Текст книги "Перстень царицы Савской"

Глава IX. Мы приносим присягу

Спустя несколько дней после этого разговора в огромной зале дворца Македы собрался государственный совет. Мы вошли внутрь в окружении стражи, словно пленники, и увидели там несколько сотен человек, сидевших на аккуратно расставленных скамьях. В дальнем конце залы в глубокой нише стоял высокий роскошный трон, ручки которого украшали львиные головы из чистого золота; на троне восседала дочь царей. На ней было сверкающее серебристое платье, на голове – расшитое серебряными звездами и придававшее загадочность ее прекрасному лицу покрывало, поверх него – золотой обруч с громадным камнем, который я принял за рубин. Несмотря на свой небольшой рост, Македа имела чрезвычайно величественный вид, а ее красота прямо-таки ослепляла всех присутствовавших.

Позади царственной госпожи замерли в карауле стражники с копьями и мечами, по бокам и впереди трона расположились придворные – толпа человек в сто или чуть больше, – включая фрейлин, двумя группами стоявших справа и слева от своей повелительницы. Все придворные были пышно разодеты согласно своему статусу. В зале находились все военачальники во главе с генералиссимусом Джошуа, одетые в кольчуги, как у нормандских крестоносцев; судьи в черных одеяниях, священники в праздничных сутанах, крупные землевладельцы в бархатных камзолах и высоких сапогах вроде охотничьих и другие представители разных профессий и ремесел. Одним словом, в зале собралась вся аристократия немногочисленного населения страны Мур и ее столицы. Как мы узнали позднее, каждый из членов совета носил какой-нибудь громогласный титул и очень гордился им. Нам, троим европейцам, это зрелище, несмотря на его помпезность, показалось жалким, как пустой пережиток бесполезных церемоний некогда могущественного народа. Большая зала, в которой проходило заседание, на три четверти пустовала.

Под звуки музыки мы торжественно прошли по зале и, выйдя на открытую площадку перед троном, поклонились сидевшей на нем правительнице по-европейски, а сопровождавшие нас воины по восточному обычаю распростерлись перед ней ниц. Нам подали кресла, протрубила труба, и из соседнего помещения в залу ввели нашего бывшего проводника Шадраха, омертвевшего от страха и закованного в тяжелые цепи.

Не стану подробно описывать последовавшее за этим судилище. Оно продолжалось очень долго, и нам, троим, пришлось давать показания о том, как Шадрах ссорился с профессором, почему они с Хиггсом ненавидели друг друга, как главный проводник пытался завладеть нашим имуществом, по какой причине он едва не отравил пса Фараона, и о многом другом. Но Шадраха погубили не мы, а его товарищи-проводники, которых, очевидно, пытали, пока они не выложили всю правду. Один за другим они поклялись, что Шадрах заранее решил разделаться с Хиггсом, предав его в руки врагов, что этот изменник имел преступные связи с фангами и загодя предупредил их о нашем прибытии тем, что зажег сухие камыши. Шадрах все устроил таким образом, чтобы нас, белых людей, захватили и убили фанги, а он с другими проводниками, проскользнув мимо, скрылся бы в ущелье, украв наших верблюдов, винтовки и прочее добро. Подсудимый упорно отрицал все обвинения, даже то, что он похитил у Хиггса верблюда, хотя несколько свидетелей утверждали обратное: как только собственный верблюд Шадраха повредил ногу и захромал, проводник, вышвырнув язычника из седла, пересел на его дромадера. Ложь не помогла Шадраху, и, посовещавшись с Вальдой Нагастой, один из судей объявил приговор. За государственную измену, предательство и неповиновение высочайшей воле царицы народа абати подвергнуть преступника смертной казни; все его имущество конфисковать и передать в казну; его семью и ближайших родственников обратить в рабство: мужчин определить в войско, а женщин и детей – на земледельческие работы и в услужение господам. Проводников, которые сопровождали нас вместе с Шадрахом, тоже наказали: лишили имущества и приговорили служить в солдатах – одна из самых тяжелых кар по законам абати. Среди осужденных, их родственников и друзей поднялся плач, и на этом я хотел бы завершить свой рассказ об этом судилище. Я затронул данную тему лишь потому, что она проливает кое-какой свет на законы племени абати. В этой стране преступников не сажают в тюрьмы, которых здесь вообще нет, а отдают в солдаты, и ни в чем не повинные женщины в одночасье оказываются рабынями судей, землевладельцев и других господ.

Как только приговор был обнародован и Шадраха, молившего о пощаде и пытавшегося обнять наши ноги, увели, все, кто собрался, только чтобы присутствовать на суде и увидеть нас, чужеземцев-язычников, разошлись. Остались лишь члены малого совета (назовем его так), их назвали по именам и велели приступить к исполнению своих обязанностей. Нам, троим, предложили принять участие в работе совета, и совещание продолжилось. Повисло молчание, и, заранее зная, как я должен поступить, я приблизился к трону и положил перстень царицы Савской на подушечку, которую держал один из придворных Македы. Он подал перстень своей владычице.

– Дочь царей, – произнес я, – прими обратно древний знак твоего доверия ко мне. Знай, что с его помощью я убедил своего друга Хиггса, которого взяли в плен фанги, – ученейшего человека по части древностей, – а также капитана Орма, который стоит перед тобой, и его сослуживца, воина Квика, предпринять путешествие в земли твои и твоих врагов, фангов.

Она взяла перстень в руки, осмотрела и показала нескольким жрецам, которые подтвердили его подлинность.

– Хоть я и отдала тебе его с сомнением и страхом, священный перстень сослужил мне хорошую службу, – сказала она, – и я благодарю тебя, врач, за то, что ты в целости и сохранности вернул реликвию моему народу и мне.

Она надела перстень на тот же самый палец, с которого сняла, отдавая мне много месяцев назад. Первая часть церемонии закончилась. Один из придворных крикнул:

– Вальда Нагаста говорит!

Все повторили за ним:

– Вальда Нагаста говорит!

Повисло молчание, и в тишине раздался нежный и приятный голос Македы:

– Чужестранцы с Запада, выслушайте меня. Вам известны наши отношения с фангами, вы знаете, что они теснят нас и мечтают лишь о том, чтобы истребить абати или превратить их в своих рабов. Я вызвала вас сюда, чтобы вы помогли уничтожить древнего идола фангов. Они верят в то, что, если Хармак будет разрушен, они обязаны покинуть эту землю, ибо таково древнее пророчество.

– Прости меня, дочь царей, – прервал ее Орм, – но ты, наверное, запамятовала: не так давно Барунг, султан фангов, публично признал, что даже в этом случае его народ останется здесь, чтобы отомстить за своего бога Хармака. Он провозгласил также, что из всех абати сохранит жизнь лишь тебе одной.

Едва капитан произнес эти зловещие слова, как все присутствующие вздрогнули и зашептались, но Вальда Нагаста недоуменно пожала плечами.

– Я передала вам древнее пророчество, – спокойно промолвила она. – Если злой дух Хармак погибнет, фанги, я уверена, последуют за ним, а тогда зачем бы они стали приносить жертвы богу землетрясения, которого почитают злым и чьего прихода страшатся? Около пяти веков тому назад землетрясение разрушило часть подземного города в горах, который я скоро покажу вам. А иначе как объяснить, что фанги бежали из Мура и поселились на равнине, чтобы, по их словам, защитить своего бога?

– Не знаю, – ответил Оливер. – Если бы здесь был наш друг Хиггс, которого фанги взяли в плен, он, может, и объяснил бы нам это, поскольку изучал верования идолопоклоннических диких народов.

– Увы, сын Орма, – сказала Македа, – по вине предателя, которого только что присудили к смерти, твоего друга нет с нами. Но, вероятно, даже он не способен постичь все эти загадочные явления. Во всяком случае, в древнее прорицание фанги веруют уже много лет, поэтому мы, абати, хотим разрушить их идола, в жертву которому на растерзание священным львам враги принесли немало наших соплеменников. Теперь я спрашиваю вас, – она поклонилась капитану, – вы сделаете это для меня?

– Объяви им про награду, племянница, – вмешался Джошуа, заметив, что мы колеблемся, – я слышал, что язычники с Запада – очень алчные люди и ради золота, которое мы презираем, готовы на все.

– Спросите его, капитан, – воскликнул Квик, – а как у них обстоит насчет землицы? Вчера вечером я своими глазами видел, как один абати едва не перерезал горло другому из-за надела размером с собачью конуру.

Орм не без удовольствия задал этот вопрос Джошуа, которого очень не любил, и члены совета, не принадлежавшие к партии принца, заулыбалась и даже засмеялись, а серебряные украшения на платье Македы начали покачиваться, словно она тоже смеялась над дядей под своим тонким покрывалом. Тем не менее, она не рискнула дать принцу слово и сама ответила за него:

– Друзья, мы придаем мало значения золоту, потому что мы отрезаны от всего мира и нам не с кем торговать. Если бы дело обстояло иначе, мы столь же высоко ценили бы его, как все другие народы, и так и будет, едва мы избавимся от врагов, которые нас осаждают. Поэтому мой дядя неправ, выставляя добродетелью лишь следствие необходимости, тем более что, как правильно заметил ваш слуга, – она указала на сержанта, – наш народ заменил золото землей и готов поплатиться жизнью, лишь бы добыть себе больше земли, даже если у него ее вполне достаточно.

– Выходит, язычники не потребуют никакого вознаграждения за свои услуги? – насмешливо спросил Джошуа.

– Вы нас неправильно поняли, принц, – ответил Орм. – Мы – искатели приключений, иначе не вмешались бы в вашу ссору, – он намеренно подчеркнул слово «вашу», – с правителем, который, пусть и дикарь, но кажется нам человеком, обладающим рядом достоинств, таких как честь и отвага. Мы рискуем жизнью и выполняем свое обещание, а значит, имеем право получить за это все, что нам причитается. С какой стати нам отказываться от награды, если мы небогаты, а у нашего товарища, которого из-за предательства проводников абати хотят принести в жертву в честь Хармака, на родине остались близкие, и им нужно как-то жить без кормильца?

– В самом деле, любой труд должен быть оплачен! – воскликнула Македа. – Слушайте, друзья! От своего имени и от имени своего народа я обещаю дать вам столько верблюдов, нагруженных золотом, сколько вы сможете увести с собой из Мура, и раньше, чем кончится день, я покажу вам это золото, если, конечно, вы решитесь пойти со мною туда, где оно скрыто.

– Сначала дело, потом награда, – подытожил Орм. – Приказывай, дочь царей, что мы должны делать.

– Поклясться, что в течение года от сегодняшнего дня вы будете служить мне, сражаться за меня и подчиняться моим законам, неустанно добиваясь того, чтобы разрушить идола Хармака вашим западным оружием, а когда все осуществится, вы вольны отправиться куда угодно со своей наградой, о которой я уже сказала.

– Если мы поклянемся, госпожа, – спросил Оливер, немного подумав, – каково будет наше положение на твоей службе?

– Ты, сын Орма, станешь руководить всем, что относится к нашему секретному делу, – ответила она, – а твои товарищи будут подчиняться тебе и займут то положение, которое ты им назначишь.

При этих словах со стороны военачальников абати донесся недовольный ропот. Джошуа встал и спросил от имени всех:

– Ты что, Вальда Нагаста, хочешь, чтобы мы слушались чужестранца?

– Во всем, что касается секретного дела, да, именно так. А разве вы, дядя, умеете обращаться с предметами, производящими гром и огонь? Разве трое абати из ваших рядов смогли бы удерживать ворота Хармака, сражаясь против целого войска фангов, и потом заставить эти ворота взлететь на воздух? – Она помолчала, но никто не рискнул ей возразить. – Вам нечего ответить, – продолжала Македа, – поэтому радуйтесь, что хоть малое время сможете прослужить под началом тех, кто обладает знаниями и могуществом, которых вам недостает.

Повисло молчание.

– Госпожа, – обратился к ней Орм среди воцарившейся тишины, – ты назначила меня военачальником твоих воинов, но будут ли они выполнять мои приказы? И кто они? Все ли мужчины абати носят оружие?

– Увы, нет, – ответила она на последний вопрос, потому что на первый ей было ответить еще труднее. – Увы, нет. Так было и раньше, но тогда мы не боялись фангов, а теперь тем более никто не желает служить воином. Абати говорят, что это отрывает их от мирных занятий, таких как возделывание земли, что они не хотят тратить на войну свою молодость и здоровье, что это унизительно для человека – выполнять команды другого, назначенного над ним начальником, что война – это варварство и ее нужно искоренить. И все это в такое время, когда фанги только и ждут удобного случая, чтобы перебить всех мужчин абати, а из женщин сделать рабынь. В моем войске служат лишь самые бедные мужчины да те, которые совершили какое-либо преступление, как вы слышали сегодня. Потому-то мои соплеменники обречены на гибель.

Откинув покрывало, дочь царей внезапно разрыдалась перед всем собранием. Публика заволновалась и зашумела. Будучи знаком с восточным темпераментом, я соблюдал спокойствие, но капитан так проникся слезами Македы, что я испугался, как бы он не решился на какую-нибудь дерзкую выходку. Он краснел, бледнел и даже вскочил со своего места, чтобы подойти к правительнице, но мне удалось ухватить его за рукав и усадить на место.

Придворные зашушукались, понимая, что упреки Вальды Нагасты относились к ним всем, – и вместе взятым, и к каждому по отдельности. Как обычно в такие минуты, принц Джошуа взял инициативу в свои руки и выступил в качестве вождя своего народа. Поднявшись с места, он не без труда, так как его мучила одышка, опустился на колени перед Македой и театрально воскликнул:

– О дочь царей! Зачем ты огорчаешь нас такими речами? Разве у тебя нет храбрых военачальников?

– Что могут сделать военачальники без войска?

– Разве у тебя нет родного дяди, твоего жениха и возлюбленного? – Он приложил руку к тому месту, где, по его предположениям, у него находилось сердце, и поднял кверху свои рыбьи глаза. – Если бы не вмешательство этих язычников, которым ты так безгранично доверяешь, – продолжал он, – разве я не взял бы в плен Барунга и тем самым не лишил бы фангов их вождя?

– Ты лишил абати остатков чести, которые у них еще сохранились, дядя.

– Выходи за меня замуж, Вальда Нагаста, и я немедленно избавлю тебя от фангов. Порознь мы бессильны, а когда воссоединимся, то восторжествуем над врагами. Назначь дату бракосочетания.

– Когда идол Хармака будет разрушен и фанги навсегда покинут эти земли, я отвечу на твою просьбу, дядя. Но теперь не время говорить о свадьбе. Жрецы, дайте сюда священные свитки, чтобы чужестранцы принесли на них присягу, после чего я объявлю заседание совета закрытым.

Из-за трона выскользнул пышно разодетый жрец, державший в руке длинный свиток пергамента, исписанный какими-то знаками. Нам приказали поклясться на нем, что мы выполним все обещанное. Орм повернулся к Македе и сказал по-арабски:

– О дочь царей, мы принесем присягу, поскольку верим в твою честность и в то, что ты защитишь нас от происков всех недоброжелателей, которых у нас немало в твоей стране, ведь мы здесь чужие и не знаем ваших законов и обычаев. Но у нас есть условие: все время, пока будут длиться наши обязанности, пока мы служим тебе, мы имеем право предпринять все возможное, чтобы освободить из плена фангов нашего друга Хиггса и сына доктора Адамса. – Оливер указал на меня. – Мы надеемся, что ты и твои подданные приложите все усилия, чтобы помочь нам в этом благородном деле. Кроме того, мы просим, если вдруг на нас обрушатся несправедливые гонения, чтобы ты одна, кому мы присягаем, была нашим судьей; чтобы никто другой не имел права судить нас. Если ты примешь эти условия, мы принесем присягу, а если нет – мы не станем присягать, а будем действовать сообразно с обстоятельствами.

Нас попросили отойти в сторонку, пока дочь царей обсуждала этот вопрос со своими советниками; процесс длился довольно долго: видимо, мнения членов совета разошлись. В итоге Македа убедила подданных в своей правоте, нам велели приблизиться и объявили, что наши условия приняты, что их прибавили к тексту присяги, которую будут соблюдать и правительница, и государственный совет абати. Мы подписали присягу и поклялись следовать ей, поцеловав свиток. Потом мы вернулись в дворцовый флигель, около полудня пообедали и легли спать, как принято у абати, тем более что мы были сильно утомлены после заседания.

Около четырех часов пополудни меня разбудило рычание Фараона, я взглянул по направлению входа и увидел человека, который, испугавшись собаки, прятался за дверью. Это был посланник Македы, от ее имени приглашавший нас посетить такое место, которое мы никогда раньше не видели. Мы тотчас согласились, и посланник привел нас в какое-то пыльное помещение, где к нам присоединились дочь царей, три ее придворные дамы, а также несколько мужчин, которые несли зажженные лампы, сосуды с маслом и связки факелов.

– Что же, друзья мои, – сказала Македа, которая была без покрывала и выглядела вполне отдохнувшей после совета, – я знаю, что вы путешествовали по Африке и другим континентам и видели немало интересных мест, но теперь я покажу вам нечто такое, что, надеюсь, вас сильно удивит.

Следуя за ней, мы подошли к двери в дальнем конце помещения. Слуги отперли и снова заперли ее за нами, и мы очутились в длинном туннеле, высеченном в скале. Этот проход постепенно спускался в каменное чрево и привел нас к другой двери, через которую мы проникли в самую большую пещеру, какую я когда-либо видел. Она была такая огромная, что слабый свет ламп не достигал сводов, и мы лишь смутно различали справа и слева силуэты разрушенных зданий, высеченных из горной породы.

– Это пещерный город Мур, – Македа высоко подняла лампу, которую держала в руках, – где в старину жили люди – вероятно, предки теперешних фангов. В этой тайной твердыне находились их дома, храмы, житницы, места торжественных церемоний и так далее, но пятьсот лет назад землетрясение разрушило город. Стены обрушились, потолок местами обвалился, поэтому дальше идти небезопасно, но мы с вами рискнем посетить эту пещеру и осмотреть то, что осталось от города.

Мы отправились за царицей в глубину этого необычайного места. Лампы и факелы казались нам крохотными звездочками среди окружавшей нас непроглядной тьмы. В житницах все еще лежали пыль и труха, в которые превратилось то, что некогда являлось зерном. Позади амбаров высилось какое-то здание без крыши, все пространство перед которым усеивали рухнувшие колонны. Между ними мы заметили большое количество статуй, покрытых таким толстым слоем пыли, что нам удалось лишь разглядеть, что многие из них по форме напоминали сфинксов. Македа повела нас прочь от храма, объяснив, что надолго задерживаться здесь небезопасно, и привела к роднику, снабжавшему водой всю пещеру. Он впадал в бассейн, высеченный в скале, вытекал из него через готовые стоки и исчезал неведомо где.

– Взгляните, какой старый бассейн, – произнесла Македа.

– Как фанги освещали такую огромную пещеру? – поинтересовался Оливер.

– Не знаю, – честно призналась она. – Вряд ли они пользовались лампами. Никто из абати даже не удосужился узнать, каким образом в эту пещеру поступает свежий воздух. Мы понятия не имеем, естественная она или рукотворная, хотя лично я полагаю, что она создана людьми.

– По-моему, и то и другое одновременно, – ответил я. – Госпожа, а сейчас абати пользуются этой пещерой?

– Мы храним тут некоторое количество зерна на случай осады Мура, но заботится о пополнении резервного фонда государство, поскольку мои подданные слишком легкомысленны, чтобы заглядывать в будущее. Их трудно убедить, что, если фанги, не дай бог, прорвутся в долину, каждый кусок хлеба сделается драгоценным.

Македа резко развернулась и направилась дальше, чтобы показать нам стойла, где прежде стояли лошади, и следы от колес повозок на каменном полу.

– Славный народец, эти абати, – шепнул мне Квик. – Не только трусы, но и беспечные глупцы. Если бы не их женщины и дети, особенно вот эта маленькая леди, которую я начинаю уважать все больше и больше, как и мой командир, капитан Орм, я бы пожелал этим неразумным ребятишкам маленько поголодать, чтоб набраться уму-разуму, а то жируют и процветают, как в раю, а думает за них королева.

– Хочу показать вам еще одно место, – сказала Македа, когда мы осмотрели стойла и обсудили вопрос о том, что могло заставить древних жителей пещеры держать своих лошадей под землей, – в нем хранятся сокровища, которые будут принадлежать вам. Пойдемте.

Мы двинулись по разным переходам, и последний из них внезапно вывел нас на крутой скалистый уклон, по которому мы сделали шагов пятьдесят, пока не уперлись в глухую стену. Здесь дочь царей приказала своим провожатым остановиться, что они и исполнили с суеверным страхом, а мы в то время еще не понимали, в чем его причина. Потом Македа подошла к одному из концов стены, где та образовывала угол со стенкой наклонного коридора, и, указав нам на несколько неплотно сидевших камней, велела толкнуть их. Я не без труда выполнил ее просьбу. Когда в стене образовалось отверстие, достаточное для того, чтобы в него пролез человек, она обернулась к своим подданным и сказала:

– Вы считаете это место заколдованным, и самый отважный из вас не согласится войти сюда без моего особого распоряжения. Но я и чужеземцы не боимся злых чар. Дайте нам сосуд с маслом и несколько факелов и ждите, пока мы не вернемся. Поставьте зажженную лампу в проходе, чтобы мы видели ее свет, если вдруг наши светильники погаснут. Никаких возражений! Слушайте и повинуйтесь! Никакой опасности нет – воздух внутри свежий, хотя и горячий; я это знаю, так как дышала им не один раз.

Она подала руку Оливеру, чтобы он помог ей пролезть через отверстие в стене. Мы последовали за ней и очутились в другой пещере, воздух в которой действительно был намного теплее, чем в первой.

– Где мы? – с замиранием сердца спросил Орм, потому что торжественная тишина этого места внушала всем нам благоговение.

– В гробнице древних правителей Мура, – последовал ответ. – Сейчас вы сами всё увидите.

Македа опять оперлась о руку капитана, так как спуск был крутой и скользкий и тянулся ярдов на четыреста. Наши шаги гулко отдавались в тишине, а четыре лампы, вокруг которых сотнями порхали летучие мыши, выглядели четырьмя звездочками посреди полной темноты. Наконец проход стал расширяться и скоро превратился в обширную площадь, над которой куполом нависал утес. Македа повернула направо, остановилась перед каким-то объектом, белевшим в темноте, и подняла лампу:

– Смотрите!

Мы увидели огромное, высеченное из камня кресло, а на его сиденье – человеческие кости. Между ними лежал череп, на который была криво надвинута золотая корона. Вперемешку с костями валялись древние сокровища: скипетры, кольца, обручья, ожерелья, оружие. Вокруг кресла лежали человеческие скелеты – штук пятьдесят или больше, и среди них тоже всяческие украшения, которые некогда носили их собственники. Перед каждым скелетом находилось что-то вроде металлического подноса – позднее мы узнали, что подносы были медные или серебряные, – на котором стояли золотые кубки, блюда и чаши. Грудами валялись ожерелья, браслеты, серьги, кольца, бусы из драгоценных камней, старинные монеты и сотни других вещей, высоко ценимых людьми с тех пор, как на земле зародились зачатки цивилизации. Мы, раскрыв рты и потеряв дар речи, внимали этому ужасному и потрясающему зрелищу.

– Понимаете, – пояснила Вальда Нагаста, – сидящий, точнее лежащий, на троне мужчина являлся царем этого народа. Вокруг него погребены придворные и их жены. Когда властитель умер, фанги привели сюда всех его приближенных, посадили вокруг тела царя и убили. Сдуйте слой пыли, и вы увидите на полу пятна крови, сохранившиеся до сих пор; кроме того, на черепах имеются следы от ударов мечом.

Квик, самый любопытный из всех нас, осторожно сделал несколько шагов по направлению к скелетам и убедился в правоте Македы.

– Вот это да! – воскликнул он, отодвигая череп в сторону. – Какая радость, что я не служу прежним властелинам Мура!

Македа грустно улыбнулась и повела нас дальше со словами:

– Вперед, друзья! Здесь еще немало царей, а масла у нас ограниченное количество.

Мы послушно отправились за дочерью царей и примерно в двадцати шагах увидели другое массивное кресло, на сиденье которого и вокруг лежали скелеты людей, застывших в тех позах, в каких их настигла смерть. Перед каждым из несчастных, которым пришлось вынужденно последовать в загробный мир за своим властелином, стоял поднос с золотом и драгоценными камнями. У подножия трона располагались также кости любимой собаки царя, и среди них валялся изукрашенный рубинами и сапфирами ошейник.

Мы двинулись к третьему «кладбищу», и здесь Македа указала на скелет мужчины, перед которым находился поднос с различными медицинскими и хирургическими принадлежностями.

– Врач Адамс, – обратилась она ко мне, – хотел бы ты быть придворным лекарем повелителей Мура?

– Нет, госпожа, – ответил я, – но позволь мне осмотреть эти инструменты.

Она кивнула и пошла вперед, а я остановился, поднял заинтересовавшие меня предметы и разложил их по карманам. Позднее во флигеле я рассмотрел эти вещи, созданные несколько тысяч лет назад, – сколько именно, ученые спорят до сих пор, – и пришел к выводу, что многие из них, конечно, в усовершенствованном виде, служат врачам до сих пор.

Мне больше почти нечего добавить к рассказу об этих необычайных и страшных гробницах. Мы переходили от царя к царю, пока нам не надоело разглядывать человеческие кости и золото. Утомился даже сержант Квик и заявил, что в этой могиле ужасно жарко и что мы можем считать остальных покойников как бы виденными, ибо все они похожи друг на друга, словно солдаты в военной униформе.

Но мы все-таки приблизились к четвертому захоронению и остановились в изумлении, поскольку этот царь был, очевидно, самым великим из всех: вокруг него располагалось раза в три больше скелетов, чем вокруг других, и высились груды несметных богатств. Помимо них среди костей находились небольшие статуэтки, изображавшие мужчин и женщин, – вероятно, богов и богинь. Судя по скелету, царь был горбатым и имел огромный продолговатый череп: природа явно обделила этого могучего монарха не только красотой, но и здоровьем. Возможно, развитый ум возмещал властителю немощность тела. После смерти этого уродца в жертву ему принесли одиннадцать детей, из которых двое, судя по строению черепов – таких же безобразных, как у царя, – являлись его собственными сыновьями. Я задумался: как жили люди в Муре и на прилегающих землях в эпоху правления императора-горбуна? Увы, ни один человек во всем мире, даже наш замечательный профессор Хиггс, не знает этого в точности.