Текст книги "Яма"

Глава 11

Вечером стало хуже. В пропитанном вонью мраке Майк осознавал, что все чаще ускользает из Ямы, блуждает в какой-то сказочной стране, где в конце концов наступал счастливый конец. Свет казался неотъемлемой частью жизни; существовать без него было намного хуже, чем он себе представлял.

Когда он более или менее приходил в себя, то гадал, чем занята Лиз. Ему было непонятно, что заставило ее сорваться; непонятны и некоторые сказанные ею вещи. Что же она задумала? Она подмигнула ему; это подсказка, ключ к происходящему; но он не мог расшифровать его.

– Темно, – послышался голос Фрэнки.

– Она обезумела, – буркнул Джефф. – С катушек сошла. Сиди тихо, Фрэнки, ладно?

– Она боится, – проговорила Алекс. – Все мы боимся.

– Я не хочу умирать, – заныла Фрэнки.

– Все обойдется, – утешила ее Алекс. – Все будет в порядке.

– Может, хватит уже притворяться? – вмешался Джефф.

Майку было не по себе: ведь он знал, что все, что он скажет, рано или поздно услышит Мартин. Может, в этом и кроется замысел Лиз? И если так, чем вызван ее внезапный и нехарактерный взрыв? Он решил, что, как бы то ни было, он должен знать; хотя бы для того, чтобы случайно не помешать ей. Тихо, очень медленно он начал двигаться туда, где, по его представлениям, должна была сидеть Лиз.

– Бесполезно твердить друг другу, что с нами ничего не случится, – продолжал Джефф. – Мы же знаем, что это неправда.

– Просто я не знаю, что еще можно сделать, – проговорила Алекс. – Может, стоит помолиться.

– Не смеши меня.

– Думай, что хочешь, – устало уронила она. – Ты не поможешь нам выбраться отсюда. И я не помогу. Мы ничего не можем сделать.

– Нас кто-нибудь выпустит, – уперлась Фрэнки.

Майк провел рукой по краю спального мешка Лиз. Потом осторожно продвинулся вперед и коснулся ее руки. Она не издала ни звука, но он почти сразу почувствовал, как она подалась к нему.

– Что происходит? – выдохнул он как можно тише.

Алекс с тоской произнесла:

– Жаль, что я не могу поговорить с родителями. Мне так много надо им сказать, на случай, если... если мы никогда больше не увидимся.

– Просто подыгрывай мне, – шепнула Лиз в ответ. – Кажется, это должно сработать.

– Моим родителям на все наплевать, – заявила Фрэнки, и Майк с удивлением расслышал в ее голосе отзвук прежней решимости. – Если бы им было не все равно, они бы нашли нас и освободили. Но им обоим до лампочки.

– Но они же не знают, где мы. – Алекс всхлипнула. – И никто не знает. Может... может, написать записку? На всякий случай.

– На какой такой случай? – рявкнул Джефф.

– Не надо, – тихо взмолилась Алекс. – Я плохо себя чувствую, Джефф. Даже ты должен это понимать. И я не думаю, что... продержусь очень долго. И мне страшно. Поэтому не надо огрызаться.

Следующей заговорила Лиз.

– Хватит ныть, – сказала она.

– Лиз... – начал было Майк.

– Нет. Не говори, что надо быть с ней помягче. Господи, да она несколько дней нормально не ела. Только и всего. А ей уже кажется, что она умирает.

– За обедом она не очень-то хорошо выглядела, – пробормотал Майк, надеясь, что говорит то, что нужно.

– Ты тоже, – коротко проговорила Лиз. – Но ты, по крайней мере, не твердишь об этом беспрерывно.

– Заткнись, – взбешенно процедил Джефф. – Мы не обязаны тебя слушать.

– Это был такой ценный опыт, – саркастически заметила Лиз. – Жить здесь с вами, ребята. Я потрясена, как легко вы готовы сдаться.

– А что нам еще остается! – выкрикнул Майк, и, должно быть, капля настоящего отчаяния, что до сих пор таилась в его сердце, вырвалась наружу, потому что Лиз его не остановила. – У нас же нет выхода, правда? У нас нет ни одного шанса. И никто не забредет так просто в это место. Этот подвал заброшен много лет.

– Конечно нет, – почти сокрушенно ответила Лиз. – Это место почти так же несокрушимо, как настоящая тюрьма. Будьте покойны; Мартин мастер своего дела. Он очень умен. Но в конечном счете не идеален. И он допустил ошибку.

– Какую? – быстро спросил Джефф, и в его голосе слышался жадный интерес.

– Еще рано об этом говорить. Сначала давайте подумаем и разберемся, по какой именно причине мы сюда попали.

– Невероятно, – пробормотала Алекс. – Может, хватит уже об этом?

– Подожди, – сказал Майк. – Я хочу послушать, что она скажет.

– Мартин сказал, что это эксперимент с реальностью, – напомнил Джефф. – Чушь собачья.

– Как умно подмечено, – ядовито произнесла Лиз. – Но ты не спрашивал себя, почему? Если вся эта затея, как ты говоришь, чушь собачья, почему ты с такой готовностью во все это поверил?

– Не говори так со мной, – огрызнулся Джефф. – Ты тоже здесь, забыла? Мы все здесь.

– Но между нами есть разница, – спокойно ответила Лиз. – Вы не соображаете, что творите. Если бы я не остановила Майка, он бы спустил за собой воду в унитазе. Совсем недавно Фрэнки устроила истерику и опрокинула одну из бутылок с водой. Алекс кажется, что она умирает, а ты, Джефф, – ты до сих пор пытаешься почувствовать собственную значимость, втаптывая в грязь других людей.

– Ты ничтожный кусок дерьма, – злобно прошипел Джефф, и Майк услышал, как он поднимается на ноги. – Считаешь себя самой крутой, да? Но ты не крутая. Ты в таком же дерьме, что и все мы. И знаешь что? Я даже рад. Я очень рад. И я постараюсь прожить достаточно долго, чтобы услышать, как ты будешь кричать, как ты станешь разрываться по швам. Поняла?

– Вот это будет шоу, – насмешливо ответила Лиз. – Жди и наслаждайся.

– Сука! – завопил он, и в темноте послышались удары. Майк вскочил на ноги, но место, где лежала Лиз, опустело.

Ее слегка запыхавшийся голос раздался с другого конца комнаты.

– На твоем месте я бы не стала бить женщину, – произнесла она. – В газетах такая история будет выглядеть весьма некрасиво. Веди себя как джентльмен, и твое жалкое самомнение получит столь необходимые ему похвалы.

– Что за бред ты несешь, черт возьми? – проорал Джефф, но движение прекратилось. Сердце Майка гулко стучало в ушах.

– Вы не умрете, – презрительно бросила Лиз. – Мы выйдем отсюда в одиннадцать часов, завтра утром. Хотя вы этого не заслуживаете.

– Что ты несешь? – повторил Джефф, и голос его был неестественно тихим.

– С вами все равно что с животными в клетке, – слова Лиз будто жгли. – И запомните, если бы не я, вы бы никогда не увидели дневного света.

– О чем ты? – на этот раз заговорил Майк. – Что значит – мы выйдем завтра?

– Мартин молодец, но, отправив меня вместе с вами, он допустил серьезный промах, – пояснила Лиз. – Я предприняла меры предосторожности. И теперь он у меня на крючке.

– Как это?

– Просто выбраться отсюда было бы недостаточно, – стала излагать свой план Лиз. – Нет. Мне хотелось достать Мартина; я хочу навсегда упрятать этого ублюдка за решетку. Он сейчас где-то гуляет и ведет себя совершенно нормально, в то время как мы умираем с голоду. Не самая замечательная характеристика, как думаете?

– Но никто же не знает, – напомнил Майк, мучаясь от непонимания.

– Тут ты ошибаешься, – ответила Лиз. – И Мартин тоже.

Повисла зловещая тишина.

Алекс произнесла:

– Неужели кто-то знает, что мы здесь? Кто?

– Вы что, думаете, что я могла согласиться на такое, не подготовившись заранее? – Лиз рассмеялась. – Едва ли. Да, разумеется, кое-кому о нас известно. И в одиннадцать часов завтра утром мы отсюда выйдем. И что тогда останется Мартину? Наше слово против его; у него не будет ни оправданий, ни алиби; ничего.

– Но как ты могла предвидеть это? – спросил Майк, пораженный сценой, что разворачивалась у него перед глазами.

– Думаю, мы с Мартином похожи друг на друга больше, чем вы предполагаете, – спокойно ответила Лиз. – К тому же это было очевидно. Я понимаю, как легко ему было просчитаться: если он думает, что все так же наивны, как вы четверо, то эксперимент с Ямой должен был пройти без затруднений. Но, как я и сказала, он допустил промах.

– Подожди минутку – прервал ее Джефф. – Ты говоришь, что с нами все будет в порядке? Что завтра мы отсюда выйдем?

– Надеюсь, мне не придется повторять по буквам, – съязвила Лиз.

– И ты все время об этом знала? – медленно процедил Джефф.

– Действительно, – вмешался Майк. – Почему же ты всем не сказала?

Лиз вздохнула.

– Если хотите знать, мне было интересно выяснить, как вы отреагируете. И оказалось, не очень впечатляюще, да?

– Это же... но это же чудовищно, – прошептал Майк.

– Даже не пытайся осуждать меня, с твоим-то умом, – огрызнулась Лиз. – Просто скажи спасибо, что выходишь живым. Запомни: если бы никто за тебя не подумал, ты был бы мертв. – Она засмеялась низким, неприятным смехом. – Он еще пожалеет, что решил сыграть со мной эту жалкую шутку.

– Я до сих пор не могу поверить, – пробормотала Алекс себе под нос. – Мы правда выберемся? Все в порядке, на самом деле?

– Я так и знала, – заявила Фрэнки. – Я так и знала, что мы выберемся.

Лиз включила фонарик.

– Так что теперь можем доесть все наши припасы, – сказала она, озарив тускнеющим лучом последние остатки еды и воды.

– Можно есть, – пораженно проговорил Майк. – Можно есть, правда? Ты уверена? – Он взглянул на Лиз, и вопрос в его глазах был гораздо пронзительнее, чем произнесенный вслух.

– Я же сказала, разве нет? – презрительно бросила она; но прежде чем отвернуться, легонько кивнула. Майк закусил губу. Ему показалось, что он догадался: мощный, невероятно рискованный блеф. Но блефовать нужно убедительно. Едва осмелившись предположить, что происходит, он вместе с остальными беспорядочно накинулся на еду и воду.

– На воду не налегайте, – предупредила Лиз, и на секунду Майк испугался, что она все испортит, проявив излишнюю осторожность. Но потом она добавила: – Я утром хочу зубы почистить.

Он улыбнулся и сделал глоток.

– И все-таки кое-что я не совсем понимаю, – заявил Джефф.

– Да? И что же?

– Почему ты все это время молчала, – ответил он. – И ни с кем не поделилась. Сидела там с самодовольным видом, наблюдала, как мы пытаемся свыкнуться с мыслью о том, что нам придется умереть... и все это время знала, что все это зря.

– Вы иногда меня так забавляли, – начала Лиз, и тут Джефф без предупреждения ударил ее по лицу. Голова Лиз откинулась назад, и она медленно приложила ладонь ко рту. В ярко-желтом свете фонарика струйка крови на ее щеке казалась почти черной.

– Мне плевать, что ты скажешь газетчикам, – напряженно сказал Джефф, и голос его был очень тихим. – Ты изображала Бога, играя с нами. Вы с Мартином друг друга стоите.

* * *

Мне было больно, как же иначе. Все это причиняло боль. Я понимала, что это необходимо, но от этого было не легче. Вообще-то, больше всего я переживала за Майка; ему тоже было трудно исполнять роль безучастного зрителя и наблюдать, как все происходит. Но некоторые вещи надо перетерпеть.

Итак, наконец я установила точную дату и время. Что ж, посмотрим. Поскольку теперь у нас не было еды и почти не осталось воды, результат имел гораздо более важное значение, чем раньше. Естественно, это было неотъемлемой частью моего плана; но, несмотря на адский голод, мне никогда еще не было так трудно заставить себя поесть. Мы расправились с едой и тратили воду, как вздумается. Это пиршество было жертвоприношением Мартину. Это должно было случиться; если бы мы не доели все, что у нас было, уловка бы не подействовала. Он должен был видеть, что мы уверены. Поэтому мне было нелегко.

Где-то там, наверху, Мартин все слышал. Главное, чтобы он услышал этот разговор: реальный вызов, брошенный ему в лицо. Конечно, если бы он знал, что мы догадываемся о его присутствии, он бы сразу раскрыл мой блеф и просто ушел бы. Но – и в этом была суть моей затеи – если, по его мнению, мы верили в свою полную изоляцию от внешнего мира, мне незачем было говорить то, что я сказала; разве что это правда. Это был ключевой момент. Он должен был мне поверить. И остальное – мое почти отчаянное предположение – на эмоциональном уровне просто встанет на свои места у него в голове и вынудит его отреагировать, чего я никогда бы не добилась одними логическими рассуждениями. Я была почти уверена, что Мартин не купился бы на логику; он был слишком умен, чтобы скомпрометировать себя, когда выход очевиден. А я должна была убедиться безоговорочно.

* * *

Когда он вошел, я сидела на стуле в его комнате. В руке он нес сумку, полиэтиленовый пакет; мне показалось, что он пустой. Я поздоровалась. Он ответил, что рад меня видеть, но казалось, его что-то беспокоит... ничего необычного, просто у него был задумчивый вид. Он спросил, не могу ли я немного подождать или же мне хочется поговорить с ним немедленно? Я ответила, что да, я хочу поговорить сейчас. Он сказал, что ждать придется недолго, ему просто нужно кое-что сделать, и снова вышел...

Я собиралась сказать ему, что между нами все кончено, что я больше не хочу его видеть. Я знала, это будет сложно; но я все продумала и, мне казалось, нашла нужные слова. Я просто ждала, когда он обратит на меня внимание, чтобы высказать все, как положено.

Его не было более двух часов. И большую часть времени я так и просидела в комнате... как собака, которой дали команду «сидеть». Это было нелепо: я так привыкла выполнять его приказы. Наконец я поднялась, прошлась по комнате. У Мартина была довольно большая спальня, да и дом был большой; но мебели почти не было. Была кровать. Обычно ребята не убирают постель, а он убирал; еще был шкаф, стол, комод с ящиками и ковер. И больше ничего. Стены совсем голые. Его кабинет в школе был совсем другим: там стояли растения и милые безделушки, пластинки и подушки на полу, чтобы сидеть... это было школьное лицо Мартина; Мартин, которого знали все. Не думаю, что все это ему действительно нравилось. Должно быть, он потрудился, чтобы обставить тот кабинет; естественным путем у него не получилось бы создать такую обстановку. В его спальне даже магнитофона не было.

В конце концов я подумала: это глупо... не могу же я торчать здесь весь вечер. Так что я вышла из спальни и пошла по коридору; звала его, но никто не ответил. Наконец я стала заглядывать в другие комнаты: в ванную, в спальню для гостей. Может, он вышел, подумала я, но это казалось таким странным; хотя в руках у него был пакет. Потом я нашла его. Он сидел в каком-то чулане в конце коридора... я открыла дверь, а он просто сидел там. Он поднял голову. Я везде тебя искала, сказала я. Что ты делаешь?

Ничего, ответил он. Просто... просто слушаю кое-что. На полу валялась пара наушников, маленький стереомагнитофон и какие-то пленки... я сказала, что нам нужно поговорить, поэтому я и пришла. И с того момента все пошло не так, будто он заранее знал, что я собираюсь сказать. Или как будто произошло что-то ужасное... не знаю. Но мне ни с того ни с сего стало страшно: я его испугалась. Он посмотрел на меня и ответил: хорошо, давай поговорим... вот так просто сказал, будто не исчезал никуда на два часа. Мы вернулись в его спальню, и я села. Он ходил взад-вперед, потирая ладони. Помню, я подумала: какой у него нелепый вид, когда он так делает... и начала говорить то, что запланировала, мол, он мне очень нравится но мне не кажется, что наши отношения к чему-то приведут... какую-то бессмысленную чепуху, но все знают, что она значит. Спустя какое-то время я поняла, что он меня не слушает. Его мысли были совершенно в другом месте.

Я поднялась и встала перед ним. Я пытаюсь с тобой поговорить, произнесла я. Он просто смотрел на меня, будто видел в первый раз в жизни, но я не унималась... я сказала, что у нас ничего не выйдет, и попыталась заставить его понять это. Он вдруг схватил меня за плечо и спросил: разве ты меня не любишь? Это было так странно, и я ответила: конечно, ты мне нравишься, но мне просто кажется, что будет лучше, если какое-то время мы не будем видеться. Потом у него в глазах появилось это жуткое выражение... и я помню, как он спросил: значит, ты хочешь сбежать от меня? И я ответила: возможно, так будет лучше... на какое-то время...

А потом... потом он крепко сжал мои плечи, так крепко, что мне стало больно; я хотела было что-то сказать, попросить остановиться, но, посмотрев в его лицо, поняла, что стоит мне произнести хоть слово, он меня убьет... это было такое сильное, внезапное и ужасное осознание, что я совершенно растерялась. Наверное, я закричала, потому что он приказал мне помалкивать. А потом он заговорил... и стал рассказывать... говорил ужасные вещи, и не замолкал. Мне казалось, что я слышу голос чудовища из ночного кошмара... и не помню почти ни слова, потому что тогда на самом деле поверила, что он меня убьет. Не знаю почему. Я просто знала...

Он... и потом...

Я останавливаю пленку. То, что произошло с этой девушкой, в какой-то мере моя вина; то, как я повела себя в Яме, повлияло на Мартина; настолько мощно задело его искусственно созданную личность, что она дала трещину, проявив то, что скрывалось внутри. Лиза была единственным человеком, кому довелось увидеть истинного Мартина. Я вздрагиваю, беру ручку и слушаю дальше.

Он толкнул меня, и я упала... не на кровать, на пол, и мне было безумно больно, и он... тогда он сказал, что любит меня, но он смеялся и прижимал меня к полу, так что я не могла сопротивляться. Я сказала... я кричала, приказывая ему прекратить, пыталась визжать, но он... он... зажал мне рот ладонью так, что я не могла издать ни звука... просто зажал мне рот, будто этого было достаточно, чтобы я замолчала... и... и другой рукой снял с меня трусики. Тогда я его укусила, потому что наконец поняла, что происходит: и это было так глупо, ведь я впивалась зубами в его пальцы, и кровь была повсюду: у меня во рту, господи, мне пришлось ее проглотить, но он даже ни разу не поморщился, будто не чувствовал ничего, ничего... и... он прижимал меня к полу... и проник в меня, я попыталась остановить его, но не смогла ничего поделать... мне казалось, что меня разрывают изнутри, на лице и на ресницах у меня была его кровь, но я все равно его видела...

Потом он остановился и слез с меня, не отрывая ладони ото рта, чтобы я не могла говорить. Я задыхалась, давилась, и тогда он сказал... он сказал, что если... если я кому-нибудь расскажу, где бы я ни была, он найдет меня... и я ему поверила. Он говорил серьезно... по его глазам было видно, что он не шутил. Никогда в жизни мне не было так страшно...

И это было так бессмысленно. Тогда я чувствовала одну лишь боль и... и шок, наверное, не знаю... но это было так бессмысленно. Он же делал это... очень недолго. Кажется... кажется, он даже не кончил, далее не получил никакого удовольствия от... этого, так я думаю. Зачем он это сделал? Господи, зачем он так поступил со мной? Как будто он хотел... наказать меня, наказать за что-то, чего я не совершала.

И снова, слушая ее голос, я плачу и не могу остановиться.

* * *

Когда наступил вечер, обитатели Ямы уснули почти спокойно, впервые за несколько дней.

– Завтра в одиннадцать часов, – счастливо пробормотала Фрэнки. – Всего через четырнадцать часов.

– Засыпай, и время пролетит быстрее, – успокоила ее Алекс.

У нее все еще был больной голос, заметил Майк; но в нем больше не слышалось отчаяния. Забавно, как все изменилось: раньше они с Лиз были единственными, у кого оставалась причина надеяться, а теперь именно они чувствовали себя менее уверенно, понимая, что их надежда выжить опирается на блеф, который может сработать, а может и провалиться.

Постепенно они погрузились в сон. Майк лежал, уставившись в потолок, и нетерпеливо ждал, пока уснут другие. Выдержав некоторое время, он вылез из спального мешка и прошел во вторую комнату; проходя мимо уборной, постарался не дышать. Спустя минуту или две к нему присоединилась Лиз.

– Ты была великолепна, – прошептал он. – Твоя затея сработает. Иначе быть не может.

– Спасибо. Скоро увидим, правда? Все зависит от Мартина. Думаю, он купится. Он слишком уверен в себе; не может и представить, что мы нашли выход из Ямы, так что ему ничего не остается, как поверить, что я говорю правду.

– Все тебя ненавидят, – осторожно заметил Майк.

– Всего на несколько часов, как сказала Фрэнки. Переживу. – Она замялась. – Майк?

– Да?

– Ты правда думаешь, что мы выберемся?

– Конечно. Ты вела себя потрясающе.

– Это Джефф был на высоте, – усмехнулась она.

– Он тебя ударил. Я не знал, что и делать.

– Ты не сделал ничего и поступил правильно, – ответила она. – Ты должен ненавидеть меня, как и все.

– Думаешь, Мартин это проглотит?

– Уверена. Очень важно, чтобы меня критиковали, потому что в конце концов я должна была стать похожей на него как можно больше. И я задела его гордость. Он не позволит, чтобы это сошло мне с рук. – Она замолкла. – Майк? Тебе действительно кажется, что все получится? Правда?

– Надеюсь. Да. Да, ты это сделала.

– Мы это сделали, – поправила она. – Теперь ждать осталось недолго. Завтра я уже смогу заняться обычными делами. Смогу гулять и дышать свежим воздухом, видеть краски. И смогу построить столько сараев, сколько мне вздумается.

Майк тихо засмеялся.

– А я буду есть, есть и есть, – проговорил он, чувствуя, как живот щекочет глупое возбуждение. – Закажу целые горы еды.

– И мы сможем готовиться к экзаменам, – подхватила с улыбкой Лиз.

– А если серьезно? Мы сможем всем рассказать о Мартине? – сказал Майк.

– О Мартине? – сказала Лиз, задумавшись на секунду. – Там будет видно, Майк.

– Почему?

– Потому что у него найдется отличное оправдание, будь уверен. Он явится сюда как раз вовремя, намного раньше одиннадцати, выпустит нас и выйдет, будто все это было всего лишь большой ошибкой. Помяни мое слово, ему все сойдет с рук.

– Не сойдет, – горячо возразил Майк.

– Посмотрим. Но мне кажется, что за свободу нам придется заплатить именно такой ценой – обеспечить Мартину неприкосновенность. Не думаю, что удастся этого избежать.

– Это же безумие, – запротестовал Майк. – Он не может остаться безнаказанным.

– Он слишком умен, – вздохнула Лиз. – Слишком. Он найдет выход, так же как его нашли мы.

– Но мы ведь можем хоть что-то сделать... – начал Майк.

– Шшш. – Он услышал шорох движения Лиз, и вскоре она оказалась рядом с ним. – Обними меня.

Он тихонько обнял ее за плечи.

– Ты мне очень нравишься, – тихо проговорила она. – Я рада, что ты оказался здесь. Не знаю... возможно, без тебя мне бы до всего этого было не додуматься.

– Не говори глупостей, – шепнул он. – Твоя затея была гениальна.

– По-моему, она должна сработать, – сказала она. – Я уверена. Думаю, завтра мы выберемся из этого... кошмара. – Вдруг она истерически рассмеялась.

– Что с тобой?

– Я просто... извини. Хотела сказать: не хочешь как-нибудь зайти на чашку чая? А потом поняла, как это прозвучит.

Майка медленно стал разбирать смех, и вскоре они оба беспомощно раскачивались в безмолвном хохоте, пытаясь не нарушать тишину.

– Подожди... – выпалила Лиз. – На самом деле я хотела сказать совсем другое. Понимаешь... мне кажется, что у нас все будет в порядке. Но может, и нет. Вдруг он не поверит? Так что... давай с толком используем то время, что у нас осталось, хорошо? На всякий случай.

Майк убрал волосы с ее лица.

– Хорошо, – прошептал он. И потом сказал: – Я люблю тебя. По-моему, я влюбился.

Лиз вздохнула, и они долго сидели обнявшись и молча. Наконец они неуклюже помогли друг другу раздеться и расстелили одежду на каменном полу. Прижимаясь друг к другу в дурно пахнущей темноте, они целовались и прикасались друг к другу, гладили друг друга и вместе дрожали. Майк опустился на нее, и они слились в одно целое. Сначала заниматься любовью было неудобно, неловко; но постепенно они приладились друг к другу, и в самом конце темнота ненадолго отступила.