Текст книги "Прайм-тайм"

Глава 11

Не могу ждать больше ни минуты. Мне срочно надо проверить почту. На станции снова полетела система, и вчера вечером, когда мы уходили, ее еще не починили. Если компьютеры не заработают, я окажусь в информационной изоляции, грозящей серьезными последствиями.

Знаю, сейчас я должна наслаждаться горячей водой, омывающей мои волосы, и массирующими движениями пальцев Мари-Розины. Кокосовым ароматом щедро вылитого мне на голову шампуня. Но если для любой нормальной женщины все это сплошное блаженство, то для меня – плановое техобслуживание, и после стольких лет работы на телевидении поход в салон видится мне таким же притягательным, как замена масла. Я обязана проходить процедуры мытья, кондиционирования и сухой сушки трижды в неделю, а защиты от седых волос – каждую пятую субботу. Каков мой настоящий цвет волос? Понятия не имею.

Пока Мари-Розина оборачивает мои волосы белым махровым полотенцем, я тайком подбираюсь к своему «Блэкберри».[36]36
  «Блэкберри» – современный бизнес-смартфон.


[Закрыть] Может быть, Франклин разузнал что-нибудь насчет Мэка Бриггса.

Меня зовут Чарли, и я трудоголик.

Пара быстрых нажатий, и я онлайн. Сегодня выходной. Но на носу ноябрь, а у нас до сих пор не готов сюжет, и… я своими глазами вижу то, чего не может быть.

Мне пришло письмо от покойника.

Мой мозг силится осмыслить происшедшее. Опечатка? Глюк?

Прокручиваю вниз, читая так быстро, как могу, и до сих пор не могу понять, как можно получить письмо от человека, которого – по вчерашним сведениям, добытым в полиции Вермонта, – со дня на день должны закопать в землю. Однако что есть, то есть – в строке отправителя значится Мэк Бриггс.

Шмыгаю в массажный зал, надеясь уединиться хотя бы ненадолго. Присев на столик, накрытый скатертью, возвращаюсь в начало экрана и жадно поглощаю мерцающие буквы. Это… шутка. Прикол. Розыгрыш.

«Мисс Макнэлли, – читаю я, – к этому времени вы уже получите коробку с файлами, которую мне прислал Брэд Форман. Он был моим студентом в Уортонской школе. Меня крайне удивила его посылка, потому что до этого мы много лет не общались».

Прислоняюсь к стенке, подложив розовую стеганую подушку под голову, завернутую в полотенце. Подношу к глазам смартфон и продолжаю читать, вдумываясь в каждое слово.

«Вот почему я пишу вам это письмо: мне надо было сразу упомянуть о том, что, по словам Брэда, он искал возможности снижения процентной ставки по закладной и, очевидно, наткнулся на некие сходства в предложениях по рефинансированию».

Резко вскакиваю и вынимаю телефон. Надо связаться с Франклином. Напарник отвечает после второго гудка, и не успевает он поздороваться, как я тут же выкладываю последнюю новость.

– Спам, – слышится его возбужденный голос через потрескивание микрофона. До меня доносится кликанье мышки – Франклин сидит дома за компьютером. – Это про спам. Читай дальше, – велит он.

Но мне не дает продолжить стук в дверь – спустя секунду в комнату заглядывает пышная дама с крашенными хной волосами, в черном рабочем халате. У нее в руках стопка полотенец и оранжевая бутыль с массажным маслом.

– Вы Нэнси на полдвенадцатого? – спрашивает она будто бы с французским акцентом.

Мерде.[37]37
  Дерьмо (фр.).


[Закрыть]

– Нет, – уверенно отвергаю ее услуги. Уйди.

Уйди отсюда. – Это не я.

Она захлопывает дверь. По всей видимости, мне не дадут долго находиться в этом убежище, пропахшем розмарином.

– Шарлотта? – окликает меня Франклин. – Ты здесь?

– Ага, извини, – отзываюсь я. – Дай я дочитаю тебе сообщение. «Брэд не объяснил как сле дует, а только попросил меня самостоятельно про ведать обстановку, не руководствуясь его догадками. Он отправил мне те номера – как я понял, отсылки на Библию. Мне показалось, что на него как будто давили со стороны, что он был чем-то напуган, но я могу ошибаться».

Слышу, как Франклин печатает и кликает мышкой.

– Ты меня слушаешь? – раздраженно спрашиваю я. – Ему казалось, что Брэд чего-то боялся, ты понимаешь?

– Я слышал, – отвечает Франклин, – но прежде всего мне нужно показать тебе то, что я только что нашел. Через сколько ты сможешь быть у меня?

Правило, которому не учат на факультете журналистики: «Помашите ручкой субботе. На телевидении не бывает выходных».

Держась за перила из кованого железа, поднимаюсь по ступеням крыльца к дому Франклина и три раза нажимаю на кнопку домофона. Франклин впускает меня в шикарный вестибюль и через мгновение открывает передо мной дверь своего жилища. Когда я захожу в его кабинет, в полосатой шерстяной шапке – первое, что попалось под руку в «Гэпе»,[38]38
  «Гэп» – американский магазин одежды.


[Закрыть] – под которой спрятаны не успевшие высохнуть волосы, Франклин ссутулившись сидит перед компьютером за антикварным деревянным бюро.

– Покажи мне остаток письма, – приказывает он мне, не утруждая себя приветствием. – А потом увидишь, что я нашел.

Вешаю пальто на дверь, вынимаю «Блэкберри» и открываю имейл Бриггса. Если он, конечно, от Бриггса.

– Такое вообще… возможно? – спрашиваю я, протягивая Франклину смартфон.

Тот едва ли не выхватывает его у меня из рук. Судя по его лицу, теперь он так же обескуражен и взволнован, как я.

– Сядь, – командует Франклин, указывая на хитроумную конструкцию из хрома и кожи, отдаленно напоминающую кресло, – должно быть, выбор Стивена. – Дай мне дочитать. Отличная шляпка, кстати. Как раз в твоем стиле.

– Ладно, только читай вслух, – настаиваю я, пропустив мимо ушей подкол с шапкой. – С того места, где я остановилась. Судя по всему, Бриггс отправил письмо прямо перед аварией.

– Ага, – мрачно подтверждает Франклин. – В общем, он пишет: «Я должен предупредить вас об опасности, потому что Брэд просил рассказать ему, если мне будет кто-то звонить». – Франклин откидывается на спинку эргономичного кресла для работы, медленно вращаясь на нем в разные стороны, затем продолжает читать: – «Прежде чем я успел спросить Брэда о том, что его беспокоит, он был убит. Может быть, вам удастся продвинуться в этом деле. Если я могу чем-то помочь, обращайтесь. Вы знаете, где меня найти. С искренними пожеланиями, МК Бриггс». – Франклин поднимает взгляд, – Все. Немного помедлив, произношу:

– И полагаю, мы действительно знаем, где его найти.

– Ага, – кивает Франклин. – В морге.

– Два одинаковых комплекта документов. – Загибаю пальцы. – Две автокатастрофы. Двое погибших. Все это должно быть как-то связано, – говорю я. – Так?

Франклин указывает на монитор с открытой веб-страницей.

– Помнишь, я хотел тебе кое-что показать? – отзывается он. – Все это, – продолжает он, тыкая пальцем в экран, – спецкурсы, которые вел Мэк Бриггс в Уортонской школе. И смотри, – добавляет он. – Все они касаются фондового рынка. Правила и положения, практические методики и инструкции, законодательство по ценным бумагам. Так что, судя по всему, Брэд подозревал кого-то в чем-то нехорошем или незаконном и решил, что Бриггс сможет это подтвердить. – Франклин в задумчивости медлит. – Тут должно быть что-то связанное с фондовым рынком.

И внезапно мне будто бы удается увидеть другую сторону медали.

– Или, – нарочито медленно выговариваю я, – это может быть чем-то вроде… проверки? Что, если у Брэда была какая-то схема быстрого обогащения? А на ком ее проверить, как не на старом, умудренном опытом профессоре экономики. Посмотреть, купится ли он. Франклин вскидывает брови:

– Думаешь?

– А это значит, – продолжаю я, и мое беспокойство растет, – что Брэд, возможно, был не доносчиком, защищавшим интересы налогоплательщиков, а, наоборот, промышлявшим на рынке ценных бумаг воришкой. И он испробовал свою схему на Бриггсе – просечет тот или нет. Если бы такой опытный эксперт купился, то Брэду бы нечего было волноваться, остальные бы точно ничего не заметили.

– Возможно, ты права, – соглашается Франклин. – Вот это затея, а?

Стучусь затылком о гладкое изголовье кресла. Я разочарована и подавлена.

– О да, затея та еще, – произношу я. – Все эти поиски, эта бессмысленная электронная переписка, таинственный Мэк Бриггс. Безутешная вдова Мэлани. Проклятая «Миранда». Все это лишь глупые проделки безразличной Вселенной или нежелательные последствия убогой сорвавшейся схемы.

– Может быть, – неохотно соглашается Франклин. – Помнишь, Брэд и Мэлани испытывали трудности с деньгами. Возможно, Брэд, неудачливый предприниматель, пытался спасти семейный дом и свой брак.

– Значит, автокатастрофа была всего лишь автокатастрофой, – медленно произношу я. – Или даже действительно самоубийством. – Я умолкаю, и осознание последствий свинцовым грузом сворачивается внутри моего живота. – И, как венец всего, одна помешанная на тайных сговорах репортерша-карьеристка, отчаянно высасывающая нечто из ничего.

– Шарлотта? – Франклин с любопытством наблюдает за моей драмой. – Эй, ты, Камилла.[39]39
  Камилла – героиня трагедийного произведения А. Дюма-сына «Дама с камелиями», по которому в США был снят фильм «Камилла» (1936; реж. Д. Кьюкор) с Гретой Гарбо в главной роли.


[Закрыть] Хоть раз в жизни признай, что стакан наполовину полон.

Я картинно повожу веками, старательно изображая Гарбо.

– Сачэм? – вопрошаю я. – Мы обрэшэны.

– Догадка о том, что Брэд мог придумать рыночную схему, похожа на правду, – убедительно рассуждает Франклин, – но, может быть, все не так. Посмотри еще раз, какие курсы вел Мэк Бриггс. – Он двигает курсор вверх-вниз по экрану. Тут нет ничего ни о рыночных тенденциях, ни о прогнозировании цен на акции.

Щурясь, проглядываю список из-за плеча Франклина.

– И что?

– Посмотри внимательно, что он читал, – говорит Франклин. – Законодательство по ценным бумагам. – Он оборачивается ко мне. – Это касается не самого Брэда, а компаний в его документах.

– Спасибо, что пытаешься меня успокоить. – Я отстраняясь от компьютера. – Но мне все еще кажется, что все дело в отчаянной материальной нужде Брэда. Может, он заполучил информацию, взломав электронный ящик Расмуссена, а? И решил выгодно обменять ее на быстрые деньги рынка ценных бумаг.

– Ну, тогда бы это была незаконная инсайдерская торговля, – отвечает Франклин. – И он не стал бы задействовать Бриггса, чтобы понять, можно ли играть на бирже, руководствуясь украденной информацией, в которой содержится указание на хороший день для купли-продажи. В наши дни любой подросток знает, что это невозможно. Марта Стюарт,[40]40
  Марта Стюарт – ведущая и бизнесвумен, с именем которой связан известный финансовый скандал: воспользовавшись закрытой информацией о близком крахе компании, обладательницей акций которой была Стюарт, она продала их, получив большую выручку. Дело раскрыли, и Стюарт посадили в тюрьму.


[Закрыть] все дела.

Внезапно в кабинете Франклина становится так тихо, что слышно жужжание компьютера, грохот трамвая на нижней улице и музыкальная мелодия, играющая у соседей сверху.

Вынимаю из сумки спам Брэда и аккуратно раскладываю бумаги на коленях.

– Франклин? – говорю я, бессмысленно уставившись на стеллаж, забитый дисками с классической музыкой. – Повтори-ка еще раз?

Он, кажется, озадачен.

– Про Марту Стюарт?

– Перед этим. – Я оборачиваюсь и смотрю на него.

– Да не важно. – Он почесывает затылок. – Я сказал, что если бы Брэд использовал информацию, полученную путем взлома электронного ящика Расмуссена, тогда это была бы инсайдерская торговля.

– Ага, – стараюсь говорить спокойно. – А потом?

Теперь Франклин уже выглядит так, словно я совсем рехнулась.

– Я сказал… ему незачем было бы спрашивать, можно ли играть на бирже, руководствуясь украденной информацией, указывающей на хороший день для купли-продажи. Это противозаконно. Сейчас каждый знает об этом.

Бесчисленные библейские стихи медленно соскальзывают с моих коленей на пол, превращаясь в бесформенную груду у меня под ногами или залетая под стол Франклина. Я ничего не замечаю – потому что теперь мне кажется, я понимаю, что все это значит. По крайней мере, я, скорее всего, знаю, при чем здесь спам. Вот только понятия не имею, как это доказать.

Глава 12

Чем ближе к северу, тем быстрее приближается пейзаж за окном. Гигантские сосны становятся еще величественнее, а холмы вырастают в скалистые горы, живописно подпирающие ярко-синее небо. Судя по карте, это кратчайший путь на Вермонт, и я буду там уже через час. Вынимаю газетную статью, которую вырвала из сегодняшнего номера, и сверяюсь со временем. Все получится.

Стараюсь вобрать в себя чудесное утро Новой Англии, но солнечные лучи проигрывают в битве с застилающей небосвод черной дырой моего разочарования.

Джош. Так мне и не перезвонил.

И почему я жду, что миллионы зрителей станут слушать мои новости, доверять мне, если даже я сама себя не слышу. Я ведь понимала, что нельзя влюбляться. Но ведь я не собиралась ни с кем знакомиться, я просто выполняла свою работу. И нет моей вины в том, что объект интервью оказался столь привлекателен. И умен. И мил. И одинок.

С каждым новым воспоминанием злюсь все сильнее. Роюсь в сумке в поисках жвачки.

Ведь я определенно не делала ничего такого, чтобы побудить Джоша пригласить меня на свидание. Моя гневная тирада набирает обороты с каждым пузырем из «Чиклетс» без сахара. Это не я выдвинула теорию падающих звезд.

Навстречу мне прямо по разделительной линии мчится тюнингованный автомобиль с откинутым верхом – боже, ведь октябрь на дворе – и, визжа шинами, сворачивает на съезд с главной дороги. Сердце стучит как бешеное. Если бы я разогналась чуть сильнее или мой водительский стаж был менее внушительным, то пришлось бы мне стать жертвой какого-то психа на спортивной тачке с кризисом среднего возраста. И кончить как Брэд Форман, невольно думается мне. В смятом «джипе» на трассе 128. В голове проносится видеоряд с места аварии, показанный в наших шестичасовых новостях: синие мигающие лампочки, распахнутые двери машины скорой по мощи, замершие в бессилии врачи и спасатели. Перевернутый белый седан Брэда – обугленный, с вывороченными дверями, разбитыми вдребезги стеклами. Раскуроченный. Только что это была машина, теперь – груда металлолома.

Голова все еще гудит, но мысль о чудесном спасении приносит облегчение. А потом я вспоминаю: Мэку Бриггсу не спастись не удалось. В письме Брэда было указано его имя. И мое. Следом мне приходит в голову, что никто не знает о моем местонахождении. Нужно связаться с Франклином.

Мне вспоминается и еще кое-что. Имя Джоша тоже было в том письме. Дорога резко затуманивается у меня в глазах, и где-то глубоко внутри начинает ныть недоброе предчувствие.

Опомнившись, смеюсь во весь голос. Ох уж эта старая, никогда не действовавшая отговорка – «Наверное, он не позвонил, потому что умер».

Да что со мной. Может быть, это я не права? Может, я просто уже так отвыкла от этих правил любовной игры, что ожидаю слишком многого в слишком короткие сроки?

Или, возможно, Джош просто боится. Думает, что я приняла его приглашение на школьный спектакль, только чтобы выведать у него что-нибудь еще о Формане. И теперь стесняется позвонить, потому что у такой известной персоны, как я, светящейся на телевидении, узнаваемой в ресторанах, обладательницы многочисленных премий, наверняка и без того насыщенная и занятая жизнь.

Ведь это он догадался насчет «Миранды» и даже выдвинул на этот счет любопытную теорию. Первый упомянул о Бриггсе и Расмуссене. Стало быть, по крайней мере, слушал меня, иначе как бы ему тогда запомнились эти имена?

Если. Только. Твою. Мать.

В окне мелькают дорожные знаки, а я тем временем в ускоренном режиме прокручиваю в голове разговор с Джошем, откидывая романтичные сцены. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, успеваю заметить выражение своего лица. Похожа на Красную Шапочку, которая только что увидела волка в бабушкиной кровати.

Я ни разу не называла при Джоше имени Уэса Расмуссена.

Тогда откуда он узнал про него? И зачем ему это нужно?

Мне не хватает воздуха. Не могу вести машину. Надо подумать. Надо остановиться. Смотрю на часы и высчитываю время: не успеваю. Нет времени ни останавливаться, ни паниковать.

Где-то я читала, что неопытным пилотам не разрешают летать ночью, потому что они не ориентируются, где верх, а где низ. Но некоторые нес частные, бывает, все же отваживаются: они летят, разрезая темноту, не видя линии горизонта, и даже приборы не спасают их от роковой дезориентации.

И сейчас, на бешеной скорости мчась к пункту назначения, я с легкостью понимаю их чувства. Неужели меня могли облапошить таким вот идиотским образом?

Вспоминаю подробности нашего вечера – и все моменты, когда безбожный манипулятор Джош, гроза честных, правдолюбивых репортеров, так заботливо пудрил мне мозги, выступают передо мной в ярких неоновых лучах.

Не знал о Мэке Бриггсе? Ну конечно, знал. Не знал о том, зачем Брэду понадобились цитаты из имейлов? Ну конечно, знал. Не знал, откуда берется спам? Разумеется, знал. Не знал, что произошло в «Азтратехе»? Не знал о том, что Брэд собирался донести на фирму? Да наверняка он в курсе всей этой истории, в чем бы она ни состояла.

В приступе злости на саму себя ударяю ладонью по рулю. Джош встречался с Брэдом на званом обеде, вспоминаю я. Возможно даже, обед был организован самим Уэсом Расмуссеном.

Холодею от полного и неотвратимого осознания того, что целью Джоша было выяснить, как много мне известно. А мне так… страстно хотелось романтики и ласки, что обмануть меня не составило труда.

Меня захлестывает презрение к себе, и я закрываю глаза, не отдавая себя отчета в том, что нахожусь за рулем и лучше бы смотреть на дорогу.

А вот и мой поворот.

Когда я подъезжаю к кладбищу, по узкой грунтовой дорожке мимо каменной плиты с надписью «Ивентайд»[41]41
  Сумерки (англ.).


[Закрыть] медленно ползет длинная вереница машин, вздымающих клубы песочной пыли. Пристраиваю «джип» в конец линии и, отделавшись от угрызений совести, включаю дальний свет.

Это похоронная процессия в память Мэка Бриггса, и я только что к ней присоединилась.

Одна за другой машины выруливают к месту парковки под поросшим травой холмом. Вдали виднеется темно-зеленый тент на металлических столбиках, а под ним ряды складных стульев. Первоприбывшие гуськом шагают к местам для гостей. Мужчины, в солидных пальто, с непокрытой головой, стойко переносят мороз. Женщины, в шапках, закрывающих уши, укутанные в шали, печальны и серьезны, некоторые сжимают в руках букеты цветов или маленькие молитвенники. Маленький мальчик с игрушечным пожарным автомобилем в руках слегка спотыкается о гравий и хватается за руку рядом идущего мужчины. И у мальчика, и у взрослого на лице следы от слез. Стая серых птиц, грациозно порхая крыльями, пролетает над скорбящими и, плавно взмыв в небо, покидает безмолвное кладбище.

Сейчас самое время отправиться на парковку, но во мне неожиданно просыпается совесть, возмущенная моим намерением прошмыгнуть на похороны незнакомца. Она подвергает сомнению все мои цели и призывает на помощь моральные принципы, так что теперь я думаю только о том, как бы поскорее убраться отсюда. Это омерзительно – так вмешиваться в личную жизнь людей. Вот почему репортеров все ненавидят. Вот он, карающий, роковой билет в ад и вечное проклятие, который нельзя ни вернуть, ни обменять.

Но я еще могу спастись. Мне только нужно признаться в том, что я ошиблась. Я перепутала место, простите меня, я искала другую службу. Мне так жаль, всем пока, уже ухожу.

Но ведь надо же узнать…

Поднимаю взгляд и вижу, что работник кладбища указывает мне на свободное место. Подчиняясь ему, запираю здравый смысл в бардачок и вылезаю из машины.

Разместившись среди рядов складных стульев, стараюсь прятаться за старым кленом. Вроде бы меня никто не замечает, но проблема в том, что я вижу только спины людей, что никак не помогает мне в поиске подозреваемых.

Священник отрывается от Библии и обводит суровым взглядом собравшихся, осуждающе прищуриваясь. Гости встревоженно и печально переглядываются. И тут до меня доходит почему – у кого-то названивает телефон: сигнал приглушенный, но, все равно, какая, однако, невоспитанность и непростительное неуважение к бедному…

Шарю в сумочке, проворно откатываясь за дерево. Это мой телефон. С трудом пробравшись рукой через барахло в сумке, жму отбой, не глядя на определитель номера. Прекрасная работа, язвительно поздравляю я себя. Безупречно.

Прислоняюсь к дереву, переводя дыхание. После минутной паузы священник продолжает. Я жду, что какие-нибудь телохранители в черных костюмах выведут меня под белы рученьки и пустят кувырком с кладбищенского холма. И тогда все мои сбережения, включая накопления на пластическую операцию, пойдут в кошельки адвокатов и оплатят огромный штраф за незаконное проникновение на территорию.

Осторожно высовываюсь из-за дерева и озираюсь в поисках рыщущих поблизости охранников. Но священник уже склонился к книге, и, судя по всему, чтение подходит к концу. Гости, кажется, погружены в скорбь, и звонок мобильного им не помешал. Никаких вышибал на горизонте.

Подключаюсь к нестройному «аминь», после чего наблюдаю, как скорбящие подходят попрощаться с покойником, скрытым от их глаз под крышкой гроба. Я почти что в безопасности. Никакие судебные тяжбы с кричащими заголовками в прессе мне больше не грозят. Просто подожду конца похорон и притворюсь, будто ничего этого со мной не случалось. Да, никого из знакомых мне здесь заметить не пришлось, и это полный облом, но, по крайней мере, меня хотя бы никто не узнал.

– Чарли Макнэлли?

Ко мне приближается, аккуратно ступая по увядшей лужайке, усыпанной листьями, какая-то бабулька с кротким взглядом, которая знает меня по имени.

– Чарли Макнэлли, репортер с «Третьего канала»? – повторяет она.

Так и знала. Сейчас она начнет загонять мне про то, насколько лучше я выгляжу вживую, чем по телевизору, про то, что камера добавляет десяток лет и десяток килограммов, как будто я и сама об этом не знаю. Конечно, я признательна своим поклонникам, но нужно поскорее уносить отсюда ноги.

– Да? – Десять секунд. У нее есть десять секунд.

Бабуля не перестает улыбаться, однако возле нее маячат два прислужника в темных костюмах. Подозрительно похожие на кладбищенских вышибал, которых я так боялась. Эти типы окружают ее с двух сторон и наступают на меня, подобные упитанным роботам, запрограммированным на борьбу и защиту любой ценой.

Старческое благодушие исчезает из ее взгляда. Из-под полоски черного платка виднеется седина – это-то меня и сбило с толку. Однако теперь ее выдают слишком высоко поднятые брови и туго натянутая кожа. Нарисованное косметикой лицо ожесточается, а глаза превращаются в узкие щелочки, пронизывающие меня брезгливым взглядом.

Это явно не поклонница.

– Мисс Макнэлли, – с ледяной улыбкой произносит женщина. – Я Андреа Гримс Браун. – Роботов она мне не представляет.

Думай, думай, думай. Андреа Гримс… Тем временем она продолжает:

– Не знала, что вы были знакомы с Мэком Бриггсом. – Браун замолкает в ожидании ответа.

Андреа Гримс… Ну же, я ведь знаю это имя. Не могу вспомнить откуда. Тихонько отступаю в направлении «джипа», но Браун со своими поводырями увязывается за мной.

Наконец я внутренне собираюсь. Кто она вообще такая и с какой стати позволяет себе задавать мне вопросы? Я здесь репортер. И вопросы задаю я. Я вполне вправе находиться здесь. В каком-то роде. А лучшая защита – нападение.

Останавливаюсь и гляжу на нее сверху вниз.

– Я могу вам чем-то помочь? – Эта фраза вовсе ничего не значит, она просто часть моей беспроигрышной системы, которая поможет мне застать ее врасплох и выведать, что ей от меня нужно.

Не помогает.

Браун преграждает мне путь и продолжает допрос:

– Итак, вы знали Мэка Бриггса? И как вы познакомились?

Ничего, я тоже умею играть по этим правилам.

– Прошу прощения, – вежливо начинаю я, превозмогая себя. – Мисс… Браун, правильно? Вы подруга мистера Бриггса? Мои соболезнования. Может быть, вы хотите что-то поведать зрителям нашего канала? – Быстро вынимаю блокнот, словно собираясь записывать. – По поводу его безвременной кончины? – Пожалуй, мне отлично удается вписаться в стереотип репортера.

Она снова улыбается, напоминая удава из «Маугли», и постукивает молитвенником по ладони в золотой перчатке. Не знаю почему, но это выглядит поистине угрожающе – поверить не могу, что сначала приняла эту гадюку за добрую бабулю.

– Вам не нужен мой комментарий, мисс Макнэлли, – отвечает она. – На самом деле я даже уверена, что вы бы ни за что не хотели увидеть меня еще раз. Но на всякий случай сообщаю вам, что никаких комментариев вы здесь не получите. Ни по поводу Мэка Бриггса. Ни по поводу вашего приятеля Брэда Формана.

Открываю рот, порываясь спросить, откуда она знает о Брэде Формане, но жест ее руки повелевает мне молчать.

– Мисс Макнэлли, давайте побыстрее уладим это дело. Понятия не имею о том, что вы там о себе возомнили, но вы вообще ничего не знаете. Кроме того, позволю себе напомнить, мы очень близко дружим с владельцем вашего телеканала, и могу вас заверить, отношения со мной для мистера Максвелла Стерна Денекампа гораздо важнее работы любого репортера.

Снова пытаюсь возразить, однако властная рука вздымается и на этот раз.

– На этом у меня все, мисс Макнэлли, – произносит Браун. С этими словами она резко отворачивается и шагает прочь, сопровождаемая двоими вышибалами.

Топорная работа, решаю я. Какая-то ложно понятая психология. Угрожай мне потерей работы, запрети расследовать дело – и это только убедит меня в том, что тут пахнет хорошеньким сюжетом. А тогда мне уже и море по колено…

Море.

Перед моими глазами всплывает имя на папке Брэда. А. Гримс Браун. Исполнительный директор «Роджерс Челмерс энтерпрайзес». И совладелец «Миранды». Андреа Гримс Браун. Ну что ж, приятно познакомиться.

На моем лице тоже появляется гадкая улыбочка. Аккуратно продеваю карандаш в пружинку блокнота. Если я права в своих догадках, а я думаю, что права, то по этому поводу мне нечего сказать, кроме как: «Попалась, старушка».

Возвращаясь к машине, хвалю себя за решение поехать на похороны, которое уже именую храбрым и мудрым. Правда, теперь к куче непроясненных вопросов добавилась еще парочка. Были ли на похоронах остальные владельцы «Миранды»? Оборачиваюсь через плечо на толпу гостей и не верю своим глазам. Там – за моим деревом, за рядами складных стульев, за задними столбиками навеса – я замечаю знакомое лицо.

Это Джош.

Затаив дыхание, поворачиваюсь к нему спиной, надеясь, что он меня не заметил. Что он делает на похоронах Мэка Бриггса? Он говорил, что не знает Мэка Бриггса. Коварный, вероломный негодяй.

Оборачиваюсь с высоко поднятой головой, готовая дать ему отпор по всем фронтам, подключив едкий сарказм и уничтожающее безразличие. Я его раскусила.

– Ну что ж, – произношу я так же высокомерно, как продавщица в эксклюзивном бутике, – понятно…

Он ушел.

Слезы разочарования готовы брызнуть из моих глаз, но я не могу позволить векам опухнуть.

– Черт, черт, черт, – бормочу я, поворачиваясь обратно к машине. Мне угрожала злобная бабулька, меня обманул коварный школьный учитель, я сбита с толку, разочарована, и теперь еще бог знает сколько пилить до Бостона.

Только штрафа мне не хватало. Штраф? Ну все, черт возьми, это последняя капля. Вытаскиваю листок из-под «дворника», с тем чтобы скатать его в комок и бросить в черную дыру на заднем сиденье машины.

Но тут до меня доходит. Какие парковочные штрафы могут быть на похоронах. Бросаю взгляд на бумажку. Это не счет. Это записка от Джоша.

Кусая нижнюю губу, просматриваю нацарапанное на листке послание.

«Узнал твою машину. Найдется немного времени? Как насчет „Карноc-кафе“? На Главной улице, 135. Буду ждать тебя там. Д.».

Ну что ж. Это снимает вопрос о том, видел ли он меня. Даже и не подумаю идти туда. Даже несмотря на то что было бы интересно послушать, как он станет оправдываться. Захлопываю дверцу «джипа» и шарю в поиске карты. Ну, может, и загляну на минутку.

Заводя мотор и включая обогрев, невольно предаюсь воспоминаниям: мы с Джошем в этой самой машине, болтаем уже который час, глядя на звезды. В попытке стереть из памяти этот момент резко дергаю коробку передач, переключаясь на заднюю скорость. К солнцезащитному щитку прикреплена последняя вдохновляющая на подвиги открытка из тех, что прислала мне Мэйси, – фотография замка Золушки с подписью: «Когда-нибудь и ты найдешь своего Принца!» Как-то не верится в это. Мужчины. Ненавижу их всех.