Текст книги "Битва в космосе"

Пэт и Луиза переглянулись.

– Буди меня, – сказала Пэт. – Я тебя сменю.

– Если ты настолько глупа, чтобы вызываться добровольно, я достаточно глупа, чтобы уступить тебе, – немедленно отозвалась Луиза. – Ненавижу просыпаться среди ночи для того, чтобы через час-другой лечь опять. – Зевнув, она развернула свой спальный мешок, забралась в него и застегнула зиппер чуть ли не до самого носа. – Спокойной ночи.

Пэт тоже залезла в мешок.

– Я подниму тебя около восьми по среднеминервитянскому времени, – с улыбкой предупредил ее Ирв. Пэт кивнула. Луиза медленно и ровно дышала во сне.

Ирв побродил вокруг, испытывая Желание разжечь большой и яркий бивуачный костер: с наступлением ночи горизонт будто сжимался, и тогда все Неизвестное, обитавшее в холодном мраке Минервы, словно слеталось к тебе – протяни руку и коснешься его кончиками пальцев. «Когда живешь в городе, не понимаешь, что такое по-настоящему темная ночь Ночь без уличных фонарей, неоновых вывесок и прочего», – подумал антрополог.

Звезды, конечно, могли бы немного разбавить сгущающуюся тьму, но плотные облака окутали их, как вата. На мгновение в небе промелькнул тусклый мазок света. Ирв догадался, что это была одна из минервитянских лун, только не понял, какая именно. Затем снова воцарился мрак.

Ирв почувствовал, как обостряются его слух и обоняние. Будто у кайота, бредущего по незнакомой прерии. Он отдавал себе отчет, Что доносящиеся из темноты редкие, вроде бы безобидные, звуки могут на поверку оказаться не такими уж безобидными. А местные запахи, приносимые холодным ветерком, напоминали ему душок из лаборатории органической химии.

Неожиданно сзади послышался скрип снега под ногами… или лапами? Ирв резко развернулся на сто восемьдесят градусов, одной рукой хватаясь за фонарь, а другой за пистолет на поясе.

– Это я, – тихо сказала Пэт. – Не спится чего-то.

– Проклятье! – не сдержался Ирв; выброс адреналина в кровь заставил сердце гулко и учащенно забиться. – Попробовала бы ты подкрасться вот так к Эллиоту, – проронил он. – Враз схлопотала бы пулю в лоб. – Сердце его по-прежнему с силой колотилось в грудную клетку.

– Извини, – с раскаянием прошептала Пэт, подходя ближе. – Просто я решила ненадолго составить тебе компанию, вот и все. Ужасная скука. Если хочешь, уйду.

– Да ладно, оставайся, раз пришла. Я даже рад – на самом деле скучно. Правда, ты немного расшевелила ситуацию, когда неожиданно появилась. Проклятье, ну и испугался же я! – Оба засмеялись, и Ирв приложил указательный палец к губам. – Ш-ш-ш! Не разбудить бы Луизу.

– Ей и пушечный выстрел нипочем. Спит мертвым сном… Должно быть, в компании с чистой совестью и всем таким прочим. – В ее голосе Ирв услышал горечь. Или ему показалось? Трудно судить, когда человек говорит шепотом. Да и трудно представить, что кто-нибудь может иметь что-то против умницы Луизы.

Ирв уловил в воздухе легкий мускусный аромат – знакомый и явно диссонирующий со странными запахами минервитянской органики.

– Ты что, надушилась, пока мы ехали сюда?

– Нет.

Ирв почесал щеку.

– Только не надо говорить, что ты сделала это минутой раньше специально для меня. Я, конечно, польщен…

Пэт не дала ему договорить. Ее мягкие губы прильнули к его губам с какой-то отчаянной жадностью. Он попытался отпрянуть, но это оказалось не так-то просто. Пэт была почти одного роста с ним и если уступала ему в силе, то совсем немного.

– Я давно хотела этого, – пробормотала она.

– Неужели? – Ирв ошарашенно хмыкнул. Даже сквозь комбинезон он ощущал, как расплющились об его грудь груди Пэт, и сам не заметил, как его рука оказалась у нее на талии. – Тогда ты очень искусно скрывала это.

– Я хорошо умею скрывать. Хуже всего, что даже Фрэнк так этого и не заметил. И не заметит. – От ее приглушенного смешка повеяло неприязнью. – Только не говори мне, что получаешь все, чего хочешь, от Сары. Мирок «Афины» так тесен во всех отношениях, что не позволяет тебе солгать сейчас. Он настолько тесен, что в нем нельзя уединиться. – Последняя фраза прозвучала в ее устах как ругательство.

«А ведь верно», – подумал Ирв, испытывая легкое головокружение от губ Пэт, снова страстно впившихся в его губы. Нельзя уединиться… Он знал, к примеру, что под правым соском у Пэт есть крошечная коричневая родинка и что волосы у нее на лобке чуть темнее золотистых кудряшек на голове. До сего момента Ирв как-то не задумывался над этими вещами, но он о них знал.

А еще он вспомнил, что за последние два-три месяца Сара ни разу не говорила ему после любви, что ей было с ним хорошо. Ох, как трудно думать о Саре именно сейчас, когда язычок Пэт со змеиным проворством играет с его собственным языком, затем прокладывает теплую влажную дорожку по его щеке, после чего устремляется по шее к уху и нежно сжимает мочку…

Ирв почувствовал, что кое-кто у него пониже пояса не остается равнодушным к нежданным нежностям. Пэт тоже заметила это, пробежала рукой по его бедру и сквозь штаны и кальсоны нащупала вожделенный предмет, тут же набухший от прикосновения ее пальцев. Ирв с силой сжал ее упругие ягодицы, и тогда Пэт с тихим стоном выгнула спину и прижалась к нему своими бедрами

В этот миг их губы разъединились. Жадно вдохнув большой глоток холодного воздуха, Ирв слегка пришел в себя и усилием воли попытался охладить свой молодеческий пыл.

– Господи, Пэт, – промолвил он, все еще вздрагивая от возбуждения и в то же время пытаясь свести дело к шутке, – будь мне лет на двадцать меньше, я стащил бы с тебя штанишки и трахнул бы прямо тут, даже если бы мы при этом отморозили себе задницы.

– Ну так давай же, – выдохнула Пэт. – Я хочу этого. Ну же, – она не переставала тереться об Ирва, прижиматься к нему, пытаясь побудить к дальнейшим действиям.

– Пэт, это глупо, – сказал он как можно нежнее, мягко отстраняя ее руки и подавляя спазм сожаления о том, что ему приходится отвергать ее. – Мне не двадцать один, и я давно не позволяю своему петушку думать за меня. Тебе тоже не двадцать один. Мы слишком далеко от дома и не можем вот так запросто поделить между собой то, что потом может причинить боль тебе или мне. Ты не согласна?

– Мне больно уже сейчас, – парировала Пэт. – Да и тебе не очень-то сладко, я же вижу. Чего ты боишься? Что до Сары, так боль достанет ее только в том случае, если ей станет известно о нашем… – она запнулась.

– Сара обязательно узнает. Или догадается. Хреновый из меня врун, когда дело касается таких дел. Да их у меня, можно сказать, что и не было. – «Ну или почти не было», – добавил Ирв про себя.

Он сорвался только один раз, на вечеринке, лет пять назад. Вусмерть пьяный, да и девица была не трезвее. Бог знает как оказались в каком-то чулане, где он и отрубился, едва успев кончить. На следующий день на него свалилось такое жесточайшее, убийственное похмелье, что он воспринял его как ниспосланную свыше кару за «трах на стороне». С тех пор Ирв по мере возможности избегал подобных приключений. Впрочем, если вдуматься, после того случая он больше ни разу не упивался так сильно.

– Ты меня не хочешь, – будто издалека прошелестел полный отчаяния голос Пэт.

– Да не в том дело. – Несмотря на твердую решимость раз и навсегда выяснить отношения с Пэт, воспоминания о ее прикосновениях все еще будоражили его. – Откровенно говоря, прыгнуть на тебя было бы очень заманчиво… но это обернется проблемами, которые не стоят минуты наслаждения. Проблемами для меня, для Сары, для Фрэнка, для тебя. И для Луизы тоже, если она вздумает пописать в самый неподходящий момент.

– Не вздумает, – возразила Пэт, но от Ирва не укрылось, что она на самом деле тоже волновалась на этот счет. Присутствие Луизы ее смущало.

Ирв мысленно кивнул. Если у нее «пунктик» насчет обязательного уединения для секса, напоминание ей о невозможности такового в данный момент является верной тактикой. Правда, только с тем условием, что он сам ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хочет того же, что и она. «Так ты хочешь или не хочешь? – спросил себя Ирв. – Или, как говорится, хочется да колется? Ну ладно, сначала потактичнее разберись с Пэт, а потом уже разберешься с собой». Итак, если предположение относительно ее idee fixe [8]8
  idee fixe (фр. ) – идея фикс, навязчивая идея


[Закрыть] верно…

– Пэт, если ты нуждаешься именно в такого рода уединенности, ее вполне можно найти в ваших совместных с Фрэнком поездках за образцами.

– На это я и надеялась, – угрюмо заметила Пэт. – Не сработало. Для меня не сработало, во всяком случае. А Фрэнк… Я же тебе говорила, он даже не замечает, что со мной происходит. Вам, мужчинам, легче – вы заполучаете оргазм каждый раз.

– А ты пробовала поговорить об этом с Фрэнком? Просто поговорить? – спросил Ирв. – Может, тебе все же объясниться с ним? – добавил он после того, как она отрицательно покачала головой, а про себя подумал: «Может, тебе пора заткнуться, сексопатолог, мать твою! Герр Фрейд… »

– И как же я ему все объясню? – вскинулась Пэт, подбоченившись. – А, придумала! К примеру… «Знаешь, милый, ты меня, конечно, извини, но за последний год я под тобой ни разу не кончила… » Сойдет?

Ирв поморщился. Следовало сразу заткнуться и не заводить разговор в такие дебри. Вот, черт…

– Всегда можно найти какие-то другие способы, – осторожно промолвил он.

И вдруг Пэт рассмеялась. Причем даже весело, как ему показалось.

– Ах, какое бесценное благоразумие, мистер Левитт. Что до меня, так мне обрести его вряд ли удастся, потому что я до смерти хочу трахаться.

– Будешь мне рассказывать, – пробурчал Ирв. – Я тебе тоже скажу – трудно оставаться благоразумным, когда аппетитная бабенка фактически пытается тебя изнасиловать.

– Хм-м-м. Интересно. Считаешь, мне следовало действовать понапористее? – Она приблизилась к нему и, когда он непроизвольно отпрянул, опять рассмеялась. – Ладно, не бойся. Совращение отменяется… пока. Один сестринский поцелуйчик, напоследок. – Она звонко чмокнула его в щеку. – Между прочим, который сейчас час?

Застигнутый неожиданным вопросом, Ирв слабо улыбнулся и, расстегнув манжету на рукаве, взглянул на часы.

– Без пяти девять.

– Иди спать, – сказала Пэт. – Я сейчас слишком на взводе, чтобы уснуть, так что вполне могу заступить на вахту пораньше.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Ну, ступай, ступай. Я не оставлю пост и не убегу на поиски любящего прогуляться ночью минервитянского самца.

– О'кей. Спасибо, – Ирв сделал пару нерешительных шагов, затем оглянулся, сомневаясь, следует ли оставлять Пэт в таком состоянии. Та раздраженно взмахнула рукой, отсылая его прочь. Ирв подошел к большому камню, где они устроили спальню, снял сапоги и, мгновенно забравшись в спальный мешок, застегнул зиппер.

Сон, однако, пришел к нему не сразу. Прислушиваясь к сладкому похрапыванию лежащей рядом Луизы, Ирв заподозрил, что даже если бы на ближайшей полянке военный духовой оркестр исполнил сейчас гимн Соединенных Штатов, она бы не проснулась. А потому они с Пэт вполне могли бы…

Сгорая от желания, более жаркого, чем десять минут назад, Ирв мотнул головой. Продинамить женщину, которая откровенно говорит о том, что готова отдаться, – нелегкое дельце. Он вдруг рассмеялся и напел:

– В жизни только раз, только раз…

– Что? – спросила Пэт.

– Да нет, ничего. Просто вспомнил кое-что смешное. – Ирв повернулся на бок и спустя несколько минут заснул.

* * *

– Раз, два, три! – прокричал Руставели. На счет «три» он и американская докторша изо всех сил толкнули минервоход. Американка была даже ниже Кати, но решимость и недюжинная сила с лихвой компенсировали недостаток роста. Пыхтя и чертыхаясь, она и Руставели боролись с тяжеленным минервоходом, пока тот не поддался и, медленно завалившись на бок, встал на колеса, после чего, пару раз подпрыгнув на рессорах, замер.

– Молодцы! – радостно воскликнул Брюсов, стоящий в нескольких метрах поодаль. Сара наложила ему на левую руку шину, и теперь она висела на перевязи, изготовленной Шотой из длинного узкого куска от одеяла. Лингвист смущенно взмахнул здоровой рукой. – Чувствую себя ужасно виноватым из-за того, что не смог помочь.

– Пустяки, Валерий Александрович, – Руставели эффектно запрыгнул на водительское место и включил зажигание. Через некоторое время минервоход тихо заурчал и плавно тронулся с места. Грузин заглушил мотор и белозубо улыбнулся. – Благодаря миссис Левитт, вы более или менее оклемались, и теперь мы в самом скором времени доберемся до «Циолковского».

– Без излишнего ухарства, я надеюсь, – заметила Сара, снова закутываясь в одеяла, дополнявшие ее более чем легкое одеяние.

Брюсов шагнул было к ней, чтобы помочь, но Руставели, естественно, опередил его. Как и все кавказцы страшный бабник, последний год он общался только с Катей Захаровой и теперь прямо-таки дивился, насколько волнует его одно лишь лицезрение другой женщины. Правда, в тот момент, когда его руки как бы случайно соскользнули с плеч Сары к груди, она одарила Шоту таким суровым взглядом, что он, несказанно удивляясь собственному смущению, промямлил:

– Прошу прощения.

– О'кей, – бросила Сара тоном, как бы говорящим: не дай Бог, ты еще раз позволишь себе подобное! «Вот по-настоящему серьезная дама, – подумал Руставели. – Не дай Бог провести с такой три года в экспедиции. А впрочем, кто знает… »

– Миссис Левитт, мы ваши должники по гроб, – раскланялся он.

– Особенно я, – вставил Брюсов. – Ради меня вы совершили весьма рискованный перелет в то время, как наши нации, что скрывать, не являются… э… э… лучшими друзьями.

Сара пожала плечами, и одеяла, укрывавшие ее плечи, слегка качнулись.

– Здесь, на Минерве, нет наций. Есть просто люда, земляне… и нас здесь не слишком много. В данных условиях мы сейчас ближе друг к другу, чем, скажем, родные братья и сестры. Если брат не поможет брату, откуда ждать помощи?

– Вы правы, – кивнул Руставели, хотя знал, что Лопатин животики бы себе надорвал от смеха, услышь он такое заявление о кровном братстве янки и русских. Возможно, что и полковник Толмасов позволил бы себе улыбнуться. Правда, грузин и сам сомневался, что все американцы столь же альтруистичны, как эта доктор Левитт.

Пока Руставели размышлял о различиях в мировоззрениях потенциальных противников, Брюсов задал вопрос, который всякий уважающий себя мужчина-кавказец должен был задать уже давно:

– А чем МЫ можем вам помочь, миссис Левитт?

– ВЫ, Валерий Александрович, сможете наилучшим образом помочь мне, если отойдете немного в сторону и больше не будете подвергать себя риску, – твердо заявила Сара. – А вы, Шота Михайлович, если вас не затруднит, поможете мне развернуть «стрекозу» так, чтобы она стала винтом к Каньону Йотун. Тогда мне не придется совершать в воздухе большой медленный поворот, чтобы я смогла вернуться к своим.

«Ну вот и конец идее великого братства людей на Минерве», – подумал Руставели и сказал:

– Покажите, что мне надо делать.

– Ничего сложного, – ответила Сара и первой направилась к «стрекозе». – Вы беретесь с краю за одно крыло, я за другое. Потом мы разворачиваем велоплан так, как нам нужно. Только прошу вас, поосторожнее – не проткните пальцами пластиковую обшивку.

– Ладно, – рассеянно кивнул Руставели. Они развернули велоплан неожиданно легко. – У вашей «стрекозы» действительно стрекозиный вес.

– Да, весит она немного, – согласилась американка, чему-то хмурясь. Руставели понял, чему, еще до того, как она заговорила снова, обращаясь скорее к самой себе, чем к нему: – А как, интересно, я заберусь в это чертово насекомое?

Колпак кабины открывался только сверху, а влезть туда, не изорвав в лоскуты тонкую пластиковую обшивку фюзеляжа, не представлялось возможным. Биолог потер ладонью заросший черной щетиной подбородок, прикидывая, что тут можно придумать. Наконец он щелкнул пальцами, вернее, попытался щелкнуть, потому что на руке была перчатка.

– А что если я подгоню «Странника» к «стрекозе», вы взберетесь на раму его кабины и с моей помощью залезете на велоплан?

Памятуя о своей попытке познакомиться с янки-докторшей «на ощупь», Руставели ожидал, что она замешкается с ответом, но ошибся.

– Так и сделаем, – бросила Сара, не колеблясь ни секунды.

Вскоре «Странник», заурчав мотором, подкатил к «стрекозе». Биолог заглушил двигатель, опустил на все четыре колеса тормозные колодки и вскарабкался на металлическую раму кабины. Она возвышалась над кабиной «стрекозы» где-то на метр. Сара мигом взлетела вслед за грузином.

– Ловкости вам не занимать, – уважительно хмыкнул он.

– Да, сохранились кое-какие навыки: в юности я довольно серьезно занималась спортивной гимнастикой. – Сара открыла крышку кабины «стрекозы» и села на металлические прутья рамы, свесив ноги в… как это назвать? Пилотский отсек? Машинное отделение? Подыскивая подходящий технический термин, Руставели вздрогнул, когда докторша сказала:

– Опускайте меня.

Утвердив ноги на углах пересекающихся прутьев рамы, Руставели крепко обхватил Сару за талию. «Слава Богу, весу в ней как цыпленке», – подумал он, осторожно опуская хрупкую на вид американку на сиденье в кабине велоплана. Хотя по мере спуска его ладони пропутешествовали по ее телу от талии до подмышек, на этот раз он не позволил себе никаких вольностей.

– Спасибо, – кивнула Сара, благодаря его не только за помощь, но и, как видно, за джентльменское поведение.

Руставели опустил колпак кабины, дождался, пока Сара закроет его изнутри, а затем уселся на кресло водителя и отогнал «Странника» в сторону. Вернувшись к «стрекозе», он во весь голос крикнул:

– И что теперь?

– Прежде всего, не надо так кричать. – Сара усмехнулась. – Звуковая волна вашего великолепного баса разорвет шкурку бедной «стрекозы». – Она уже крутила педали, хотя пропеллер пока и не думал вращаться. – Ступайте снова к краю крыла – будете держать его в горизонтальном положении, когда я начну рулить.

Руставели вытянулся по стойке смирно и по-гусарски отдал честь Таким бравым отточенным жестом, которого не смог бы добиться от него никакой Толмасов.

– Слушаюсь, товарищ… господин генерал.

Глаза Сары под белым пластиковым шлемом лукаво прищурились.

– Вы глупы настолько, что в этом даже есть определенный шарм, Шота Михайлович. Как вы умудрились обвести вокруг пальца все ваши отборочные комиссии?

Руставели подмигнул ей.

– Проще простого. Я не сказал им, что я глуп, – посвистывая, он направился к краю крыла.

Большой пропеллер завращался сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

– Поехали! – крикнула Сара. «Стрекоза» покатилась вперед на удивление резво; Руставели почти сразу же припустил трусцой. Потом ему пришлось перебирать ногами почаще, и вскоре он уже бежал во всю прыть. На какое-то мгновение ему показалось, что и сам он вот-вот оторвется от земли и взмоет в воздух.

Но вместо его ног от земли оторвались колеса «стрекозы», и теперь грузин уже не мог бежать наравне с велопланом. В конце концов он остановился, хватая ртом воздух и выдыхая вверх облака пара.

Сара на секунду отняла руку от штурвала и помахала двум русским, оставшимся далеко внизу.

Оба ответили ей тем же. Правда, грузин сопроводил прощальный взмах воздушным поцелуем.

Посмотрев вслед удаляющемуся на восток велоплану, Брюсов подошел к Руставели.

– Я сожалею, что вам придется одному вести машину, – произнес он смущенно.

– Ничего, – бросил Руставели, все еще не отрывая взгляда от «стрекозы». – Хорошо, что наш гроб на колесиках работает не на велосипедной тяге. Видит Бог, это его главное достоинство. Может, и единственное.

* * *

Реатур постепенно привык к тому, что человеки всегда торчат где-нибудь поблизости. Он не осознавал за собой такой привычки и наорал бы на любого подданного, который сказал бы ему о ней – пока четверо из шестерки странных существ не укатили куда-то далеко на своих приспособлениях для путешествий, оставив в летающем доме лишь двоих. Не видя человеков, то и дело сующих свои бесстебельковые глаза в каждый уголок его владения, отец клана ловил себя на мысли, что… скучает по ним.

А теперь они вернулись, и Сара ведет себя так, будто он – проклятье, она – никуда и не отлучалась, вновь донимая хозяина владения разговорами о Ламре. Чтобы хоть как-то отвлечь назойливую человечью самку, Реатур решил резко сменить тему:

– Почему четверо из вас столь неожиданно покинули пределы моего владения?

– Чтобы помочь раненый человек.

– А, – молвил Реатур и вдруг удивленно шевельнул глазными стеблями. – Подожди. Четверо из вас удалились. Никто из них не был ранен, верно? – Сара качнула головой сверху вниз. – Двое, которые остались, также не были ранены, верно? – И снова она качнула головой. – Но если не был ранен никто из вас, кто же тогда?

– Человек из владения, которое называется «Россия», – ответила Сара. – Не то же самое владение, что наше. Его ранило на той стороне Ущелья Эрвис.

Еще человеки? Еще ВЛАДЕНИЕ человеков? Мысль об этом привела Реатура в волнение столь же сильное, какое испытал Фральк. Хотя вождь омало, естественно, не мог знать о реакции скармера на такую новость. Реатур начал расспрашивать Сару о других человеках и вдруг осекся, озабоченный фактом, которому поначалу не придал значения.

– Вы перебрались ЧЕРЕЗ Ущелье Эрвис ? – переспросил он, надеясь на то, что неправильно понял человечью самку. Но Сара опять качнула головой. – Как? – тихо спросил хозяин владения.

– В маленькой машине, которая передвигается по воздуху. – Сара раскинула свою единственную пару рук, изображая крылья, и засучила ногами, как она, вероятно, делала, сидя внутри приспособления.

Реатуру полегчало, но ненадолго.

– Эти другие человеки из другого владения… – он даже не стал пытаться произнести новое слово, – … у них есть такие машины для путешествий по воздуху?

– Нет, – быстро и уверенно ответила Сара.

– Значит, они не могут дать их скармерам? – Одна мысль о том, что какие-то незнакомые человеки начнут как снег сыпаться с небес, встревожила Реатура не на шутку. Представить же себе вооруженных западников, пересекающих Ущелье Эрвис по воздуху… Нет, лучше не представлять.

К счастью, Сара снова ответила:

– Нет.

Реатур незаметно обратил на себя один глазной стебель. Хорошо. Он встревожился не настолько, чтобы поголубеть. Стыдно показывать свои чувства человекам, но демонстрировать собственный страх человечьей самке – позор для любого самца, не говоря уже о хозяине клана. Кроме того, у самок хватает переживаний на их слишком коротком веку, чтобы нагружать их еще и мужскими заботами. Разумом Реатур, может, и понимал, что трем человечьим самкам каким-то чудом удалось дотянуть до возраста зрелых самцов, но поверить в это окончательно до сих пор не смог.

Между тем Сара, словно прочитав его мысли, возобновила свои докучливые расспросы насчет Ламры с утроенным упорством. Будто и не замечала, что на данный момент вождю стало не до того.

– Мы поговорим о Ламре в какое-то другое время, не теперь, – заявил Реатур раздраженно.

Однако вконец обнаглевшая человечья самка и не думала сдаваться.

– Что ты сейчас делать вместо этого? Что важнее, чем Ламра? Ты не разговаривать о Ламре, Ламра умирать. Что важнее, чем Ламра не умирать?

Реатуру пришлось на мгновение задуматься, чтобы найти ответ, и он его нашел.

– Я собираюсь проверить сторожевые посты на краю Ущелья Эрвис. Если скармерам каким-то образом удастся перебраться на восточную сторону и закрепиться на ней, Ламра станет не единственной, кто умрет. – Он двинулся к выходу.

– Ты от меня убегать, – сказала Сара. Реатур опять мельком взглянул на себя и увидел, что начинает желтеть. То, что Сара была отчасти права, лишь усиливало его гнев. А бестактная человечья самка не унималась: – Как скармеры смогут перебраться через Ущелье Эрвис?

– Да откуда мне знать? – вскричал Реатур так громко, что Сара отскочила назад, а какой-то самец-слуга выставил из-за угла глазной стебель, дабы удостовериться, что повелителю не угрожает опасность. Реатур был из тех омало, которых ткнешь одним когтем, а они ответят тремя. Поэтому он продолжал орать на Сару, правда уже не так оглушительно: – Пока ты мне не сказала, Сара, я и не думал, что кто-либо сможет пересечь Ущелье Эрвис по воздуху! Почем я знаю, а вдруг подлые скармеры додумаются напасть на нас, к примеру, по воде, когда она заполнит ущелье! И поскольку я не знаю, ЧТО они сделают, я должен держать глазные стебли востро, не так ли?

– Да, – неохотно согласилась человечья самка. Похоже, гневная вспышка хозяина владения ее не очень-то напугала. – Мы говорить о Ламре позже, да?

– Позже, да. Но не теперь. – Он зашагал к выходу, и в этот раз она не попыталась его задержать.

А потом вдруг сказала:

– Может быть, скармеры и в самом деле использовать… ВОСПОЛЬЗУЮТСЯ водой. Человеки иногда путешествовать по воде

Несколько капель воды упало на голову Реатуру, когда он вышел из замка. Лето неумолимо приближалось. Все кругом начинало таять. Общение с человеками порой оказывало на него тот же эффект, что и эти мерзкие капли. Как лето своим теплом год за годом подтачивало его дом, так и пришельцы своими словами частенько заставляли таять его уверенность в вещах, неуверенным в которых быть нельзя. Невозможно.

Проходя мимо поля, Реатур заметил, что самцы трудятся без особого усердия, и начал было кричать на них, но потом решил, что они, собственно, и не виноваты. Работать каменными орудиями тяжело и неудобно, а ледяные инструменты день ото дня становятся все более хрупкими и ломкими.

Те самцы-крестьяне, что работали поблизости от летающего дома, не поворачивали в его сторону больше одного стебля. Они тоже привыкли к человекам. Хорошо это или плохо? Размышляя, Реатур даже замедлил шаги. Наверное, все-таки хорошо: если бы они и сейчас таращились на летающий дом такими же удивленными взглядами, как в первый день, то вообще не работали бы. Но привыкнуть к человеку – это еще не значит, что можно считать его столь же обычным существом, как, к примеру, элок.

Направляясь по тропинке в сторону Ущелья Эр-вис, хозяин владения едва не столкнулся с человеком по имени Фрэнк. Тот быстро прошел мимо и даже не остановился, чтобы поговорить с отцом клана. «Грубиян!» – мимоходом возмутился Реатур, но не стал окликать человека, поскольку был занят другими мыслями.

Он поставил наблюдателей по всему краю Ущелья Эрвис, там, где оно примыкало к его владению, но усиленные дозоры разместил поближе к замку, поскольку в этих местах проживала основная часть воинов, и здесь же некогда находился мост.

Стоявший на своем посту Тернат держал на изготовку сразу три дротика, словно ожидал, что через ущелье в любой момент может ринуться целая орда скармеров. Завидев хозяина владения, самец почтительно расширился.

– Не время обмениваться любезностями, старший из старших, – нетерпеливо сказал Реатур, и Тернат тут же снова вытянулся. – Но я рад видеть, что ты так бдителен.

– Однажды владение станет моим, отец клана, если только скармеры не отнимут его у нас. Потому я и не намерен им этого позволить.

– Недурно сказано, старший. У меня есть приказ для тебя и для твоих дозорных: пусть время от времени пользуются хотя бы одним глазным стеблем, чтобы взглянуть на небо.

– На небо, отец клана? Никто не может путешествовать по небу. Конечно, не считая человеков, – поправил себя Тернат, чего до прибытия «Афины» не сделал бы никогда.

– Ох уж мне эти человеки, – Реатур по обыкновению выпустил воздух из дыхательных пор. – Я только что узнал, что на западной стороне тоже есть человеки, правда не из того клана, из которого здешние. Кто знает, каким коварным трюкам они, могут научить скармеров?

– Скармеры не нуждаются в том, чтобы кто-либо учил их коварству. Они насквозь коварны с первого своего почкования. Но, ты говоришь… Еще человеки? Не может быть!

– Хотел бы я, чтобы этого не могло быть, старший из старших, но тот, кто сказал мне об этом, заслуживает доверия. Так что не забывайте поглядывать на небо.

Тернат, в точности как отец, выпустил воздух из дыхательных пор.

– Слушаюсь, отец клана.

Судя по голосу, настроение у него стало не лучше, чем у Реатура. Что ж, пусть почаще смотрит на небо.

* * *

Двое самцов наседали на Фралька. Каждый из них сжимал в руках по два копья и по паре дротиков, как и сам Фральк. Каждый из них наблюдал за старшим из старших тремя глазами, используя четвертый для того, чтобы следить за действиями напарника. Они лупцевали его с удовольствием, словно Фральк представлял из себя всего лишь очередную жертву, которую давно пора отправить на тот свет.

Фральк прыгнул на одного из противников, намереваясь нейтрализовать его и таким образом уравнять свои шансы со вторым. Ему удалось поразить самца копьями в две руки, но тот блокировал его удары с почти скучающей легкостью. Второй воин небрежно съездил старшему из старших копьем по голове.

Естественно, такой бой не мог продолжаться долго. Фральк успел отбить несколько выпадов, но спустя миг удар копья снова настиг его и заставил пронзительно взвизгнуть от боли.

– Старший из старших, ты мертв, как кусок высушенного на солнце мяса массы, – заявил инструктор, тощий циничный самец по имени Джуксал. – Вернее, стал бы таковым, сражайся мы копьями с настоящими наконечниками. – А вы? – громко обратился он к толпе самцов, наблюдавших за учебным боем. – Вы хоть что-нибудь сечете из того, что видите?

– Никогда не вклиниваться между двумя самцами, – нестройным хором ответила аудитория.

Джуксал недоуменно качнул глазными стеблями, будто бы ничего не услышал.

– Что это вы изволили вякнуть? Или это бегунки прощебетали? Я спрашиваю, чему вас научил поединок?

– НИКОГДА НЕ ВКЛИНИВАТЬСЯ МЕЖДУ ДВУМЯ САМЦАМИ! – проорали самцы в унисон.

– Нормально, – неохотно признал Джуксал. – Вы, отпочковавшиеся, все же умеете неплохо отвечать, когда захотите. Вам известно, что нужно делать, чтобы такого никогда не произошло?

– СФОРМИРОВАТЬ КРУГ! – громким ревом отозвались самцы.

Фральк кричал вместе со всеми, но что ему больше всего хотелось сделать сейчас, так это по-настоящему, без дурачков, убить ненавистного наставника. В другом месте и в другое время Джуксал подобострастно расширился бы, едва завидев Фралька, и стоял бы так, пока старший из старших не ушел бы. Но здесь, на тренировочном поле, Джуксал обладал властью отца клана над группой самцов, в которую угораздило попасть Фральку. Джуксал пользовался своими правами в полной мере и с каким-то особым удовольствием выбирал именно Фралька постоянным объектом наглядных уроков. После каждого такого урока тело старшего сына Хогрэма нестерпимо ныло.

Фральк понимал, что должен как можно лучше освоить науку ближнего боя. Именно ему, как руководителю проекта с лодками, предстояло пересечь Ущелье одним из первых. Не приходилось сомневаться в том, что омало не станут приветствовать нежданных гостей восхищенным гиканьем. А Джуксал… Из его непозволительно сурового отношения к старшему из старших можно извлечь кое-какой толк. Вполне возможно, что остальные самцы, видя, каким потрепанным выходит Фральк из каждого учебного поединка, проникнутся к нему сочувствием и будут держать его не за изнеженного любимчика Хогрэма, а за своего товарища, такого же, как они… Хотя и не забудут, что он – старший из старших. Возможно, там, на восточном краю, они станут оберегать его с подобающим энтузиазмом. А значит, Джуксал и в самом деле оказывает ему услугу, едва не выколачивая из него дух в каждой схватке?