Текст книги "Страсти людские. Сборник любовных историй"

30 мая, воскресенье

Мне уже двадцать пять. Боже, как это много!

Вчерашним утром вручили мне диплом. А вечером – гульбище в ресторане. Веселенькое получилось гульбище.

Сегодня вернулась домой. Маме показала диплом. Она приложилась к нему губами.

– Господь, благослови. Я так долго ждала этого… И вот свершилось. Теперь – все. Теперь, доченька, пора подумать и о внуках.

Я рассмеялась.

– Но, мам, прежде надо выйти замуж, – хитро взглянув ей в глаза, спросила. – Или ты хочешь, чтоб без этого… обзавелась?

Мама шлепнула меня по заднице.

– Поговори мне, бесстыдница!

– А что делать, если ухажеров нет?

– Не городи! Ухажер есть. Ухажер давний. Ухажер хороший, домовитый, спокойный, любит тебя и также с высшим образованием. Не верти больно-то хвостом… Довертишь… Останешься на бобах… Старой девой… Что еще надо?

– Совсем, мама, малость: мужа еще и я должна любить.

– Поживете. Полюбишь. Тут время всегда играет на руку. А не полюбишь – тоже не велика беда. Можно неплохо жить и без любви.

– Ничего хорошего, – я отрицательно покачала головой.

– Все будет нормально, доченька.

– Ты, мам, готова выдать за первого встречного.

– Глупости! – Мама сердито поджала губы. – Максимка, что ли, первый встречный? Был на днях. Говорили.

– Ну, ясно! Со мной не получается, так родителей обхаживает. Паразит!

Мама поспешила заступиться.

– Не паразит он. Славный парнишка. Только мигнет и любая за ним побежит. И краше тебя, а побежит. Расшвырялась… Дошвыряешься… Другие деток давно нянчат, а ты все роешься, все ищешь чего-то.

– Любовь ищу, мама.

– Всю жизнь собираешься искать?

– Иногда, мам, и жизни бывает мало.

– Пустое, доченька. Не крути носом. Жених есть. И выходи, покуда не передумал.

– Эх, мама, мама! И ты не на моей стороне.

Мама развела руками и, поправляя на голове платок, хмыкнула. А потом неожиданно для меня сказала:

– Никитушка почему-то Максимку невзлюбил. Уперся и ни с места. Странно.

Непроизвольно подумала: «Мамуленька моя! Ничего странного: настоящего мужика он в Максике не видит – вот и весь сказ».

14 мая, четверг

Минул еще год, даже больше.

Максик цветет и пахнет. Порхает, как бабочка, крылышками бяк, бяк, бяк. Отцом готовится стать. Старается во всем угодить, но… О цветах вечно забывает.

Родители – на седьмом небе. Столько ждали. Мамуля, правда, очень плоха. Слышала, как она говорила: «Никитушка, если без меня родит, если не дождусь, то ты позаботься о внуке». Папа что-то тихо пробурчал ей в ответ. Папа не любит, когда мамулька говорит о смерти.

Мама почему-то решила, что будет мальчик. Попробовала выяснить. Мама показала на живот.

– Форма соответствующая.

Осмотрев свой живот, не увидела ничего необычного. Мама приложила свою теплую ладонь к животу.

– Послушай, что делает. Буянит. Пинается нещадно.

Озорник растет.

Согласно кивнула.

– И правда: никакого покоя.

Мама спросила:

– Решили, как назовете?

– Я решила.

– Ты? А Максимка?

– Какое мне дело до него?

– Муж и будущий отец – вот какое дело… Как назовешь?

– Если будет девочка, то назову Мариной.

– В честь моей мамы?

– Да.

– Ну, спасибо, доченька. Порадовала… Если будет мальчик?

– То назову Александром, Сашенькой, значит.

– В честь моего отца?

– А то в кого же!

– Господи, какое счастье-то, – мама повернулась на бок, и ее передернуло от боли. – Будет, говорю тебе, мальчик, – сказала мама и закрыла глаза. Она лежала и блаженно улыбалась.

Ну, и пусть! Я смирилась и готова к любому варианту. Не получится исполнить мечту сейчас. Исполню потом. Какие мои годы? Но девочка будет! Торжественно клянусь! Спешу. Не надо забегать вперед. Надо удачно распростаться в этот раз. А потом…

31 марта, пятница

Странное дело: все реже и реже вспоминаю Сереженьку. Предаю первую любовь? Наверное, да. Но у меня есть одно крохотное утешение: не я сделала первый шаг к этому. Да, утешение, но совсем не оправдание предательства. Кто ж клялся, что «навеки» и «навсегда»? Прошло девять лет (всего-то девять лет!) и я – клятвопреступница. Ищешь, мерзавка, оправдания? Ну-ну! Спросится, и как еще спросится на Страшном Суде, когда предстанешь перед Ним с отчетом о делах земных.

М-да… Господь милостив. Господь любит кающихся грешниц. И – прощает.

30 апреля, понедельник

И снова весна, двадцать седьмая на моем веку. Нынешняя, в отличие от предыдущей, ранняя: к середине апреля уже весь снег сошел. Теплынь стоит! Вот-вот и проклюнутся первые, нежно отливающие изумрудом, листочки на тополе, что за окном. Почки вздулись и ждут своего часа. По утрам устраивают свой свист (через дорогу – частный сектор, где издавна над домами возвышаются нарядные, после зимы обновленные крохотные избушки с одним круглым оконцем) веселые скворушки. Готовятся, видать, обзавестись потомством.

Жизнь продолжается…

Позвонил Гришенька, шеф мой. Поздравил с Первомаем.

– На службе я удач желаю, а дома – мира и тепла, – сказал он.

Будто бы экспромт. Уверяет. Так и поверила. Сам же не раз говорил: наилучший экспромт тот, который заранее подготовлен.

Хорошо-то как на душе!

…А было б еще чудеснее, если бы взял и позвонил Сереженька… И чего это вспомнила?.. Главное, зачем?.. Не к добру, нет, не к добру…

12 мая, суббота

Оттягиваю, но все равно же придется признаться (хотя бы в дневнике, хотя бы самой себе). Что сделано, то сделано. Драма разыграна. Разыграна так, как разыграна – пошло, бездарно и жестоко. Исправить ничего уже невозможно. Надо смириться, как с неизбежным. А что остается? Продолжать изводить себя и лить слезы? Достаточно их вылито за свою жизнь.

Случилось непредвиденное. Случилось то, что не должно было случиться: во время одного из перерывов областного журналистского сборища, находясь с Гришенькой, то есть с шефом, в фойе, метрах в десяти, в толпе мужиков увидела высокого, так мне знакомого, что у меня замерло сердце. Думала, что с Сереженькой покончено и навсегда. Так думала, пока не увидела. Увидев, мое сердце забилось сильно-сильно и меня непроизвольно потянуло к нему.

Ни слова не сказав Гришеньке, врезалась, подобно бульдозеру, в толпу, расталкивая всех. Некоторые оглядывались и в недоумении пожимали плечами. Мне в тот момент было все равно, что обо мне подумают люди.

Приблизилась к Сереженьке сзади. Он с кем-то разговаривал, когда я сказала:

– Добрый день и с праздником!

Сереженька обернулся. Увидев меня, удивился.

– Ты здесь? Что ты тут делаешь?

Я нагло ответила:

– То же, Сереженька, что и ты.

– Как это?

– Просто: мы – вроде бы коллеги.

– Да? Как это понимать?

– Буквально, Сереженька.

Когда произнесла слово «Сереженька», его аж передернуло. Его собеседник смотрел на нас и понимающе улыбался.

– Ну… Тогда – поздравляю, – холодно сказал он, отвернулся от меня и продолжил разговор с приятелем, будто я для него уже не существую, будто меня тут, рядом не было и нет. Готова была провалиться сквозь землю. Убитая и оскорбленная, лихорадочно завыписывала круги по фойе, обессилев, не подойдя к Гришеньке, прошла в зал на свое место.

19 мая, суббота

Каким гадёнышем оказался мой Сереженька?! Трудно даже представить. К нему подошла его женщина, а он? Даже не поздоровался. Так себя с женщинами не ведут. Наглость чистой воды!.. И… отвернулся… Нет, не на такую встречу рассчитывала. Столько лет не виделись и… Откуда такой холод?

Обидел ты меня, Сереженька, очень сильно обидел! Не давала повода, не давала!

Нынешний день пионерии, в отличие от прошлогоднего, встречает бывшая пионерочка Кононова в глубоком унынии.

Что заслужила, то и получила, курва базарная!

Кляну Сереженьку, а так ли уж он виноват? Сваливаюсь, как снег на голову… Как он должен был себя вести? Вокруг – народ, знакомые. А я? Сереженькой (при всех и громко!) называю, и глазки масленые выпучила. Любой на его месте поступил бы также.

Все правильно… С провинциальными идиотками так и надо. Учить их надо правилам хорошего тона. И чем жестче будет учеба, тем эффективнее…

Я? Оправдываю мерзавца?! Да, я сучка порядочная, а и он, скотина, хорош… Нечего сказать… Тоже с этикетом не в ладах. Как-никак, а к нему подошла женщина… И не просто женщина, а влюбленная по уши… Должен был понимать… Пусть женщина и поступила не так, как следовало, но он, мужчина, обязан был вести себя подобающим образом: извинившись перед собеседником, уделил бы пару минут… Из простой вежливости… От него ничего другого никто и не ожидал.

…А Сереженька изменился. Сколько лет прошло? Больше десяти. Постарел, как постарел мужичок! На лице – глубокие морщины, кожа одрябла, под серыми глазами – мешки, взгляд потухший, равнодушный. Отпустил усы. Думает, хорошо? Ну, да! У Никиты Михалкова – усы так усы. У Сереженьки же… Реденькие, белесые… Топорщатся, как у колхозной крысы. Нет в нем прежнего огонька. Потух огонек. И человек стал другим. Мечтала увидеть прежним. Что, утолила жажду? Увы! Ускакал когда-то принц, растворился в тумане. Нет больше принца. Может, никогда и не было? Может, некий сон преследовал меня долгие годы? Может, просто-напросто придумала?

…Время безжалостно. И только ли к Сереженьке? Ну-ка, где зеркало? Не лучше ль, кума, на себя оборотиться?.. Ужас какой! Морщинок? Сноп насобирается. Какая бледность на щеках… Где прежний румянец?.. А губы… губы… Как наждачная бумага… В глазах же ничего, ни единой искорки; лишь грусть и отчаяние. Кому нужна такая? Никому! Разве что Максику одному. Да… И явно полнею… Кость широкая… Оправдание ищу… Ишь, как разносит толстозадую! Пора и о диете подумать, старушка. А иначе через пару лет в дверь будешь боком входить. Хе-хе! Небольшое преувеличение, пожалуй. Но самокритика лишь на пользу. А то строю из себя… не то королевну, не то прынцессу голубых кровей…

Наберись мужества и признайся: ты постарела гораздо больше, чем Сереженька. И если бы не каждодневный «марафет», то выглядела бы страшилом, огородным пугалом.

Да, Сереженька… Нет его больше! Вытравила из памяти… Видеть не хочу… Желаю счастья… С выдрой своей, лохушкой. Под прошлым подведена черта.

Гляжу в будущее. С оптимизмом. Работаю над стратегическим планом: над дочерью. По-прежнему хочу Маришку. Если не от Максика, то… Я такая… Ради стратегической цели готова на все.

Хм… А что, если нечаянно все-таки столкнусь с Сереженькой? Пройду стороной и не взгляну… Даже кивка от меня не дождется… Умер Сереженька… А покойничков назад не ворочают… Всё!.. А всё ли, а?.. Не обманываю ли себя?..

Полюбил пирожок булочку

Однажды мастерица, у которой не руки были, а чистое золото, изладила много-много всякой разной стряпни. Разложив на одном и том же противне, прикрыв белоснежным полотенцем, оставила, как она выразилась, отлежаться.

В этакой-то благодати Пирожок, лежавший с краю, положил глаз на Булочку, вальяжно устроившуюся, будто принцесса какая, в центре противня. Сдобная, пышная, сверху румяная, а сбоку белая-белая – пришлась по сердцу. С первого взгляда втрескался, короче говоря, Пирожок в Булочку. Предчувствуя близкую разлуку, взгрустнул Пирожок, а Булочка, стреляя в его сторону глазками-изюминками, попыталась разогнать тоскливое настроение.

Вскоре судьба раскидала их в разные стороны. Пирожок, подгоняемый страстной любовью, проявил смекалку и настойчивость: узнал-таки номер сотового распрекрасной своей принцессы. И позвонил. Булочка, на радостях, пригласила своего возлюбленного на чай.

Оделся пирожок соответственно: золотистый смокинг на нем, под ним – белоснежная рубашка с галстуком-бабочкой, на ногах – штиблеты самого модного итальянского производителя и всё прочее такое. Купив цветы, идет важно по улице. А на встречу – приятель, можно сказать, родная душа.

– Ишь, – окинув оценивающим взглядом, сказал он, – вырядился. Куда, – по-приятельски спрашивает, – попёрся?

– Да вот… – счастливо улыбаясь, ответил Пирожок. – Любимую отыскал-таки… На чай пригласила… Почаёвничаем… Может, что и…

– А мне с тобой можно?

– Пошли, – беспечно ответил Пирожок.

Идут вдвоем, а навстречу еще один приятель, потом еще и еще. Такой вот большой компанией и пришли в гости к Булочке.

Пирожок на правах хозяина нажимает кнопку звонка. Открывается дверь и их встречает разнаряженная Булочка. Увидев столь большую компанию, удивилась.

– Все? Ко мне? Я же тебя, любимый, одного приглашала.

– Не кипишуй, милая, – успокаивает Булочку Пирожок. – Большой компанией – веселей чаепитье пройдет.

– Но… Они – твои конкуренты… – попыталась возразить Булочка.

– Эти, что ли? Ха-ха-ха! Они мне не соперники.

– Почему? – удивилась Булочка. – Вон, какие молодцы… Один краше другого.

– Да, но… – Пирожок почесал темечко. – Толку от них…

– Откуда тебе знать-то? – обиделась Булочка за молодцов-приятелей.

– Да уж знаю, – важно ответил Пирожок и хмыкнул.

– Что ты знаешь?

– Главное, – ответил Пирожок, – они все с капустой и лишь я один с яйцами.

Чаепитье прошло на славу и, важнее всего, без происшествий. Вскоре Пирожок с Булочкой вступили в брак, то есть повенчались. И, став крепкой семьей, зажили дружно и счастливо.

…И я там был. Мед-пиво… Простите, мед был, а с пивом… Не сложилось. Оказалось, молодые придерживаются трезвого образа жизни. Так что по моим усам ничего не текло. Ей-ей, жаль!

Женщины что кошечки

Роман И. С. Тургенева «Дым». История, положенная в основу произведения, с одной стороны, вполне заурядная (даже для того века), но, с другой стороны, многозначительная.

Итак, сын небогатых помещиков Григорий Литвинов приезжает (я нарушаю авторскую хронологию повествования) в Москву и поступает в университет. Живет скромно, но не бедствует: отец на обучении сына не экономит.

Григорий знакомится с родовитым семейством, которое, как пишет автор, обитает «в весьма стесненных обстоятельствах, чуть не в бедности» – это Осинины. Они, как особо подчеркивает Тургенев, «настоящие князья… не татаро-грузинские, а чистокровные». Григорий влюбляется в старшую дочь Ирину. Влюбляется с первого взгляда. Она же, то есть княжна Ирина, встречает ухаживания поначалу холодновато, а после оттаивает помаленьку, относится к Григорию все благосклоннее и благосклоннее. И вот даже позволяет себе воскликнуть: «Ах, люби меня, люби меня, мой милый, мой спаситель».

Отношения между молодыми людьми развивались так, что неумолимо приближались к главному – к браку. Родители Ирины, хотя и ведут свою родословную от Рюриковичей, судя по всему, благосклонно относились к ухажеру дочери и не прочь были пристроить дочь-бесприданницу, рассуждая так: хоть и не знатен их будущий зять, но какой-никакой помещик и, значит, будет на что жить молодым.

Наступает зима. В Москву приезжает императорский двор. Начинаются великосветские празднества. А вот и главный из них – бал в Дворянском собрании. Осинины могут там быть: княжеский титул позволяет. Отец решает вывести на этот бал Ирину: себя показать и на других посмотреть. Ирина не в восторге и относится к идее отца холодно (скорее всего, из-за отсутствия соответствующих нарядов). Отец обращается к Григорию за помощью, чтобы тот убедил невесту в необходимости поехать на бал. Григорий, скрепя сердцем (ведь он-то не увидит, как на балу будет блистать его любимая), склоняет Ирину и та соглашается поехать на бал, но предупреждает жениха, что это он настоял и она ему подчиняется.

После бала обстоятельства изменились. И не в пользу Литвинова. Дело в том, что Ирина, хоть и была одета беднее других, произвела впечатление на высшее общество, то есть блеснула. На другой день к Осининым наносит визит ближайший родственник из Петербурга, занимающий видное место при императорском дворе, к тому же, в отличие от Осининых, чрезвычайно богат. Родственник предложил Ирине переехать жить в Петербург, поближе к высшему обществу; заметил, что материальную сторону дела берет на себя, что жить Ирина будет в его особняке и не станет ни в чем испытывать нужды.

Родители, обрадованные таким поворотом дела, дают согласие на переезд старшей дочери в Петербург.

А что же сама Ирина, невеста Григория? Все очень просто: Григорий приезжает к ней, но Ирина не выходит к жениху, сославшись на головную боль. Спустя два дня, так и не повидав невесту после бала, Литвинов получает записочку, в которой говорится, что между Ириной и Григорием все кончено, что она переезжает на жительство в Петербург; не забывает попросить, чтобы отставной жених более не искал с ней встречи, так как она достойна большего, чем может дать ей он, Григорий Литвинов.

Несостоявшаяся невеста укатила в Петербург, даже не попрощавшись с женихом. Григорий с горя бросил университет и уехал к отцу в деревню, занявшись приведением в порядок помещичьей усадьбы. И в этом преуспел больше родного отца. Мало-помалу сердечная рана затянулась.

Прошли годы. И вот Литвинов оказывается в Баден-Бадене, там, где любят проводить время светские львы и львицы. Литвинов устроился в скромной гостинице, и ожидает приезда своей Татьяны, невесты, с которой здесь он должен обручиться. Татьяна любит Григория; Григорий обожает свою избранницу.

Но тут Литвинов встречается с… Ириной. С ней и ее мужем-генералом. Ирина вся в бриллиантах и, кажется, вполне счастлива. Несмотря на присутствие мужа, Ирина тотчас же идет на контакт с Григорием, приглашает к себе с визитом. Григорий сух и холоден: он не забыл прошлого. Но это не останавливает Ирину и, кажется, даже подстёгивает: делает все, чтобы сблизиться с бывшим женихом, первая назначает встречи. Григорий крепится и избегает встреч. Однако проснувшаяся в нем старая любовь делает свое и Литвинов идет на встречу – сначала в парке на скамейке, а после и в ее доме. Мужа удивительным образом не оказывается дома.

Чувства в Литвинове вновь забурлили. Оказывается, он не разлюбил Ирину. Ирина, когда ее бывший жених оказывается вновь у ее ног, торжествует.

И вот приезжает Татьяна. Литвинов, мучаясь чувством долга перед девушкой, признается ей, что встретил Ирину, что он, оказывается, не разлюбил ее. Между ними происходит разрыв и Татьяна уезжает.

Ирина узнает, что свадьба Литвинова с Татьяной расстроилась и что они расстались. Татьяна вполне довольна одержанной победой.

Литвинов, порвав с прежними отношениями, обуреваемый чувствами, предлагает Ирине бежать, чтобы соединить свои судьбы и теперь уж навсегда. Ирина колеблется. Ее смущает, что Литвинов не столь знатен и не так богат, как ее нынешний муж. Вроде бы склоняется в конце концов к тому, чтобы расстаться с блеском светской жизни, поскольку с милым рай и в шалаше. Литвинов счастлив и строит планы, как и где они будут жить. Вот-вот и сбудется его заветная мечта. Но тут…

Ирина, окончательно убедившись, что ее раб вновь ползает у ее ног, не бежит с ним, а порывает отношения, о чем, как и много лет назад, сообщает коротенькой записочкой, что у них совместной жизни не получится, что они не должны больше встречаться, что им надо расстаться и теперь уж навсегда.

Григорий убит столь резким поворотом событий и ему ничего другого не остается, как, собрав спешно чемоданы, уехать в Россию, в свою родовую деревеньку.

Ирина счастлива. Ведь она добилась своей цели, разрушив свадьбу Григория и Татьяны. Удовлетворившись сделанным, Ирина успокаивается, отшвыривая прочь ползающего возле ног раба.

Цинично? Да! Эгоистично? Несомненно! Коварно? Более, чем!..

Такой женщина была в девятнадцатом веке. А в двадцать первом? Другая, что ли? Ничуть! Всё та же. На своем горьком опыте убедился.

…Тоже была любимая женщина, ради которой был готов на всё. Заманив в ловко расставленные сети, мною играла-вертела, как хотела. Когда, ползая у ее ног, предложил руку и сердце, сказал, чтобы покинула, как сама выражалась, ненавистного мужа, поразмыслив, отвергла, но при этом продолжала держать возле себя, манипулируя моими чувствами к ней, играя мною как куклой, сама же не поступаясь ничем, даже «ненавистным» мужем.

Когда хотел отдалиться, женщина всячески приближала; когда вновь оказывался у ее ног, отдалялась. И это длилось много лет. Мучительное было время. Что меня удерживало? Подаваемые женщиной искорки надежды.

Несмотря ни на что, вырвался-таки из тех «кошачьих лапок», разорвал эти странные отношения. Да, разорвал, но время мною было упущено: так и не сумел стать счастливым. И теперь уж навсегда.

Кстати, эта самая «кошечка», игравшая со мною, как с мышью столько лет, обижена на меня. Да-да, именно на меня. На что обида? А, наверное, на то, что нашел силы в себе, чтобы освободиться от ее пут, на то, что не поддаюсь больше на ее ухищрения и приманки. Я даже не звоню. Так лучше. Раны на сердце зарубцевались, и не стоит их вновь расковыривать. Особенно в моем нынешнем возрасте.

Вот какой мостик я перекинул из века девятнадцатого в век двадцать первый, перечитывая роман Тургенева.