Текст книги "Хищники"

ГЛАВА 4

От воды я избавился только через шесть месяцев. В конце апреля 1956 года смог отослать все деньги во Францию. Двадцать тысяч долларов. То есть я ничего за это время не заработал. Более того, потратил девять тысяч долларов. Я чувствовал себя круглым идиотом. Лез из кожи вон, чтобы продвинуть «плескассье» на американский рынок, и ничего за это не получил. Мартины ничем мне не помогали, следовательно, не помогали и себе.

Я смотрел на бухгалтерские книги, лежащие передо мной на столе. Потом повернулся к Жизель.

– Они оставили меня с носом, твои французские друзья.

– Почему ты так говоришь? Они пытались дать тебе шанс.

– Они дали мне шанс, – кивнул я. – Но при этом держали на коротком поводке.

– Они потратили кучу денег, чтобы доставить воду в Штаты.

Я покачал головой.

– Не такую уж и кучу. Не забывай, я достаточно долго проработал в «Плескассье», чтобы знать, что почем. Я знаю, сколько стоит заливка бочки водой и ее транспортировка. Двадцать штук, которые я им отослал, покрывают все их расходы. Они даже остались с прибылью.

Жизель молчала.

Я смахнул бухгалтерские книги на пол.

– Черт бы их побрал! Я знаю, они хотят потратить почти два миллиона долларов на рекламу своей воды во Франции. Почему они думают, что рекламная кампания в Америке должна обойтись дешевле? Американцы знать не знают о «плескассье»

– Почему бы тебе снова не переговорить с Джей-Пи? – спросила Жизель. – Он далеко не глуп.

– Может, и нет. А вот его отец глуп. К тому же телефонные разговоры ничего не дают. Мы словно говорим на разных языках.

– Так почему бы тебе не съездить к нему во Францию?

– Я не выдержу еще восемь дней качки.

– В Европу и обратно летают самолеты трех авиакомпаний, – улыбнулась Жизель. – Ты доберешься туда за день.

Я посмотрел на нее.

– Ты полетишь со мной?

Она все улыбалась.

– С тобой я готова на все.

– Ты рехнулся! – воскликнул Бадди. – Во Франции тебе делать нечего!

– А что мне делать здесь? Опять идти работать в киоск к дяде Гарри или учиться продавать сельтерскую у Риты с Эдди? Там мне тоже не хватило ума. Стоило уйти в армию, как мой гребаный дядя и его подружка вышибли меня вон.

– Но в армии ты научился руководить ремонтниками. В Америке много крупных автодилеров, которым нужны менеджеры ремонтных мастерских. Многие из тех, кто работает на этой должности, тебе в подметки не годятся, но прекрасно живут.

Я посмотрел на него.

– Что значит «прекрасно живут», Бадди? Они зарабатывают девять или десять «штук» в год. Это же семечки. Ты вот имеешь никак не меньше сорока тысяч. А на десять «штук» я даже не смогу снимать ту дешевую квартирку, где сейчас живу.

– А во Франции ты устроишься лучше?

– Возможно. Жизнь там не такая дорогая. И в «Плескассье» я заработаю больше, чем в ремонтной мастерской любого автодилера.

– Тебя уговорила Жизель? – спросил Бадди. – Я знаю, что ей хочется домой.

– Решение принимаю я, а не она. Не забывай, «плес-кассье» – не единственная родниковая вода Европы. «Эвиан» и «перрье» даже во Франции продаются лучше. И я знаю, что они рвутся в Америку. Возможно, в какой-нибудь из этих компаний я смогу получить работу.

– Это все вилами по воде писано.

– Мне терять нечего Все равно я по уши в дерьме.

– За «бьюик» я выручу для тебя тысячу семьсот пятьдесят баксов. Во Франции он тебе не понадобится. Я рассмеялся.

– Когда я его покупал, разговор шел о двух с половиной тысячах.

– Ты бы столько и получил, если бы проездил на нем три-четыре месяца, а не восемь. Скоро появятся новые модели.

– Ладно, сукин сын, – рассмеялся я. – Придет час, когда я с тобой поквитаюсь.

Из Штатов самолеты летали только в три города Европы. «Пан америкэн» бралась доставить пассажиров в Лондон, «Транс уорд эйрлайнс» – в Рим, а голландская авиакомпания «КЛМ» – в Амстердам.

Я решил лететь в Лондон. Там по крайней мере говорили по-английски.

В Париже нас ждал сюрприз. По прибытии в «Орли» нас встретил Поль. Он обнял и расцеловал сначала Жизель, потом меня, и наконец, мы обменялись крепким рукопожатием.

Поль широко улыбнулся Жизель.

– Ты еще прекраснее, чем прежде. И выглядишь настоящей американкой. – Он повернулся ко мне. – Или ты так не думаешь?

Я улыбнулся.

– По мне она настоящая француженка. Поль взял меня под руку.

– Когда носильщик принесет ваш багаж к машине, я отвезу вас в уютную квартиру, где вы и остановитесь. Я повернулся к нему.

– Я два дня не разговаривал с Джей-Пи и думал, что он или его отец захотят встретиться со мной. Поль посмотрел на меня, потом на Жизель.

– Так вы ничего не знаете?

– А что мы должны знать?

– Месье Мартин est mort[41]41
  Умер (фр.).


[Закрыть]. Потому-то я и встретил вас. Джей-Пи просил передать, что увидится с вами, как только закончится траур. Семья эта очень набожная, из французских гугенотов, поэтому Джей-Пи будет соблюдать все обычаи. К делам он вернется где-то через месяц.

Поль подвел нас к «ситроену ДС-21». В то время это был самый большой французский автомобиль. Выпускали их только одного цвета – черного. Поль сказал, что позволить себе такого монстра могли только политики, нувориши и гангстеры. Я рассмеялся.

– А к какой категории ты относишь себя? Он улыбнулся.

– Я корсиканец. Это отдельная категория. Мы с Жизель залезли на заднее сиденье.

– Я бы хотела повидаться со своей семьей, – сказала Жизель. Поль кивнул.

– Я уже позаботился об этом. На следующей неделе поедешь в Лион.

– А моя сестра тоже будет?

– Конечно. Приедет из Бретони со своим новым мужем.

Я посмотрел на Жизель.

– Ты не говорила мне, что Тереза вышла замуж.

– Я думала, тебя это не интересует. И потом в Америке я увидела столько интересного, что просто об этом забыла.

Поль повернулся к нам с переднего сиденья. Только тут я заметил, что за рулем сидит все тот же толстяк. Я наклонился вперед и протянул ему руку. Толстяк улыбнулся, взглянул на Жизель.

– Добрый день, мадемуазель.

Она рассмеялась и чмокнула его в щеку.

– Здравствуй, дорогой. Я откинулся на спинку.

– Значит, я опять в дерьме. Жаль, что я не узнал о смерти старика до отлета. И что я буду целый месяц делать в Париже?

Поль рассмеялся.

– В Париже ты не останешься. Мы едем на кинофестиваль в Каннах. Он начинается двенадцатого мая, но я должен прибыть туда на несколько дней раньше.

– А какое ты имеешь отношение к кинофестивалю? – полюбопытствовал я.

– Мы давно не общались. Я агент очень известных артистов. Многие снялись в фильмах, которые будут участвовать в конкурсе.

– Значит, ты будешь весь в делах. А что прикажешь делать мне?

– Позагораешь. Посмотришь хорошие фильмы, полюбуешься красотками на пляже. Жизель поймала взгляд Поля.

– Без меня Джерри не будет любоваться красотками.

– Естественно, – согласился Поль. – Джек Кокрэн, приятель Джей-Пи, пригласил вас обоих погостить на его вилле.

ГЛАВА 5

Полю принадлежал многоквартирный дом на улице Георга Пятого, стоящий чуть ли не напротив знаменитого отеля. Построили этот дом лет тридцать назад, а купил его Поль сразу после войны, когда недвижимость в Париже шла за бесценок. В конце войны немцы использовали дом под офицерское общежитие. После их ухода он представлял собой жалкое зрелище. Утащили все: сантехнику, гобелены, даже копии картин. Так что Поль заплатил практически за голые стены. На ремонт ушел год, но, как с улыбкой сообщил нам Поль, он корсиканец, а корсиканцы знают, как добиться от рабочих максимальной отдачи. В итоге его дом отремонтировали одним из первых во всем Париже.

Помимо ремонта, Поль перепланировал три нижних этажа, приспособив их под офисы. Остальные девять остались жилыми. Себе он, разумеется, оставил квартиру на верхнем этаже. Примерно в это же время под контроль Поля перешли несколько известных кабаре. Он начал вести дела выступающих там артистов. Для многих нашел роли в кино, французские киностудии оживали после войны. Вскоре Поль стал одним из ведущих агентов кинобизнеса. Многочисленные красотки из его клубов и кабаре повиновались каждому слову Поля. Пусть кто-то не умел играть, зато все знали свое дело, укладываясь на спину. А танцовщиков, в большинстве своем геев, отличал и острый ум. Красивые тела были не единственным их достоинством, они обладали актерским талантом. Поль быстро понял, какие возможности открывает перед ним кино. Клубы он не продал, но теперь уделял им гораздо меньше внимания, перепоручив все дела корсиканцам-управляющим, которым полностью доверял. А на первом этаже своего дома он открыл контору:

ПОЛЬ РЕНАР – АРТИСТИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО. Поль привел нас в очень милую, уютную квартиру. Гостиная, спальня, кухня. Все новенькое, с иголочки. Жизель квартира очень понравилась.

– Я бы могла остаться тут навсегда, – с улыбкой сказала она мне. 1 – Тесновато, знаешь ли, – скептически ответил я.

– Такая квартира наверняка стоит больше, чем та, в которой мы жили в Нью-Йорке. Она обошлась бы нам в две тысячи долларов в месяц, тогда как там мы платили лишь пятьсот пятьдесят.

Я вытаращился на нее.

– А я-то думал, во Франции жизнь дешевле, чем в Штатах.

– Улица Георга Пятого в Париже все равно, что Пятая авеню в Нью-Йорке. Я узнавала, сколько стоят там квартиры, поэтому мне известен уровень цен. На Пятой авеню нам пришлось бы платить те же две тысячи.

– Тогда я не представляю себе, как мы сможем тут жить.

– Дурачок! – Она засмеялась. – Кто сказал, что мы собираемся тут поселиться?

На следующий день мне позвонил Джек Кокрэн.

– Привет, Джерри. Все нормально? Жизель счастлива?

– У нас все в порядке, Джек, – ответил я. – Спасибо, что позвонил.

– Я вот подумал, может, мы сегодня пообедаем?

– Джей-Пи в Париже? – спросил я.

– Нет. Он в своем родовом гнезде, в Плескассье. Останется там чуть ли не на месяц. Это семейная традиция.

– А где ты, Джек? Я думал, ты в Каннах. Он рассмеялся.

– Я на другой стороне улицы, в отеле. Подумал, а почему бы нам не пообедать? Потом немного развлечемся.

– Я возьму Жизель.

– Конечно. Куда же без нее. Я тоже приведу приятеля. Он английский комик, но сыграл в нескольких французских фильмах. Он вам понравится.

– Отлично. Я только свяжусь с Полем. Вдруг он для нас уже что-то запланировал.

– Я с ним уже связался. Поль дал добро.

– Тогда полный вперед. Спасибо тебе. Только один вопрос. Как там Джей-Пи? Он был очень близок с отцом. Джей-Пи оклемается?

– Можешь не беспокоиться. Он шлет тебе и Жизель наилучшие пожелания. Давай встретимся в баре отеля в восемь.

– В восемь так в восемь. До встречи.

– Черный костюм, – строго предупредила меня Жизель. – Это Париж.

– Хоть не придется надевать фрак,. – пробурчал я. Она рассмеялась.

– Как сказать. Если мы пойдем обедать в «Максим», а ты будешь не во фраке, тебя скорее всего не пустят на порог, а если и пустят, то посадят за столик возле кухни.

– Какое-то безумие. – Я покачал головой. – Во время войны тут радовались любому клиенту, хоть голому, лишь бы он платил. А потчевали нас, если не ошибаюсь, кониной.

– За десять лет мир изменился, – ответила Жизель. – Да и мы стали старше.

– Только не ты, – возразил я. – Ты такая же юная, как и в день нашей встречи. А вот я начинаю лысеть.

– Ты отлично выглядишь, – заверила она меня. А если чуть поседеешь, то вообще сойдешь за джентльмена. И ты очень красивый. Так что волноваться тебе не о чем.

В «Максим» мы в тот вечер не пошли. Джек привел нас в другой, не менее роскошный ресторан, и посадили нас не рядом с кухней, а за лучший столик. Джека здесь знали все. Швейцар, гардеробщица, бармен, метрдотель. Даже владелец ресторана подошел к столику, чтобы поздороваться с ним.

Джек заказал вино, я, как обычно, остановился на пиве. Джек оглядел нас.

– Меню мне знакомо. Не будете возражать, если я все закажу?

– Отлично, Джек, – ответила Жизель, искоса Глянув на меня.

Я кивнул.

– Нет вопросов.

Арчи, приятель Джека, нам понравился. И Джек нас не подвел, мы отлично пообедали. Гей он или нет, подумал я, но жить умеет.

Из ресторана мы вышли в полночь. Джек усадил нас в свой серебристый «ролле» и назвал шоферу адрес известного кабаре, попасть в которое мог далеко не каждый. Поговаривали, что туда даже не пустили президента Франции. По той причине, что он не был геем и не мог появляться на публике с высокопоставленными чиновниками, отдающими предпочтение однополой любви.

В этом году там выступали трансвеститы. Однако, глядя на них, я просто не мог в это поверить. Я повернулся к Жизель.

– По-моему, они прекраснее любого кордебалета, какой мы видели, – сказала она.

– Но у них нет «кисок», – прошептал я ей на ухо.

– У некоторых есть, – также шепотом ответила Жизель. – Они ездили в Данию, где им сделали соответствующую операцию.

Я вновь повернулся к сцене. Действительно, выступали они великолепно. И, похоже, все знали нашего англичанина. После очередного номера начали скандировать: «Арчи! Арчи!»

Англичанин не заставил себя ждать и выбежал на сцену. Сначала пристроился к кордебалету, и они все станцевали, высоко вскидывая ноги, совсем как в нью-йоркском мюзик-холле «Радио-Сити». А потом англичанину дали выступить соло. По-французски он говорил быстро и без малейшего акцента. Уже с первых слов публика покатывалась со смеху. Я почти ничего не понимал, хотя Жизель и пыталась переводить мне смысл сказанного. В какой-то момент он замолчал, одной рукой быстро вытащил изо рта четыре зуба, а другой достал из кармана большой искусственный член и начал его сосать. Зрители завизжали от восторга.

Джек наклонился ко мне, глаза его слезились от смеха.

– Это его коронный номер. Арчи всегда говорит, что он лучший в мире членосос, потому что может зажать между зубами любой член, каким бы большим он ни был.

– Господи! – вырвалось у меня. Джек рассмеялся.

– Если будешь рассказывать об этом в Штатах, тебе не поверят.

Когда мы вернулись домой, я посмотрел на Жизель.

– И что ты об этом думаешь?

– Джерри, это их мир, – спокойно ответила она.

ГЛАВА 6

В субботу я посадил Жизель на поезд Париж-Лион. В свое время я не обратил на это внимания, но из Штатов она привезла три чемодана. Для ее вещей хватило бы одного. В остальных лежали подарки и одежда для Терезы и родителей. Во Франции все это стоило в два раза дороже.

Носильщик занес багаж в отдельное купе. Я дал ему на чай. Жизель села, улыбнулась мне.

– Купе стоит недорого. Зато у меня будет отдельное биде и туалетная комната.

– Я же не против. Просто обратил внимание, что в нашей подземке такого нет. Она улыбнулась.

– И в парижском метро тоже. – Жизель похлопала рукой по полке. – Присядь. До отхода поезда мы еще успеем выпить шампанского.

Она нажала кнопку, и тут же на пороге купе возник официант.

Нам даже не пришлось ничего заказывать Он принес бутылку шампанского и два бокала. Затараторил с Жизель по-французски. Я, конечно, ничего не понял. Я расплатился с ним, он открыл бутылку, наполнил наши бокалы и отбыл, закрыв за собой дверь. Мы чокнулись.

– Счастливого тебе пути, – произнес я очевидный тост.

– Жаль, что ты не едешь со мной.

– Твоим родителям я не показался. Приехав одна, ты их только порадуешь. – Мы выпили шампанского. Об отношении ее родителей к иностранцам Жизель знала не хуже моего. – А кроме того, ты уезжаешь только на две недели, а потом мы встретимся в Каннах.

– Я просто волнуюсь, как бы один из этих гомиков не соблазнил тебя. Знаю я их методы. Выпивка. Наркотики.

Я захохотал.

– Ничего у них не выйдет. Пью я только пиво, курю «Лаки страйк».

– И в Каннах будет полно старлеток. Им бы только найти американца, который...

– Не говори глупостей, – оборвал я ее. – Никто не обратит на меня ни малейшего внимания. Я же не имею никакого отношения к кино. Они увидят, что я постоянно общаюсь с геями, и решат, что я не по их части.

Жизель наклонилась ко мне, поцеловала.

– Ты мне обещаешь?

– Обещаю.

Тут официант открыл дверь. Поезд отправлялся. Мы вновь поцеловались, и я вышел из купе.

С вокзала я поехал в контору Поля. Джек увидел через окно его кабинета, как я выхожу из машины, и поспешил навстречу. Мы обменялись рукопожатием.

– Жизель уехала к родителям? – сразу спросил Джек.

– Совершенно верно, – ответил я.

– И что ты собираешься делать? У тебя же целых две недели.

– Еще не думал об этом. Дождусь Поля. Он говорил, что поедет в Канны за несколько дней до начала фестиваля.

– Он еще неделю пробудет в Париже. Я знаю, что в Канны он поедет за неделю до фестиваля.

– Наверное, я отправлюсь туда с ним.

– Он говорил тебе, что в Каннах ты и Жизель будете жить на моей вилле? Мы с Арчи едем туда на «роллсе», и я подумал, не составишь ли ты нам компанию? Мы сможем отлично провести там время. Джей-Пи полагал, что ты поедешь с нами. У Поля полным-полно работы, и в Париже он не сможет уделить тебе ни минуты.

– Я переговорю с Полем. Возможно, он хочет, чтобы я ехал с ним.

– С Полем я уже переговорил. Он сказал, что выбор за тобой. Но он тоже считает, что в Париже тебе делать нечего.

– Хорошо, Джек, – кивнул я. – Спасибо. Когда вы собираетесь выезжать?

– В понедельник. По уик-эндам дороги забиты.

– Договорились, – рассмеялся я.

– И вот что еще. В Каннах на многие мероприятия пускают только во фраке.

– Черт, – вырвалось у меня. – Я уже и забыл, что такое фрак. В Америке он ни к чему.

– А где тот, что был у тебя во Франции? Я пожал плечами.

– Понятия не имею.

– Тогда свяжемся с Полем. У него наверняка есть портной, который быстро их шьет. В работе Поля без фрака – никуда.

Джек не ошибся. Поль направил меня к портному, у которого нашелся почти пошитый фрак аккурат моего размера. Портной обещал прислать мне его на следующее утро. Я сразу купил вечерние рубашки и галстук-бабочку.

Позвонил Жизель в дом ее родителей и рассказал о своих планах. Она тут же расплакалась.

– Я это знала! Знала! Не успела я уехать, как они уже взялись за тебя.

– Господи! – вырвалось у меня. – Жизель, что с тобой? Неужели ты и впрямь думаешь, что весь мир в кармане у этих говнюков? Я предпочитаю девушек, и очень удивлен, что ты до сих пор этого не уяснила.

– Но мы никогда не пытались сделать ребенка! – всхлипывала она.

– А что, по-твоему, мы делали, когда трахались? Раскладывали пасьянс? Она надолго замолчала.

– Извини. Раньше я не хотела ребенка и, возможно, не хочу и теперь. – Жизель глубоко вздохнула. – Просто я недавно узнала, что Тереза беременна. Вот и обзавидовалась.

– Не завидуй. Мы еще молоды, так что время нас не поджимает. Захотим иметь ребенка – он у нас будет.

Серебристому «роллсу» потребовалось семь часов, чтобы добраться до Канн. За это время пассажиры уговорили шесть бутылок шампанского и килограмм черной икры. Такая уж у Джека и Арчи была диета. Они даже не выходили из машины, чтобы облегчиться: везли с собой специальные бутыли для мочи. Хранились бутыли в специальном резиновом чехле.

У меня же бутыли не было. Джек и Арчи решили, что это отличная шутка, и спорили, как долго я смогу выдержать, не надув в штаны. Я, однако, не оправдал их ожиданий, поскольку им пришлось остановиться, чтобы заправить бак бензином, уже на подъезде к Каннам. Из меня вылилось, наверное, целое ведро.

Когда я вернулся к «роллсу», Джек и Арчи стояли рядом и аплодировали. Затем Джек повязал мне на шею ленту с золотой медалью, на которой была выбита надпись: «ЛУЧШЕМУ ПИСАЛЬЩИКУ МИРА». Расцеловав меня в обе щеки, как принято у французов, Джек торжественно объявил: «Теперь ты у нас почетный гей»!

Потом они вновь забрались на заднее сиденье и затихли. Вроде бы заснули.

Я сидел на переднем сиденье, рядом с шофером. Мы переглянулись.

– Они развлекаются, – с улыбкой сказал мне шофер по-английски.

– Это обычная история? – спросил я, снимая медаль.

– Если нет Джей-Пи.

Я оглянулся и не увидел ни Джека, ни Арчи. Они улеглись то ли на сиденье, то ли на пол. Я достал пачку сигарет. Предложил шоферу. Он покачал головой, но вытащил из приборного щитка прикуриватель и протянул мне.

– На работе мне курить не положено. До виллы Джека мы доехали в молчании. Затем шофер зашел в дом и вернулся с двумя крепышами-слугами. Джек и Арчи все спали. Слуги взвалили их на плечо, как кули с картошкой, и разнесли по комнатам.

Я же через холл прошел в гостиную. Еще один дворец, пусть и не такой роскошный, как у Джей-Пи. Я выглянул из окна. Вид тот же, что и из гостиной виллы Джей-Пи, разве что обзор поменьше: все-таки не вершина холма. На Канны ложилась ночь. Огни вспыхивали как в городе, так и на многочисленных яхтах.

– Добрый вечер, месье Джерри, – раздался за моей спиной женский голос. – Вилла «Жеко» в полном вашем распоряжении.

Обернувшись, я увидел изысканно одетую, очень красивую женщину лет сорока.

– Я Арлен. Домоправительница Джека. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

– Нет, благодарю. Но я бы хотел подняться в свою комнату, принять душ и переодеться.

– Нет проблем. – Арлен хлопнула в ладоши. Тут же рядом с ней возник один из слуг-крепышей.

– Отведи месье Джерри в синюю комнату, – сказала она по-французски, а повернувшись ко мне, добавила уже по-английски. – Обед в девять часов.

– Спасибо, Арлен, – кивнул я и последовал за слугой. Меня не удивило, что мой чемодан уже стоял в комнате.

– Я также ваш камердинер, сэр. – Слуга заговорил по-английски. – Позволите распаковать вещи?

Я никогда не бывал в Каннах во время фестиваля. И хотя до его открытия оставалось еще десять дней, напряжение уже чувствовалось. Повсюду стояли рекламные щиты с названиями фильмов, вошедших в конкурсную программу, и фотографиями снявшихся в них звезд. Как я понял, американские фильмы составляли лишь малую часть программы.

Утром я сидел за столиком в ресторанчике, расположенном неподалеку от Дворца фестивалей, где проходила регистрация участников конкурсного показа. Помимо конкурсных в Канны привозили много других фильмов, во время фестиваля здесь работал большой кинорынок, и продюсеры старались с максимальной выгодой продать свою продукцию.

На ленч я заглянул в пляжный ресторан отеля «Карлтон». Здесь кучковались самые красивые старлетки, сюда заглядывали влиятельные продюсеры и известнейшие режиссеры. Они тоже слетелись со всего мира. Да, фестиваль еще не начался, актрисы, актеры, режиссеры, чьи фильмы участвовали в конкурсе, еще не прибыли в Канны, но киношная тусовка уже бурлила.

Мне казалось, что это волшебный сон. А у Джека и Арчи вся эта суета вызывала зевоту. Фестивали им уже приелись. По вечерам они отправлялись в кабаре и диско-бары для голубых. Я обедал с ними на вилле, а потом перелистывал англоязычные газеты и журналы. Три дня спустя приехал Поль. Еще через два – Жизель. И буквально перед открытием фестиваля – Джей-Пи.