Текст книги "Перстень царицы Савской"

Дым от выстрела рассеялся, и я увидел Яфета, который добрался до профессора и жестами велел ему удирать, в то время как два льва, точнее, лев и львица, стояли на некотором расстоянии и с интересом наблюдали за людьми. Хиггс произнес несколько слов и показал на свои колени. Похоже, выпав из корзины, он ушиб ногу и не мог бежать. Яфет указал на свою спину и наклонился. Хиггс взобрался к нему на загорбок, и оба двинулись к лестнице, причем Яфет тащил профессора так, как обычно школьники, дурачась, таскают друг друга.

Лев присел на задние лапы, словно собака, и внимательно взирал на это диковинное зрелище, а львица, преисполненная женского любопытства, фыркая, последовала за Хиггсом, который украдкой поглядывал на нее через плечо. Он снял измятую шляпу, бросил ее в зверя и угодил ему в голову. Львица фыркнула, схватила шляпу и немного поиграла с ней, как котенок с мотком шерсти, потом, решив, что этого развлечения недостаточно, взревела, побежала вперед и приготовилась к прыжку, колотя себя по бедрам хвостом. Я никак не мог выстрелить в нее, поскольку моя пуля, вместо того чтобы попасть в зверя, угодила бы в Яфета или Хиггса. Вдруг в то самое мгновение, когда мне казалось, что всему пришел конец, в тени прозвучал выстрел, и хищница повалилась навзничь, кусая и царапая камень. Ленивый самец наконец-то встрепенулся и подскочил, но не к людям, а к раненой львице, после чего последовало ужасное побоище, конец которого скрыло облако пыли и клочья шерсти.

Толпа фангов на стене, увидев, что происходит, подняла страшный крик, что сразу же отразилось на поведении прежде спокойных зверей. Они стали рычать и бегать взад-вперед, главным образом в тени, а Яфет со своей ношей медленно и неуклонно продвигался к лестнице. В тени, падавшей от бедер сфинкса, раздалось несколько выстрелов, и в освещенную полосу выбежали Орм и Квик, преследуемые разъяренными львами, которые быстро сокращали расстояние короткими прыжками. Капитан и сержант, очевидно, выработали план совместных действий и поступали сообразно с ним. Пока Орм стрелял в преследующих их зверей, Квик отбегал на несколько шагов и быстро вставлял в винтовку новую обойму. Потом он начинал стрелять, а напарник, в свою очередь, отступал за его спиной. В результате они уложили немало львов, поскольку палили с такого близкого расстояния, что промахнуться было почти невозможно. Нарезные патроны обладали отличной поражающей силой: большинство львов были убиты, а остальные ранены так тяжело, что прекратили нападение. Я тоже открыл огонь поверх голов своих товарищей, и, хотя в тусклом свете значительная часть моих выстрелов не достигла цели, мне удалось обезвредить нескольких животных, которые угрожали Орму и Квику.

Вот каким образом обстояли дела, пока все четверо, то есть Яфет с Хиггсом на спине, Орм и Квик, не очутились в двадцати шагах от лестницы, причем друг от друга их отделяло расстояние не меньше, чем полплощадки для игры в крокет. Мы уже решили, что они спасены, и чуть не кричали от радости, пока сотни фангов, боявшихся спуститься в пещеру из-за находившихся в ней львов, рычали от ярости, видя, что язычник Синие окошки остался жив, следовательно, ритуал жертвоприношения не выполнен.

Внезапно все переменилось. Со всех сторон стали подбегать и окружать людей другие львы, хотя выстрелы и грохот огнестрельного оружия пугали зверей и вынуждали держаться на некотором расстоянии. Один невзрослый шустрый лев прыгнул на Яфета и сбил его с ног вместе с Хиггсом. Я выстрелил и попал хищнику в бедро. Он лизнул рану, подскочил к горцу и профессору и зарычал на них, оскалив пасть, однако простреленное место у него так болело, что он не смог умертвить своих врагов. Тем временем кольцо зверей сомкнулось. Мы видели, как в полумгле сверкали их желтые глаза. Орм и Квик могли прорваться с помощью ружей, но не желали бросать Хиггса и Яфета в беде. «Господи, – мысленно взмолился я, – неужели все пропало?»

– За мной! – крикнула Вальда Нагаста, которая внимательно наблюдала за этой сценой, сидя рядом со мной и тяжело дыша.

Она вскочила и шагнула к лестнице, но я не пустил царицу, несмотря на ее храбрость.

– Нет! – воскликнул я и скомандовал: – За мной, абати! Неужели вы допустите, чтобы женщина повела вас в атаку?

Я не помню, как спустился по лестнице, а за мной все горцы – похоже, они просто спрыгнули с высоты тридцати футов или сползли по скале. Наконец они собрались внизу, потрясая длинными мечами и исступленно крича, и походили на демонов. Впечатление от нашего внезапного появления сверху было поистине ошеломляющим. Напуганные шумом и движением львы сначала отступили, потом разбежались во все стороны, а раненого львенка, рычавшего над Хиггсом и Яфетом, горцы закололи тут же на месте. Через пять минут мы целыми и невредимыми вернулись в устье туннеля. Вот так мы спасли Хиггса из пещеры священных львов, которые охраняют идола фангов.

Глава XIII. Профессор Хиггс в плену

Мне ни разу не приходилось видеть более изнуренных, изнемогавших от усталости и жажды людей, чем те, что появились возле древнего колодца у края пропасти на рассвете следующего дня. Тем не менее, все мы торжествовали, потому что, пройдя через столько опасностей и испытаний, все-таки добились своего и освободили из плена профессора Хиггса. Он теперь был с нами, повредивший ногу и потерявший шляпу, но живой и здоровый, если не считать нескольких царапин, полученных от львенка. Даже темные очки на носу, за которые туземцы прозвали Хиггса Синими окошками, остались целы. Джошуа и тот был счастлив, хотя ему пришлось завернуться в кусок какой-то материи, так как лев содрал с него значительную часть одежды; с гордостью демонстрируя всем свои глубокие царапины, нанесенные ему зверем, принц ощущал себя настоящим героем. Один я не разделял общего ликования: да, мой друг спасся, но мой сын Родрик по-прежнему находился у фангов. Правда, мои переживания отчасти смягчал тот факт, что с моим сыном, как я узнал от профессора, все обстояло благополучно: с ним неплохо обращались, и он не подвергался никакой опасности. Об этом я далее расскажу подробнее.

Никогда не забуду сцены, которая последовала, когда мы втащили Хиггса, закрыли плитой лаз в туннель и зажгли лампы. Профессора усадили на каменный пол, его рыжие волосы наполовину поседели, разорванная одежда пропиталась кровью, и от него жутко воняло львами. Он сунул руку в карман и достал оттуда пенковую трубку, которая лежала в футляре и не разбилась.

– Дайте немного табаку, пожалуйста, – вот первые слова, с которыми Хиггс обратился к нам. – У меня весь табак закончился, и я выкурил последнюю трубку как раз перед тем, как меня посадили в эту смердящую корзину.

Я дал ему табаку, и, когда он закуривал, свет от спички упал на лицо Македы, смотревшей на освобожденного европейца с нескрываемым интересом.

– Какая хорошенькая женщина! – подивился он, указывая на нее трубкой. – Что она тут делает среди мужчин и кто она такая?

Я ответил ему на вопрос, и он встал, вернее, привстал, попытался схватиться за шляпу, но ее больше не было на его голове, и немедленно заговорил с дочерью царей на своем превосходном арабском языке, уверяя, что безмерно рад неожиданно выпавшему на его долю счастью, и тому подобное. Она поздравила его со счастливым избавлением от смерти, и его лицо омрачилось.

– Да, скверное дело, – сказал он, – право, не знаю теперь, как меня зовут: Даниилом или Птолеми Хиггсом. – Потом он повернулся к нам и прибавил: – Послушайте, друзья, если я не благодарю вас, то это не потому, что я вам не признателен, а потому, что я немного не в себе, то есть еще не пришел в себя. Ваш сын здоров, доктор Адамс, и мы с ним подружились. В безопасности ли он? Да, не сомневайтесь. Старик Барунг, султан, – тоже хороший парень, хотя и велел бросить меня львам. Ну ладно, будем считать, что его принудили жрецы. Так вот, Адамс, султан восхищается вашим сыном и собирается женить его на своей дочери.

В эту минуту горцы сообщили нам, что все готово и можно отправляться в Мур. Я перевязал Джошуа раны, мы пустились в обратный путь и благополучно добрались до входа в первый колодец, но времени на отдых не было. Пришлось немедленно завалить лаз камнями и сделать его непроходимым, поскольку фанги теперь знали о нем и могли, воспользовавшись им, пуститься за нами в погоню. Откладывать это занятие было немыслимо. Проходя мимо той площадки, откуда Оливер и Яфет перебрались на сфинкса, мы услышали голоса за стеной, которую сами же и соорудили. По-видимому, жрецов привело в ярость то, что жертва ускользнула из их рук, они перекинули мост через пропасть и собирались напасть на нас. Это заставило нас поторопиться. Если бы фанги разобрали стену раньше, чем мы прошли мимо нее, наша судьба была бы ужасной: в лучшем случае мы погибли бы от голода, замурованные в нижнем колодце.

Едва мы выбрались на свет и временно завалили выход камнями, как Квик, несмотря на усталость, отделился от группы и вместе с дочерью царей, двумя горцами и Шадрахом, который, согласно обещанию Македы, теперь снова стал свободным человеком, отправился во дворец, чтобы доставить оттуда некоторое количество привезенной нами взрывчатки. Мы задержались у входа в колодец, поскольку Хиггс не мог двинуться с места, Джошуа тоже плохо себя чувствовал, а нам не на чем было нести их; обоих сторожили горцы, пока Орм и я спали с винтовками в руках. До полудня Квик вернулся в сопровождении большого отряда абати, захватив с собой носилки и все необходимое.

Мы отвалили камни, Оливер, Яфет и несколько воинов абати спустились на уровень первого коридора и заложили там мину. Немного погодя Орм со своими спутниками вылез наверх; вид у капитана был несколько встревоженный, лицо – бледное. Он приказал нам немедленно отойти подальше. Он шел за нами на некотором расстоянии, разматывая провод, потом остановился и повернул выключатель небольшой электробатареи, которую держал в руках. Раздался глухой взрыв, земля содрогнулась, как при землетрясении, и из отверстия колодца вверх полетели камни. Все было кончено, и там, где прежде находился древний колодец, просела почва.

– Мне жалко их, – сказал Оливер, – но это необходимо.

– Жалко кого? – удивился я.

– Фангов, жрецов и воинов. Нижний коридор переполнен ими, живыми и мертвыми. Они гнались за нами по пятам, но теперь уже никто не воспользуется этой дорогой.

Мы вернулись в Мур, в дворцовый флигель, и Хиггс рассказал нам свою историю. Шадрах планировал предать в руки фангов не только ненавистного ему язычника Синие окошки, а всех нас без исключения: профессор случайно подслушал беглый разговор изменника с кем-то из военачальников враждебного племени. Хиггса схватили и заключили в туловище огромного сфинкса, внутри которого располагалось много комнат и переходов. Здесь пленника посетил султан Барунг и сообщил ему о своей встрече с нами – судя по его словам, мы все трое очень понравились ему, – а также о том, что мы отказались спасать попавшего в беду товарища, то есть предоставили его собственной судьбе.

– В первое мгновенье, – признался Хиггс, – я очень рассердился на вас и страшно ругался. Но, рассудив здраво, я понял, что вы правы, хотя долго не мог поверить, что меня и в самом деле швырнут священным львам, словно я не человек, а кусок конины. Однако Барунг, по-своему хитрый политик, заверил, что у него нет ни малейшей возможности спасти меня, не оскорбив при этом самым тягчайшим образом жрецов, обладавших у фангов непререкаемым авторитетом.

Все же он постарался сделать мое существование весьма сносным. Так, например, мне позволили гулять по спине священного идола, разговаривать с жрецами, подозрительной и недоверчивой братией, и изучать все верования фангов, которые, я в этом убежден, легли в основу религии Древнего Египта. Мне удалось сделать замечательное открытие, которое, без сомнения, прославит мое имя, а именно, что предки фангов одновременно являлись предками древних египтян еще до появления первых царей, – я заключаю это по сходству их обычаев и верований. Вплоть до Двенадцатой династии между фангами и египтянами не прекращалось сообщение. Вот так, друзья мои! В той комнате, где я сидел, я обнаружил надпись, сделанную пленником, которого выслал в Мур фараон Рамзес II. Надпись эту узник сделал в последнюю ночь перед тем, как его бросили священным львам, – данный обычай существовал уже в то время. Я точно скопировал эту надпись и перенес ее в свою записную книжку, и все благодаря Шадраху, будь благословенна его мерзкая голова!

– Поздравляю вас со счастливым освобождением, – сказал я профессору. – Как там поживает мой бедный сын?

– О, – оживился Хиггс, – он очень славный молодой человек, при этом весьма недурен собой. Я, право, горжусь тем, что у меня такой крестник. Он обрадовался, узнав, что вы ищете его столько лет; он, правда, был весьма тронут. Он продолжает говорить по-английски, хотя и с туземным акцентом, и, разумеется, мечтает вырваться на свободу. Живется ему хорошо, поскольку он у них главный певец, прославляющий Хармака, – у юноши превосходный голос. Я, кажется, уже сообщал вам, что его собираются женить на единственной законной дочери Барунга. Церемония назначена на следующее полнолуние, пройдет на главной площади Хармака и будет обставлена с неслыханным великолепием. Мне хотелось бы самому присутствовать на ней, но ваш сын, будучи толковым молодым человеком, обещал мне записывать все заслуживающие внимания детали, понимая, что эти данные представляют огромный интерес для науки.

– А мой сын что, привязан к этой дикарке? – ужаснулся я, хватаясь за сердце.

– Привязан? Нисколько. К тому же он, как я припоминаю, говорил мне, что никогда не видел ее, а только слышал, что она некрасива и заносчива. У вашего сына философский ум, Адамс, и он старается во всем видеть только хорошую сторону. Он, конечно, вряд ли полюбит свою жену, но как зять султана окончательно избавится от опасности когда-либо быть отданным на съедение священным львам. Но об этом мы мало беседовали, потому что Родрик постоянно расспрашивал меня про вас и ваши планы, а я, естественно, стремился узнать как можно больше о фангах, их обрядах и о том, что связано с почитанием Хармака. Жалею, что нам не удалось побыть вместе подольше, – мы очень подружились. Но я успел снять сливки со всего того, что юноша мне рассказал. – Хиггс с довольным видом похлопал по объемистой записной книжке и добавил: – Как ужасно было бы, если бы какой-нибудь лев сожрал мои заметки! Ладно бы он съел меня самого – есть и лучшие египтологи, чем я, но никому из них не представилось случая произвести такие разыскания. Кстати, я оставил копию самых существенных своих исследований у вашего сына. Я хотел отдать ему на хранение и подлинник, но позабыл это сделать, находясь в смятении перед ожидавшей меня страшной казнью. И вот теперь эти заметки у меня с собой.

– Да, профессор, еще никогда, наверное, на долю ни одного археолога в мире не выпадала такая удача, – порадовался я за друга, а он продолжил рассказ, попыхивая трубкой:

– Когда Оливер столь неожиданно появился передо мной на спине идола, я вспомнил ваше, доктор Адамс, естественное желание вернуть себе сына и постарался его спасти. Но в ближайшей комнате, где я рассчитывал найти его, Родрика не оказалось. Вместо него там стояли жрецы, они слышали, как мы с Оливером разговаривали, их привлек звук наших голосов, а остальное вы знаете. Добавлю еще, что веревка, на которой меня спускали в корзине к священным львам, сильно износилась от времени и едва не оборвалась.

– О чем вы думали в те страшные минуты? – полюбопытствовал Орм.

– Я плохо соображал – настолько сильно перепугался. Размышлял о том, что испытывал святой Даниил, брошенный ко львам, что чувствовали первые христиане, отданные на растерзание хищникам на арене цирка. Еще я думал о том, придет ли наутро Барунг посмотреть на мой растерзанный труп и много ли он найдет моих останков. Я также надеялся, что хищники заболеют и сдохнут, наевшись моего мяса, да мало ли что еще? Я никогда не любил качаться, даже мальчишкой-школьником, а эта корзина в виде качели была просто ужасной. Впрочем, все устроилось к лучшему, ведь я, наверное, и шагу не прошел бы по хвосту сфинкса, не сковырнувшись с него вниз. Вы трое – мои лучшие друзья во всем мире. Если я мало вас благодарю, это не значит, будто я позабыл о том, что обязан вам жизнью. Я всегда буду это помнить, до самой смерти. Теперь расскажите, как у вас дела.

Мы принялись излагать по очереди все события, и профессор слушал нас с раскрытым ртом. Когда мы дошли до описания гробниц царей, Хиггс больше не стал сдерживаться.

– Вы ведь не трогали их?! – закричал он. – Вы ведь не вандалы, чтобы передвигать такие бесценные памятники культуры?! Всякий предмет, сохранившийся в этих гробницах, необходимо научно описать и сделать рисунки. Впрочем, у меня есть в запасе месяцев шесть на эту работу. Подумать только: если бы не вы, меня сейчас переваривал бы какой-нибудь лев, страшный и зловонный священный лев!

Мы проговорили, пока нас не сморил сон, а наутро Хиггс попросил меня:

– Адамс, старина, расскажи-ка мне подробнее про эту девушку. Как ее? Вальда Нагаста? Какое у нее красивое личико! А стан, царственная поступь! Я, правда, не интересуюсь женщинами уже лет двадцать, но дочь царей – исключение. Ее образ поселился у меня вот здесь – он приложил ладонь к левой стороне груди, – а ее глаза задели меня за живое, я просто-таки утонул в них. Может, все эти реакции объясняются тем, что я долго был в плену и видел перед собой одних лишь уродливых фангов? Вот уж кого природа обделила красотой! Да и львы такие же безобразные, как и их хозяева.

– Птолеми, – доверительно обратился я к своему другу, – позволь сообщить тебе, что Македа, она же Вальда Нагаста и Такла Варда, гораздо опаснее, чем любая львица, и, право, тебе лучше вернуться к своим прежним привычкам, ученым занятиям, записям и зарисовкам и оставить ее глаза в покое. Не буду также скрывать от тебя, что Оливер влюблен в эту девушку.

– Разумеется, я так и думал. Я его понимаю, иначе и быть не может, но какое отношение это имеет ко мне? Разве я не имею права тоже влюбиться в столь прекрасное создание? Хотя, – грустно прибавил он, поглядев на свой округлый животик, – у капитана, пожалуй, больше шансов, чем у меня.

– Ты попал в точку, Птолеми. Македа любит нашего молодого друга, – и я поведал ему о сцене с поцелуями, свидетелями которой мы с сержантом стали в гробнице царей.

– Вот так дела! – засмеялся профессор. – Боюсь, что эти любовные истории принесут нам кучу хлопот. Я друг Оливера и настолько старше его, что гожусь ему в отцы. Надо серьезно поговорить с ним.

– Да-да, вот это не помешает! – крикнул я вслед Хиггсу, когда он, слегка хромая, выходил из комнаты. – Только не заводи подобную беседу с Македой, а не то она может превратно понять тебя. И не надо таращить на нее глаза, Птолеми, как ты делал это вчера.

В тот день дочь царей созвала государственный совет Мура. Мы все вместе отправились на заседание и едва вошли в просторную залу, где Македа сидела на троне в окружении своих придворных, как распахнулись большие двери и появились три седобородых старца в белых одеждах. Мы тотчас признали в них послов фангов. Они отвесили поклон царице, которая сидела, опустив на лицо покрывало, потом, повернувшись в ту сторону, где стояли мы, поклонились и нам. Принца Джошуа, который стоял тут же, поддерживаемый двумя прислужниками, потому что он все еще хворал после того, как подвергся нападению льва, прочих представителей знатных родов абати, а также жрецов послы словно бы не заметили.

– Говорите, – велела Македа.

– Госпожа, – произнес один из стариков, – нас прислал султан Барунг, правитель фангов и наш повелитель. Вот его собственные слова: «О Вальда Нагаста! С помощью белых чужестранцев, которых ты приняла к себе на службу, ты причинила много зла богу Хармаку и мне, его слуге. Ты разрушила ворота нашего города и погубила множество народа. Ты вырвала из моих рук пленника, тем самым лишила жертвы бога Хармака и навлекла на нас его гнев. Ты убила большое количество священных львов нашего бога. Кроме того, разведчики донесли, что ты замышляешь новые злодеяния против нашего бога и всех фангов. Я посылаю к тебе послов, чтобы известить тебя, что за это и многое другое я решил покончить с народом абати, который я до сих пор щадил. Скоро у нас праздник: я выдаю свою дочь замуж за белого человека, жреца бога Хармака, сладкоголосого египетского певца, про которого говорят, что он сын белого врача, живущего в Муре. Но как только свадьба завершится, я и мои воины подымем мечи и не опустим их до тех пор, пока не уничтожим всех абати».

– Ты все сказал? – спросила Македа старца.

– Нет, госпожа, – продолжал тот. – Узнай же, что сегодня ночью, после того как священные львы были убиты, а жертва похищена, бог Хармак так напророчил своим жрецам: раньше, чем закончится жатва, его голова будет спать над равниной Мура. Мы не поняли, что означают эти слова, но султан уверен: прежде, чем соберут урожай, он, Барунг, или те, кто будет править после него, заснут в городе Муре. Поэтому выбирай, дочь царей, одно из двух. Первое. Немедленно сдавайся, и тогда за исключением пса Джошуа, который, вопреки обычаям, пытался нанести вред фангам, и десятерых других абати, чьи имена нам тоже известны, наш повелитель сохранит жизни вам всем, а Джошуа и тех десятерых шакалов повесит, поскольку они не заслуживают смерти от меча. Второе. Сопротивляйся, и тогда – султан клянется в том Хармаком – все абати умрут, пощадят лишь белых чужеземцев и того из твоих слуг, который вчера был вместе с язычниками в львиной пещере, а все ваши женщины, кроме тебя, Вальда Нагаста, станут рабынями. Отвечай нашему султану, повелительница абати!

Македа взглянула на лица членов совета и прочла на них страх. Многие из абати дрожали от ужаса.

– Ответ мой короток, послы Барунга, – произнесла она, – но я только женщина, поэтому пусть представители моего народа говорят за него. Дядя Джошуа, что ты, первый человек в совете, имеешь сказать? Согласен ли ты пожертвовать своей жизнью вместе с десятью соплеменниками, чтобы между фангами и абати воцарился мир?

– Что?! – в бешенстве закричал Джошуа. – Ты, Вальда Нагаста, предлагаешь, чтобы первого вельможу в стране, твоего дядю и нареченного жениха, отдали в руки исконных врагов абати? Чтобы меня повесили, как ослепшую старую гончую? А десятерых воинов, которые служили тебе верой и правдой, тебе не жалко? Пусть их вздернут злодеи фанги, так получается?

– Да успокойся, Джошуа, я только хотела узнать твою волю, вот и все.

– В таком случае повторяю: я не желаю умирать, и те десятеро не желают, да и все абати не желают этого. С какой стати нам становиться жертвами? Мы, храбрые абати, победим фангов, а из их звероподобного бога Хармака вытрясем все камни и вымостим ими наши дороги. Вы меня слышите, дикари?

Поддерживаемый под руки прислужниками, принц Джошуа заковылял к послам, изрыгая проклятия прямо им в лицо. Старцы спокойно посмотрели на него.

– Мы слышим и очень рады такому выбору, – ответил один из них, – потому что мы, фанги, привыкли решать споры мечом, а не мирными переговорами. Но тебе, Джошуа, мы советуем поторопиться умереть раньше, чем мы ворвемся в Мур, поскольку веревка – не единственный ведомый нам способ казнить врагов.

Все три посла церемонно поклонились сначала дочери царей, потом нам и повернулись к выходу.

– Ты что, Такла Варда, так просто отпустишь их? – заревел Джошуа. – Их надо немедленно убить! Порезать на куски! Они оскорбили меня, принца крови, да еще при всем народе!

Но Македа сделала отстраняющий жест рукой, никто не тронул послов даже пальцем, и они спокойно вышли из дворца на площадь, где их ожидали провожатые и лошади.