Текст книги "Остаться человеком (сборник)"

– Посмотрите на мою одежду.

– В самом деле, странная. Такое сейчас никто не носит. Это что?

– Обычный рабочий костюм. Но давайте о другом. Раз уж мы здесь, познакомимся, что ли. Меня зовут Борис.

– Ната.

– Вы правильно говорите. Почти без жаргона.

– Я росла в деревне. Там ещё сохранились очаги культуры. Очень мало, но есть. А у вас зато странное произношение. Как у иностранцев. Откуда вы?

Я задумался. Нужно ли рассказывать о своём перемещении на сто лет вперёд, и чтобы тебе поверили. Но всё же решился. Терять нечего. И я всё рассказал. Она ошарашено глядела на меня. А я всё говорил и говорил:

– Я не знаю, как это происходит. Это мой родной город. Однажды я шёл по улице, и на меня что-то свалилось. Прямо по голове. Потерял сознание. А когда пришёл в себя, то оказался в этом страшном городе через сто лет. На второй день меня изловили. Вожак сказал, что я тоже буду охламучен, как и все пленные здесь. То есть меня попросту сожрут. Как сказал местный вожак, таков закон. Жестокий закон. А вы? Вас тоже поймали? Вы одна?

– Мы с отцом жили в деревне. У нас был огород. Как-то пробивались. Мама рано умерла. Страшная аллергия. Сейчас почти все умирают от аллергии и рака. Урожаи с годами становились всё хуже. Кислотные дожди. Пестицидная пыль. Вода в ручье стала непригодной даже после кипячения и фильтрования. Мы слышали, что где-то в Европе сохранились островки цивилизации, и хотели пробраться туда. И вот на окраине Брига нас схватили. Больше я ничего не знаю.

Она заплакала, отвернувшись. Наступило молчание. Справившись с волнением, Ната продолжала. Видимо, ей хотелось выговориться. Тем более, что судьба свела её не с Плебом, а с явным Приглядом, хоть и столетней давности.

– Мой отец – один из последних Пригляд. Раньше их звали интеллигентами. Профессор филологии. Но науки давно нет. В городах воцарились банды, и все жители разбежались по деревням. Дроботы, то есть рабочие, пытались оказать сопротивление, но были разбиты. Часть их погибла от голода и болезней. Мы с отцом десять лет жили в деревне. Но и там жить стало невозможно. Экологическая катастрофа – вот что это такое. Земля стала мёртвой. Она отомстила безумным людям.

– А вы знаете других Пригляд? Много их? Можно ли их разыскать?

Ната вздохнула.

– Нас очень мало. И мы разрознены. Нет, я никого не знаю.

– А что вы знаете о бандах? Много их? Кто ими руководит?

– Знаю очень мало. Да и узнавать неоткуда. Газет нет. Радио нет. Ничего нет. Одни слухи. Ну, двадцать лет нет ни государства, ни экономики, ни культуры. Всё погибло. Но я слышала, что где-то у арабов есть центр, который как-то координирует все эти банды. Но как это происходит, не знаю.

Мы снова замолчали, и молчание длилось больше часа. Каждый был погружён в свои невесёлые думы. Мои мысли коснулись проблемы освобождения. Мне не хотелось думать о том, что если освобождение удастся, что делать потом. Я стал перебирать все возможные и невозможные варианты. Подкоп? Пол бетонный. Перекрытие – тоже. Шарахнуть того, кто первым войдёт сюда? А если он будет не один? Так ничего и не придумав, я задремал. Приговор висел над нами, как топор. Но от него обязательно надо было избавиться.

Вечером (по моим представлениям) дверь с грохотом открылась и вошёл вожак в своём кожаном одеянии. Вошёл один. Прикрыл за собой дверь. Покосился на безмолвную фигуру девушки, сидящей в углу поодаль меня. Сказал тихо:

– Я верю, что вы лично не из нашего времени. У вас нет признаков мутации. Я это легко узнаю. Бывший биолог всё-таки. Нам надо поговорить.

– Зачем? – мрачно спросил я. – Или после такой беседы я стану вкуснее?

– Аристы и Любогоны питаются тем, что выращивается в теплицах и на животноводческих фермах. Правда, очень скудно.

– Зато Плебы…

– Таков закон, – твёрдо произнёс вожак.

Лицо его стало каменным и хищным, хотя по-своему выразительным. Прямой нос. Твёрдый, резко очерченный подбородок. Пронзительный взгляд точечными зрачками. Глаза почти не мигали. Но печать вырождения лежала и на нём. Руки. Вот именно руки. Они были заметно длиннее, чем у нормального человека двадцатого столетия.

– Таков закон, – ещё раз проговорил он. – Произошло великое разделение людей по источнику питания. В стране уже двадцать лет нет сельского хозяйства. Вся земля отравлена нашими предшественниками. Всё, что ещё растет, несъедобно. Никто не хочет ковыряться в земле, кроме этих чудаков – Приглядов. Да и их век кончается. Сохранились небольшие организованные сообщества вроде нашей кодлы, и между ними идёт постоянная конкуренция за обладание экологической ниши. Есть-то все хотят. Города остались без продовольствия. Мы опустошили все окрестные деревни и постепенно превратили в пищу… самих себя. Каннибализм стал нормой. Съесть врага – нравственный долг. Только так Аристам удалось подчинить Плебов за кусок мяса. Пусть это вас не шокирует. А мы, Аристы и Любогоны, едим почти натуральные продукты, и потому избежали нежелательных мутаций. Человеческое мясо оказалось активным мутагеном.

– Прекратите! – не выдержал я. – Это чудовищно! Вы – учёный – рассуждаете так, будто…

– Это жизнь, – прервал он меня. – Но я пришёл не для дискуссий на моральные темы. Мораль – от бытия, а не наоборот. Вы мне подходите. Назад в своё время вы всё равно не вернётесь. Надо как-то устраиваться здесь. Так вот, я вам предлагаю стать моим первым помошником. Вдвоём мы разобьём все эти кодлы, освободим город и станем единственными правителями. А если смотреть вперёд… Другие масштабы. Ваш ум, знания, опыт, сильный характер – то, чего так не хватает нам. Ну…

Я быстро сообразил. Кажется, появилась возможность выйти из подземелья. Но нужно кое-что уточнить.

– Эта девушка? Её судьба? Что её ждёт? Я хочу сказать, что она нужна мне.

Вожак впервые усмехнулся, искривив рот.

– Ну, этого добра у нас будет сколько угодно. Мы специально выращиваем в Гермах этот предмет для Аристов и Любогонов. Строгий генетический отбор. Мы хотим добиться полноценного поколения. А вы самый «чистый» из нас.

– И у вас рождаются дети? Какие? Что вы делаете с ними?

– Тоже отбор. Закрытые пансионаты отдельно для мальчиков и девочек. Отбракованные пополняют ряды Плебов или… ну вы понимаете… Впрочем, берите её, как оплату за сотрудничество.

– И последнее, – тянул я время. – Почему мир стал таким? Сто лет назад не было никаких признаков деградации.

– Никаких? – спросил он. – Вы ошибаетесь. Сто лет назад деградация стала особенно заметной во всех сферах человеческой деятельности, особенно в нашей стране. Взять хотя бы архитектуру. Архитектура отделила людей от природы. Наши сооружения – это искусственная среда. Серые казенные плоскости домов-кирпичиков, голый асфальт, трущобы, наконец, воспринимаются человеком крайне негативно. А дети вообще считают, что таков реальный мир и ничего тут не поделаешь. Голая геометрия, все эти кубы и многогранники обокрали психику детей, лишили их способности эмоционально воспринимать среду. Мышление тоже становилось плоским и примитивным. Плюс моральный и культурный и социальный кризис общества. Молодёжь перестала верить властям и вообще кому-либо. У общества изъяли идеалы, отняли веру в справедливость. Постепенно молодёжь стала сбиваться в большие асоциальные стаи с девиантным поведением. И в них воцарилась первобытная, уголовная иерархия. Разве в ваше время не было проблем с молодёжью? Все эти неофашисты, готы, тоталитарные секты, сатанисты и просто криминальные сообщества.

– Не знаю, что и сказать, – оторопело отозвался я.

– Со временем появилась некая тёмная сила, ненавидящая всё человеческое, гуманное и живущее уничтожением остатков культуры вроде шоу-бизнеса или нравственности.

– Значит, виновата архитектура?

– Да что вы всё о ней. Таких причин – множество. Но вы тогда не предприняли никаких мер по спасению общества. Вот этим всё и обернулось. Но мы отвлеклись. Я возвращаюсь к своему предложению.

– Мои обязанности?

– Заставлять Плебов работать на нас.

– Но в наше время не было рабства.

– И опять вы ошибаетесь. Но мне некогда с вами дискутировать. Давайте решать главный вопрос.

– И если я откажусь…

– Тогда вас ждёт… – он криво усмехнулся. – И вас, и вашу девушку. Как и её отца. К сожалению, он уже…

Раздался дикий крик. Ната вскочила. Глаза бешеные. Кулаки сжаты. Ещё немного и она бросится на вожака. И тогда – всё пропало. И я мгновенно решился. Удар в висок, и вожак бездыханный падает на холодный бетон. Ната смотрит на меня, как безумная. Я быстро разделся сам, раздел вожака и поменялся с ним одеждой.

– Ни слова, – приказал я девушке. – Теперь я вожак. А вы – моя наложница, рабыня или как там… Если меня признают, считайте, что мы спасены.

– Но он и так обещал нам свободу, – робко возразила Ната.

– Но не такой же ценой. Вообще-то, должен признаться, я поддался гневу. Можно было сманеврировать. Но что теперь об этом. За мной! И поможет нам бог!

И я распахнул дверь. Трое стражников – Плебов уставились на нас, как на пришельцев. Я рявкнул, и они отступили. Я без труда отобрал у одного стражника автомат, и тот сразу отдал оружие, не отрывая недоумевающего взгляда от кожаной куртки. Видимо, она служила здесь чем-то вроде короны на голове монарха.

Мы с Натой пошли по коридору. Скорее… скорее. Встречающиеся Плебы, завидев нас, замирали в почтительном испуге, и мы беспрепятственно достигли выхода из развалин. Здесь нас поджидало ещё одно испытание. Дежурный патруль во главе с Аристом остановил нас, осветив каким-то допотопным фонариком. Командир долго всматривался в мою физиономию, будто не верил своим глазам.

– Теперь я вожак, – сказал я твёрдо.

Арист велел своему конвою задержать нас. Не поверил мне. Плебы наставили на нас автоматы. Но я опередил их. Я дал круговую очередь и уложил их всех на месте. Всех троих или четверых, я не считал.

Было уже темно. Ни единого огонька. Прохладно. Я снял кожаную куртку и набросил на плечи девушки. Её драное платье хотя и было модным по моим представлениям, но не грело. Мы полезли по куче хлама, немного освещая себе дорогу. Нужно было поскорее отдалиться от Бара. Но куда идти? Не зги не видно. Пересекли площадь, вошли на какую-то улицу. Я предложил спрятаться до утра в одном из домов. Зашли в первый попавшийся подъезд. Всё разбито, загажено, вонюче, как и везде. В другом подъезде – не лучше.

И вот, зайдя ещё в один дом, мы услышали чьи-то голоса. Замерли. Ната вцепилась в мою руку и часто-часто дышала. Послышались шаги. Кто-то спускался. И сразу же сверху полоснул выстрел. Пуля впилась в стену рядом. Я оттолкнул девушку в сторону и дал очередь наугад вверх. Раздался стон. Мы бросились из дома. А куда? Погони за нами, кажется, не было. И всё-таки мы долго бежали в непроглядном мраке, боясь остановиться. Фонарик выдохся, и пришлось его выбросить.

Ната устала и повисла на моём плече. Я прислушался. Тихо. Погладил девушку по голове, по жёстким русым волосам. Она замерла. На миг прильнула ко мне и снова рывком отдалилась. Я почувствовал никогда не испытанную нежность и ответственность за этого человека, доверившего мне свою жизнь. Рыцарь, защищающий честь и достоинство дамы сердца.

– Мы обязательно должны найти воду и еду, – сказал я.

– Это в оранжерее. Я слышала, что есть где-то в центральном парке.

– Если в парке, то я знаю, где он находился. За той самой площадью. Но как сориентироваться, где мы?

– Я умираю от жажды.

– Тогда не будем терять время. Парк, конечно, охраняется. Но у нас нет другого выхода. Ночь – наша союзница. Если бы знать, на какой мы улице?

Я с досадой хлопнул себя по бёдрам и нащупал в кармане брюк что-то твёрдое. Вытащил.

– Ната, мы спасены! Это зажигалка.

– А что это такое?

– Это огонь. Мы разведём гигантский костёр и сориентируемся. Мы станем поджигателями. Я бы с удовольствием сжёг весь город. Со всеми его Придуками и Любоглядами. Идём сюда.

Мы зашли в стандартную пятиэтажку без окон и дверей. Я щелкнул зажигалкой. Родился неверный свет, и он был для нас как намёк на близкую свободу. Мне удалось разыскать остатки старой мебели, подшивки полуистлевших газет и книг. В другой обстановке можно было бы просмотреть полосы, но не сейчас, когда дорога была каждая минута. Огонёк соскочил с зажигалки на бумагу, потом переселился на дерево, и вскоре яркий костёр заплясал в помещении. Мы вышли на улицу, дождались, когда пожар охватил первый этаж и вырвался через окна наружу, освещая улицу. Невдалеке одиноко торчала девятиэтажка, и я потянул Нату к ней. Потащились наверх.

– Молчи. Так надо. При таком фейерверке полгорода видно.

Действительно, с крыши девятиэтажки было видно далеко. За полыхающим домом – улица, ведущая на площадь. Вот переулок вправо. Там – параллельная улица. Она выходит к парку за площадью. Теперь я знал, как к нему пробраться. В это время внизу послышались крики, выстрелы, ещё какие-то звуки. Ну и пусть. Надо было тот дом поджечь, где мы чуть не попали в засаду.

Но вот всё утихло. Улица снова погрузилась в тишину под всполохами бушующего пожара. До парка мы добрались сравнительно быстро. И сюда доносились огненные зарницы, выхватывая временами из тьмы очертания домов и деревьев.

С большими предосторожностями мы перешли улицу и углубились в парк. Защемило сердце. Подумал: вернусь ли домой в свой век? Ната не отпускала мою руку, боясь отстать.

И вдруг позади нас раздались залпы. Я услышал свист пули и бросился на землю, довольно грубо увлекая с собой Нату. Выстрелы послышались и с другой стороны. Чёрт возьми, неужели нас выследили? А может быть, нас приняли за придукских разведчиков? Как бы там ни было, но придётся принять бой, вспомнить свою службу в армии.

Ярко озарилось небо. Пожар, как верный маяк, как мог, помогал мне. Сквозь редкие стволы деревьев сверкнули стеклом наклонные стены теплиц. Совсем близко.

Мы вскочили и бросились вперёд. Выстрелы участились. Мне на голову упала ветка, срезанная пулями. У теплиц я заметил три человеческих силуэта. Дал короткую очередь. Силуэты исчезли. Навыки, приобретённые в Чечне, пригодились. Я дал ещё очередь назад, а потом – вокруг. Патроны кончились. Автомат стал ненужен. Пришлось его выбросить. Схватил Нату за борт куртки и втащил её в теплицу. Она сразу же упала в изнеможении.

В нос ударил свежий овощной аромат. Включил зажигалку, огляделся. Ого, да тут полно всякой всячины! Вот стелется по земле огуречная плеть с крупными плодами. А вот краснеют помидорные шарики. Там, кажется, цветёт картофель. Что-то ещё – кажется, морковка. Из под ног с истерическим кудахтаньем рассыпались куры. Эти-то, зачем ещё тут?

Ната подползла к грядкам, и мы налегли на помидоры. Потом перешли к огурцам. Это было целое пиршество. Я боялся, что нас тут и накроют, а отбиваться нечем. И сумеем ли мы выбраться отсюда? И что будет с нами дальше?

– Давно не ела этого, – призналась Ната.

– А я так целых сто лет, – попытался я пошутить.

– Борис, – сказала она. – Я всё понимаю. Ты появился, как сказочный принц. Спас меня. В таком случае…

– Помолчи, – оборвал я её, прислушиваясь к внешним звукам. Но выстрелов или голосов не было слышно. Ждут, когда мы выйдем? Я повернулся к Нате. Она лежала на земляном полу и, кажется, спала. Да я и сам почувствовал непреодолимое желание потянуться и зевнуть. Очередной огурец выскочил из пальцев. Сон сомкнул мои глаза.

* * *

Профессор Белянкин объяснял журналисту:

– Мы выбрали один из возможных вариантов. То есть аналог реального человека, своего рода электронную психику поместили в компьютерную среду. Программа состояла в том, чтобы исследовать влияние деградирующей экологической и социальной среды на поведение человека. На мониторе мы видели сконструированный в прогностическом плане мир глазами современной личности, перенесённой на сто лет вперёд.

Журналист торопливо записывал.

– Но почему он заснул в самый неподходящий момент. Компьютер решил таким образом извлечь нашего героя из того мира, как инородное тело. Проявил своеобразную гуманность. Ведь гибель героя была предопределена.

Но главный результат эксперимента вот в чём. Мы теперь знаем как окружающая среда, если её не исправлять, влияет на сознание человека. Ведь хомо-фарус уже формируется в наши дни. Негативные социальные явления в наше время, если вовремя не принять мер, приведут общество к тому состоянию, что мы видели. Даже стандартная архитектура тоже вносит свой вклад в формирование мировоззрения людей. Особенно молодёжи.

– Но это ужасно! – воскликнул журналист. – Я не могу представить детей нашими могильщиками. Это противоестественно! А где же Бог?

Профессор подумал и ответил:

– Бог в наших душах. Уже не у всех. Но ещё у многих.

Восстание синтезантропов

Пещера. Крутые каменные стены. Кое-где поблескивают громадные кристаллы. На песчаном грунте местами валяются оторвавшиеся от свода камни. В центре – широкий выход из пещеры. Видна холмистая безжизненная местность. Совсем близко – посадочный модуль (можно вообразить любую его конструкцию).

В пещеру входят трое космонавтов в скафандрах и прозрачных шлемах. Разглядывают следы на песке.

НИК: Действительно, следы ведут в пещеру.

РЕВ: А я стою на своем. При такой радиации никакая жизнь на этой планете невозможна. Мы уже три дня здесь и не обнаружили никаких следов органики. Так что, Савен, остынь. Тебе всюду мерещится артефакт.

САВЕН: Ты же биолог, Рев. Допусти организмы не на белковой основе. Вместо углерода, например, кремний.

РЕВ: Не мудри, Савен. На планете нет ни воды, ни кислорода. Мороз до ста градусов по Цельсию. Про радиацию и говорить нечего. Ни на какой основе в таких условиях жизнь возникнуть не может. И вы, Ник, считаете, что это следы каких-то существ?

НИК: Но что могло оставить такую правильную цепочку вмятин? Вот правая нога, вот – левая. Это типично двуногое существо. Даже странно, что биолог отрицает очевидное, а я – инженер признаю.

РЕВ: Разве могут быть следы квадратными? У кого же такие подошвы? Живая природа не создает образования строго геометрических форм. И вообще, я все чаще склоняюсь к мысли, что космос необитаем.

САВЕН: Что тогда могло оставить эти вмятины?

РЕВ: Мало ли… Ледяные метеориты…

НИК: Хватит спорить. Кислород на исходе. Пора возвращаться на модуль. Завтра мы должны быть на орбите. На «Страннике» нас уже заждались. Савен, вы закончили изучать породы?

САВЕН: Снаружи все просто. Скала состоит из ультраосновных пород. Габбро-диабаз. Но вообще-то – сплошной базальт. Странно только наличие кварца. Его не должно быть в изверженных минералах. Если бы пройти внутрь пещеры…

РЕВ: Ничего вы там не найдете. Так же, как мы не нашли никаких признаков пребывания на планете экспедиции Морли. Судя по всему, его здесь никогда не было.

САВЕН: Тут еще какие-то боковые ходы. Три минуты, Ник. Разрешите…

НИК: Хорошо – только три минуты. Мы пока осмотрим скалу с южной стороны. Учтите: кислорода осталось на пятнадцать минут.

САВЕН: Я вас догоню… Я мигом – только взгляну.

Ник и Рев выходят из пещеры и сворачивают в сторону. Вдруг из боковых расщелин выбегают трое существ с кубическими телами, окрашенными в грязно-зеленый цвет, и квадратными головами. Лица – словно уродливые маски. На макушке – не то осязательные отростки, не то – антенны. Гофрированные руки и ноги без суставов, как шланги от пылесосов. Утюгообразные ступни с квадратными подошвами. Они держат в руках короткие трубки с раструбами на концах. Существа окружают Савена со всех сторон. Самый чистый из них наводит трубку на выход из пещеры. Из трубки вылетает струя газа или дыма, который заполняет весь проем. И вот уже вместо пустого пространства образуется каменная стена. Выход из пещеры исчез.

САВЕН: Это еще что за привидения? Эй, кто вы? Что вы делаете? Что вам нужно?

Существа не отвечают. Один из них показывает ему вглубь пещеры. Двое других подталкивают Савена.

САВЕН: Я – туда? Да вы что – с ума сошли? А ну-ка, выпустите меня? Не хватай, ты, чучело!

Савен сопротивляется попыткам увести его в пещеру. Его хватают за руки. Но он вырывается. Отталкивает одного. Бьет ногой другого. Тот падает. Начинается возня.

САВЕН: Ник, Рев – сюда! На меня напали! Они живые! Скорее! А… черт возьми, получай! Ой, кулак!.. Да ты железный, что ли?

Появляется такое же существо с синим туловищем. Без оружия. Сразу видно – начальник. Солдаты встречают его поднятием обеих рук и складыванием ладоней над головой.

САВЕН: Вы, твари зеленые, немедленно отпустите! Меня ждут. У меня кислород кончается. Меня ищут. Не имеете права!

СИНИЙ (монотонным механическим голосом без живых интонаций, но на родном языке): Ты есть настоящий?

САВЕН: Черт меня подери! Бьюсь об заклад, эта жестянка говорит по-человечьи! Стоило лететь сюда десять лет, чтобы услышать земную речь!

СИНИЙ (настойчиво): Ты настоящий? Натуральный? Живой?

САВЕН: Я-то самый натуральный. А ты кто? Откуда ты знаешь мой язык?

Синий вдруг падает перед ним на колени. Зеленые стражники следуют его примеру. Поднимают руки над головой и соединяют ладони.

СИНИЙ: О, Великий Хозяин! Ты явился! Сбылось предсказание Самого Великого Хозяина.

САВЕН: Ничего не понимаю. Какой хозяин? Вы ошибаетесь. Я космонавт с планеты Земля. Наш звездолет «Странник» остался на орбите, а мы втроем высадились на поверхность. Меня будут искать. Вы должны отпустить меня. Или я в плену?

СИНИЙ: Да, да – Земля! Самый Великий Хозяин тоже прилетел с Земли. Мы ждем тебя десять лет.

САВЕН: Ну, вот что, мистеры. Первым делом вы освобождаете меня. До того – никаких разговоров.

СИНИЙ: О, Великий Хозяин! Мы не смеем ослушаться тебя. Но Самый Умный просит посетить его. Мы уже три дня следим за вами.

САВЕН: Верните меня на поверхность, вы, самые… как вас там?

СИНИЙ: Только он решает, что нам делать. Так мы запрограммированы. Он расскажет все. Он ждет тебя.

САВЕН: Но у меня, в самом деле, кончается воздух. Через пять минут я задохнусь.

СИНИЙ: Сними свою прозрачную маску. Ты, как Настоящий, можешь дышать нашим воздухом.

Савен снимает шлем, кладет его на песок у каменной стены. Делает глубокий вздох.

САВЕН: В самом деле. Пахнет каким-то дерьмом. А вам воздух не нужен?

СИНИЙ: Не имеем права.

САВЕН: Не понял. Дышать не имеете права?

СИНИЙ: Нам нечем дышать. Мы так устроены. Самый Умный тебе все расскажет.

САВЕН: Умный… умный… Черт знает что у вас тут творится! Пошли. Только щупальцами не хватать и побыстрее. Иначе я вам тут устрою сладкую жизнь. И чтоб вернули меня. Понял?

Синий кивает квадратной головой. Савена окружают, и вся процессия идет в пещеру.

САВЕН: А у тебя есть имя?

СИНИЙ: Самый берегущий порядок.

Все уходят.