Текст книги "Ответный удар"

Его размышления прервало появление майора Окамото и охранника с каменным лицом и винтовкой в руках. Окамото говорил на языке Расы.

– Пойдешь со мной, – приказал он.

– Будет исполнено, недосягаемый господин, – ответил Теэрц, который всегда покидал свою камеру с огромным облегчением.

Теперь он держался на ногах гораздо более уверенно, чем раньше; поднимаясь вверх по лестнице в комнату для допросов в тюрьме Нагасаки, Теэрц размышлял о том, что это приятное физическое упражнение, а не тяжелый физический труд.

«Просто поразительно, что делает с самцом приличное питание», – подумал он.

Поджидавшие их ниппонцы были одеты в белые халаты ученых. Большой Урод, занимавший центральное кресло, что-то сказал, и Окамото перевел:

– Сегодня доктор Нишина хочет обсудить природу бомб, при помощи которых Раса уничтожила Берлин и Вашингтон.

– Пожалуйста, – добродушно согласился Теэрц. – Бомбы сделаны из урана. Если вы не знаете, что такое уран, я вам скажу – девяносто второй элемент периодической таблицы.

Он позволил себе немного раскрыть пасть от удовольствия. Большие Уроды такие варвары! Конечно же, они не имеют ни малейшего представления, о чем он говорит.

Окамото перевел его ответ ниппонским ученым, они некоторое время что-то между собой обсуждали, а потом майор сказал, обращаясь к Теэрцу:

– Я не знаю необходимой терминологии, чтобы правильно поставить необходимые вопросы и прошу тебя помочь мне, а, кроме того, по возможности, попытаться понять нас и без терминов.

– Будет исполнено, недосягаемый господин, – по-прежнему дружелюбно ответил Теэрц.

– Хорошо.

Окамото задумался; лицо Большого Урода, точно сделанное из резины, отражало его мысли и сомнения. Наконец, он проговорил:

– Доктор Нишина хочет знать, при помощи какого процесса Раса отделяет легкий, взрывной уран от обычного, тяжелого.

У Теэрца возникло ощущение, будто в мягком кусочке мяса ему неожиданно попалась острая кость. Даже в самых диких кошмарах – несколько раз после пленения его посещали невыносимо ужасные видения – он не мог предположить, что Большим Уродам известно хоть что-нибудь про атомную энергию и уж, тем более, про уран. Если это правда… Вдруг Теэрц понял, что тосевиты представляют для Расы реальную опасность. Раньше он думал, что они всего лишь отсталые дикари, от которых следует ждать мелких неприятностей, но не более того. Обращаясь к Окамото, он проговорил:

– Скажите ученому доктору Нишине, что я не имею ни малейшего представления о том, какие процессы он имеет в виду.

Ему стило огромного труда заставить себя не смотреть на инструменты, при помощи которых ниппонцы пытали своих пленников.

Окамото одарил его злобным взглядом – Теэрцу уже довелось видеть такой

– но передал его слова Нишине. Тот что-то долго говорил в ответ, время от времени загибая пальцы, совсем как самец Расы Когда он закончил, Окамото перевел его слова:

– Доктор Нишина говорит, что теоретически имеется несколько возможностей решения поставленной задачи. Среди них следующие – последовательное распределение барьеров для прохождения газа, содержащего уран; нагревание газа до тех пор, пока часть, в которой содержится более легкий уран, не начнет подниматься над другой; применение электромагнита…

– Последнее слово оказалось довольно трудным, и Окамото пришлось пуститься в сложные объяснения. – И быстрое центрифугирование с целью выделения более легкого урана. Какой из них применяет Раса?

Теэрц не мог оторвать от него глаз. Он был потрясен даже больше, чем когда Большие Уроды сбили его истребитель. Тогда речь шла только о его собственной судьбе. Сейчас ему приходилось беспокоиться о том, знает ли Раса о планах тосевитов. Конечно, они самые настоящие варвары, но им слишком много известно. Следовательно, Теэрцу необходимо соблюдать крайнюю осторожность, когда он будет отвечать на их вопросы. И постараться сделать все возможное, чтобы не выдать никакой важной информации.

Он так надолго задумался, что Окамото потерял терпение и рявкнул:

– Не пытайся нас обмануть. Отвечай доктору Нишине.

– Извините, недосягаемый господин, – сказал Теэрц и добавил: – Gomen nasai… я искренне сожалею, что заставил вас ждать. Часть проблемы заключается в том, что мне не хватает словарного запаса, чтобы дать вам исчерпывающий ответ, но главная причина – мое невежество, за которое я прошу меня простить. Вы не должны забывать, что я… был всего лишь пилотом. И не имел никакого отношения к урану.

– Ты довольно многословно распространялся на эту тему некоторое время назад, – заявил Окамото. – Ты же ведь не хочешь, чтобы я заподозрил тебя во лжи. Кое-какие из инструментов, которые ты видишь перед собой, очень острые, другие можно нагреть… у нас много разных приспособлений. Может быть, желаешь с ними познакомиться?

– Нет, недосягаемый господин, – задыхаясь, честно ответил Теэрц. – Но я и в самом деле не владею необходимой вам информацией. Я же ведь не физик-ядерщик. Все, что мне известно про самолеты, я вам добровольно рассказал. Но я не специалист в области ядерного оружия. Я учился в школе, когда был маленьким, и обладаю знаниями обычного среднего самца Расы.

– Мне трудно поверить в то, что ты говоришь правду, – заметил Окамото. – Совсем недавно ты нам кое-что сообщил об уране.

«Я даже представить себе не мог, что вам про него известно», – подумал Теэрц.

Его мучили сомнения, поскольку он не понимал, что ему следует сделать, чтобы сохранить свою шкуру в целости и сохранности. Лгать ниппонцам он не мог – кто знает, как далеко они продвинулись в своих исследованиях? Если ученые сообразят, что он водит их за нос, его тут же накажут – причем исключительно болезненно.

– Мне известно, что в ядерном оружии используется не только уран, – сказал он – В некоторых видах необходим еще и водород – но деталей я не знаю.

«Пусть ниппонцы помучаются над решением этого парадокса», – подумал он. – «Как в оружии могут сочетаться самый легкий и самый тяжелый элементы одновременно?»

После того, как Окамото передал его слова ученым, Большие Уроды принялись что-то оживленно обсуждать. Затем Нишина, который явно занимал главенствующее положение, задал Окамото вопрос:

– Получается, что в результате взрыва урана температура повышается до такой степени, что водород ведет себя так же, как на солнце и превращает огромное количество массы в энергию? – спросил майор.

Теэрца охватил самый настоящий ужас. Каждый раз, когда он пытался выбраться из кошмарного положения, в котором оказался, его падение в пропасть становилось все стремительнее. Значит, Большим Уродам известно про реакцию синтеза. С точки зрения Теэрца, продукта цивилизации, шагающей вперед с черепашьей скоростью, знание всегда связано со способностью претворить его в жизнь. А если тосевиты в состоянии сделать водородную бомбу…

– Отвечай ученому доктору Нишине! – резкий голос майора Окамото вывел Теэрца из тоскливой задумчивости.

– Прошу меня простить, недосягаемый господин, – поспешно проговорил Теэрц. – Да, ученый доктор совершенно прав.

Вот и все. Он сделал то, чего делать было нельзя ни в коем случае. Теперь следует ждать, что ниппонцы в любой момент применят ядерное оружие против представителей Расы, захвативших континент – Теэрц рассматривал его как большой остров; он привык к тому, что воду окружает земля. А не наоборот.

Он услышал, как Окамото подтвердил догадку ученых, передав им его ответ. Холод сковал все существо Теэрца, погрузившегося в печальные раздумья. Ниппонцы больше в нем не нуждаются. Судя по их вопросам, они выяснили все, что хотели, и собираются применить свои новые знания на практике.

– Вернемся к вопросу про более легкий уран, который является взрывчатым веществом, в отличие от других, стандартных типов, – сказал Нишина. – Нам не удалось его получить; по правде говоря, мы приступили к экспериментам совсем недавно. Вот почему мы намерены узнать у тебя, каким образом вы решаете данную проблему.

Теэрц не сразу понял, что он имеет в виду. Представители Расы испытали настоящее потрясение, когда они прилетели на Тосев-3 и обнаружили, насколько далеко Большие Уроды продвинулись в своем развитии. Перед тем, как Теэрц попал в плен, среди пилотов ходило много разговоров на эту тему. Раса не предполагала встретить здесь никакого сопротивления, но против ожиданий тосевиты не пожелали сдаться на милость победителя. Конечно, их действия не слишком эффективны, да и технике далеко до совершенства, но это их не останавливает, и они яростно рвутся в бой. Как им удалось построить боевые самолеты всего за восемьсот местных лет, прошедших со времени разведывательной экспедиции, оставалось загадкой.

Впервые Теэрцу показалось, что он начал понимать тосевитов. Раса сознательно вносила изменения в свою жизнь очень медленно. Когда делалось какое-то открытие, специалисты по экстраполяции производили сложнейшие вычисления, целью которых являлось выяснить заранее, как оно повлияет на жизнь общества, где давно царят стабильность и порядок. Главная задача ученых состояла в том, чтобы минимизировать отрицательные аспекты, не теряя при этом преимуществ изучаемого метода или устройства.

У Больших Уродов все устроено иначе. Узнав что-то новое, они хватаются за свое открытие обеими руками и мусолят его до тех пор, пока оно не потеряет аромата. Им плевать на то, к каким последствиям приведет их деятельность через пять поколений – или пять лет. Они хотят получить все преимущества немедленно, а будущие проблемы откладывают на потом.

При таком отношении к жизни они рано или поздно сами себя уничтожат. Но сейчас они представляют для Расы чрезвычайно серьезную опасность.

– Я уже тебя предупреждал, чтобы ты не отнимал у нас время, пытаясь похитрее обмануть, – сказал майор Окамото. – Немедленно выкладывай доктору Нишине всю правду.

– Насколько мне известно, недосягаемый господин, правда заключается в том, что мы не прибегаем ни к одному из перечисленных вами методов, – ответил Теэрц, и Окамото поднял руку, собираясь его ударить. Опасаясь, что его подвергнут таким страшным пыткам, каких ему еще не довелось испытать, Теэрц быстро проговорил: – Мы используем более тяжелый вид урана – он называется изотоп.

– Как вы это делаете? – спросил Окамото после короткого диалога с ниппонскими учеными. – Доктор Нишина утверждает, что более тяжелый изотоп не может взорваться.

– Есть другой элемент, номер девяносто четыре. Его не существует в природе. Мы получаем его из более тяжелого невзрывчатого изотопа урана – доктор Нишина совершенно прав. Мы используем в наших бомбах его.

– Мне кажется, ты лжешь. Даю слово, тебя ждет суровое наказание, – заявил Окамото, однако, слова Теэрца Большим Уродам в белых халатах перевел.

Они тут же заговорили все одновременно, но Мишина собрал их мнения воедино и передал ответ майору Окамото

– По-видимому, я ошибся, – сказал тот Теэрцу. – Доктор Нишина сообщил мне, что американцы открыли элемент, о котором ты говоришь, и дали ему имя – плутоний. Ты поможешь нам его получить.

– Кроме того, что я уже сказал, мне больше почти ничего не известно,

– прошептал Теэрц.

Ему казалось, что он уже никогда не выберется из пучин отчаяния, в которые погрузился Каждый раз, когда он говорил ниппонцам что-то новое, его охватывала надежда, что технические трудности заставят их отступить, уйти с дороги, ведущей к изобретению ядерного оружия.

Он мечтал о том, чтобы на Нагасаки упала плутониевая бомба Нет, это, конечно же, невозможно!

Глава VI

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЧАГУОТЕР, НАСЕЛЕНИЕ 286 ЧЕЛОВЕК» – гласила надпись на щите.

Увидев ее, полковник Лесли Гроувс покачал головой.

– Чагуотер, – проворчал он. – Интересно, с какой стати он так называется? note 9Note9
  Чагуотер (Chugwater, англ ) – в буквальном переводе «пыхтящая вода»


[Закрыть].

Капитан Ране Ауэрбах прочитал другую часть вывески:

– Население 286 человек. Лучше бы назвали его «Дыра».

Однако Гроувс смотрел в будущее. Офицер-кавалерист, конечно, прав. Городок не сильно соответствует своему статусу, но зато вокруг него бродят стада скота, который щиплет травку на полях. Сейчас в конце зимы животные, разумеется, не слишком в теле, но им все-таки удается находить себе пропитание. Значит, здесь нет проблем с продовольствием.

Из домов высыпали горожане, чтобы поглазеть на необычное зрелище – целый кавалерийский эскадрон, заполнивший узкие улицы. Однако, казалось, особого впечатления появление военных на них не произвело – в отличие от Монтаны и Вайоминга. Какой-то мальчишка в потертых джинсах сказал мужчине в рабочем комбинезоне:

– Парад на прошлой неделе мне понравился больше.

– У вас неделю назад состоялся парад? – спросил Гроувс приземистого мужчину в черном пиджаке, белой рубашке и галстуке – явно представителя местных властей.

– Ясное дело. – Мужчина выплюнул на мостовую табачный сок. Гроувс позавидовал тому, что у него есть табак, хотя бы в таком виде. А тот тем временем продолжал: – Тогда не хватало только духового оркестра. Куча телег, солдаты, какие-то иностранцы, которые ужасно смешно разговаривали по-нашему… и даже парочка ящеров – ну и дурацкий у них видок! Ни за что не сказал бы, что от них может быть столько неприятностей.

– Да, вы правы.

Гроувса охватило волнение. Похоже, тут проехала Металлургическая лаборатория в полном составе. Если он отстает от них всего на пару недель, они уже, наверное, в Колорадо и скоро будут в Денвере. Может быть, даже удастся догнать их прежде, чем они туда доберутся. Чтобы подтвердить свою догадку, Гроувс спросил:

– А они не говорили, куда направляются?

– Не-е-е, – протянул приземистый мужчина. – По правде говоря, те ребята все больше помалкивали. Но вели себя дружелюбно. – Он выпятил грудь, однако, живот все равно выступал больше, и заявил: – Я поженил одну парочку.

Тощий жилистый парень, похожий на ковбоя, фыркнул:

– Давай, расскажи им, Гудок, как ты порезвился с невестой.

– Вали к черту, Фритци, – ответил толстяк по имени Гудок.

«Ковбой по имени Фритци?» – подумал Гроувс.

Но прежде чем он успел как следует удивиться, Гудок повернулся к нему и заявил: – Я бы, конечно, не против. Уж очень она была хорошенькая. Кажется, вдова. Но капрал, за которого она вышла, выбил бы мне все зубы, посмотри я на нее хотя бы краешком глаза.

– И поделом тебе, – Фритци совсем не по-ковбойски захихикал.

– Да заткнись ты! – разозлился Гудок, а потом, повернувшись к Гроувсу, сказал: – Итак, я не знаю, кто они такие, полковник. Мне известно только, что они направились на юг. Думаю, в сторону Денвера, а не Шайенна.

– Большое спасибо. Вы нам очень помогли, – поблагодарил его Гроувс.

Если речь идет не о компании Чикагского университета, он съест свою шляпу. Он в рекордно короткий срок проехал по Канаде, затем миновал Монтану и Вайоминг – гораздо быстрее, чем физики двигались на запад по Великой равнине. Конечно, у него всего один фургон, да и тот практически пустой, в то время как они вынуждены ехать очень медленно. К тому же им, в отличие от его маленького отряда, приходится постоянно решать проблему фуража. Если ты не в состоянии разобраться с многочисленными задачами, которые ставит перед тобой дальняя дорога, какой же ты армейский инженер?

– Вы тут заночуете? – спросил Гудок. – Тогда мы заколем для вас упитанного тельца, как советует Писание. Кроме того, между нами и Шайенном нет ничего – только мили, мили, мили и мили равнин.

Гроувс посмотрел на Ауэрбаха. Тот ответил ему выразительным взглядом, словно хотел сказать: «Вы тут начальник».

– Я знаю, жизнь сейчас нелегкая, мистер э-э-э…

– Джошуа Самнер, но вы можете называть меня Гудок, как все тут. У нас достаточно еды, по крайней мере, пока. Накормим вас отличным бифштексом со свеклой. Клянусь Богом, вы будете есть свеклу до тех пор, пока у вас глаза не покраснеют – в прошлом году мы собрали потрясающий урожай. В нескольких милях отсюда, прямо по дороге, живет семья с Украины. Они научили нас готовить блюдо, которое они называют «борщ» – свекла, сметана и что-то еще… не знаю, что. Получается гораздо вкуснее того, что мы делали из свеклы раньше. Можете поверить мне на слово.

Гроувс без особого энтузиазма относился к свекле – со сметаной, или без. Но он знал, что дальше на юг по Восемьдесят седьмому шоссе он вряд ли получит что-нибудь лучше.

– Спасибо, э-э-э… Гудок. Тогда мы остаемся, если вы, ребята, не против.

Никто в пределах слышимости не произнес ни единого звука против. Капитан Ауэрбах поднял руку. Кавалерийский эскадрон натянул поводья. Гроувс подумал, что старики, стоящие на улице, наверное, видели в своем городе кавалерию только в начале века. Ему совсем не понравилась ассоциация. Получалось, что ящеры вынудили Соединенные Штаты – и весь мир – вернуться назад в прошлое.

Впрочем, мрачные мысли куда-то подевались после хорошего куска жирного, в меру прожаренного на огне бифштекса. Он съел миску борща, главным образом потому, что его принесла хорошенькая блондинка лет восемнадцати. Борщ оказался совсем не так плох, как ожидал полковник, хотя сам он вряд ли выбрал бы такое блюдо. Кто-то в Чагуотере делал домашнее пиво, причем гораздо более высокого качества, чем продукция пивоваренного завода в Милуоки.

Гудок Самнер совмещал обязанности шерифа, мирового судьи и начальника почты в одном лице. Он не отходил от Гроувса, потому ли, что оба они возглавляли свои отряды, или потому, что были одинаковой комплекции.

– Ну, и что привело вас сюда? – спросил Гудок.

– Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос, дружище, – сказал Гроувс.

– Чем меньше я болтаю языком, тем меньше у ящеров шансов пронюхать о том, что им знать не полагается.

– Будто я стану им рассказывать! – возмутился Самнер.

– Мистер Самнер, я же не знаю, с кем вы поделитесь тем, что услышите от меня, кому сообщит об услышанном ваш собеседник, и так далее, – объяснил Гроувс. – Я знаю только одно – Президент Рузвельт лично приказал мне хранить мою миссию в тайне. И я намерен выполнить его распоряжение.

– Сам Президент, говорите? – Глаза Самнера округлились. – Значит, дело важное. – Он чуть склонил голову набок и внимательно посмотрел на Гроувса из-под широких полей своей ковбойской шляпы. Лицо Гроувса ничего не выражало. Примерно через минуту Самнер сердито проворчал: – Черт подери, полковник, хорошо, что я не играю с вами в покер. Отправили бы меня домой в одних подштанниках.

– Гудок, если я говорю, что не могу ничего сказать, значит, я и в самом деле не могу, – попытался успокоить его Гроувс.

– Дело в том, что маленькие городки, вроде нашего, живут за счет сплетен Если нам не удается узнать ничего интересного, мы медленно скукоживаемся и умираем, – пояснил Самнер. – Парни, что побывали тут пару недель назад, тоже держали рот на замке, совсем как вы. Нам не удалось вытянуть из них ни слова. Столько народа проехало через наш город, а мы даже представления не имеем о том, что тут происходит. Невыносимо!

– Мистер Самнер, очень даже может быть, что ни вам, ни вашему Чагуотеру и не стоит ничего знать, – заявил Гроувс и поморщился, рассердившись на самого себя.

Ему не следовало и этого говорить. Интересно, сколько кружек домашнего пива он выпил? Он тут же успокоил себя тем, что ему удалось кое-что узнать у Самнера. Если компания, проехавшая через Чагуотер, вела себя так же сдержанно, как и его отряд, можно не сомневаться, что они из Металлургической лаборатории.

– Проклятье, приятель, – сказал мировой судья, – среди тех парней даже был итальяшка. А разве они не считаются самыми главными болтунами в мире? Но только не этот, поверь мне, братишка! Такой симпатяга, уж можешь не сомневаться, но спроси у него который час – ни за что не ответит. Ничего себе итальяшка!

«Умница», – подумал Гроувс.

Похоже, речь идет об Энрико Ферми… получается, он не ошибся.

– Один раз только и повел себя как человек, – продолжал Самнер. – Он был шафером на свадьбе, помните, я говорил… и так крепко поцеловал невесту, у меня аж дух захватило! А его собственная жена – настоящая куколка – стояла рядом и на него смотрела. Вот это по-итальянски!

– Может быть.

Гроувсу стало интересно, где Самнер набрался своих идей по поводу итальянцев и того, как они должны себя вести. Уж, наверное, не в огромном городе под названием Чагуотер, штат Вайоминг. По крайней мере, Гроувс не видел здесь ни одного итальянца.

Как бы там не обстояло дело с представителями южных национальностей, Самнер дураком не был и прекрасно видел все, что попадало в поле его зрения. Кивнув Гроувсу, он сказал:

– Складывается впечатление, что ваше дело, уж не знаю, в чем оно заключается – и не собираюсь больше спрашивать – каким-то образом связано с той компанией, что побывала тут перед вами. Мы не видели здесь людей из внешнего мира с тех самых пор, как год назад все перевернулось с ног на голову. И вдруг два больших отряда… оба направляются в одну сторону, практически друг за другом!.. совпадение?

– Мистер Самнер, я не говорю «да» и не говорю «нет». Я только утверждаю, что всем – вам, мне и вашей округе – будет лучше, если вы перестанете задавать мне подобные вопросы.

Гроувс был настоящим военным, и для него вопросы безопасности стали такими же естественными, как и необходимость дышать. Однако гражданские люди не понимали таких простых вещей, они мыслили иначе. Самнер потер пальцем переносицу и подмигнул Гроувсу, словно тот, наконец, сказал ему все, что он хотел знать.

Гроувс мрачно потягивал домашнее пиво и думал о том, что, скорее всего, так и произошло.

* * *

– Ах, весеннее равноденствие, – вскричал Кен Эмбри. – Начало теплой погоды, птички, цветы…

– Да, заткнись ты, – возмутился Джордж Бэгнолл.

Вокруг губ обоих англичан собирались маленькие облачка пара. Конечно, по календарю весеннее равноденствие уже наступило, но зима все еще держала Псков своей железной хваткой. Приближался рассвет, и небо, обрамленное высокими кронами сосен, которые, казалось, тянутся в бесконечность, начало сереть. На востоке сверкала Венера, а чуть над ней тускло-желтым светом горел Сатурн. На западе полная луна медленно клонилась к земле. Глядя в ту сторону, Бэгнолл вдруг с тоской вспомнил Британию и подумал, что, возможно, больше никогда ее не увидит.

Эмбри вздохнул, и его лицо тут же окутали клубы ледяного тумана.

– Тот факт, что меня сослали в пехоту, не очень радует, – заявил он.

– И меня тоже, – согласился с ним Бэгнолл. – Вот что значит быть внештатным сотрудником. Джонсу не дали в руки оружие, чтобы он мог с честью отдать свою жизнь за страну и короля. Нет, они хотят, чтобы он рассказал им все, что ему известно про его любимые радарные установки. А мы, без «Ланкастеров», всего лишь люди.

– Только не за страну и короля, а за Родину и комиссара – не забывай, где мы находимся, – напомнил ему Эмбри. – Лично я считаю, что лучше бы мы прошли соответствующую переподготовку и могли участвовать в боевых операциях на самолетах Красной армии. В конце концов, мы ведь ветераны военно-воздушных сил.

– Я и сам на это надеялся, – сказал Бэгнолл. – Проблема в том, что на всей территории вокруг Пскова в Красной армии не осталось ни одного самолета. А если их нет, о какой переподготовке может идти речь?

– Уж, конечно. – Эмбри натянул поглубже вязаный шлем, который не прикрывал нос и рот, но зато грел шею. – Да и железная шляпка, что нам выдали, мне тоже совсем не нравится.

– Ну так не носи ее. Я тоже от своей каски не в восторге.

Вместе с винтовками типа «Маузер» оба англичанина получили немецкие каски. Как только Бэгнолл надевал на голову железный котелок со свастикой, ему сразу становилось нехорошо: среди прочего, он боялся, что какой-нибудь русский солдат, ненавидящий немцев больше, чем ящеров, примет его за врага и, не долго думая, пристрелит.

– А бросить жалко, – задумчиво проговорил Эмбри. – Сразу вспоминается предыдущая война, когда солдаты воевали вообще без касок.

– Да, трудная дилемма, – согласился с ним Бэгнолл.

Ему совсем не хотелось вспоминать о жертвах Первой мировой войны, а мысли о том, что тогда еще не изобрели каски, казалась чудовищной.

К ним подошел Альф Уайт в немецкой каске на голове, и от этого вид у него сделался неприятно немецкий.

– Ну что, ребята, хотите узнать, как воевали наши отцы? – спросил он.

– Да провались они пропадом, – проворчал Бэгнолл и принялся притаптывать ногами.

Русские валенки отлично грели, и Бэгнолл с радостью поменял на них свои форменные сапоги.

Небольшие группы людей начали собираться на рыночной площади Пскова, тихонько переговариваясь между собой по-русски или по-немецки. Очень необычное сборище, а звучащие тут и там женские голоса делали его еще более странным.

Спасаясь от холода, женщины оделись так же тепло, как и мужчины. Указав на одну из них, Эмбри проговорил:

– Не очень-то они похожи на Джейн, верно?

– Ах, Джейн, – протянул Бэгнолл.

Они с Альфом Уайтом дружно вздохнули, вспомнив роскошную блондинку из стрип-комиксов «Дейли миррор», которая всегда была, скорее, раздета, чем одета.

– Наверное, даже Джейн постаралась бы здесь одеться потеплее, – продолжал Бэгнолл. – Впрочем, сомневаюсь, что русские в наряде Джейн меня бы возбудили. Большинство из тех, что мне довелось видеть, либо сидели за рулем грузовика, либо работали грузчиками.

– Точно, – согласился с ним Уайт – Кошмарное место. Трое англичан мрачно закивали головами.

Несколько минут спустя офицеры – или, по крайней мере, командиры – повели отряд за собой. Тяжелая винтовка Бэгнолла с каждым новым шагом колотила его по плечу, и у него мгновенно возникло ощущение, будто он стал каким-то кособоким. Потом он понял, что это не так уж и страшно. А примерно через милю вообще перестал обращать на такие мелочи внимание.

Бэгнолл предполагал, что непременно увидит разницу между тем, как сражаются русские и немцы. Немцы славились точностью и исполнительностью, в то время как Красная армия гордилась своей храбростью, отвагой и равнодушием к внешнему виду. Довольно скоро он понял, чего стоят привычные клише. Порой ему даже не удавалось отличить одних от других. Многие русские партизаны воевали захваченным у немцев оружием, а те, в свою очередь, не гнушались пополнять свои запасы тем, что производилось на советских заводах.

Они даже передвигались по местности одинаково, длинной цепью, которая становилась все более растянутой по мере того, как поднималось солнце.

– Пожалуй, стоит последовать их примеру, – сказал Бэгнолл. – У них больше опыта, чем у нас.

– Это, наверное, для того, чтобы минимизировать потери, если отряд попадет под обстрел с воздуха, – заметил Кен Эмбри.

– Если мы попадем под обстрел с воздуха, ты хотел сказать, – поправил его Альф Уайт.

Не сговариваясь, летчики быстро разошлись в разные стороны.

Довольно скоро они вошли в лес южнее Пскова. У Бэгнолла, привыкшего к аккуратным ухоженным лесам Англии, возникло ощущение, будто он попал в другой мир. За деревьями никто никогда не ухаживал. Более того, он был готов побиться об заклад, что здесь вообще не ступала нога человека. Сосны и елки не подпускали к себе незваных гостей, хлестали их своими темными ветками с острыми иголками, будто хотели только одного на свете – чтобы они поскорее убрались восвояси. Каждый раз, когда Бэгнолл видел среди сердитых хвойных деревьев белый березовый ствол, он смотрел на него с изумлением и жалостью. Березы напоминали ему обнаженных женщин (он снова подумал о Джейн), окруженных мрачными матронами, укутанными в теплые одежды.

Где-то вдалеке раздался вой.

– Волк? – спросил Бэгнолл и покрепче сжал в руках винтовку, только через несколько секунд сообразив, что в настоящий момент им ничто не угрожает. В Англии волков вывели около четырехсот лет назад, но он отреагировал на звук инстинктивно – заговорила кровь предков.

– Далеко мы забрались от родных берегов, правда? – нервно хихикнув, сказал Уайт; он тоже вздрогнул, когда услышал волчий вой.

– Да уж, чертовски далеко, – согласился с ним Бэгнолл.

Мысли о доме причиняли ему нестерпимую боль, и потому он старался вспоминать об Англии как можно реже. Пострадавшая от обстрелов, голодная родина казалась ему бесконечно ближе, чем разрушенный Псков, поделенный между большевиками и нацистами, или этот мрачный первобытный лес.

Когда они оказались среди деревьев, колючий, непрестанный ветер слегка успокоился, и Бэгнолл немного согрелся. После того, как «Ланкастер» приземлился неподалеку от Пскова, такие счастливые моменты выпадали совсем не часто. А Джером Джонс говорил, что город славится своим мягким климатом. Тяжело шагая по снегу и ни на минуту не забывая, что уже началась весна, Бэгнолл, проклинал его за вранье – по крайней мере, с точки зрения настоящего лондонца.

«Интересно, здесь, вообще, весна бывает?» – подумал он.

– А какое у нас задание? – спросил Уайт.

– Вчера вечером я разговаривал с одним немцем.

Бэгнолл немного помолчал, и не только затем, чтобы отдышаться. Он плохо знал немецкий и совсем не понимал по-русски, так что, предпочитал общаться с представителями Вермахта, а не законными хозяевами Пскова. Его это немного беспокоило. Он привык думать, что немцы – враги, и любые контакты с ними считал предательством, даже учитывая тот факт, что они любили ящеров не больше, чем он сам.

– И что сказал твой немец? – спросил Уайт, когда Бэгнолл замолчал.

– Примерно в двадцати пяти километрах к югу от Пскова имеется… я не знаю, как он правильно называется… что-то, вроде наблюдательного поста ящеров, – сказал Бэгнолл. – Мы собираемся его навестить.

– Двадцать пять километров? – Будучи авиационным штурманом, Уайт легко переходил от одной системы мер к другой. – Мы должны пройти пятнадцать миль по снегу, а потом принять участие в сражении? К тому времени, как мы доберемся до места, наступит ночь.

– Насколько я понимаю, командование как раз на это и рассчитывает, – сказал Бэгнолл.

Возмущенный тон Уайта в очередной раз показал, насколько легкой была война для Англии. Немцы и, насколько понял Бэгнолл, русские отнеслись к необходимости дальнего перехода совершенно спокойно – так надо, и все! Им приходилось принимать участие в гораздо более трудных марш-бросках, когда они воевали друг с другом прошлой зимой.

Шагая вперед, Бэгнолл грустно жевал замерзший черный хлеб. Когда он остановился возле березы, чтобы облегчиться, вдалеке раздался вой самолета ящеров. Он замер на месте, отчаянно пытаясь понять, удалось ли ящерам их заметить. Деревья служили отличным укрытием, а большинство членов отряда надели поверх одежды белые маскхалаты. У него даже каска была покрашена белой краской.

Руководители боевой группы (по крайней мере, так назвал их отряд немец, с которым Бэгнолл разговаривал вчера) решили не рисковать Они быстро приказали бойцам рассредоточиться еще больше, чем раньше. Бэгнолл подчинился, но никак не мог отделаться от неприятного чувства. Ему казалось, что нет ничего страшнее, чем сражаться в этом неприветливом лесу. А вдруг он заблудится? Ему стало нехорошо.