднимемся ко мне. Вы познакомитесь с моей женой, а я приму душ и переоденусь. Я босс, поэтому должен выглядеть на все сто.

Мы вышли из клуба. Охранник уже подогнал к тротуару сверкающий черный «кадиллак» модели 1940 года и открыл дверцу.

– Мы на джипе, – сказал Бадди. – Поедем следом.

– Никогда. – Лерой улыбнулся. – Поедете в моем тарантасе. Ключи от джипа отдайте Джонсону. Он позаботится о вашей машине.

Бадди отдал ключи охраннику.

– Поставь его в укромное место. Джип – государственная собственность. Я не хочу угодить в кутузку за то, что на нем кто-то ездил.

Джонсон улыбнулся.

– Не волнуйтесь. Стеречь автомобили я умею.

– Благодарю. – Бадди протянул ему пятерку. Джонсон покачал головой:

– Нет, сэр. Вы же член семьи.

Бадди сел на переднее сиденье рядом с кузеном. Я – на заднее. Никогда еще мне не доводилось ездить на таком автомобиле. Он словно летел над землей. А до чего хорошо пахло в салоне. Словно чистенькой «киской».

Бадди повернулся ко мне.

– Нравится машина?

– Фантастика! – ответил я. – Никогда на такой не ездил.

– Их не так много, – заметил Лерой. – Когда началась война, все новые автомобили пошли большим шишкам в правительстве. Я заплатил за эту машину черным налом. – Он рассмеялся – Это тот самый ключик, который открывает любые двери.

– Великолепная машина, мистер Лерой. До дома Лероя, недавно построенного многоквартирного особняка, мы добрались за пятнадцать минут. Подъездная дорожка привела нас к парадному входу. Высокий швейцар в униформе открыл нам дверцы, а потом отогнал «кадиллак». В каждом из двух лифтов стоял лифтер. Лерой жил на девятом этаже, занимая западный пентхауз.

Когда мы шагали от лифта к двери, Бадди повернулся к кузену.

– Лерой! – В его голосе слышалось искреннее восхищение. – Ты же паршивый ниггер. Как тебе удалось так устроиться?

– Связи, – с улыбкой ответил Лерой. – Имея связи, можно купить весь мир.