Текст книги "Учитель истории"

18. Знак доллара

Дядя Эрнест с тётей Зиной выписывали «Правду», они же коммунисты, на латышском языке «Циню», «Советскую Латвию» на русском, партийные журналы. Газетами дети не интересовались. О событиях в стране и за рубежом передавали по радио в «последних известиях». Партийные журналы были без картинок. Там ничего интересного. А вот журнал «Крокодил» полюбили. Рассматривали с сестрой смешные карикатуры и подписи к ним. Забавный журнал. Аркаша по многу раз просматривал один и тот же номер. Как потешно изображали толстенного американского «дядю Сэма». На шляпах-цилиндрах английских и американских империалистов были изображены соответственно американский и английский флаги. На картинках-карикатурах американские и английские миллионеры и военные размахивали бомбами, угрожали войной, были злейшими врагами СССР и советского народа. Но нас не запугаешь. Мы победили фашизм, справимся и с англо-американскими империалистами. Рабочих угнетают, в Америке негров притесняют и ещё осмеливаются нам угрожать. Конечно, у них атомная бомба. Но пройдёт совсем немного времени, и в 1947 году советские люди по радио услышат вдохновенное сообщение Молотова: у нас есть атомное оружие. Пусть попробуют с нами потягаться.

Сегодня трудно представить, в каком настроении жил советский народ в послевоенные годы. Радость одержанной победы гасилась тяжелейшими буднями. Тому находилось вразумительное объяснение. Даже дети понимали, какие разрушения принесла война. Людские потери в расчёт не принимались. Почти в каждой семье были не вернувшиеся с фронта. О них сострадали, их оплакивали. А тяжёлое положение объясняли неисчислимым количеством разрушенных городов и сожжённых сёл, превращённых в руины фабрик и заводов. Колхозные поля нечем обрабатывать, не хватает техники. Везде и во всём нехватка. Каких нечеловеческих усилий, отрешённого труда потребовало восстановление порушенного войной хозяйства. Где ж тут до хорошей жизни?

О том, какое неимоверное количество материальных средств ушло на создание атомного оружия, никто не ведал и не догадывался. Позже, когда после войны пройдёт один десяток лет, потом второй, а материальное положение народа будет оставаться неудовлетворительным, газеты и радио будут объяснять гонкой вооружений, навязанной нам империалистами. Они во всём виноваты. Чтобы быть готовыми защитить себя, отразить агрессию западных держав, объединившихся в блок НАТО, надо производить новое совершенное вооружение, лучшие в мире самолёты, запускать спутники, осваивать космос, чтобы иметь баллистические ракеты, способные нанести ответный удар по агрессорам. Надо строить атомные подводные лодки с ракетами на борту для боевого дежурства в непосредственной близости государств – вероятных противников.

С улучшением жизненного уровня приходится подождать, надо временно потерпеть нехватку продуктов питания и бытовую неустроенность. И терпели, не роптали, были политически грамотными и сознательными советскими гражданами, с пониманием относились к сложной международной политической обстановке. Мать Аркаши часто повторяла: «С голоду не помираем и ладно! Проживём, лишь бы войны не было!» Натерпелись от войны, кто же ещё захочет?

В послевоенные годы работники маленькой швейной мастерской устраивали вскладчину застолье совместно отметить очередной советский праздник или чей-то день рождения. Да мало ли было причин, чтобы раз в месяц собраться вместе и попировать от души. Коллектив небольшой, до десятка не дотягивал. На столе картошка, пожаренная на растительном масле, огурцы солёненькие, картошка варёная с селёдочкой или с развесной килькой. В Прибалтике килька своя, дешёвая, так и говорили: на рупь сто голов. Мать Аркаши непременно приговаривала: «Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!» И это было правдой. Закуска не ахти. Под такую закуску много не выпьешь. Так что пили работяги скромно. Для поднятия настроения. Потому как за столом любили попеть. Выпитое взбадривало, побуждало к громкому дружному пению. Пили, закусывали и радовались своему счастью, что живут в Стране Советов, сочувствовали американским рабочим, а заодно и неграм.

В такой обстановке разве могли плохо подумать о своей Родине, хоть в чём-то выразить недоверие, предъявить претензии. Презрительно относились ко всему заграничному, патриотизм был во всём. Потому с азартом и воодушевлением, с гордостью пели: «Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна». Или про страну Болгарию. Знали, что советские войска освободили Болгарию от фашистского ига. Не знали, по правде говоря, как жили болгары и чего там хорошего у них. Но с восторгом распевали: «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех». Пели искренне и искренне верили, что это так. Да и как может быть по-другому? Россия такая громадная, непобедимая и власть в этой стране принадлежит народу, страна, в которой покончено с эксплуатацией, с капиталистами и помещиками, чтобы все люди труда обрели счастье. Россия – наша Родина. Как же она может быть хуже других стран-государств?

Поэтому Аркаша был удивлён, понять ничего не мог, когда узнал, что сестру-восьмиклассницу учительница обвинила в преклонении перед американцами, в измене нашему рабоче-крестьянскому делу. А произошло вот что. На уроке географии в тетрадях рисовали от руки карту Северной Америки, пометили границы Соединённых Штатов. Ученица Титова Оля выполнила задание и даже цветными карандашами раскрасила карту, в те цвета, что и на карте, которая висела на классной доске. Пока другие продолжали пыхтеть в своих тетрадях, Оля от нечего делать на внутренней стороне обложки в конце тетрадки нарисовала завитушку в виде латинской буквы «S» и сверху вниз перечеркнула двумя линиями. В «Крокодиле» она видела и запомнила, что на мешке американского миллионера, на котором тот гордо восседал, стоял такой значок. Что обозначает, Оля не знала. И ей даже в голову не пришло спросить у взрослых, почему на мешке нарисована такая закорючка. Рисовать загогулину и пересекать двумя линиями, было легко и просто. Механически, не раздумывая, Оля разрисовала всю страничку обложки сверху донизу. В это время к ней подошла учительница и содрогнулась от ужаса. «Ты что тут нарисовала!? – завопила учительница. – Ты бы ещё свастику нарисовала!» Оля с непониманием смотрела на взбешенную учительницу. «Что я такого сделала?» – с робостью в голосе пролепетала ученица. «Как что! – продолжала возмущаться учительница громко на весь класс. – Ты нарисовала знаки американского империализма. Это знак доллара, с помощью которого американцы хотят купить, завоевать, покорить весь мир. Подчинить все народы. Обеспечить себе мировое господство. Объявить крестовый поход Советскому Союзу и дружественным нам странам народной демократии. А ты рисуешь эти знаки и тем самым выражаешь солидарность их замыслам мирового господства!»

– Я не знала, что означает этот знак. Рисовала как узор, чтобы украсить обложку тетради. Я никогда больше не стану рисовать таких значков. А эти сотру, – в конец испугалась ученица.

– Нет, это тебе так не сойдёт с рук, – и учительница схватила тетрадь и потрясла ей в воздухе. – Я передам тетрадь в комитет комсомола. Пусть рассмотрят персональное дело комсомолки Ольги Титовой. Пусть объяснят, откуда берутся враги народа. Ты ответишь за свою политическую незрелость. Таким не место в комсомоле!

Оле стало совсем страшно. Она вспомнила, как принимали её в комсомол. Как она радовалась и гордилась. Как искренне писала в заявлении: «Прошу принять меня в члены Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи. Хочу быть в первых рядах молодых строителей коммунизма. Обязуюсь сделать всё, чтобы быть достойной этого высокого звания». Приём проходил на комсомольском собрании, окончательное решение на бюро райкома комсомола. В райкоме с ней разговаривали не школьники, а взрослые комсомольцы, которым доверено руководство всеми комсомольскими организациями уезда. Она смело и уверенно отвечала на вопросы, перечислила какими орденами и за что награждён Комсомол. Объяснила, почему обложка комсомольского билета имеет стальной цвет: «Комсомольцы – верные и преданные помощники партии. Они закалены и тверды как сталь в своём намерении строить коммунизм». Она знала, читала о комсомольцах поколения Павки Корчагина, не щадивших жизни, чтобы в боях с врагами советской власти победить и построить государство трудящихся, государство для трудящихся. Она завидовала комсомольцам – строителям Магнитки, Днепрогэса, Комсомольска-на-Амуре. Она знала имена и подвиги комсомольцев в Великой Отечественной войне. Она была уверена, что и её поколение не посрамит славы комсомольцев предшествующих поколений. Ведь именно ей, её поколению советской молодёжи предстоит осуществить заветную мечту трудового человечества – построить коммунистически организованное общество сознательных граждан.

Её поздравляли с вступлением в комсомол, ей сулили прекрасное будущее, ей желали успехов в созидательном труде советского народа на благо всего человечества. Она с гордостью носила значок с крупными буквами «ВЛКСМ».

И вот теперь предъявлено такое страшное обвинение. Она недостойна быть в рядах Ленинского комсомола. Томительно тянулись дни в ожидании разбирательства допущенной политической ошибки. Она же не знала, что означает этот злополучный знак. Должны правильно разобраться, поверить ей и не наказывать. Она не виновата. И в мыслях не имела прославлять американский империализм и оправдывать его, направленные против всего человечества намерения. Ей казалось, что комсомольцы должны понять, она целиком и полностью предана делу Ленина-Сталина, что она всей своей жизнью докажет, что достойна звания комсомольца-ленинца.

На самом деле всё оказалось гораздо хуже, чем она предполагала. Сначала на заседании комитета комсомола школы, потом на комсомольском собрании ей пришлось выслушать целый поток несправедливых обвинений, гневных упрёков. Клеймили позором. Говорили об утрате политической бдительности. О предательстве наших идеалов и советской символики: красной звезды, серпа и молота, герба СССР, символизирующего дружбу народов первого в мире государства трудящихся.

Аркаша поражался, как сестра смогла вынести все эти порицания, справиться с обвинениями, публично, смело, по-комсомольски признать свои ошибки и обещать их не допускать впредь, делом доказать свою преданность комсомолу, коммунистической партии и советскому народу. Оле объявили строгий выговор без занесения в учётную карточку. В душе понимала, что не виновата, но с готовностью соглашалась со всеми обвинениями, лишь бы дали возможность исправить, поверили ей, что она не враг. Она от души радовалась, что так легко отделалась, что её оставили в комсомоле.

Всё это время Аркаша переживал за сестру. Он не признавал вины сестры, а учительницу называл «дурой». Но исключения сестры из комсомола опасался. Главное, ничем не поможешь, никому ничего не докажешь.

Аркаша вспомнил, как он долго учился рисовать свастику. Ему никак не удавалось повернуть все концы в нужную сторону. Никак не мог запомнить, что они все повёрнуты в одну сторону. Потом навострился: рисовал зигзагообразную линию. Пересекал посредине другой под прямым углом. Вся трудность возникала, в каком направлении подрисовать концы. Свастику Аркаша рисовал, когда изображал немцев, как их громят советские танки и солдаты, а сверху краснозвёздные самолёты. Во время упражнений научиться рисовать свастику, целые тетрадочные страницы расписывал. Но делал это дома. В классных тетрадях не рисовал. А после случая с сестрой и свастику остерегался рисовать.

У сестры эта история оставила болезненный след. Ей ещё многие годы повсюду будут чудиться вражеские знаки, на фотографиях в журналах, на иллюстрациях в книгах. Она их будет обнаруживать в штрихах графического рисунка в книгах, никакого отношения не имеющих ни к фашизму, ни к американскому империализму. А однажды покажет Аркаше журнал с фотографией застывшей в прыжке гимнастки. «Смотри, – станет расшифровывать брату снимок, – фотограф заснял гимнастку в момент, когда её руки и ноги, согнутые в локтях и коленях, образовали свастику, и поместил специально в журнале». «Похоже, – согласился Аркаша, – только зачем гимнастке и фотографу демонстрировать свастику таким образом? Что это даёт?» На том разговор и кончился.

Позже, когда сестра будет учиться в Тартуском учительском институте, расскажет брату, что 7 ноября во время праздничной демонстрации студенты-эстонцы из университета пытались взорвать памятник Ленину.

– Откуда ты это могла узнать? – недоверчиво спросил Аркаша.

– Перед студентами выступал сотрудник органов безопасности, читал лекцию о международном положении, происках иностранных разведок, призывал к бдительности. Привёл этот случай: как органы безопасности смогли предотвратить враждебную политическую диверсию.

Аркаша как-то не очень тогда поверил сестре. Нет, разумеется, сестра не выдумала. Но органы безопасности могли специально пустить слух, чтобы поднять свой престиж и призвать к повышению бдительности против наших врагов.

Недавно Аркадий Львович, изучая материалы об акциях против советской власти на территории послевоенной Эстонии, откапал такую документированную историю: «8 мая 1946 года в Таллинне на площади Победы подорван монумент, установленный в память бойцов Красной Армии, погибших при освобождении эстонской столицы. Организаторами и исполнителями оказались ученицы 8 класса Агеэда-Андреа Паавел, 1930 года рождения, и Айли Юргенсон, 1931 года рождения».

«Не Бронзового ли солдата пытались взорвать школьницы? – подумал Аркадий Львович. – Так… Перезахоронение на холме Тынисмяги военнослужащих, погибших в ходе Таллиннской операции и похороненных ранее в других частях города состоялось 14 апреля 1945 года. Открытие памятника Воину-Освободителю состоялось 22 сентября 1947 года.

Мемориал создали эстонцы: скульптор Энн Роос и архитектор Арнольд Алас. Есть! Нашёл! В 1946 году на месте будущего Бронзового солдата на братской могиле возвышалась фронтовая пирамидка со звездой на вершине. Вот эту-то пирамидку и взорвали школьницы с помощью самодельного взрывного устройства. Несмотря на несовершеннолетие восемь лет провели в заключении. В 1998 году Агеэда Паавел и Айли Юргенсон награждены орденом Орлиного креста президентом Леннартом Мери за борьбу против коммунизма. А в 2007 году по решению правительства Эстонии Бронзовый солдат будет демонтирован и перенесён на воинское кладбище в Таллинне. Это вызовет массовые беспорядки в Таллинне и демонстрации в некоторых городах Эстонии. МИД России направит правительству Эстонии ноту протеста.

По примеру таллиннских школьниц советские военные памятники будут взорваны в Раквере и Тарту. Обратили внимание – в Тарту. Так что студентка Титова Оля, возможно, не заблуждалась, когда рассказывала, что тартуские студенты пытались взорвать памятник Ленину».

Повышенную бдительность проявляли не только сотрудники органов, но и партийное руководство. Читаем: «В 1946 году в национализме был обвинён эстонский журнал моды. Наблюдателю от ВКП(б) в Эстонии Георгию Перову показалось, что многие модели дамского платья используют традиционно эстонские цвета – черный, синий и белый. Перов заключил, что авторы журнала демонстрируют флаг буржуазной Эстонии».

Никто не разъяснял, мальчишки сами догадывались, что радиостанция «Голос Америки» запрещённая, когда крутили ручку большого радиоприёмника в квартире Витьки Афанасьева.

Афанасьевы жили на одной улице с Аркашей. Поэтому после уроков мальчишки часто общались. Тогда радиоприёмник был большой редкостью, а у Афанасьевых был. «Голос Америки» брал чётко, но после нескольких минут прослушивания в работу вступала «глушилка». Надо было быстро искать на другой волне. А там повторялась та же история. Слушать такие передачи было утомительно. К тому же ничего интересного не сообщали. Врали про СССР. Что у нас всё плохо, всё не так. Аркаша с Витей знали, что происходит в стране на самом деле. Им-то не соврёшь. Пусть эти враки рассказывают зарубежным слушателям. Так что несколько раз послушав «Голос», ребята прекратили это бесполезное занятие. «Голос Америки» советским школьникам совсем не интересен.

«Голос Америки» о себе напомнит, когда в Ленинграде в начале восьмидесятых произойдёт удививший Аркадия Львовича случай на школьной олимпиаде.

Готовились в районной олимпиаде по истории. Один из подопечных Аркадия Львовича подготовил реферат и устное выступление о деятельности Русской православной церкви по пропаганде христианского вероучения на современном этапе. Напомню читателю, что это было время воинствующего атеизма. Критика религии и церкви поощрялась и всячески поддерживалась руководством Коммунистической партии и Советского правительства. У Аркадия Львовича был знакомый преподаватель в Ленинградской духовной академии. Выпускник Ленинградского электротехнического института имени Ульянова (Ленина) вместо того, чтобы заняться диссертацией, его оставляли по окончании вуза в аспирантуре, получил духовное образование и был привлечён к преподавательской деятельности. Два человека разных мировоззрений и занимающих противоположные позиции в отношении к религии нашли общий язык, подружились, охотно общались, не меняя своих взглядов. Аркадий Львович воспользовался таким замечательным знакомством, чтобы иметь возможность читать свежие номера журнала «Православный вестник» и современную религиозную литературу. Несколькими номерами журнала Аркадий Львович снабдил десятиклассника, на материалах коих был написан реферат.

Сегодня только современники того исторического времени помнят, какой популярностью пользовалась ходившая в магнитофонных записях опера «Иисус Христос – Суперзвезда». Запись оперы Аркадий Львович обнаружил у пятнадцатилетнего сына. Дикторский голос оповещал, что опера записана на музыкальной передаче «Голоса Америки».

Когда Аркадий Львович готовил со своим докладчиком устное выступление на олимпиаде, решил воспользоваться фрагментом звукозаписи оперы об Иисусе Христе.

Как иллюстрацией, которая должна сделать выступление более интересным, привлекательным для слушателей.

Так и поступили. На олимпиаде Аркадий Львович сидел в президиуме рядом с председателем. Подошла очередь выступления подопечного Аркадия Львовича. Юноша поднялся на трибуну с магнитофоном. Установил и прежде чем включить, дал пояснение. Сказал, что образ Иисуса Христа нашёл воплощение в полотнах выдающихся художников и музыкальных произведениях. Примером может служить известная в молодёжных кругах опера «Иисус Христос – Суперзвезда».

– Сейчас я дам вам прослушать фрагмент оперы, записанной из передачи «Голоса Америки».

Как только прозвучали слова «Голос Америки», председательствующий подскочил словно ужаленный. Лицо изображало ужас.

– Ничего не надо включать! – завопил он. – Прошу прощения, – обратился в зал, – произошло недоразумение. Делайте Ваше сообщение без какого-либо музыкального сопровождения. Мы не на концерт пришли.

– Что Вы так всполошились? – обратился Аркадий Львович к трясущемуся, заикающемуся соседу. – Доклад посвящён критике религии, её несостоятельности и несовместимости для людей коммунистической цивилизации.

В ответ видел нескрываемый страх собеседника, чувство удовлетворения, что удалось предотвратить беду. Он не хотел ничего принимать в расчёт, никаких объяснений и пояснений. И Аркадий Львович всё понял. Испытавший потрясение и страх человек был постарше, принадлежал к тому поколению, которое не понаслышке, не из книг знало про 1937 год. Они прошли через это, они пережили это. Страх настолько прочно вошёл в их душу, в их существо, что и в восьмидесятые годы не покидал. Аркадий Львович в скором времени убедится, насколько прав был руководитель олимпиады.

Как-то молодой коллега – классный руководитель 8-го «Б» поделится по секрету с Аркадием Львовичем, в какую историю влип. У него приличный японский радиоприёмник и он иногда, так от случая к случаю, попав на волну, слушал «Голос Америки». Ничего предосудительного в этих информационных сообщениях не замечал. Даже кое-что полезное попадалось. На одной из политинформаций классный руководитель поведал ученикам: «Вчера «Голос Америки» передавал, что участие СССР в Афганской войне большая политическая ошибка и что было бы правильно вывести советские войска из Афганистана». Один из учеников рассказал дома родителям, о чём им говорил учитель, ссылаясь на «Голос Америки». Отец мальчика оказался человеком бдительным. Незамедлительно в письменной форме сообщил в КГБ о неблагонадёжности учителя, которому доверено обучение и воспитание советских школьников. Органы сработали оперативно. Учитель был приглашён в организацию, общения с которой старательно избегали даже самые правоверные советские граждане. Посетителю был заказан пропуск. В просторном кабинете состоялась неприятная во всех смыслах беседа. Представительный мужчина в форме сначала обстоятельно расспрашивал приглашённого, как часто слушает передачи «Голоса Америки», с какой целью и как к ним относится. Потом неторопливо и так же обстоятельно объяснил, к каким непредсказуемым последствиям может привести безобидное прослушивание «вражьих голосов». Дал понять какие жесткие меры органы безопасности могут применить к любителям таких передач. Удостоверившись, что учитель никаких враждебных мыслей о партийно-правительственном руководстве страны не имеет, получив заверение, что впредь не только не будет делиться своими впечатлениями о враждебной пропаганде, но и слушать подобного рода непозволительные передачи, хозяин важного государственного кабинета взял подписку. Учитель в письменной форме заверил, что никоим образом, даже под видом критики западной пропаганды, не будет заниматься деятельностью, которая может нанести ущерб государству, причинить вред воспитанию учащейся молодёжи.

Тогда в пору школьного детства ребята получали правильное советское воспитание. Они росли настоящими патриотами социалистической Родины.