Текст книги "Видок. Семена Злобы"

Словно повинуясь отбиваемому ритму, пламя костра заплясало и завибрировало в сложном танце. В нем появились новые цвета.

– Когда мой народ еще не родился, а народ далеких предков был юн, словно едва открывший глаза щенок куницы, далеко на севере, на утопающих в зелени островах жили мудрые и беспощадные утройхо. Они летали по небу, как птицы, продлевали свои жизни на многие века и приглядывали за неразумными соседями. Сами великаны не ступали на эти земли, но посылали своих слуг. От Седого моря и до Великой реки-Матери правил справедливый Гнев, на землях южнее Великой реки-Отца наиболее сообразительных дикарей опекала мудрая Гордыня. А в междуречье присмотр за человеками был отдан неумолимой Злобе.

В какой-то момент я осознал, что шаман говорит не по-русски, а перешел на якутский, ну или какой-то другой похожий язык. Но это почему-то ничуть не мешало мне понимать каждое слово. Мало того, еще пару мгновений спустя я начал воспринимать все в образах.

Это было похоже на очень масштабный сон. Из тех, что хорошо запоминаются после пробуждения. Воображение со слов шамана рисовало образ трех могучих волшебников, как пастухи присматривавших за стадами глупых дикарей. Высокий статный Гнев с серебристыми волосами и такими же бровями сидел в кругу учеников из окрестных племен. Они жили на заросшем лесом берегу у прохладного моря. Низенькая и пухленькая женщина со смеющимися глазами управляла строителями, которые были похожи на китайцев. Да и одежды у них были явно цинского стиля. Это оказалась целеустремленная Гордыня. А вот Злоба – черноволосая, с острыми чертами и пронзительными золотистыми глазами никаким прогрессорством или наставничеством не занималась. Она правила с помощью силы и страха.

По ее воле стравливались слишком уж зазнавшиеся племена. Но хуже всего было, когда взгляд слуги гиперборейцев натыкался на какого-нибудь строптивого вождя, не желавшего ползти к трону в подземном дворце на карачках.

Тогда в дело шли семена Злобы. Это были три артефакта, в которых находились души рабов могучей ведьмы. Помещенные в тела людей, духи прорастали в них, как обычные семена в благодатной почве. Правда, у всех это получалось по-разному. В первом семени хранилась душа соблазненного и обманутого ученика Гнева. Это был Пастырь людей. Именно он лучше всего прорастал в чужом теле. Пастырь полностью захватывал душу пленника и повелевал ею, не давая и тени шанса на свободу. Никто из друзей жертвы не мог заметить его одержимости. Второе семя несло в себе Пастыря зверей – душу магического зверя, сотворенного древними, давно забытыми богами. Этого подселенца можно было вычислить не только по поведению – мутировавшее тело сильно менялось, зато не было в лесу зверя, способного проигнорировать приказ этого Пастыря. В третьем семени был заключен пресловутый абасы – дух нижнего мира. Властью Злобы он мог наделять других простых духов несвойственными им силами, ну и конечно же управлять ими по своему хотению. Похоже, именно он наделил дополнительными силенками домового, таскавшего меня по комнате, как пес тапку.

Этот уродец при подселении изменял носимое тело еще больше, чем Пастырь зверей, превращая его в бледное подобие человека.

Информация вливалась в меня бурным потоком. Я видел многое, даже больше, чем хотелось. Теперь мне было известно, зачем вырезали знаки на телах. Это сделано не для того, чтобы поместить в человека семя и помочь ему прорасти. Знаки нужны, чтобы извлечь душу из отработанного материала обратно в семя, сохранив всю память и способности.

Я видел весь процесс, но не на телах людей, фигурировавших в этом деле, а на каком-то древнем вожде. Он посмел слишком нагло разговаривать со Злобой, поэтому получил подселенца. Очень скоро одержимый Пастырем людей вождь развязал межплеменную войну. В боях погибли все друзья и близкие бедного строптивца. А под конец Пастырь вернул ему чуточку воли. Это было страшно. На невысоком холме стоял вымазанный в своей и чужой крови великан и вопил в небо, проклиная все и вся. А в первую очередь – самого себя.

Затем Злоба положила его на алтарь в своем тронном зале и начала проводить какой-то ритуал, вырезая уже знакомые знаки. После она вынула из груди вождя небольшой, со сливу, камень.

Образы накатывали на меня один за другим. Смешивались, давили своей яркостью и реалистичностью. А там было от чего ужаснуться. Злоба не терпела возражений, не умела ждать и таиться, несмотря на то что именно так и было завещано северными повелителями. Их слуги должны были незаметно следить за дикими племенами, лишь исподволь направляя их в нужную сторону. Вести себя не как хозяева, а как смотрители заповедника. Но у Злобы был особый взгляд на исполнение воли повелителей.

Поэтому неудивительно, что однажды Гнев и Гордыня пришли за отступницей. Битва была недолгой, и Злоба закономерно проиграла. Я видел, как силовые нити пеленали бьющуюся в безумном припадке женщину. Как ее тащили к алтарю в большом зале. Затем был какой-то умопомрачительный ритуал, во время которого тело пленницы ссохлось до состояния мумии и рассыпалось пеплом, а душа была помещена в большое семя. Гнев и Гордыня не хотели убивать сестру и просто запечатали вместилище ее души в ставшем погребальным курганом дворце вместе с семенами, где покоились рабы-Пастыри.

Даже боюсь представить, сколько тысяч лет она провела во тьме, пока однажды какой-то плюгавенький старичок в круглых очках не раскопал курган и, найдя большое, со страусиное яйцо, семя, не поцеловал его в порыве исследовательского экстаза. Ну прямо сказка о Спящей красавице получилась. Это был наиглупейший поступок в жизни престарелого принца.

Мешанина образов снова усилилась, потеряв любую информативность и став похожей на обычный сон. Причем казалось, что я сам стал участником этой фантасмагории. Меня куда-то вели, затем уложили на кровать, а дальше пошли совсем уж эротические видения. Сначала это была Злоба, затем она неуловимо изменялась, став похожей на губернаторшу, а к пику напряжения мы дошли с внучкой шамана.

Глава 5

Проснулся я резко, словно вынырнул из воды, и тут же посмотрел вниз. Мне только юношеских поллюций не хватало. Хорошая новость в том, что ожидаемого конфуза не случилось, а плохой стал тот факт, что я действительно находился на кровати, покрытой шкурами, причем не имея на теле ни клочка одежды.

Можно было понадеяться, что упившегося до беспамятства меня просто перенесли в постель и зачем-то раздели, но аромат женского пота на своей коже не заметил бы только совсем уж наивный дурачок.

Чуть не испугав меня, на кровать запрыгнул Лео.

– Ты очень вовремя, – раздраженно сказал я коту. – Где тебя носило, пока меня тут внаглую использовали в наипохабнейших целях?

Леонард Силыч с недоумением посмотрел на меня, впрочем, я и сам понимал, что мои жалобы звучат как-то неубедительно.

Одно хорошо – все вещи, включая оружие, лежали на лавке у стены. Для того чтобы избавиться от беспомощного состояния, достаточно было просто одеться и проверить наличие патронов в револьверах и дробовике. Что и было проделано со скоростью, которой позавидует любой солдат.

Осторожно выглянув из балагана, я снова увидел сидящего у костра старика. Правда, теперь он развел огонь в малом очаге под бревенчатым навесом. Над костром на треноге висел чайник, а на низеньком столике оказались расставлены разнокалиберные плошки и пиалы, как пустые, так и с непонятным содержимым.

– Садись рядом со мной, видок, – вполне будничным тоном предложил старик. – Расскажи, что ты видел.

– В смысле – видел? – Плюхнувшись на волчью шкуру, я удивленно посмотрел на шамана. – Мне казалось, что вижу твой рассказ.

– Я рассказал не так уж много. Мне были известны только имена слуг утройхо, остальное тебе показали духи, – словно в издевку, с этими словами он протянул мне пиалу с каким-то бурым содержимым.

– Не, – я даже отодвинулся, – мне хватило вчерашнего пойла. Похоже, вместо достоверной информации из-за него я получил только бред собственного производства.

– Это просто чай. – Шаман собрал в улыбке все свои морщины. – Да и вчера ты выпил отвар не самых сильных трав. Они помогли тебе расслабиться и открыть свою душу для знаний. Разве сейчас ты себя плохо чувствуешь?

И действительно, мое самочувствие можно было назвать превосходным, но благодарить этого шулера я все равно не спешил.

– Твои видения были навеяны древними духами этого места, – уже более серьезно продолжил шаман. – Очень древними. Они помнят не только зарю моего народа, но и юность утройхо. Я стал проводником для тебя, но сам ничего не увидел. Рассказывай.

Ну что же, это требование вполне справедливо, и я подробно пересказал увиденное в этом странном сне.

Чем дальше, тем больше хмурился старик. Услышанное ему почему-то не очень нравилось, и когда мой рассказ подошел к концу, стала понятна причина его недовольства.

– Меня это немного злит, – после долгой паузы каркающим голосом произнес шаман. – Духи никогда не пускали меня так далеко. И вчера остановили лишь у дверей, а ты прошел в самую глубину. Немножко обидно. – Тряхнув головой, он тут же сменил тон. – Ну да не нашего ума дело – судить решения древних духов. И главное, не вздумай сомневаться в этих видениях. Это не бред после отвара грибов и не сон после водки. Духи поделились с тобой сакральным. А значит, им появление здесь Злобы нравится не больше твоего. Используй этот дар с умом. Если ошибешься, духи могут и наказать. Знаешь, – совсем повеселел старик, – это даже хорошо, что меня не пустили за дверь. Меньше ответственности. А еще мне почему-то кажется, что ты рассказал не все, что помнишь.

Кикимору тебе в любовницы, старый пень. Впрочем, возможно, так оно и есть даже без моих пожеланий. Вопрос старика заставил напрячься, ведь понятно, что ответ он и так знает.

Старик рассмеялся лающим смехом.

– Ты ненамного моложе меня, пришелец, но все еще не разучился краснеть. Это хорошо, постарайся и дальше сочетать мудрость с искренностью. Да, моя внучка приходила к тебе ночью. Это и было первой частью твоей платы за мою помощь.

– В смысле? – только и смог выдавить из себя я.

– Мне больше двухсот лет, видок, – устало произнес старик. – И проживу я еще долго, но уже не как человек. Скоро я перестану узнавать даже родную внучку. Двадцать лет назад моя дочь сделала ошибку и вместо мальчика родила девочку. А женщина не может стать слугой Бая Байаная. Духи леса и зверей не примут ее. Поэтому мне нужен наследник от сильного мужчины. Древние духи открылись тебе, признав твою силу. Лучшего кандидата мне уже не найти. Не успею.

Ну что же, благодаря мировоззрению из прошлой жизни роль донора семени не такая уж позорная участь, да и подобная цена за важные сведения не кажется чрезмерной, но расслабляться не стоит. Там ведь была еще и вторая часть.

– Вы сказали о том, что я рассчитался только наполовину.

– Да, – посерьезнел шаман. – Жаль, но я не смогу вырастить и воспитать внука здесь. Это сделаешь ты. Вырастишь его и в десять лет отдашь в ученики шаману Барасхану, что живет на великой реке-Отце, которую вы называете Амуром.

– Даже не знаю, – неуверенно сказал я, ощутив себя идиотом из сказки, обещавшим чудищу отдать своего первенца.

– Не вздумай перечить! – прорычал внезапно изменившийся шаман.

Теперь я действительно верю, что до схода с «нарезки» ему осталось не так уж долго. Но при этом чувствовалось, что старик не угрожает мне, а скорее предупреждает.

– Это воля духов. То, что зародилось здесь, под их взором, должно вернуться сюда и занять свое место. Не думай, что сможешь убежать с сыном. Найдут даже на краю света.

Кикимору мне… даже не знаю в качестве кого. Мне бы вообще определиться, как относиться к этим угрозам. Да и ощутить себе потенциальным папашей как-то не получалось.

Но, похоже, ответа от меня никто и не ждал. Старый шаман продолжил вещать:

– Заодно приглядишь за внучкой. И не надо морщиться. Поверь, тебе она нужнее, чем ты ей.

Ага, а это уже из другой сказки, когда тесть или теща с надменным видом вещают бедолаге-жениху о том, как ему повезло украсть у них сущий клад, причем независимо от внешности и личностных качеств самого «сокровища».

Мысль послать здесь всех к лешему и отбояриться от внезапно свалившейся ответственности конечно же мелькнула. Но сразу же пришло понимание, что при таком подходе из леса меня попросту не выпустят. Тот же леший с радостью откликнется на просьбу шамана. Правда, мои доходы позволяют взять шефство над сотней таких девиц, даже с приплодом. Да и не оставлять же ее со стариком, который вот-вот повредится кукухой и может попросту сожрать внучку. Причем в прямом смысле этого слова. Насколько я понял, дед является беролаком.

Несмотря на то что небосклон все еще был усеян россыпью звезд и до рассвета оставалась как минимум пара часов, старик не стал терпеть меня дольше положенного. Мало того, я чувствовал, что и внучку свою он поторапливал со сборами, словно желая избавиться от нее как можно скорее.

В итоге пришлось заморочиться с комплектацией груза на лошадке. Бедная животинка смотрела на меня с немым укором. Мне даже на мгновение стало жаль ее. Благодаря парочке резковатых советов старика объемные узлы «приданого» разместили перед седлом. Намию пришлось усадить в седло, а мне – пристраиваться сзади.

Похабники, может, и пошутили бы насчет этого факта, но на деле все не так приятно, как кажется. И в седле-то я сидел без особого удовольствия, а за ним, на расширяющемся крупе да с постоянной угрозой съехать вперед и повредить самое сакральное о заднюю седельную луку – вообще упражнение на грани пытки.

Проблем с возвращением по ночному лесу не было вообще. Лошадь, как только мы закончили возиться на ее спине, уверенно двинулась между деревьев.

Ни напутственных слов, ни махания платочком не случилось. Но, судя по всему, никто и не ждал подобного. Намия сидела тихой мышкой и даже взгляда не поднимала. Но меня подобными перформансами уже давно не обманешь. Хватило короткого взгляда, которым меня наградила внучка шамана в момент сборов. Так опытный покупатель осматривает коня на базаре.

В общем, просто не будет. Хотя я как раз тот конь, на которого где сядешь, там и слезешь. Так что паниковать вроде рано, да и под венец меня вряд ли кто потянет.

Уверенность лошади пусть и смутила меня немного, но, как оказалось, имела под собой твердую почву. Уже через десяток минут я увидел впереди отблески костра и услышал знакомые голоса.

Сохатый вырос рядом с лошадью, словно лесной дух. Причем вздрогнул я один. Даже чуткое и пугливое животное лишь тихо всхрапнуло, но резких движений делать не стало. Характерник ласково погладил лошадку по морде и, взяв под уздцы, повел к костру. Большая часть казаков спала, а переговаривались лишь урядник, Эргис и Сомов-старший.

– Вот, Эргиска, учись, как надо на охоту ходить, – со смешком заявил бывалый казак. – Это ты из леса то тушу приволочешь, то грибы всякие непотребные, а его высокоблагородие вон какую кралю добыл, да еще и с приданым.

Повинуясь приказу урядника, Эргис и еще один только что разбуженный казак бросились помогать нам спешиваться. Хотелось бы показать норов и отказаться от помощи, но неудобная езда перенапрягла ноги, и я чуть не свалился на землю. А вот сахалярка спрыгнула сама, да так лихо, что вызвала уважительный присвист казачка.

Ну, раз так, то выключим-ка мы на время джентльмена, и дальше сия особа поедет уже позади седла.

Наше появление окончательно пробудило остальных участников отряда, и они тут же начали хлопотать у старого кострища. Казаки принялись готовить завтрак.

Судя по всему, за меня они не очень-то переживали, и ночных поисков никто не проводил. Можно было бы поразмыслить над причинами, но проще всего спросить:

– Эргис, вы ведь меня ночью не искали?

– Нет, ваше высокоблагородие. Ойуун прислал Сохатому видение, что с вами все в порядке и утром вы явитесь сами.

– И вы просто разожгли костерки и устроили пикник? – чтобы унять зародившийся гнев, пришлось приложить волевое усилие. Договаривал я более спокойно и обращался уже не к сахаляру, а к уряднику. – А то, что меня там могли на куски порезать, вас особо не волновало? Видение он им прислал!

Смутить казацкого урядника было не так-то просто, но некоторую вину он за собой явно чувствовал.

– Виноват, ваше высокоблагородие, – без особенного рвения ответил казак. – У местного шамана репутация мирного, и раньше он свои слова не нарушал. Ежели бы с рассветом вы не появились, мы бы эту рощицу по бревнышкам разобрали. А ночью в туман Сохатый соваться не велел. А он знает свое дело туго.

В чем-то был прав я, а в чем-то – урядник, так что, посмотрев друг другу в глаза, решили разойтись без претензий и обид. Завтрак провели в молчании и точно так же принялись собираться в обратный путь. Но урядник все же решил проявить заботу.

– Черешня, – окликнул он молодого казака, – отдай барышне своего коня. Поедешь с Лыкиным.

Казачку такой приказ явно пришелся не по нраву, но спорить с командиром он не стал. А после благодарственной улыбки Намии так вообще расцвел и выпятил грудь колесом, за что и получил подзатыльник от одного из старших товарищей.

Собрались быстро и шагом двинулись по тропинке. Все в этой жизни познается в сравнении – оценить удобство седла мне удалось только после езды без оного. В общем, я был благодарен уряднику за заботу и окончательно простил ему бездействие и безразличие к моему исчезновению.

В Якутск мы вернулись к одиннадцати часам и сразу поехали в крепость. Увы, пока это единственное место, где я могу чувствовать себя в относительной безопасности. Почему в относительной? Да потому что нужно еще убедить войскового старшину в том, что я не сошел с ума и все мои доводы не являются плодом нездоровой фантазии.

И все же, чуть подумав, я не стал спешить к нему с разговором. У ворот острога попросил урядника отправить пару казаков в монастырь с коротким посланием. Сам же проводил Намию в отведенную мне комнату.

– Пока побудешь здесь, – отреагировал я на то, как она осмотрела помещение. – Чуть позже попрошу местное начальство выделить тебе отдельное жилье.

– Мне и тут нравится, – на практически чистом, даже лучше, чем у Эргиса, русском ответила девушка.

– Ты хорошо говоришь по-русски. Где научилась?

– Когда у меня пошла первая кровь, – совершенно не стесняясь, пояснила сахалярка, – дед отправил к родичам в становище, чтобы там научили, как быть женщиной. Женой у вождя рода была вдовая казачка. Она и научила всему, что знала, и русскому – тоже. А еще я просила торговцев, покупавших у деда травы, привозить русские книги и газеты. Так что не такая уж дикарка досталась тебе, муж мой.

Мне показалось или в обращении была припрятана изрядная доля издевки? Ничего, позже разберемся, кто кому кем приходится и какие права имеет. Но это после – когда бедлам закончится и если мы вообще выживем.

Всплывшее раздражение наконец-то позволило мне ухватить мысль, мучившую последние минут двадцать. Кикимору мне в тещи, а где Чиж?

Все досужие размышления тут же вымело из головы, и я почти бегом отправился к воротам.

– Ты не видел тут паренька лет пятнадцати? – с ходу спросил я у молодого казака, скучавшего на посту.

– Осипку, что ли? – уточнил казак.

– Его самого.

– Так в карцере сидит.

– С какого это лиха? – опешил я от подобной новости. – Я же договорился о его приходе.

– Так мы и встретили, чин по чину. Даже накормили огольца. Шустрый у вас помощник, страсть прямо. Даже слишком. Когда вы к вечеру не вернулись, он все порывался уйти, но такого приказа от вас не было. Сначала просто отговаривали, а когда вздумал бежать через стену, словили и связали.

– А вязать-то зачем? – удивленно спросил я, успокоившись за судьбу воспитанника.

– А чего он кусается? – хмыкнул казак. – Дядька Митрофан за такое дело вообще хотел его высечь, да урядник не дал.

– Не подскажешь, где у вас карцер?

– Да вон, прямо в стене дверца. Там и арсенал, и карцер.

Странное, конечно, сочетание, но не мне судить.

Быстро дойдя до указанного места, я поинтересовался у стоявшего там на посту казака, нужно ли чье-то разрешение, чтобы вызволить своего помощника. Оказалось, что достаточно моего желания.

Внутрь меня ожидаемо не пустили, но уже через пару минут Чиж сам вышел. Вид он имел соответствующий – без пояса и с непокрытой головой. Да еще и физиономию состроил, словно у декабриста.

Пожитки он пока сжимал в руках.

– Ты что ж это, террорист недоделанный, кусаться надумал? – встретил я воспитанника с наигранным укором.

– Пусть спасибо скажут, что кинжалом не пырнул, – угрюмо ответил Чиж.

Ну да, этот может. Впрочем, он достаточно разумен, чтобы не делать подобных глупостей, да и казаки тоже ребята тертые. Вон как лихо спеленали парня, а это, я вам скажу, задачка не такая уж простая.

– Тебе сегодня кормили?

– Да, – явно поборов в себе желание соврать, ответил Чиж. – Но я бы еще поел.

– Ну, тогда пошли в столовую и попросим добрых тетенек покормить нас, если есть чем.

Для его высокоблагородия и «бедняжечки» Осипа нашлось, причем много, вкусно и даже с изыском – строившего из себя жертву Чижа угостили шоколадкой из офицерского пайка. Похоже, местные поварихи были на стороне задержанного. И не дай бог у них появится зуб на укушенного казака. В условиях казармы недовольство поварих может дорого стоить.

– Как освободишься, найдешь того, кого укусил. Извинишься и с поклоном поднесешь двадцать рублей.

– Так он сам…

– Не беси меня, – прорычал я на возражение воспитанника.

– Хорошо, – буркнул он и, чтобы не сболтнуть лишнего, запихнул в себя полную ложку каши.

После активной фазы обеда мы принялись обсуждать дела. Чиж отчитался по заданию, хотя его информация уже устарела. Как я и предполагал, около года назад с губернаторшей случились определенные перемены. Это произошло аккурат после болезни, которую вылечила какая-то старая шаманка. По мнению наблюдателей, нахождение на грани гибели изменило женщину, и она бросилась во все тяжкие, чтобы потом не жалеть о бездарно упущенной жизни.

Что за наблюдатели? Так все те же – служанки, истопники, посыльные и повара с поварятами. Особенно последние – народ мелкий, шустрый и очень глазастый.

Конечно, после вселения Злоба сменила всю прислугу в доме, но разве ж это поможет, особенно в городе? Чиж размотал эту историю через сильно пьющего угольщика, который даже не служил в резиденции. Просто доставлял уголь и дрова по всей улице. Он же поведал моему агенту рассказы знакомого дворника о том, как губернаторша превратила дом недавно умершего купца, что находился в конце той же улицы, в сущий бордель, где встречалась с разными полюбовниками. Количество и ассортимент оных впечатлил даже много видавшего оператора метлы и лопаты.

Только ошибся дворник в своих суждениях, вместо страстного секса посетители получали семена Злобы в грудную клетку, отдавая свое тело под чужой контроль.

От мысли, что сам мог попасть в эту ловушку, даже пробежал мороз по коже. Нет уж, фигушки, это тело занято, и соседи мне здесь не нужны.

Закончивший обедать Чиж притих за столом, не желая сбивать меня с мысли. Заметив это, я взъерошил его волосы и успокаивающе улыбнулся.

– Ладно, прорвемся. А сейчас пойдем покормим нового члена нашей странной семейки.

– Нового? – еще больше напрягся Чиж.

– Точнее, новую, – со вздохом добавил я. – Мне тут по случаю жену подбросили. Правда, не факт, что в Топинске она будет считаться таковой. Вряд ли власти воспримут повеление шамана как подтверждающий брак документ.

Осип от потрясения и удивления даже рот открыл, чего за ним уже давно не наблюдалось. Пока он переваривал новость, я договорился с поварихами, и за отдельную плату добрые женщины собрали обед для девушки. Думаю, после житья в лесу с дедом-беролаком выводить Намию, пусть и просто в столовую, будет преждевременно.

Увы, нормально познакомить Осипа с сахаляркой не получилось. Мы как раз шли из столовой с корзинками в руках, как в ворота влетела телега, на которой враскоряку стоял брат Иннокентий, воинственно размахивая кнутом. Похоже, казаки знали монаха, так что проводить экстренную остановку телеги не стали и просто пропустили ее внутрь. Но все же сумели не пропустить вглубь двора.

Увидев меня, инквизитор соскочил с телеги и ринулся вперед, словно в атаку. Особенно напрягало то, что с собой он прихватил какую-то дубину с полутораметровой рукоятью. Оную монах забросил на плечо, но как раз из такого положения удобно долбить супостата.

– Так, – быстро заговорил я, передавая свою корзинку Осипу. – Слушай боевую задачу. В отведенной мне комнате сидит девушка-сахалярка, зовут Намия. Познакомься, накорми и постарайся объяснить ей, кто ты такой, кто я такой и по каким правилам мы живем как в Топинске, так и вообще. Если не сможешь ответить на какие-то ее вопросы, дождитесь меня…

– Где одержимый! – едва не налетел на меня монах.

Хорошо хоть колотушкой своей не долбанул.

– Успокойтесь, брат Иннокентий. Все вам будет.

– Уж не вздумал ли ты шутковать со мной, полунечисть?

А это что-то новенькое. Неужели в церкви у видоков именно такая репутация?

Указав Чижу рукой на флигель, где его ждала сахалярка, я повернулся к монаху.

– Я похож на того, кто может так шутить? – В моем голосе зазвенел металл. – Имейте терпение, господин инквизитор, держать вас в неведении я не собираюсь. Но, чтобы не повторять дважды, предлагаю все обсудить в компании войскового старшины Засулича. Надеюсь, вы не станете возражать?

– Не стану, – ответил монах, все еще хмуря брови и играя желваками, отчего его бородища шевелилась как живая, но снизив агрессию в голосе. – То достойный воин и верный сын церкви.

Похоже, именно упоминание казака убедило инквизитора в моей серьезности. Если честно, он меня даже немного напугал. Ну не думал я, что упоминание об известном мне местонахождении одержимого взбудоражит инквизитора так сильно.

Боюсь даже представить, что у него там, в телеге, припрятано. Хватает угрожающего вида колотушки. Да и странная серая хламида с капюшоном, пошитая из грубейшего полотна, вызывала серьезные подозрения. Слишком уж нарочито грубой она выглядела, а еще поблескивала на солнце металлическими кольцами, очень искусно вплетенными в ткань.

Одарив друг друга настороженными взглядами, мы практически плечом к плечу направились в сторону казарм, на втором этаже которых находился кабинет войскового старшины.

К счастью, договариваться об аудиенции не пришлось. Мы даже до крыльца не дошли, как на нем появился встревоженный шумом Засулич.

– Что стряслось, Игнат Дормидонтович? – спросил он у меня, а затем настороженно добавил, глядя на монаха: – Брат Иннокентий?

– Здрав будь, казаче, – прогудел монах, к этому времени совершенно успокоившись.

Характер у него явно взрывной, но и настолько же стремительно отходчивый. Впрочем, других на его работу не берут. Не заводись он с полупинка, может, и подумал бы, соваться ли в зубы какой-нибудь твари. А ведь этот сунется без единой лишней мысли.

– Вот этот беспокойный вьюнош хочет поведать нам страшную историю об одержимых и другой мерзкой нечисти, с которой всем верным сынам церкви нашей следует бороться, не щадя живота своего.

Экий он пафос нагнал, но почему же мне тогда слышится слабо прикрытая издевка?

– Если хочет поведать, то мы послушаем, – с неменьшим скепсисом в глазах отреагировал войсковой старшина. – Только не здесь, а у меня в каморке.

Рассевшись вокруг стола Засулича, мы немного помолчали: я – собираясь с мыслями, а казак на пару с монахом – сверля меня нетерпеливыми взглядами.

Ну что же, не вижу смысла темнить и юлить.

Мой рассказ был предельно откровенным и начинался с приезда в Иркутск. О том, чем именно меня заманили в эту заваруху, я скромно умолчал, а все касаемо дела выложил без утайки. Когда закончил, снова воцарилась гробовая тишина, теперь уже по инициативе старших товарищей.

Первым не выдержал войсковой старшина:

– И ты предлагаешь прихватить губернаторшу, опираясь токмо на твой бред, навеянный отравой выжившего из ума шамана? – Его прищур не обещал мне ничего хорошего. – А ежели все это действительно бред и она ни в чем не повинна?

Я уже начал подбирать ответ, но тут пришла помощь, как говорится, откуда не ждали.

– А ежели нет? – прогудел монах. – То, что творится в твоем городе, казаче, мне очень не нравится.

– Только не надо вешать всех собак на меня одного, – возмутился Засулич. – Я тут не самая большая шишка. Вы как хотите, господа борцы с нечистью, но мое дело – порядок блюсти.

– Так и нужно соблюсти порядок, – с легкой подначкой сказал я, за что удостоился свирепого взгляда.

– Ты, молодой, не умничай особо. Лучше скажи, как собираешься заявиться к губернатору и сообщить, что хочешь арестовать его жену.

– А не будет никакого ареста, – спокойно ответил я и, подавив желание выдержать театральную паузу, продолжил: – Уверен, что у капитана дирижабля «Буревестник», что мается в вашей припортовой гостинице, есть прямое предписание от наместника в случае опасности хватать губернаторшу в охапку и бешеным стрижом лететь в Иркутск.

– И ты хочешь отправить проблему прямо наместнику? – хмыкнул монах.

– Никуда она не полетит. Без своих рабов Злоба как без рук. Так что начнет выкручиваться. Мы, как и приказано наместником, применим силу к неразумной бабе, а она начнет швырять нами об стену. И вот тогда кое-какие скептики отбросят сомнения и возьмутся за дело.

– Обещаю, – изрек инквизитор с абсолютно серьезной миной на бородатой морде. – Ежели хрупкая женщина пробьет тобой стену, я тут же примусь изгонять из нее демонов.

– А раньше никак? – поддержал я эту странную игру.

– Раньше – никак, – все так же невозмутимо ответил монах.

– А я подожду вас снаружи, – принял для себя эпохальное решение войсковой старшина.

В принципе, он вообще мог не лезть в эту свару и отсидеться в крепости, отправив с нами кого-нибудь из своих есаулов. Но такие люди в ответственные моменты в кабинетах не отсиживаются.

– Но одно условие, – все же решил настоять на своем войсковой старшина, – пойдем вечером.

– Почему не сейчас? – выдал свое нетерпение монах.

Он все больше и больше напоминал мне учуявшего дичь охотничьего пса. Не думаю, что мракоборец поверил мне на все сто, но бессмысленное сидение в монастыре и давящее ощущение неправильности происходящего в городе довело его до точки кипения.

– Потому что если намечается пробивание коллежскими асессорами стен, то волнение может выйти нешуточное. А мне не нужны ни шум в городе, ни пострадавшие обыватели. Вечером, да еще и в будний день, у нас принято сидеть по домам.