Текст книги "Учитель истории"

22. В восьмом классе

Чтобы не наскучить читателю своей однообразной речью, старательно соблюдающей нормы литературного языка, решил воспользоваться предложенными Аркадием Львовичем записями, выполненными им в девятом классе.

Аркаша видел, что его сестра ведёт дневник. Однажды украдкой заглянул. Нет, ничего предосудительного не совершал. Знал, что чужие письма и дневники читать не положено. Любопытно было взглянуть, как делаются записи, выстраивается самодельное литературное сочинительство. После короткого ознакомления, не вникая в личные замыслы и тайны сестры, решил писать не дневник, а поведать, как сложилась его ученическая жизнь в восьмом классе, изложить впечатления о первом парашютном прыжке, составить рассказ о своей жизни в селе на берегу Чудского озера, куда по распределению направлена сестра по окончании учительского института. При этом переписал себе эпиграф, который поместила сестра на обложке своего дневника. Это был призыв из книги Каверина «Два капитана»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Девятиклассник решил сделать это вдохновенное выражение девизом своей жизни. Так и поступил. Поместил в качестве эпиграфа к своему сочинению. Не устраивало словосочетание: «бороться и искать». Подряд стоящие две буквы «и» сбивали с ритма, мешали чёткости фразы. «И» между словами была явно лишняя. Написал через запятую: «Бороться, искать, найти и не сдаваться!» Так получалось гораздо лучше, если читать, делая убедительную паузу после каждого слова. Но, как быть с Кавериным? Выражение принадлежит писателю. Никто не имеет права искажать авторский текст. В конце концов, смирился. Оставил без собственной поправки и, чтобы избежать претензий в свой адрес, подписал: Валентин Каверин. «Два капитана».

Вот что рассказал о себе школьник, избравший девизом: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Мемуары ученика 9-го класса Титова Аркадия

В восьмом классе

Не понимают нас взрослые. Ой, как не понимают. От того себе только лишние хлопоты имеют. Потом же сами жалуются, от таких детей, говорят, голова кругом идёт, вся душа изболелась, каждый день ждёшь очередной пакости. Но это про других. У моей матери со мной проблем не было. И не потому, что избегал разных там мальчишеских проказ, или на уроках вёл безупречно. Случалось в младших классах и в угол ставили, когда на уроке расшалюсь и остановиться никак не могу. Характер такой непоседливый. Но в четверти за поведение мне всегда ставили «пять», так что жалоб от учителей мать не слышала, когда приходила на родительские собрания. Выговаривали моей мамочке только за то, что мальчик способный, но учится ниже своих возможностей. Учителя не ошибались, когда говорили матери про мои способности. Я и сам об этом догадывался.

Взять хотя бы тот случай с геометрией. В шестом классе начали изучать геометрию. Предмет понравился. Чертить разные геометрические фигуры, делить отрезок или угол на равные части, вписывать в окружность правильные многоугольники с разным количеством сторон с помощью циркуля и линейки. Увлекательное занятие. А когда подошли к доказательству теорем, почувствовал свою полную несостоятельность. Математику вёл директор школы Николай Иванович, человек строгий, требовательный, но, по единодушному мнению школяров, справедливый, чётко и понятно излагавший замысловатую науку. Уважал и ценил я директора, считал лучшим учителем школы. На один уровень с ним ставил только Веру Макаровну, учительницу русского языка и литературы. Об остальных тоже был хорошего мнения. Но эти двое были моими любимцами, кумирами.

Я внимательно следил за феерическими манипуляциями Николая Ивановича, как тот, словно фокусник, брал начерченную на доске сторону треугольника АВ накладывал на сторону А прим В прим. Потом то же самое проделывал со стороной АС, совмещая с А прим С прим. И в итоге оказывалось, что треугольник АВС равен треугольнику А прим В прим С прим. Эти А прим В прим С прим звучали как барабанная дробь и никак не хотели вложиться в моё сознание, как ни старался. Ход доказательства ускользал, оставляя в голове бесконечно звучащие А прим В прим С прим. Одноклассники спокойно выходили к доске и без затруднений доказывали теорему. А я после многократных повторений только и слышал: А прим В прим С прим. Число теорем неудержимо росло, но ни одно из доказательств не укладывалось в моей отчаявшейся голове.

Тогда однажды дома раскрыл «Геометрию» и, сделав в черновике чертёж, медленно стал воспроизводить те операции, что пропечатаны в учебнике. Кончиком карандаша касался буквы А, проводил по стороне треугольника до точки В, потом, подняв в воздух карандаш, точку А совмещал с точкой А прим. Накладывал треугольник АВС на треугольник А прим В прим С прим, фигуры совмещались в точном соответствии с условиями теоремы. Повторял доказательство, пока не запомнил его, не заглядывая в учебник. Так же поступил с остальными теоремами. Помогла способность все действия со сторонами и фигурами видеть так, будто действительно брал вырезанный из бумаги треугольник и накладывал на другой, начерченный в тетрадке. Оказалось, я, как художник, обладаю пространственным воображением.

Тогда в шестом классе уяснил, что если внимательно читать учебник и выполнять все указания, любая школьная премудрость становится постижимой.

Но готовить ежедневно домашние задания по всем предметам так и не научился. Наспех, кое-как делал письменные упражнения. Устный материал прочитывал на переменке, перед уроком, и то, если ожидал, что спросят. Класс большой. После того, как вызвали к доске, можно долго не учить уроки. Пока это очередь снова дойдёт до тебя.

Между прочим, материал по невыученным урокам всё равно запоминался, что-то во время объяснения учителя, даже если невнимательно слушаешь, что-то западает в память из ответов учеников.

Вспоминается ещё один любопытный случай из моей школьной биографии. После четвёртого класса летом во время каникул целые дни проводил на речке с мальчишками. Там сошёлся с третьеклассником, который был оставлен по математике на осень. Существовала такая мера преодоления неуспеваемости в школе. Как-то пацан обратился за помощью прорешать несколько задачек, номера которых указала учительница в качестве летнего задания. Я, не очень уверенный в себе, вдруг какие из задач окажутся мне не по зубам, третий класс, когда это было, согласился. Оказалось, задачи, которые не всегда мог решить в третьем классе, теперь после четвёртого не вызывали никаких затруднений. Поначалу подопечный просто переписывал решения незаправдашнего учителя. Потом сам пытался решать, пользуясь моими пояснениями и подсказками. Занятия увлекли обоих. Целый месяц занимались, пока не выполнили все задания в тетради. Трудно сказать, научил я решать задачи, или учительница не захотела иметь второгодника, но подшефный был переведён в следующий класс.

Впоследствии не раз убеждался: то, что представляется непосильным во время изучения в соответствующем классе, иногда так и остаётся неусвоенным, в старших классах оказывается простым и доступным для понимания. Пробелы, образовавшиеся при прохождении материала в младших классах, легко устраняются с возрастом, в старших классах.

Прочно занимая место в числе посредственных учеников, четвёртый класс, последний класс начальной школы, и седьмой – выпускной – окончание неполной средней школы, с этим образованием принимали в техникумы и многие военные училища – я окончил без единой «тройки».

А ведь в седьмом классе, заболев в середине второй четверти скарлатиной, сорок дней пролежал в инфекционном отделении больницы. Вышел на занятия уже в третьей четверти. За вторую не аттестовали. Тем не менее, без особого напряжения и каких-то самоотверженных усилий закончил учебный год, сдал выпускные экзамены и получил свидетельство, которым гордился.

В Валке была латышская средняя школа с двенадцатилетним сроком обучения – гимназия. Для русских детей открыли школу-семилетку. Те, кому надо было учиться в старших классах, ходили в среднюю школу № 2 города Валга. Номер один носила средняя школа с обучением на эстонском языке. Так что в восьмой класс я пошёл в Эстонию. Моя старшая сестра к тому времени окончила школу, была студенткой второго курса Тартуского учительского института. Были такие институты по всему СССР. После войны в школах не хватало учителей. Ускоренный, рассчитанный на два года курс подготовки учителей для школ-семилеток должен был помочь решению проблемы.

В восьмой класс пришёл ученик с хорошими отметками. На первых порах с учёбой всё ладилось. Меня избрали в учком, как представителя восьмых классов. Школа, обслуживающая два города, имела по два восьмых, девятых и десятых класса.

Вы не знаете, что такое учком? Поясню: ученический комитет. Так руководители народного образования представляли себе ученическое самоуправление в школе. Взрослые дяди и тёти пытались воплотить опыт Макаренко по детскому самоуправлению. Создавали видимость. Ученического самоуправления на самом деле не существовало. В каждом классе назначался староста. Но на уроках власть безраздельно принадлежала учителям. Во время перемен никакое управление нам не требовалось. Носились по коридорам и лестницам. Толкались, боролись, догоняли друг друга. В этой круговерти девчонки не уступали мальчишкам. И только немногие благовоспитанные девочки, взявшись за руки, неторопливо прогуливались по замкнутому кругу с раскрытым учебником перед глазами, наглядно демонстрируя, как надо вести себя на переменах. За порядком присматривал дежурный учитель с красной повязкой на рукаве. Даже собрания в классе проводил классный руководитель.

Работа ученического комитета сводилась к заседаниям, на которые для проработки вызывали нерадивых учеников, имеющих на данный момент неудовлетворительные оценки. Неуспевающих по одному выставляли перед суровой комиссией, члены которой должны своими вопросами и гневными выступлениями пристыдить провинившихся, призвать к ответу, заставить покаяться и пообещать в указанные сроки исправить полученные двойки. Виновные обещали. А мы обучались бесстрашно и беспощадно критиковать, не взирая на лица, бороться с теми, кто плохой учёбой порочит честь класса и школы. Взрослые наивно полагали, что наше воздействие на школьных товарищей приведёт к воспитанию трудолюбивых, сознательных граждан социалистического общества. Мы доверяли им и старались изо всех сил.

Кроме того в каждой школе существовала пионерская организация. Каждый класс – пионерский отряд, делился на звенья. Были звеньевые, командиры отрядов. Из отрядов слагалась пионерская дружина во главе с советом дружины. Общее руководство осуществляла пионервожатая. Время от времени проходили сборы пионерских отрядов. Накануне революционных праздников проходили торжественные сборы дружины. Отряды выстраивались в спортзале, командиры отдавали рапорт председателю совета дружины, выносилось знамя дружины. Проходил митинг, на котором лучшие пионеры говорили патриотические речи. В конце сбора пионервожатая обращалась со словами: «Пионеры! В борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!» И пионеры взмахом правой руки отдавали салют и хором отвечали: «Всегда готовы!». В остальное время у пионера была обязанность прилежно учиться, соблюдать дисциплину и носить пионерский галстук. Взрослые не очень хорошо знали, чем занять пионеров, поэтому большую часть времени те были предоставлены самим себе.

В комсомол принимали с четырнадцати лет, поэтому старшеклассники объединены в комсомольские организации.

С первых дней стал по вечерам три раза в неделю приходить на тренировки в гимнастическую секцию. Росточка был маленького, да и силёнок еще не набрался. Поэтому упражнения на перекладине мне давались плохо. На кольцах кое-что получалось, но лучше всего пошли упражнения на брусьях. Тренер даже хвалил.

В Валге стоял десантный полк. Ежегодно в школе создавался парашютный кружок. Предоставлялась возможность изучить парашют, научиться укладывать и сделать один прыжок. Подготовка парашютистов за счёт средств воинской части была рассчитана на то, чтобы юноши, совершившие ознакомительные прыжки, могли быть призваны в воздушно-десантные войска.

В кружок принимали с пятнадцати лет. Так что мне крупно повезло. Уже в восьмом классе совершил свой первый прыжок с парашютом. Был несказанно счастлив и гордился, что в юном возрасте пообщался с небом.

Казалось, всё складывается наилучшим образом. Только с учёбой подкачал. Увлечённый чтением книг по авиации, собирал библиотечку, на прилавках книжных магазинов время от времени появлялись брошюры о лётчиках – героях Великой Отечественной войны, книги об авиационных видах спорта, авиационной технике. Продолжал выписывать журнал «Крылья Родины». Из журнальных иллюстраций, вклеиваемых в альбом, составлял историю русской авиации. Поскольку нужных материалов не было, резину для резиномоторных моделей достать негде, строил бумажные, мастерил воздушные змеи и простейшие планеры с крыльями из картона.

Настольной книгой стала «Занимательная физика» Перельмана. На выполнение домашних заданий времени не хватало. Да и выполнять их было скучно, неинтересно. За невыученные уроки получал «двойки». Потом исправлял. Но в четверти больше «тройки» никто из учителей не ставил. А по литературе во второй четверти даже «двойку» схлопотал. И всё из-за этих самых литературных героев Онегина и Печорина. Онегин мне вообще не нравился. Вот Татьяна – это да! Такую я смог бы полюбить. А Онегин, видите ли, сначала её отверг, а потом влюбился. Ничего привлекательного в нём нет, хотя он и главный герой, и роман назван его именем. Учительница дала домашнее сочинение «Лишние люди: Онегин». А что о нём писать, если мне не нравится. С трудом нацарапал неполную страничку школьной тетрадки. Написал всё, что о нём думаю. Не знаю, может учительнице моё мнение не понравилось, а скорее всего за малый объём, потому что сказала переписать, и чтоб было не меньше четырёх страниц. Я ничего толкового про Онегина не придумал. Что я мог добавить к характеристике лишнего человека? Нового сочинения не написал.

А тут ещё одно сочинение. В классе на уроке «Образ Печорина». Это, правда, куда ни шло. Истории, которые приключались с Печориным, читал, страшно волнуясь и переживая за него, будто сам подвергался смертельной опасности. Восхищался его успехами у женщин. Завидовал и непрочь был по этой части сам походить на литературного героя. Осуждал, что тот делал несчастными влюблённых в него женщин. Соглашался с написанным в учебнике, что Печорин продолжил в русской литературе список «лишних» людей, что в силу двойственности натуры, её противоречивости не нашёл себя, не сыскал достойного применения своим незаурядным способностям на благо общества и светлого будущего России.

Себя я «лишним» представить никак не мог. Уж я-то найду своё место в жизни, у меня нет и не будет тех сомнений и колебаний, с которыми не справился Печорин, я сумею достойно прожить жизнь, а может и прославить Родину своими подвигами. В сочинении после некоторых раздумий двойственность характера героя решил обозначить одним словом, написал: «Печорин был двуличен», не подозревая, что эта характеристика имеет другой смысл. И, несмотря на то, что в это раз я расстарался, исписал целых полторы страницы, учительнице всё равно показалось мало, а учитывая допущенное непонимание смысла «двуличный» и ещё какие-то там ошибки, поставила убедительную «двойку».

Исправить две «двойки» я так и не удосужился. «Двойка» за четверть первая и единственная за десять лет учебы в школе украсила табель. Это я сейчас так выражаюсь «украсила». На самом деле это была превеликая неприятность. Текущую «двойку» ещё как-то можно пережить. Ну, не выучил урок. На следующий выучил и исправил. Стыдно, конечно, стыдно перед учителем, стыдно перед одноклассниками. Но с другой стороны, не выучил, подумаешь важность, с кем не бывает. И всё-таки ученику, который может и способен хорошо учиться, которому даётся учёба, стыдно получать «двойки». «Двоечникам» в такой ситуации тоже стыдно, но и они, и учителя, и одноклассники как-то с этим свыкаются, привыкают, когда за контрольную или диктант опять одним и тем же объявляют «двойки». Мне было стыдно за каждую «двойку». Ну, а «двойка» за четверть – это позор. Позор до конца жизни. Это пятно не сотрёшь, не устранишь из биографии.

Конечно, об этом можно не упоминать, никому впоследствии не рассказывать. Кто станет докапываться или ставить в вину, что та или иная неудача в жизни, неудача, которая плохо повлияла на жизнь и судьбу других людей, результат когда-то полученной «двойки» за четверть. А всё равно неприглядно, что когда-то допустил нечто непристойное. Кстати, кто читал биографии великих людей, мог обратить внимание, что все они в детстве были преуспевающими учениками, уже в годы учёбы поражали окружающих своим интеллектом. В опровержение сказанного могут привести в пример Пушкина-лицеиста. Но, во-первых, таких исключений крайне мало. А во-вторых, не только гении, но и таланты – большая редкость. Тем более среди тех, кому не давалась учёба в детстве, кто отставал от сверстников в умственном развитии.

В тот год пристрастился к чтению на уроках. Не на всех. На математике не почитаешь. А на многих других удавалось. Например, на географии. Увлёкся учитель рассказом, по карте указкой водит. А ты в это время книгу под партой выдвинул, временами поглядывая на учителя и делая вид, что внимательно слушаешь. Сидишь тихо, учитель в твою сторону бдительность теряет, а тебе только того и надо. Конечно, читать в таком случае приходится урывками, как солдат перебежками преодолевает открытое пространство, чтобы его не подстрелили. Тем не менее, немало книг было прочитано таким способом за год. Художественную литературу на уроках не читал. То были книги о лётчиках, путешествиях и путешественниках, об учёных, сделавших великие открытия в науке.

Ещё один удивительный случай произошёл со мной на экзамене по физике. В те годы переводные экзамены сдавали во всех классах, начиная с четвёртого. Мне на экзаменах всегда везло. Меньше четвёрки никогда не получал. А «везло» я сказал потому, что ни в одном классе, ни по одному предмету не было случая, чтобы проштудировал все билеты, подготовил ответы на все вопросы. Времени отводилось достаточно. Некоторые преподаватели в конце года часть билетов повторяли с учениками прямо на уроках, чтобы лучше подготовиться к экзаменам. За «двойки» ругают не только школьников, учителям тоже достаётся. Ведь это показатель их работы.

Так вот у меня никогда не хватало терпения и прилежания тщательно и добросовестно подготовиться к экзамену. Уже был сдан экзамен по русскому и литературе, экзамен по математике. Надо было готовиться к физике. И тут пришла в голову сногсшибательная идея. Выучить на «отлично» один-единственный билет. Вытянуть его на экзамене и получить «пятёрку». Скажете, бред. Но я убедил себя, что у меня получится. На всякий случай сделал шпаргалки из страниц приведённого в негодность учебника к большинству билетов, чтобы не тратить время на заучивание экзаменационного материала. Но уж билет, на который собрался отвечать, выучил назубок. Даже несколько раз репетировал вслух.

На экзамене желанный билет не достался. Но не всё потеряно. Надо воспользоваться шпаргалками. И здесь новая неудача. Учительница заметила, отобрала шпаргалки, а это очень стыдно, когда у тебя отбирают шпаргалки, и заставила взять другой билет. Существовало правило: если ученик на экзамене не может справиться с билетом, разрешалось тянуть второй, но при этом оценка на балл снижалась. Ничего не оставалось, как взять ещё один билет. И о! чудо! Хотите – верьте, хотите – нет. Считайте, что я нарочно это придумал, чтобы вам морочить голову. Но я вытащил билет, который так тщательно готовил дома. Можно не описывать радость, которую испытал в тот момент. Предложил сразу без подготовки отвечать. Но учительница выслушала в порядке очереди. Результат: за ответ – «пять», в журнал – «четыре».

Такого рода удачи не могли поправить общую картину: табель за восьмой класс в изобилии пестрел «тройками».

Главным событием года стал переезд в деревню, куда получила назначение по распределению сестра после института. Смена места жительства радовала и вдохновляла. По натуре я был путешественником. Тем более это был не просто переезд из города в деревню. А в какую деревню! Село располагалось на берегу Чудского озера, того самого озера, на котором произошла знаменитая битва Александра Невского с немецкими рыцарями, известная каждому школьнику как «ледовое побоище». Одна мысль, что предстоит жить в таком примечательном месте, вызывала восторг и чувство гордости, сопричастности к выдающемуся событию истории.

Переезжали во второй половине августа. Лето тогда выдалось жаркое. Целыми днями пропадал на речке, за всё лето не знал другой одежды кроме трусиков, как индеец, которому достаточно набедренной повязки, потому изрядно загорел.

На грузовичок поместили нехитрый домашний скарб, стол, двуспальную кровать, старенький диван, латанный-перелатанный кусками ткани самых невероятных и неподходящих цветов, единственное наследство от умершего дедушки, маминого отца. Жили бедно, всё добро уместилось в кузове полуторки. Мать с сестрой поместились в кабине. А я, довольный тем, что могу подставить грудь встречному потоку, занял место в кузове.

Маршрут пролегал через Тарту, до которого рукой подать, каких-то восемьдесят девять километров. И ещё около этого надо было ехать до места назначения. Вся поездка заняла не более трёх часов. Дорога не показалась утомительной. Столько впечатлений, когда едешь в открытом кузове. Любовался непритязательным ландшафтом холмистой местности, украшенной лесами, то подступающими к автостраде, то убегающими к линии горизонта. Время свидетельствовало, что путешествие подходит к концу, когда после очередного поворота глазам открылась изумительная картина беспредельной водной глади, сверкающей в лучах не утратившего жаркости августовского солнца. Я был ошеломлён. Поверить не мог, что вижу такое великолепие. По кинофильмам представлял, как выглядит море. Увиденное оказалось полной неожиданностью. Это было озеро. Но противоположный берег скрыт за линией горизонта, соединившей воду и небо. Я стал плясать от восторга, кричал что-то невразумительное и пел от переполнивших чувств. То, что испытал за короткое время сравнимо с чувствами моряков, которые после длительного перехода увидели на горизонте желанные полоски земли. Здесь причина была иная: впервые увидел морское величие огромного озера. Озеро оказалось не просто большое, оно уходило за пределы видимого горизонта. Впервые почувствовал, что такое море. Далее дорога следовала по берегу озера. Вот и конечная цель маршрута – село Лохусуу.

Поселение представляло собой разбросанные на значительных расстояниях друг от друга одиночные дома, либо сбившиеся небольшими кучками несколько домов-соседей. При въезде слева у самой дороги, ведущей на Нарву, длинное как барак одноэтажное здание сельсовета со следами побелки. Перед зданием государственного учреждения, обозначенного красным флагом на стене у входа, с магистрали спускается влево обычная сельская дорога, минует магазин, против которого несколько жилых домов, огибает величественное сооружение лютеранской кирхи с длиннющим шпилем, устремлённым в небо. На противоположной стороне просторной площади разместилась двухэтажная деревянная школа-семилетка, с фасадом, обращённым в сторону кирхи. Площадь покрыта зелёным ковром низкорослой травы. Дорога возле школы делает поворот, ведёт в лес, петляя вдоль реки к соседним сёлам. По правую руку от дороги, ближе к лесу между школой и кирхой длинное здание сельского клуба, обшитого почерневшими от времени досками, неизвестно когда и для каких целей построенного.

Отъехав несколько десятков метров от клуба, машина остановилась возле приземистого одноэтажного школьного интерната. С улицы вход через сени вёл в две просторные комнаты-спальни для детей из сёл, где только начальные школы. С тыльной стороны дома два крыльца. Одно вело в квартиру заведующей интернатом, второе – в квартиру, предназначенную для новой учительницы. Просторная кухня с печью для отопления и плитой для приготовления пищи. Посередине пола крышка, под которой достаточно вместительный погреб. Из кухни дверь в тонкой деревянной перегородке вела в чуть большего размера жилую комнату. Для семьи из трёх человек места было достаточно.

Метрах в десяти за домом земля обрывом спускалась вниз и далее ровной площадкой шла до реки, именуемой Авийыги, пересекающей село и впадающей в озеро-море. На краю обрыва росла громадная ива, один из стволов которой толщиной больше метра почти горизонтально смотрел в сторону реки.

К дому примыкал внушительных размеров сарай, напоминающий амбар, в зиму складывали дрова.

Автострада, минуя сельсовет, выходила на мост и далее в небольшом удалении от озера достигала сначала истока реки Нарва, а потом и самого города.