Текст книги "Город в конце времен"

Глава 48

ЗАПАДНЫЙ СИЭТЛ

У бури был мертвый, глухой голос. Она никогда не знала голода, страстей, забот или хрипа гормонов; ее слова исходили не от плоти или формы.

Буря возникла из тысячи вихрей, из сонмища потоков воды и ветра, из набухших жилами молний и зарядов. Все, что ей было ведомо – все, что она знала, – это чувство вольности, высвобождения из тенет вероятности, чувство власти и мощи, которыми до нее не обладал никакой иной шторм.

Она могла собраться, могла убить – по собственной злобе.

Один мокрый черный порыв чуть было не нагнал белый фургон.

– Дорогая, да ведь это наша дичь, наш груз! – Вопль Главка перекрыл рев бури. Он большим пальцем ткнул себе за спину. – Он тянет след!

– Прядь?! – Пенелопа чуть не задохнулась от ужаса.

– Да при чем тут прядь! Он потеет, воняет гиблыми землями, не геенной – хотя, должно быть, оказался с ней рядом, оступился, вляпался по щиколотку… Вуаля! Индиго! Синий! Красный! Штуки алого и оранжевого шелка! Все ради удовольствия мадам!

Джеку требовалась вся его сила. Он уперся ногами в заднюю дверь, извернулся в мешке, напряг плечи, крякнул…

Свет за лобовым стеклом померк. Главк с Пенелопой заверещали испуганными попугаями.

Через дырку в горловине Джек бросил взгляд за окно, между силуэтами массивной, пригнувшейся от страха женщины и коренастого водителя… Снаружи творилось нечто неизъяснимое. Зрелище отказывалось подпадать под какой-либо каталог или укладываться в памяти, хотя бы кратковременной.

Щель, разошедшийся спай, зияние.

Лицо. Экстраординарная красота – и бешенство.

Юноша тут же позабыл, что увидел.

Главк посмотрел на испуганную партнершу. В ярком свете вспышки он заметил предельную степень ужаса Пенелопы и понял, что ей тоже все стало ясно. Совершена фатальная ошибка. Сколь бы долго ни тянулись их отношения, какими бы ни были ее силы и таланты – жребий падет на нее. Главку придется пожертвовать ценной напарницей. Не в первый раз, впрочем.

Буря уже не могла ждать. Она ударила всей накопленной мощью, тратя всю свою силу, даже скрытую – единым махом.

Низверглась черная облачная стена.

Лопнули стекла.

Грянул мрак.

Машину подбросило, перевернуло и поволокло юзом, впечатав Джека в днище. Кожу на спине – даже сквозь мешковину – обожгло из-за трения металлом об асфальт. Юноша перекрутился, ударил ногами и просунул в образовавшееся отверстие голову и руку.

Мини-фургон рикошетом отбросило от барьера-отбойника, перевернуло еще раз. На миг подвешенный в воздухе, Джек подобрал колени, свернулся в клубок – что угодно, лишь бы не сломать ногу, руку, шею.

Со стороны передних сидений донесся сдвоенный болезненный выдох – ремни безопасности впились в грудные клетки.

Машина упала на крышу.

Глава 49

ВАЛЛИНГФОРД

Взбегая по ступенькам, Даниэль заметил и четвертый угол невода: малорослый, пегий человечишка стоял на крыльце соседнего дома. Из-за страшного ливня Даниэль почти не различал контуры строения, не говоря уже про черты поджидавшей фигуры – затененная бледность, съеженный силуэт, нечто вроде омерзительного карлика.

Даниэль вымок до нитки. Высокая трава на заднем дворе полегла, покорно уступив напору стихии. Ледяные, плотные градины отскакивали от тротуара и крыши, окатывая голову и плечи ворохом осколков. По лбу змеились струйки крови, разбавленные водой. Плоховатый результат для человека, некогда умевшего ходить между каплями дождя. К югу играли сполохи молний – там, где, как он подозревал, шла настоящая охота, – где загоняли основную добычу.

С чего ты взял? Может, это все ради тебя устроили?

Он инстинктивно выбросил вперед зондирующие щупы. Все пути перекорежены, спутаны. Хуже того, мимо проплывало эхо – полупрозрачная отдача Чарлза Грейнджера, нахохлившегося возле автомагистрали, безразличного ко всему…

А затем – еще один, Фред. И еще – он сам, только что отбитый прядью, расположенной несколькими минутами впереди, в будущем. Их изломанный кусок истории быстро мчался к непробиваемой стене, – и он понятия не имел, что тогда случится.

Пегий карлик начал сходить с крыльца – меняясь на глазах. Он перестал быть плотной фигурой. Даниэль уже видел такое, в том, гиблом месте – формы и силуэты, отрицавшие само понятие пространственной размерности. Спускаясь по ступенькам, карлик вырастал, словно отражался в кривом зеркале. Чем ближе он подходил, тем крупнее становился – и могучее. К моменту, когда эта фигура доберется до него, она станет такой высоченной, что сможет макушкой взбалтывать черные, вихрящиеся тучи.

Даниэль глянул назад и увидел другие фигурки, облаченные в старомодные костюмы, пригибающиеся под ливнем и градом – обычные люди, которым ведома боль. От сорняков валил пар. Воздух остывал, становился плотным как студень. Кругом темнело.

Он почувствовал, что отяжелел – отчаянно попытался найти выход, перехитрить эту сволочь. Эхо Терминуса на краю текущей мировой пряди должно временно поднять локальный массовый коэффициент. Время начнет замедляться. В точке Терминуса для большинства наблюдателей оно вовсе остановится или же эхом отразится назад, на несколько дней, несколько часов, где все будут переживать эти краткие сегменты вновь и вновь, как незадачливые роботы, повторяющие запрограммированный цикл операций.

Сейчас ломти истории плыли кусками мяса в проглоченной, полупереваренной похлебке. От будущего не осталось ничего, сообразил он, – лишь стена, а вокруг нее утончающаяся, безразмерная пустота, в которой ничто и никто не может размышлять, не может жить.

К этому выводу он пришел сам, много-много фатумов тому назад – когда на все сто был Даниэлем Патриком Айрмонком, когда проводил расчеты, на что будет похож его собственный конец.

Исполинская пегая личность нагнулась и приласкала Фреда – погладила Даниэля, – его коротко подстриженные каштановые волосы, его высокий лоб, еще сочащийся кровью.

Моль.

Даниэль замер – на краткий миг.

Личность промолвила:

– Сум-бегунок. Принеси.

Прочая сволочь успела сформировать ловецкий треугольник на дворе – исхода нет.

– Делай, что Моль говорит, – приказал ближайший тип, жилистый старик с многоопытной физиономией и деформированной ступней, который стоял у бетонных ступенек, проложенных через заросший двор.

– Конечно, – кивнул Даниэль и попытался обойти безразмерную личность, чтобы просто повиноваться, выполнить требуемое – единственный оставшийся шанс.

Ливень избивал асфальт, низвергался потопом, капли створаживались еще в воздухе – шмякались со всех сторон – не по прямым линиям, ведь столь много поменялось фундаментальных правил…

Такое даже в голову не приходило.

Моль придержал его могучим перстом. Затем – в качестве увещевания, по-видимому, – протянул свою длань и погладил дом. Строение поблекло, стало белым, контуры осыпались пережженным известковым порошком. Так, легкое и вежливое предупреждение. Если Даниэль сделает, что говорят, его отпустят, не станут убивать или трансформировать. Мелкий укол ревности – неужели есть кто-то еще, более важный? Умеющий взбрыкивать дальше, умеющий рассчитать и понять ту форму, которую принимает конец мира? Нет-нет, Даниэль – лучший. Может, им это известно? Могли бы сделать его одним из своих. Превратить в раба. Да, скорее всего, таковы их планы.

Какая любезность. Нет уж, спасибо.

Еще два прозрачных, дрожащих эха проплыли мимо – одно от Грейнджера, второе от Фреда. Сам же Моль еще больше разбух, сочась призраками собственного «я». Он тратил слишком много энергии – его притиснет к Терминусу быстрее любой твари, оказавшейся рядом с этим домом.

Кстати, о доме – он вернул себе кое-что от прежней расцветки, но при этом казался на краю обрушения. Даже на пике лихорадочного восприятия Даниэлю еще не доводилось видеть мультиверсум в его квазибезграничном разнообразии – до сегодняшнего дня. Похоже, ты всегда узнаешь нечто новое, когда оно готово сломаться – когда вещи начинают умирать.

У него остался единственный шанс – каким-то образом прорваться сквозь Моль, завладеть своим камнем и держаться за него что есть сил. Даниэль набычился и скользнул между деформированными ногами Моли, раздирая его утончавшуюся субстанцию. Пегий монстр содрогнулся и взвыл. Даниэль ощутил, как блекнет сила врага. От Моли осталась одна иллюзия – края размыты, мощь вытекла, – обрывается связь с источником могущества, с Госпожой извращенных мировых линий, которые их окружали.

Фигуры в черном разволновались, затем уныло обмякли – буря слабела и воздух теплел. Шло отступление – Моль уносил ноги, пока была возможность. Человеческих служек Бледноликой Госпожи бросали за ненадобностью, оставляли позади.

Судя по всему, такого они не ожидали.

Даниэль взобрался на крыльцо, истекая лужами. Плечом ударил в дверь. Древесная гниль уже сделала половину работы, и сонм его двойников ворвался в спальню клубами пыли от сотен вариантов разбитой двери – крупиц мертвых и отмирающих линий будущего, некогда отстоящего лишь на секунды.

Изумленный, он понял, что до сих пор способен перемещаться.

Пространственные измерения никогда не являлись строго ортогональными – или, скажем, прямыми, – а уж тем более сейчас. Он развернулся было вбок – и тут же вскрикнул. От неутешительных будущих перспектив вздулись волдыри на лице и руках.

Толпа Фредов достигла каминов, сунула руки за единственные шатающиеся кирпичи – время ползло на карачках, превращая уличный свет в туманную изморозь.

Они врезались в Терминус – и срикошетировали.

Все сброшено в нуль, сдвинуто на несколько часов назад – максимум, на несколько суток. Все-все в городе – в мире, в этом сегменте мультиверсума – отразилось чугунным ядром от пятимерной струпьевидной корки, образовавшейся в момент прижигания фатумных прядей.

При следующем ударе – через несколько часов, дней, не больше, в этом он был уверен – отскок станет короче, потом еще короче, и еще. А потом их попросту заморозит в раскатанную пленку: конец пространству, конец времени.

И никаких надежд.

Даниэль продрался к выходу сквозь студенистый воздух, отшвырнул ногой мусор, замер на продавленном крыльце. Те, другие – жилистые, исхудалые люди в мокрых черных одеяниях – пытались бежать.

Все – кроме одного.

Сейчас он припомнил имя. Уитлоу.

Воспоминание вернулось ледяной сосулькой, вбитой в мозг. Воспоминание о компромиссе, предательстве – предательстве всего мира.

Зловредный пастырь.

Легкие Даниэля сдулись в припадке ненависти к самому себе.

Уитлоу стоял у крыльца, улыбчивый и ничуть не испуганный. Он не изменился – всегда был подтянутым, уверенным в себе, вельможным старцем – на всех мировых линиях Даниэля.

Вечно с одной деформированной ступней.

Пристальный взгляд Уитлоу, казалось, нежно погладил то, что Даниэль держал в руках. Человек-инвалид улыбнулся шире, показывая ровные зубы цвета слоновой кости.

– Как зовут тебя, юный скиталец? – насмешливо промолвил он. – Отчего ты столь взволнован? Разве можем мы улететь, миновав Ее объятия?

С этими словами Уитлоу зашел в дом, слегка задев Даниэля за плечо.

Даниэль покорно шагнул следом.

Глава 50

ЗАПАДНЫЙ СИЭТЛ

Задние дверцы машины распахнулись. Джек вывалился на асфальт и по инерции прокатился еще с десяток ярдов, прежде чем его остановил бетонный бордюр. Торчащая из мешка рука угодила в канаву. Грязь черной и серебряной краской омыла скрюченные пальцы. Оглушенный, он прорвал дыру в истертой, измочаленной парусине, просунул вторую руку, затем торс, лягаясь, избавился от мешка, поднялся на четвереньки, мотнул головой…

Встал. Перед глазами все плывет.

На миг он решил, что теряет зрение или даже умер – кругом все было перекошенным, разодранным, лишь сейчас начинало медленно собираться в единое целое, словно задом наперед прокручивали запись рассыпанной головоломки.

Он вскинул голову – молнии охотились друг за другом, сворачивались спиралью, образуя вертлявую воронку, которая плевалась огнем и шипела как змея. В самой середке этого конуса он разглядел агонизирующую, тестообразную фигурку, уже практически без рук, без ног – фигурка падала внутрь, съеживалась в размере, отчаянно барахталась – тут в нее врезалась очередная молния и подбросила еще выше… под аккомпанемент непрерывного, девичьего визга, слышного даже поверх штормового рева.

Оборванные провода ЛЭП тянулись за ней, извивались и хлестали по сторонам, затем вновь вытягивались напряженной струной. Некоторые из них взмыли вверх, но обмякли – и упали на грунт подобно кускам ненужной лески.

Воронка затягивалась. Из перевернутого ведра небес на Джека обрушился водопад, сбил наземь, притиснул голову к асфальту, пока ему не показалось, что он вот-вот захлебнется.

И тут все кончилось.

Грянул неестественный покой. Любое движение давалось с трудом – через боль.

Он сморгнул грязные капли с ресниц.

Ливень, гроза, дикость – все будто смахнуло. На секунду – глубокая тишина. Ничего, кроме мягкого шипения пара, – и еще странный свет: со зловещим потрескиванием и шуршанием, будто мнут целлофан.

Машина потерпела аварию в жилом квартале. Старые домишки, аккуратные и опрятные, бежали вверх по отлогому холму, увенчанному водокачкой. Впрочем, домишкам тоже досталось: они почернели – не сгорели, а просто-напросто превратились в некую черную, стекловидную массу, вроде обсидиана. Что касается водокачки, то вода била из всех ее швов. Проезжая часть утыкана глянцево-черными шипами высотой по колено. Пока Джек стоял у бордюра и разглядывал эту картину, новые шипы вылезли из асфальта, чудом не задев его ноги. Под напором снизу машину сдвинуло вбок; пара шипов проткнула покрышки.

Воздух сверкал при полном отсутствии цвета – и смысла. Отовсюду несло гарью, как, впрочем, и от Джека – опалило ледяным огнем безвременья.

Из машины донеслась возня. Хриплые возгласы Главка перемежались сиплыми вдохами. Звуки постепенно переросли в жуткий, непрерывный вой.

А затем – ничего.

Куда бы ни взглянул Джек, все мучило его глаза, его мозг. Шейные мышцы судорожно набрякли, борясь друг с другом, решая, куда он может, а куда не может смотреть. Джек попробовал приподнять руки. Работают.

Несмотря на страх, он вновь огляделся.

Небывалые цвета потихоньку заполняли щели пространства, напоминавшего книжку-раскраску. Смрад, между тем, остался на месте. Водокачка булькала, словно полоскала больное горло, изливаясь последними тоннами воды. Шипы плавились, уходя обратно в асфальт.

По переполненным канавам хлестали ливневые стоки.

Домишки понемногу возвращали себе прежний, более или менее нормальный облик.

Потирая ноющее плечо, осторожно ступая на потянутую лодыжку, Джек доковылял до машины и пригнулся к разбитому лобовому стеклу. Мокрые и уже не способные летать, последние осы Пенелопы ползали по зазубренным осколкам, подергивая брюшками и недовольно зудя. Временами из насекомых вышелушивались мерцающие двойники, чтобы через мгновение слиться вновь.

Джек посмотрел на свои ладони – их заливали те же заикающиеся тени. Произошло нечто колоссальное. Время дрожало задетой струной.

Джек прищурился в глубь мини-фургона. Водительское кресло пусто.

И соседнее тоже.

Некого спасать.

Глава 51

Эллен вела старенькую «тойоту» Мириам. Агазутта сидела рядом. Фарра устроилась в задней части салона, подле Джинни, которая бездумно рассматривала янтарные четки, раскачивающиеся под зеркалом заднего вида. Они уже вдоль и поперек объехали несколько мокрых улиц в поисках некоего человека – молодого мужчины, как поняла Джинни из куцых реплик, которыми порой обменивались ее спутницы.

Даже сейчас водяные потоки не желали уходить по канавам и изливались со всех возвышенностей и съездов, замедляя ход машины.

Итак, дела в очередной раз пересекли границу между загадочным и неизъяснимо диким. Девушку окружали весьма необычные дамы, к тому же в возрасте. Все они были крайне любознательными в отношении Джинни, хотя сколько бы ни проявляли заботы, сколько бы ни намекали на то, что у них имеется план, ни одна из них – подобно Бидвеллу – не желала отвечать на серьезные вопросы. Слишком много изречений типа «поживем – увидим». К тому же Джинни чувствовала, что привязана к их судьбам, отчего и страдала как загнанный в клетку зверек.

Буря пришла, чтобы поохотиться. Об этом спорили дамы перед въездом на Западный мост. Нет, разумеется, бури такими вещами не занимаются. Или?..

Агазутта оглянулась.

– Что ты чувствуешь? – спросила она.

Джинни покачала головой. Впереди – ничего, только пугающий плотный сгусток нависшей невыразительной пустоты.

– Это вы мне расскажите. Я лично еду за компанию.

Подала голос Эллен:

– Возможно, среди нынешних странных событий числится не только буря. Ты могла бы помочь нам спасти кого-то еще, столь же важного, как и ты сама. Поэтому, Вирджиния – прошу тебя! – скажи нам, что чувствуешь.

– Мы напоминаем тлеющее полено, которое вывалилось из камина, – промямлила Джинни и съехала по спинке как можно ниже, несчастная и испуганная.

Фарра помяла переносицу.

– И впрямь пахнет горелым.

– А вы на самом деле ведьмы? – неожиданно для себя выпалила Джинни.

Агазутта фыркнула.

– Нет, милочка, это просто шутка. Как ты думаешь, будь у нас настоящая власть, допустили бы мы вот такое?

Вмешалась Эллен:

– Если кто и обладает магическими силами, так это, вероятнее всего, ты. Или Бидвелл. Впрочем, не могу сказать, что в последнее время доводилось быть этому свидетелем.

– А его книги? – заметила Фарра.

Агазутта:

– Негодные фальшивки.

– Они древние, – парировала Фарра.

Эллен издала нечто среднее между шипением и презрительным хмыканьем.

– Мы должны ему верить. Иного выбора нет. И мы должны верить Джинни.

– Колючая штучка, – усмехнулась Фарра.

– Ты тоже поначалу была такой. Или забыла уже?

– Черта с два, я всегда такая.

– Вы лесбиянка? – вылетело у Джинни.

Последовал краткий, но ледяной миг тишины.

– Похоже, мы лицезреем случай фундаментального недопонимания, – наконец сказала Фарра. – Эй, кто-нибудь, объясните девчонке.

– В фундаментальной картине вещей это ровным счетом ничего не значит, – твердо заявила Эллен Кроу. – Если не считать меня…

– Вот именно, если не считать ее, – подхватила Агазутта, впрочем, не без горечи.

– …Эта группа приняла обет безбрачия, – закончила Эллен.

– Что объясняет, почему мы так много пьем и читаем эротические романы, – высказалась Фарра.

– А почему вы не приняли такой обет? – спросила Джинни, заинтересованно вытянув шею в сторону Эллен.

– Никакого отношения к чародейству, зато масса общего с рыбной ловлей, – сказала Агазутта. – Нет-нет, не пугайтесь, милочка: как раз Эллен играет роль наживки.

– Никто мне не верит, а ведь я раз сто уже гово… – завелась было Эллен, но ее прервала Агазутта.

– Это он?

Эллен пригляделась сквозь лобовое стекло к худощавому молодому человеку, который брел под проливным дождем, зябко вздернув плечи. «Тойота» сбросила скорость, и Джинни непроизвольно встрепенулась. Парень не замечал их присутствия – или же старательно делал вид, что ему все равно.

– Щеночек-замарашка, – пробормотала Агазутта.

Со спины он походил на велосипедиста, которого Джинни видела возле циркового балагана. Едва ей удалось разглядеть его лицо, она выкрикнула:

– Стоп!

Эллен выжала педаль, коротко взвизгнули тормоза. Это привлекло внимание молодого человека, он мельком глянул влево – и бросился наутек.

– Ты его спугнула, – попеняла Агазутта.

– Ах так? Ну, знаешь ли…

– Смотри! – вскричала Фарра. – Сейчас упустим! Он же прыгнет!

Похоже, все спутницы до единой знали, что это означает. Агазутта принялась лихорадочно озираться, затем уставилась куда-то вверх, будто опасалась, что на них свалится «Боинг-747» или прямо перед носом вырастет дерево.

– Он не может, – тихо сказала Джинни.

– Чего не может? – прищурилась Эллен.

– Совершить побег. – Джинни распознала знакомые черты в походке молодого человека, в его печальной реакции на их появление. – Ему некуда бежать…

Машина нагнала юношу, и Джинни опустила боковое окно.

– Постойте! – крикнула она.

Он вновь бросил взгляд влево. Мысок его ботинка зацепился за вспученный кусок асфальта, и юноша с резким воплем упал на четвереньки.

Джинни заколотила по двери.

– Выпустите! Выпустите меня!

Эллен остановила машину.

– Детский блокиратор, – напомнила ей Фарра, и та, простонав, нажала кнопку электрозамка. Дверца распахнулась.

Джинни вывалилась наружу, машинально отряхнулась, не глазея по сторонам, и медленно приблизилась к юноше, словно тот был раненым леопардом. Он тем временем присел на корточки и мрачно разглядывал девушку. Что-то в его облике словно бы качнулось – он окутался туманной дымкой, тело пробило крупной дрожью.

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась она. – Останьтесь, прошу вас.

Силуэт юноши вновь обрел четкость; сжав кулаки, он взглянул ей в лицо.

– С какой стати?

– Мы с вами знакомы, – сказала Джинни.

Джек продолжал хмуриться.

– Это ведь за вами охотилась буря? – рискнула она.

– Не знаю.

– Мы не можем убежать… Я знаю место, где тепло, где есть друзья – как мне кажется. Это недалеко. Пойдемте с нами.

– У вас в машине мест нет, – заметил Джек. – Или вы хотите сунуть меня в багажник?

Фарра открыла свою дверцу, вылезла, хлопнула ладонью по крыше.

– Залезайте сюда. В тесноте, да не в обиде.

– Джек, вам нельзя стоять под дождем, – подхватила увещевания Эллен. Она приветливо махнула рукой.

Юноша выпрямился и вгляделся в салон сквозь лобовое стекло. Смахнул с лица мокрые волосы.

– Дамы, вы меня пугаете.

– Я сама встретила их только сегодня, – сообщила Джинни.

– Да кто же вы такие?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Уже не знаю.