Текст книги "Битва в космосе"

– Ну что, Валерий Александрович, – обратился он к Брюсову, складывая окровавленные куски плоти в черный пластиковый мешок. – Пора возвращаться?

– Думаю, да. – Брюсов надвинул меховую шапку поглубже на лоб: за последний час заметно похолодало. – Я уже начинаю скучать по нашим.

– А я по легкой атлетике. – Руставели понимал, что повторяется, но ему было наплевать. Он уселся на сиденье и пристегнул ремень безопасности. Спустя пару минут «Странник» двинулся в обратный путь, оставив мертвого хищника на поживу животным-падалыцикам.

Снегопад усиливался – большие мокрые хлопья налипали на ветровое стекло, мешая Брюсову смотреть вперед. Пришлось снизить скорость.

– Весна на Минерве, – хмыкнул он.

– Да, весна что надо, – в тон ему откликнулся Руставели. – Широта Гаваны, май месяц, если верить Кате. Интересно, что сказал бы по поводу такой погодки наш теплолюбивый союзничек, товарищ Фидель. Наверняка пожалел бы, что не имеет бороду погуще, то есть более морозоустойчивую.

Брюсов снова сбросил скорость.

– Черт, почти не вижу, куда ехать.

– Может, остановимся и переждем снегопад? Натянем над кабиной брезент, включим обогреватель…

– Я бы не прочь, но обогреватель забирает слишком много энергии, а солнечные батареи в такую погоду, как вы понимаете, не…

Лингвист так и не закончил фразу, поскольку в этот момент передние колеса «Странника» провалились в большую яму, припорошенную снегом. Конструкция и технические параметры минервохода не предполагали того, что он может опрокинуться И 1ем не менее «Странник» опрокинулся.

Брюсов и Руставели разом вскрикнули, когда окружающий мир начал переворачиваться вверх тормашками. Грузин, благоразумно пристегнувшийся ремнем, отделался легким испугом. Лингвисту повезло меньше. Он забыл про ремень безопасности и теперь расплатился за беспечность – сначала сильно ударился головой о приборную панель, а затем вывалился наружу.

Переведя дух, Руставели в самых красочных выражениях прокомментировал обстановку, не забыв упомянуть о водительских способностях Брюсова, и вдруг осознал, что напарник не отвечает – лингвист неподвижно лежал на снегу.

Испуганный не на шутку, грузин отпустил еще пару ласковых слов в адрес милой планетки и, держась одной рукой за рамку кабины, другой высвободился от ремня. «Ольга Корбут сделала бы кульбит в воздухе и изящно приземлилась на обе ноги», – подумал он, когда выбрался из-под минервохода, едва не вывихнув при этом плечо.

– Слава Богу! – вырвалось у него. Брюсов дышал, хотя и потерял сознание, а из громадной ссадины на лбу сочилась, стекая по лицу, кровь. Грузин осторожно похлопал его по щекам, но в чувство привести не сумел.

Когда Руставели включил рацию и она ответила ему лишь треском атмосферных помех, он почувствовал поднимающиеся откуда-то снизу волны паники.

Все. Судя по всему, рация повредилась при аварии. Никакого ответного сигнала он не получит. И не сможет послать сигнал вызова. На «Циолковском» даже не будут знать, что они с Брюсовым попали в переделку. Не будут знать до тех пор, пока «Странник» не промолчит, когда его вызовут в эфире согласно временному расписанию… И что они станут делать тогда? Даже если Толмасову удастся определить местонахождение минервохода, ему потребуется несколько дней форсированного марша по тундре, чтобы добраться сюда. А Брюсов может не дотянуть и до вечера.

Мысль о том, что надо позабыть о собственных страхах и срочно оказать помощь раненому, подействовала на Руставели отрезвляюще. Грузин окинул взглядом опрокинувшийся минервоход. Поставить его на колеса в одиночку, конечно же, нечего и пытаться: слишком тяжел. Задача номер один – попробовать связаться с «Циолковским», и как можно скорее. Так что же там с рацией? Он снова включил ее. Ничего, кроме треска. Но если она трещит и попискивает, значит, не совсем еще вышла из строя. И тут Руставели осенило.

– Антенна! – вскричал биолог и метнулся к передней части машины. Антенна целиком зарылась в снег. «Дай Бог, не сломалась», – подумал он, нащупал в снегу упругий металлический прут и, стиснув зубы, с трудом согнул его так, чтобы один конец антенны смотрел вверх. Длина ее получилась вдвое меньше нужной. Ничего другого не оставалось, как обходиться тем, что есть. Вернувшись к рации, Руставели включил ее и поднес к губам микрофон.

– «Странник» вызывает «Циолковского»… «Странник» вызывает «Циолковского»… «Странник» вызывает «Циолковского». Вы слышите меня, «Циолковский»? У нас авария. Слышите меня?

– Шота! Что случилось? – Голос Кати звучал так глухо, будто они переговаривались, стоя у водопада, но сейчас он показался Руставели самым сладостным звуком, который ему когда-либо приходилось слышать.

– Катя! – сказал он, дивясь неожиданно охватившему его спокойствию. – У нас авария. Проклятая колымага перевернулась. Брюсов ранен.

– Ранен? Насколько серьезно? – Даже сквозь звуковые помехи Руставели услышал появившиеся в Катином голосе профессиональные нотки доктора Захаровой.

– Еще не знаю. Он потерял сознание – ударился головой. Минут пятнадцать назад, или чуть больше. Я решил пока не двигать его с места.

– Правильно. Сделаешь это только в случае крайней необходимости.

– Понял. Наверное, и с тем, чтобы раздевать его на предмет поиска переломов, спешить пока не стоит. Может, у вас там и Гавана, а у нас здесь – почти Чукотка.

– Руставели, – вклинился в разговор Толмасов, – дайте мне ваши точные координаты.

Немало потрудившись над тем, чтобы считать показания с перевернутого вверх ногами гирокомпаса, биолог ответил:

– Расстояние от корабля 112, 7 километра, азимут 63 градуса.

На некоторое время в наушниках воцарилось молчание; Руставели живо представил себе, как Толмасов проводит линию по карте.

– Близ Каньона Йотун, – сказал наконец полковник.

– Да, Сергей Константинович. Выходит, что мы с Брюсовым сейчас ближе к американцам, чем к вам. Нас разделяет единственное крошечное препятствие – этот чертов овражек.

– Не время шутить, Шота Михайлович. Скажите лучше, вы сможете поставить машину на колеса?

– Один не справлюсь. Может быть, если Брюсов придет в себя… – Будто услышав слова биолога, Брюсов шевельнулся и застонал. – Погодите секунду, – бросил Руставели и, подскочив к раненому, наклонился над ним. – Валерий! Вы в порядке? Вы меня узнаете?

– Голова… – пробормотал Брюсов, с видимым усилием приподнимая левую руку, скорее всего, для того, чтобы ощупать голову. Рука бессильно упала, и раненый снова застонал, на этот раз громче. Его залитое кровью лицо посерело от боли. Катя и Толмасов криком в динамике пытались привлечь внимание Руставели, но он сидел рядом с Брюсовым, пока лингвист снова не закрыл глаза. Хотя сознание, похоже, не потерял. Биолог с облегчением заметил, что его товарищ не утратил способности двигать ногами и правой рукой, хотя и вскрикивал, когда пытался шевельнуть левой. Грузин сообщил об этом на «Циолковский».

– Значит, ни позвоночник, ни шея не сломаны, – констатировала Катя.

– Да, – согласился Руставели, – я тоже так думаю. Больше всего меня беспокоит его левая рука и… Похоже, он не соображает, где находится и что делает. Головой долбанулся крепко.

– Как думаете, Брюсов продержится, пока мы с доктором Захаровой доберемся до места? – спросил Толмасов официальным тоном.

– Я не знаю, товарищ полковник, – так же официально ответил Руставели. – А разве у него есть выбор?

– Об этом я как раз и хочу с вами поговорить. – Биологу показалось, что он уловил в голосе командира нечто похожее на отвращение. «Что бы тот сейчас ни собирался сказать, никакого удовольствия это ему не принесет. Наверняка», – подумал Руставели. – Шота Михайлович, вы, очевидно, пошутили, когда напомнили, что американцам до вас рукой подать, а мы ой как далеко… А ведь вы правы. Дело в том, что у них есть легкий летательный аппарат. Возможно, если я попрошу, они согласятся пересечь ущелье и помочь Валере. Если я попрошу. Вы хотите, чтобы я это сделал?

Руставели догадался, что полковник ждал от него заверений вроде: «нет, это совершенно ни к чему; сами как-нибудь продержимся». После последнего, щедро сдобренного взаимными обвинениями во лжи, жесткого разговора с Брэггом Толмасова наверняка воротило от одной мысли о том, что придется обращаться к янки за помощью. С другой стороны, полковник не мог допустить гибели члена экипажа, если имелся хоть один шанс спасти его. Помимо чисто нравственной стороны дела, смерть русского на Минерве могла аукнуться невосполнимым уроном советской программе космических исследований, как с практической, так и с идеологической точек зрения.

Итак, теперь все зависит от того, насколько серьезно ранен Брюсов. «Если дело „ограничилось“ сотрясением мозга и переломом кисти, – размышлял Руставели, – у меня достаточно навыков, чтобы оказать Валере первую медицинскую помощь. А вдруг поврежден какой-нибудь жизненно важный орган, к примеру, разорвана селезенка, тогда…»

– Лучше бы вам связаться с «Афиной», – решительно сказал Руставели.

Помолчав, Толмасов с шумом вздохнул и буркнул:

– Проклятье… Хорошо, я свяжусь с Брэггом.

– Вы подумайте, Сергей Константинович, – быстро заговорил биолог, чувствуя, как низко пал он за считанные секунды в глазах командира. – Без разницы, прилетит ли врач с «Афины», чтобы осмотреть Брюсова, или нет, на кого в итоге падет вина, если Валера, тьфу-тьфу, умрет? Ясное дело, что не на нас, а на американцев. А вот если мы их не вызовем…

– Логично, – признал Толмасов, выдержав длиннейшую паузу. Официальный тон в его голосе Руставели принял теперь как добрый знак. – Я вызываю американцев.

ГЛАВА 6

– Откуда мне знать, что случится, если самка переживет почкование? – раздраженно повторил Реатур. – Самки созревают, мы с ними совокупляемся, а потом они умирают. Всегда.

– А что если одна… будет ПРОДОЛЖАТЬ жить? – спросила Сара. – Если самки тоже вырастать, какими им быть? – Она волновалась оттого, что чувствовала, как мал ее минервитянский словарный запас и как слаба грамматика, чтобы поговорить с хозяином владения убедительнее.

К чести Реатура, он не приказал назойливой человечьей самке заткнуться и не выгнал из своих покоев, как поступил бы, вероятно, средневековый английский барон с наглецом, предлагающим ему радикальную социальную реформу. Слово «барон» казалось Саре наиболее точным переводом на английский титула Реатура, «хозяина владения». Хотя английский термин «барон», само собой, не мог передать всех специфических нюансов, присущих минервитянскому лексикону.

Реатур повернул к гостье третий глазной стебель и неожиданно запел… Или это были стихи? При декламации хозяин владения активно жестикулировал, таким образом пытаясь помочь Саре уловить смысл его слов. Но она все равно не поняла значения этого «эстрадного номера»: Реатур не делал пауз для объяснений. Скорее всего, он исполнял что-то похожее на балладу, печальную балладу, судя по заунывности мотива.

В конце концов до Реатура дошло, что слушательница не понимает его. Он осекся на полуслове и вновь перешел к обычному языку.

– Эта история о хозяине владения, трое самок которого почковались в один день. Здесь говорится о его скорби, когда он отдает последнюю из них на съедение падальщикам. Любой самец, взрастивший самку до достижения ею периода почкования, поймет, сколь сильна его скорбь. А как же иначе? Мы ведь не животные, и самки наши – не животные.

– Да, но самки не как самцы, они слишком скоро умирать. Позволь самки быть как самцы. Я попробовать помогать Ламре жить после почкования, помогать ей вырасти. Да? – Сара пристально посмотрела на Реатура. Больше всего на свете она хотела спасти Ламру от жуткой смерти, но не знала минервитянских слов для того, чтобы выразить это. Наконец ей удалось составить подходящую фразу.

И тут у нее на поясе громко запищала рация.

Сара буквально подпрыгнула, а заветная, тщательно выстроенная фраза вылетела из головы. Реатур тоже слегка испугался; его глазные стебли чуть дернулись.

– Сара, ты слышишь меня? – раздался нетерпеливый голос Брэгга. – Ты где?

– Я в замке, Эллиот, разговариваю с Реатуром.

– Пожалуйста, возвращайся на корабль. – Несмотря на «пожалуйста», просьба прозвучала как приказ.

– Дай мне еще пять минут, – взмолилась Сара, надеясь, что ускользнувшая фраза вернется.

– Ни минуты, – буркнул Брэгг. – Критическая ситуация.

– Выезжаю, – Сара крепко сжала руки в кулаки, но из-за толстых перчаток даже не почувствовала, как ногти впиваются в плоть – это помогло бы ей дать выход гневу. – Я должна уходить сейчас, – обратилась она к Реатуру. – Мы поговорить о Лам-ре позже, да?

– Полагаю, это возможно, – милостиво согласился Реатур.

Саре ничего не оставалось, как довольствоваться этим.

– Проклятье, проклятье, проклятье, – бормотала она себе под нос, направляясь к выходу из замка, где ее ждал велосипед.

Быстрая езда немного успокоила нервы, и все же Сара затормозила около «Афины» так резко, что едва не перелетела головой вперед через руль. «Если дело не такое уж неотложное, Брэгг у меня попляшет», – подумала она, спрыгнув на землю.

Однако случившееся действительно оказалось чем-то из ряда вон выходящим. Сара поняла это, как только вошла в рубку. Здесь собрались все – Эллиот, Ирв, Луиза, Фрэнк и Пэт. Все целы и здоровы, хотя чем-то не на шутку озабочены. Особенно Брэгг. Однако эта всеобщая озабоченность Сару не удовлетворила.

– Ну и кто же из вас пострадавший? – язвительно осведомилась она, сложив руки на груди.

– Пострадавший на той стороне Каньона Йотун, дорогая, – тихо сказал Ирв.

Сара недоуменно воззрилась на мужа.

– Минервоход русских попал в аварию, – объяснил Брэгг. – Один из них ранен.

– И при чем здесь я? – спросила Сара. – У них есть свой врач.

– Который в данный момент находится почти в семидесяти милях от минервохода и добраться до него может только пешком, – продолжил Брэгг. – Мы же имеем возможность доехать до края Каньона на велосипедах, а затем перелететь на ту сторону на «стрекозе». Минервоход застрял где-то на расстоянии мили от западного края ущелья, – он ткнул в маленький красный кружок на карте. – Авария случилась около часа назад. Ты доберешься туда до захода солнца, а врачу с «Циолковского» на это потребуется как минимум трое суток.

– На «стрекозе» через Каньон Йотун? – пробормотала Сара. – Любой сколько-нибудь сильный порыв ветра… Я могу рухнуть с высоты в несколько миль.

– Знаю, – Брэгг кивнул. – Я сказал Толмасову, что не буду давать тебе приказ. И не приказываю. Но он просил нас о помощи, которую можешь оказать только ты. Ты – и пилот и врач. Тебе решать. Никто не обвинит тебя, если ты откажешься.

– Кроме раненого русского, – вставила Сара. – Если он еще жив, конечно.

– Вот именно, – сказал Брэгг.

– Сара… – начал было Ирв, но тут же умолк, понимая, что решение должна принять жена, и только она одна.

– Покажи-ка мне свою карту. – Брэгг передал ей карту. – Какова ширина каньона в этом месте? – спросила она, помолчав. – Похоже, здесь он самый узкий. Уже десяти миль?

Брэгг взял карту, вынул из нагрудного кармана прозрачную пластиковую линейку и приложил ее сначала к месту, указанному Сарой, а потом к шкале масштабов в нижнем левом углу карты.

– У тебя хороший глазомер. Здесь чуть меньше десяти миль.

– Брайал Аллен перемахнул на «Альбатросе» через Ла-Манш. Расстояние вдвое большее, да и «стрекоза» даст «Альбатросу» сто очков вперед. Я лечу.

– Если бы «Альбатрос» разбился, то этот, как его… Аллен только промок бы, – заметил Ирв. – А если что-то случится со «стрекозой»…

Саре не хотелось сейчас думать об этом. «Если случится худшее, у меня хватит времени поразмыслить о своем безрассудстве, пока „стрекоза“ будет падать», – мрачно усмехнулась она про себя и сказала:

– Ирв, если бы, не дай Бог, ты лежал раненый на этой стороне каньона, а русские имели бы аэроплан, думаю, они попытались бы тебе помочь.

– Послушайте, – подал вдруг голос Фрэнк Маркар, – а какова высота обеих стен каньона относительно друг друга?

– Какая разница? – обернулась к нему Сара.

– А такая, что, если западная сторона выше восточной хотя бы на четверть мили, тебе не удастся подняться до нее. Если наоборот, ты не сможешь вернуться.

Все сгрудились вокруг стола, вглядываясь в карту.

– Да нет, уровень примерно одинаковый, – сказала наконец Сара. – Вызывай «Циолковского», Эллиот. Скажи Толмасову, что я вылетаю. Только спроси, что есть в аптечке на минервоходе. Не хочу тащить лишний груз.

– Разумно. – Брэгг повернулся к Луизе и Ирву: – Слышали, что сказала миссис Левитт? Подготовьте составные части «стрекозы» для транспортировки к краю каньона.

Луиза кивнула и вышла из рубки. Ирв последовал за ней спустя несколько секунд, покачивая головой и бормоча что-то себе под нос.

«Иначе я поступить не могу», – хотела сказать ему вслед Сара, но промолчала. Он и сам все прекрасно понимал.

– Я тоже поеду, – заявила Пэт Маркар.

– Зачем? – одновременно спросили Сара, Фрэнк и Брэгг.

– Повезу тебя на своем велосипеде, – ответила Пэт, намеренно обращаясь только к подруге. – Тебе незачем крутить педали до самого каньона. Побереги силы для «стрекозы».

В этих словах было столько самого элементарного здравого смысла, что Сара лишь благодарно кивнула Пэт и ласково обняла ее. Брэгг включил микрофон межкорабельной связи.

– Слушаю вас, старина, – немедленно откликнулся Толмасов.

– Сергей Константинович, наш врач попытается, повторяю, попытается перелететь на «стрекозе» через Каньон Йотун, чтобы помочь вашему раненому.

– Огромное вам спасибо, Брэгг. Мы у вас в долгу.

– Благодарите не меня, а миссис Левитт. А насчет долга… Что ж, может быть, я как-нибудь напомню вам о нем.

– Да-да, – ответил Толмасов, слегка помрачнев. «Да и Эллиот тоже хорош», – подумала Сара, – во всем ищет скрытую конфронтацию».

– А на данный момент от вас требуется лишь одно, – как ни в чем не бывало продолжал Брэгг. – Сообщите нам, какие препараты имеются в аптечке на минервоходе, чтобы мы знали, что брать, а что не брать с собой.

Будь на «Циолковском» отлаженная компьютерная база, американцы получили бы ответ по модему за считанные секунды. Обещанный же Толмасовым «один момент» растянулся минут на десять. «Лучше поздно, чем никогда», – подумала Сара, когда полковник вернулся в эфир.

* * *

Туман призрачным саваном укутал западную сторону Каньона Йотун. Сара посмотрела туда еще раз и отвернулась. «Еще насмотришься», – сказала она себе и принялась разминать мышцы, затекшие за время дороги сюда.

Покончив с приседаниями и слегка отвлекшись от мрачных мыслей, Сара молча смотрела, как ее муж и Луиза Брэгг монтируют «стрекозу». Негромко насвистывая, Ирв закручивал гайки и затягивал болты. Саре пришлось напрячь слух, чтобы угадать мелодию, которую он насвистывал. Узнав в ней детскую рождественскую песенку «Санта Клаус возвращается в город», она хотела было насмешливо фыркнуть, но вовремя сдержалась – что в этом смешного? Если дурацкая песенка помогает Ирву в сборке, тем лучше.

– Аппарат подготовлен, – доложила Луиза четверть часа спустя. Пэт, все это время простоявшая в стороне, подтащила к «стрекозе» трап – стремянку.

– Ну, с Богом, – Сара сбросила с себя куртку, стянула утепленные штаны и немедленно начала дрожать. Короткая пробежка до «стрекозы» и подъем по лесенке ее, разумеется, не согрели.

Ирв, поджидавший на верхней перекладине, помог жене забраться в кабину. Затем протянул ей прозрачный пластиковый пакет с медицинскими принадлежностями – фунта на полтора легче обычной аптечки. Сара прикрепила пакет «скотчем» к лонжерону позади себя.

– Будь осторожна, – сказал Ирв. – Я тебя люблю.

– Знаю. Я тебя тоже. – Завязав под подбородком тесемки шлема, Сара протянула руку и погладила мужа по щеке. – Вот что значит иметь женушку-врача. Не волнуйся. Я справлюсь.

– На твой-то счет я спокоен. Только вот это чертово насекомое – оно не предназначено для полетов над преисподней.

Сара пожала плечами.

– Люди тоже много для чего не предназначены, так что ж теперь… – Взглянув на приборную панель, она принялась яростно крутить педали, чтобы зарядить аккумулятор… а также чтобы согреться и перестать стучать зубами. Она даже не заметила, как Ирв опустил стеклянный колпак кабины.

– Проверка связи, – сказала Луиза. – Один, два, три… Один, два, три. Как меня слышишь?

– Слышу тебя хорошо, – ответила Сара.

– Я тебя тоже.

Не переставая крутить педали, Сара наблюдала за счетчиком подзарядки аккумулятора, и к тому моменту, когда батареи зарядились полностью, она уже не мерзла. Ирв и Луиза заняли свои позиции у крыльев. Сара махнула им рукой, показывая, что готова. Они махнули в ответ, и тогда она щелкнула тумблером пропеллера. Огромный, выше человеческого роста, винт начал вращаться.

Слегка подпрыгивая на кочках, «стрекоза» покатилась вперед. Ирв и Луиза побежали рядом, поддерживая крылья велоплана в строго горизонтальном положении.

– Взлет! – проревел Ирв, когда сверхлегкий аппарат оторвался от земли.

– Взлет, – тихо откликнулась Сара.

Как и всегда, ей показалось, что «стрекоза» набирает высоту мучительно медленно, но уже через минуту земля ушла далеко вниз.

– Важен первый шаг, – пробормотала Сара, глядя на каньон, – хотя последний, как правило, еще важнее.

– Не поняла тебя, «Стрекоза», – донесся из динамика голос Луизы. – Повтори.

– Ничего, ничего, все нормально, – смущенно отозвалась Сара и, не забывая энергично крутить педали, сосредоточила свое внимание на маленьком компасе, приклеенном Ирвом к приборной панели. Западная стена каньона была еще слишком далеко, чтобы попытаться найти на ней какой-то визуальный ориентир для наметки курса, а солнце плотно засело в густой пелене серых туч. Сара усмехнулась. Чего конструкторы не предусмотрели, так это специального оснащения «стрекозы» для полетов вслепую.

Под брюхом велоплана тоже клубились облака; неудивительно – колоссальные размеры Каньона Йотун позволяли ему иметь свой собственный климат. Сара поблагодарила Бога за то, что облака хотя бы не совсем заслоняли западную стену. Не очень-то приятно вынырнуть из влажного тумана и оказаться нос к носу со здоровенным скалистым выступом.

– С тобой все в порядке, дорогая? – спросил Ирв таким тоном, будто ожидал, что «стрекоза» вот-вот потеряет управление и устремится по спиральной линии вниз, на дно каньона.

– Никаких проблем, – ответила Сара, щелкнув тумблером передатчика. – Я даже согрелась. Упражнения и все такое… – Поддерживание «стрекозы» в воздухе было работенкой не из легких, сравнимой скорее с бегом, чем с ездой на велосипеде. – Я буду на той стороне меньше чем через полчаса. Прими меня, мир неведомый, край прекрасный…

– Знаешь что, заткнись, – рявкнул Ирв.

Сара со смешком отключила передатчик. Пусть супруг малость позлится: это хоть ненадолго отвлечет его от беспокойства за нее. Сара закрутила педали с удвоенной силой и вскоре вспотела так, что ледяная струя воздуха, бьющая из вентилятора, стала казаться ей почти приятной и освежающей.

Слегка раздвинув свои обутые в утепленные «адидасы» ноги, она посмотрела вниз и поняла, что пролетает над самой глубокой частью Каньона Йотун. Через мгновение ее внимание привлек странный объект, двигавшийся внизу, по дну ущелья. Что это за объект, она понять, разумеется, не смогла. С таким же успехом пассажир авиалайнера может пытаться с высоты 30 000 футов определить марки машин, катящих по хайвею.

Интересно, что за существа там обитают? Кем бы они ни были, вряд ли дно каньона – их постоянное место жительства. Если только они не обладают способностью прилипать к скалам так крепко, что их не смывают ежегодные наводнения…

Грубый порыв ветра, грозящий «стрекозе» резкой потерей скорости, отвлек Сару от ее размышлений. Судорожно вздохнув, она крепче налегла на педали и ударила по тумблеру управления пропеллера, переведя его на режим большего захвата воздуха. Затем подключила вспомогательный электродвигатель.

На протяжении нескольких тошнотворных мгновений Саре казалось, что все затраченные ею дополнительные усилия бесполезны. Порывы ветра – самая неприятная проблема для пилота аппарата типа «стрекозы». Налетая со скоростью 5 миль в час, каждый порыв дает велоплану такой же толчок, какой дал бы, к примеру, ветер в 30 миль в час земному аэроплану типа «Сессны». Хрупкий маленький аппарат начал проявлять недовольство, отказываясь подчиняться штурвалу, а жуткий скрип лонжерона заставил Сару всерьез подумать о том, что сейчас «стрекоза» развалится на куски.

– Только попробуй, паршивка, – яростно прошипела она.

Вскоре скрип утих, и Сара немного опустила нос велоплана Ноги, двигавшиеся с неимоверной скоростью, будто превратились в два радужных пятна, расплывшихся на педалях. Сара так и не поняла, чему была обязана спасением от гибели – собственным мускулам или тому, что ветер утих. Только одно она сознавала четко: то, что выступивший у нее на лбу пот враз стал ледяным.

Убедившись, что «стрекоза», как и ее собственный голос, более или менее пришли в норму, Сара включила радиопередатчик.

– Эй, ребята, прием. Перед вылетом я все переживала насчет того, найдется ли у русских что-нибудь вроде пледа или одеяла для сугрева. А сейчас все, что мне нужно, – это смена нижнего бельишка.

Сара и сама удивилась своей способности шутить над тем, что случилось минуту назад. «Наверное, человек и в самом деле не верит в реальность смерти вплоть до последнего момента», – подумала она.

Между тем западный край Каньона Йотун постепенно приближался. Сара едва удержалась от соблазна поднажать на педали еще сильнее, чтобы последним отчаянным рывком достигнуть стены секунд за пятнадцать. «Поспешай не торопясь» – золотое правило бегунов-марафонцев, применимое к самым разным ситуациям, подходило и сейчас. Передряги с ветром ей вполне хватило.

Наконец бездна осталась позади, и теперь расстояние от колес «стрекозы» до земли исчислялось уже не в милях, а в футах. Сара снова включила передатчик. Русские не настроены на частоту велоплана, а потому не смогут ответить на вызов, но слышать будут.

– «Стрекоза» вызывает советский минервоход, – медленно и отчетливо произнесла Сара по-русски. – Нахожусь на вашей стороне каньона.

Пожалуйста, подайте сигнал, по которому я смогу определить ваше местонахождение.

Повторяя свою фразу второй, третий, четвертый раз, она внимательно всматривалась в горизонт. Если проведенные расчеты верны, вспышка от выстрела ракетницы должна появиться прямо по курсу… Должна, да, видать, не появится, ни прямо по курсу, ни по сторонам. Что там этот… как его… Руставели, уснул, что ли?..

Ага, вот она! Высоко в небе зависла ярко-красная искорка – значительно севернее, чем ожидала Сара. Ветер все-таки основательно сбил велоплан с намеченного курса. Сара скорректировала положение элеронов и хвостового стабилизатора, чтобы избежать крена, и начала длинный медленный поворот – наилучшее, что могла сделать «стрекоза» в данных условиях.

Красная искра погасла. Сара заметила внизу какое-то движение и поняла, что видит человека.

– Советский минервоход, я вас вижу, – сказала она с триумфом. – Иду на посадку.

Руставели сорвал с головы меховую шапку и замахал ею в знак приветствия.

* * *

– … Щелк, тресь, хлоп… страшно, – изрекла рация.

– Еще раз, Сара, – попросил Ирв.

В динамике снова затрещало, затем Сара сказала:

– … В принципе, ничего страшного. В том смысле, что могло быть и хуже. Сломанная локтевая кость, сотрясение мозга, глубокий порез на лбу, возможно… – опять помехи, – трещины в ребрах. Но признаков внутреннего кровотечения нет. Он… – голос Сары опять пропал.

– Повтори, – сказал Ирв и принялся терпеливо ждать.

– Он поправится, – слова вдруг прозвучали так ясно и отчетливо, будто она стояла здесь, рядом.

– А ты как, дорогая? – спросил Ирв, скрывая беспокойство.

– Устала. А в остальном нормально. Надо отдохнуть, да и не лететь же мне над каньоном ночью. Я сыта дневными впечатлениями от веселого ветра Йотуна. Слишком… – сигнал опять прервался, но антрополог без труда угадал значение оборванной фразы.

– С твоим решением согласны, – сказала Луиза и повторила то же самое еще несколько раз, пока Сара не дала знать, что все поняла. – Вылетай где-нибудь ближе к полудню, когда воздушные массы успокоятся.

– А ты не замерзнешь ночью? – встревоженно спросил Ирв. Минервитянские весенние ночи были изрядно холодны. – Тепла тебе там достаточно?

– Вполне достаточно, милый, – проворковала Сара. Пэт хихикнула, а Ирв покраснел. – Можете даже мне позавидовать, поскольку я сейчас ем нечто необыкновенное. Ничего похожего в нашем рационе нет. Шота Михайлович угощает меня маленькими копчеными колбасками из мяса молодого барашка. Называется… э…

– Дамлама Кхасны, – вставил мужской голос с таким сильным акцентом, что не определить его владельца, биолога Руставели, было невозможно.

– Рады за тебя, – буркнул Ирв. Он и на самом деле проникся завистью. Так же, как Пэт и Луиза, судя по голодному выражению их глаз. Антрополог с отвращением подумал о собственном предстоящем ужине – унылом пайке, прихваченном им с собой на каньон. Почти целый год есть одно и то же… Давиться, но есть. А копченые колбаски. Да еще из мяса молодого барашка. Ирв сглотнул слюну, мгновенно наполнившую рот. Пэт взяла у него передатчик.

– Сара, держу пари, что им это обрыдло так же, как нам – обезвоженные вафли.

– Совершенно верно, – серьезно ответил Руставели. – Жаль, что миссис Левитт не привезла нам чего-нибудь из вашего рациона. Все отдал бы за обезвоженные вафли.

Луиза выхватила у Пэт рацию.

– Сара, а этого пациента ты на предмет сотрясения мозга не проверяла?

В динамике раздался дружный смех.

– Ну ладно, ребята, думаю, нам всем пора на боковую, – сказала Сара, кашлянув. – Денек выдался трудный, а завтрашний будет не легче. Люблю тебя, Ирв. Конец связи, – добавила она мягко.

– Я тоже тебя люблю. Конец связи.

Ирв разжег портативную походную печку, чтобы растопить снег и вскипятить воду. Цыпленок а'lа king – совсем неплохое блюдо, но оно до чертиков надоело всему экипажу «Афины». Дамлама Кхасны… Какое экзотическое название! Интересно, с чем его можно сравнить по вкусу? Ирва настолько зачаровали эти мысли, что он сам не заметил, как высказал последнюю вслух.

– Наверное, похоже на секс с незнакомцем после нескольких лет брака, – Пэт запустила ложку в свой котелок и, попробовав разогретый концентрат, печально покачала головой. – Брака со скучным партнером, – добавила она. Никто не стал с ней спорить.

Они покончили с ужином, когда почти стемнело.

– Нам следует выставить ночной дозор, – заявил Ирв, – не то ваш муж, миссис Брэгг, а он, я догадываюсь, партнер нескучный… – Луиза быстро показала ему язык, —… спустит с нас шкуру, когда мы вернемся на «Афину». Нарушить букву устава смерти подобно… – Он вырвал из блокнота листик, разрезал его на три полоски, две из которых протянул женщинам, а третью оставил себе. – Напишите цифру от одного до десяти, потом покажите мне. – Сам он написал цифру 5, Луиза – 8, а Пэт – 2. – Ну ладно, я, как мужчина, заступаю на вахту первым. Кого из вас мне будить, когда глаза начнут слипаться?